, No 11. Дрянь. И вещь дрянь, и автор, очевидно, дрянной мужик. Хвалится и выпендривается на каждой странице своими знакомствами и способностями. Пижон от поэзии.
Прочитал Ю. Нагибина "Дорожное происшествие" и Е. Евтушенко "Ягодные места". Сильные вещи. Евтушенко пишет от сердца, но не как профессиональный прозаик. Чувствуется поэт.
23 ноября 1983 г.
Вчера меня приняли в Клуб молодых литераторов при Ленинградской писательской организации. Особенно высоко оценили рекомендацию А. Житинского. Честно говоря, было приятно. И до сих пор приятно. Как же! Уже есть официальный значок цехового братства. "Член Клуба..." и все такое прочее. Привел меня в этот самый КМЛ Аркадий Спичка. Я трясся от страха. Он сдал меня на руки заведующему клубом, бывшему сокурснику по Университету, со словами: "Принимай молодое дарование, едрена мать!"
Конечно, это все ерунда: писать за меня никто не станет. "Работать и работать!", - как поучал В. Конецкий. Он говорил немного другими словами, но в переводе на печатный язык звучит именно так: работать и работать!
Мы поставили выпивку. Какой-то нетрезвый поэт читал в нашу честь стихи.
19 декабря 1983г. Дома.
"Феномен" в "Авроре" печатать не будут. Редактор отдела прозы Невзглядова сказала, что будь повесть похуже, можно было бы. Но лучше не падать духом и искать своего издателя. И писать, писать, писать - брать редакционные баррикады количеством. Чтобы они, дескать, привыкли к моему имени. Отнес в "Неву". Невзглядова симпатичная тетечка. Женственная, и чувствуется - умна.
"Шут" вчерне готов, перепечатываю. Надеюсь до Нового года отпечатать первую редакцию, по сути - черновик.
27 декабря 1983г. Дежурю в ОТХ.
Вчера был в Лениздате у Спички. Давал читать свои рассказы. Ему понравился "Пропавший диплом". Советовал послать в "Лит. Россию". До "Невы" не дошел, потому что мы с ним и еще двумя литераторами пили сухое вино в его кабинете, а потом и водку. Но немного.
Аркадий - уникальный мужик. Литературный нюх, чутье, любит выпить, но не пьянеет, читал, по-моему, все, что написано, но не строит из себя всезнайки, держится со всеми ровно, на нужной в его должности дистанции. Славный мужик.
Адольф - бывший редактор "Ленинградского речника", его сняли за карикатуру, где у коровы вместо вымени была нарисована фига. Мужик бедствует, перебивается случайными заработками. Второй - тот еще типчик. Выгнали из "Вечерки" за выпивку. Служит референтом ген. директора снабженческой конторы. Но ведет себя так, словно он и есть генеральный директор, барин.
Утро. Спал сегодня с 3 до 7 утра. Встал, помылся снегом, сделал зарядку и выпил крепкого чаю. Вялость прошла. Стал выпускать парк на линию. Сейчас еду в электричке в Ленинград. У всех на лицах предновогоднее настроение читается. Везут елки. Думают о продуктах к столу. Хвастаются мандаринами, говорят, где купили горошек и майонез...
30 декабря 1983 г. ОТХ.
После общего собрания в гараже мы - четверо дежурных механиков собрались в нашем вагончике, выпили водки и дали, наконец, клички щенкам. Мальчика назвали Мухтаром. У него разноцветные глаза - голубой и темно-серый с бурыми крапинками. Девочку решили назвать Трешкой, по традиции. Факт присвоения кличек щенкам записали в журнал приема-передачи смен. Все равно его начальство не читает.
Мне, кстати, дежурить в ночь с 31 на 1-ое. Ольга собирается приехать ко мне на дежурство. На главной площадке будет дежурить отставной опер Володя Корытченко. Спросил меня, сколько я намерен принести выпивки. Он принесет шампанское и бутылку водки. Елки уже есть - шофера привезли. Будем с ним кооперироваться и справлять в нашем вагончике - здесь потише.
1 9 8 4 год
4 января 1984 года.
С ума сойти! Уже 1984 год.
Если верить собственному предсказанию, жить мне осталось два года. Кошмар! Еще ничего не успел сделать хорошего. Предсказание родилось так. В 18 лет я играл с ножом, и он угодил мне острием в линию жизни на левой ладони. Образовалась дырочка, превратившаяся позднее в нечто вроде шрама. На основании чего я сделал вывод, что таким образом Судьба дает мне понять, что половина прожита. Тогда это меня встревожило, но не очень. Впереди лежало еще 18 лет.
Сейчас, когда настроение плохое, печалюсь.
Кажется, все это было вчера. А прошло, пронеслось 16 лет! Ей Богу, как будто вчера я угодил ножом в ладошку. Шрама, кстати, сейчас не видно. Может, пронесет? Дай-то Бог.
1983 год дал мне известную свободу. Спасибо ему.
Написал повесть, несколько рассказов, печатались юморески и один маленький, но трогательный рассказик - "Двое". Что еще? Приняли в Клуб молодых литераторов. Обласкали В. Конецкий и А. Житинский. Конецкий потом, правда, отматерил за назойливость. Но с похмелья сделал это - я разбудил его телефонным звонком. Житинский дал рекомендацию в КМЛ.
Хорошо. Идем дальше. Написал, но не до конца отпечатал вторую повесть "Записки шута". "Написал" - громко и нахально сказано. Собрал кучу фрагментов и эпизодов, которые теперь сшиваю единой сюжетной нитью. Получается пока плохо. Много воды. Перепечатка рукописного текста неминуемо влечет за собой переделку. Иногда зависаю над абзацем в несколько строк на полчаса.
Убедился, что не умею организовывать свой рабочий день. И жизнь тоже. Много суеты. Отвлекают детали. Три выходных дня после суточного дежурства в гараже деваются неизвестно куда. Особенно, если болеет Максим, и они с Ольгой дома. А болеет он часто - насморк, простуды, кашель.
Ручейки гонораров весьма тонкие - 15-20 руб. в месяц.
Что было плохого в минувшем году? В основном, баталии бытового фронта идет притирка позиций с Ольгой. Это треплет нервы и лишает вдохновения. А так - ничего, жить можно. Правильно говорят: "Жизнь тяжелая штука. Но по сравнению с чем?".
8 января 1984г.
Я на дежурстве. Сторожа нет. Есть телевизор и два щенка неизвестной породы. Третий - Чапик - куда-то сбег. По смене мне его не передавали.
Бывший участковый милиционер Васька Козак, крепкий усатый западный украинец, долго не мог справиться с замком, матерясь с похмелья и сопя за тонкой дверью. Я его разбудил своим приходом. Около топчана стояли пепельница с окурками и бутылка с остатками водки. Полыхали жаром трамвайные электрические печки. Пахло луком. Я открыл дверь настежь и форточку.
Васька допил водку и закусил пахучей красно-коричневой колбаской.
- Брат привез, - похвастался он, с хрустом откусывая забранную в блестящую шкурку тонкую колбасину.
Общение с братом-украинцем сделало свое дело: Васька стал путать русские слова с украинскими. "Ну, сегодняшнюю сводку ты зробишь".
Васька собрал вещи, покряхтел, сунул мне руку - "До побаченя!" и уехал с цыганом Мишей на "Зиле". Миша был в бараньей жилетке, яловых офицерских сапогах и галифе. И в фетровой шляпе.
Ходил на 1-ю площадку к Володе Подпальному. Он пьет со сторожем Фомичем и механиком Иваном Исааковичем, финном. Пьют "за Рождество". Я отказался. Выпили одну бутылку, поговорили. Вторую. "Ну, этим делом не кончится", решили мы с водителем дежурного автобуса Юрой. И точно: когда я зашел к ним после обеда, они распечатывали третью.
Подпальный взялся критиковать мои рассказики, напечатанные в "Гатчинской правде" - "Должность" и "Досрочно".
- Если ты пишешь, то пиши хорошо, чтобы всем нравилось. Я ничего не понял. Слабые рассказы. Нет ни языка, ни орфографии, ни стилистики, да... Много ошибок - точки, запятые, тире...
Я было полез в бутылку: какие ошибки? Но вскоре плюнул и надулся. Искать в чужом пиру похмелья - незавидная участь.
Затем Подпальный обвинил меня в том, что я пишу за деньги.
- А за что надо писать? За картошку? - огрызнулся я. - Были бы деньги, а то копейки, на папиросы.
- О-о! Я вижу, ты тщеславный! - заулыбался снисходительно Володя. - Ты очень тщеславный!
Стали спорить, что такое тщеславие. Настроение упало. "Зря я приперся к ним."
- Что-то ты пожелтел, - продолжал Володя. - Наверное, питаешься плохо? Нет, мужику надо питаться хорошо. Передай жене...
Володя тяпнул, закусил куриной ножкой и стал пересказывать на украинском языке бородатую историю, выдавая ее за свою.
Иван Исаакович махнул рукой: "Тебе просто захотелось на своем языке побалакать. Мы, финны, когда выпьем, тоже начинаем..."
Окривевший Фомич, грузный, как пингвин, сидя на диване, рассказывал что-то свое, тоже с украинскими словечками.
- Во! Слушай, Дима! Запоминай, как надо писать для народа. Так и запомни, запиши: "Усе девки". Живая речь! Живое слово! Запоминай! Ах, как хорошо рассказывает! Здесь большой восклицательный знак! - Подпальный, как дирижер взмахивал рукой после ругательства Фомича. - А здесь - маленький... - плавно опускал он руку и блестел покрасневшими глазами.
Я сказал, что оставил на плитке чайник, и, вежливо попрощавшись, побрел на свою площадку по тропинке в снегу. Пытался подбодрить себя тем, что писательская стезя такова. Коль встал на нее - крепись. Сколько еще придется выслушать отзывов.
Щенки, когда я открыл дверь, бросились мне под ноги с визгом и попискиванием.
12 января 1984 г.
Дежурю в ОТХ. Позавчера был в "Неве", разговаривал с литконсультантом Б. Говорили о моей повести "Феномен Крикушина". Начал он с того, что впившись в меня немигающим взглядом следователя, спросил, что такое счастье в моем понимании. Я ответил, что в моем понимании, это состояние души и поинтересовался, как он понимает эту сложную морально-этическую категорию. Литконсультант бодро выпалил несколько цитат из классиков, но своего отношения к ним не проявил.
Побегав глазами, он спросил, какой бы сбывающийся рассказ я написал, будь на месте героя моей повести - Крикушина. "Не знаю", - сказал я. Он хмыкнул и стал делать замечания по тексту повести. Я записывал. Кое с чем согласен. Повесть он назвал грамотной, профессионально написанной, но не лишенной изъянов и промахов. Пообещал отдать ее Самуилу Лурье - сотруднику отдела прозы. Звонить тому не раньше, чем через месяц.
Разговор мне не понравился. Б. словно уличал меня в недоброжелательном отношении к происходящему в нашей стране. Особенно, когда я заметил, что правду почему-то не любят, предпочитая ей трескучую ложь.
- Боюсь, что с такими настроениями ваша повесть может не состояться, сухо сказал он. - Наше общество любит, ценит правду и стремится к ней. Да!
Потом я разговаривал по телефону с Яковом Липковичем. Мы когда-то вместе работали в ЛИВТе. Он болеет. Повесть хвалил, но сказал, что шансы ее напечатать: 50:50. Как повезет. Советовал ехать в Москву, обивать пороги редакций, пить, если потребуется, с нужными людьми, заводить знакомства.
- Старайтесь проникнуть в издательства. С писателями дружить хорошо, но они ничем вам не помогут.
И работать, работать, работать. С вершины его 60 лет я для него страшно молод, и все у меня впереди. "Года два-три, и вы, я думаю, добьетесь успеха, - подбодрил он. - Ищите свою тему..."
С Нового года вновь начал бегать по Смоленскому кладбищу. Когда бежишь по дорожкам и читаешь их названия, переносишься в прошлый век. Пошехонская, Первая Кадетская, Вторая Кадетская, Петроградская...
Пробегаю мимо могилы исследователя морей Вилькицкого и его сына, мимо могилы художника Маковского...
Отдышавшись, делаю зарядку и подтягиваюсь на турнике, который нашел меж двух стареньких берез. Пока только 5 раз. Позор!.. Хочу достичь десяти подтягиваний, как в недавние годы.
24 января 1984г.
Сегодня у Ольги день рождения. 27 лет. Подарил ей кеды. Хочу, чтобы она бегала вместе со мной. А Максимка бы гулял с нами в это время. Можно и по очереди бегать. Семья должна быть спортивной.
Приснился сон. Я - участник первой мировой войны, командир какого-то корпуса. Я - современный человек - попадаю в среду 1914 года и понимаю, что это шутка провидения, фантастический сдвиг в пространстве и времени.
Военные действия ведутся в Прибалтике. Хутора, узкоколейка, заросшая травой. Я хочу бежать, мне страшно, я понимаю бесперспективность войны. Летают аэропланы и сбрасывают железные стрелы. Они стаей впиваются мне в голову, но не глубоко - я вытаскиваю их. По узкоколейке едут солдаты кайзера, они сидят на танках - веселые, крепкие. Въезжают в тыл нашего корпуса. Паника среди командования. Мой зам отпросился домой в отпуск. Я понимаю, что это хитрость. Хочу спрятаться в погреб, но я на виду, все следят за мной. Невнятная мысль о большевиках, тяжелые взгляды солдат - я для них офицерская сволочь, спасающая свою шкуру.
Солдаты кайзера начинают сгонять народ в толпу, никто не сопротивляется, прибалты даже рады... Кошмар, одним словом.
27 января 1984г.
Забавные рассуждения Сергея Залыгина в "Известиях":
"В историческом плане русская классика явилась России и миру в одно безусловно чудесное мгновение: год рождения Пушкина - 1799, Гоголя - 1809, Белинского - 1811, Гончарова и Герцена - 1812, Лермонтова - 1814, Тургенева - 1818, Некрасова, Достоевского - 1821, Островского - 1823, Салтыкова-Щедрина - 1826, Толстого - 1828.
Одна женщина могла бы быть матерью их всех, родив старшего сына в возрасте семнадцати, а младшего - в сорок шесть лет.
Необыкновенное явление, вероятно, можно объяснить несколькими обстоятельствами: пробудившимся самосознанием России в войне 1812 года, а вслед за этим - социально-демократическим движением декабристов, которые не только воодушевляли новорожденную литературу своими идеями, но и принимали в литературной жизни того времени самое непосредственное и живое участие и, наконец, тем, что очень условно можно назвать определенным стечением обстоятельств культурного развития России..
Такие писатели, как Пушкин, Гончаров, Тургенев, Толстой, кроме исключительной природной одаренности, были, вероятно, и наиболее образованными людьми своего века.
...Гении это непредусмотренное "вдруг"! Их объясняют после них, при жизни - они величины неопределенные".
Горький, Маяковский, Есенин, Шолохов... Все? Где "Война и мир" 1941 года? Нет ее. Надо думать, пока. Хотя есть "В окопах Сталинграда". Зато много бытописателей: В. Маканин, А. Ким, В. Курчаткин, Р. Киреев, Бежин...
Правда, есть В. Конецкий и А. Житинский - писатели честные и острого взгляда.
Шолохов недавно умер. Похоронили в Вешенской. Последний из могикан?...
Сюжетик или эпизод. "Неразбериха".
Вскоре началась форменная неразбериха. Все замкнуло, закоротило, перепуталось.
Петров включал телевизор, а в унитазе водопадом шумела вода. Петров поворачивал рычажок газовой плиты - газ не шел, но зато в спальне загорался свет. Втыкал в розетку электроутюг - звенел замок. Но когда нажимал на кнопку звонка, надеясь проследить взаимосвязь двух электрических устройств, электроутюг не включался, а открывалась форточка.
Вскоре эпидемия неразберихи охватила подъезд No 3, а затем весь дом No 6 по Большой переплетной улице. Гущин из соседней квартиры с кряканьем выпивал стакан водки, морщился, занюхивал хлебом и огурцом и в продолжение получаса сидел в недоумении - ни в одном глазу! Петров же за стенкой неожиданно пьянел и скандалил с женой; но от него не пахло. Рябушкин из пятой квартиры съедал несвежий творог после соленых огурцов, а вегетарианец Костромин из двенадцатой всю ночь маялся животом, хотя питался весьма осмотрительно: сыр, кашка, тертое яблочко.
Доцент Сакин, к фамилии которого хохмачи-студенты прибавляли еще одно "с", в начале, заполночь возвращался домой, отговариваясь приемом экзаменов у вечерников, и ему верили, а фрезеровщика Кузьмина жена выгоняла из дома, подозревая супружескую измену. Честный фрезеровщик клялся и божился, что нигде, кроме садика с доминошным столом не был, бил себя в волосатую грудь, а потом зло сплевывал, надевал флотский бушлат и хлопал дверью. Правда, тут же возвращался и требовал трешку.
Сидорову давали под глаз, а у Иванова вспухал синяк размером с венгерскую сливу.
Творилось, черт знает что, в доме No 6 по Большой переплетной улице.
Казалось, нарушились все причинно-следственные связи, установленные людьми и природой.
Один врал, а краснел другой. Петров говорил на работе правду, называл вещи своими именами, но от него шарахались, шикали, махали руками и советовали поостеречься. Кусков лгал - о, как лгал Кусков! - и все знали, что он лжет, но красиво жали ему руку, одобрительно кивали, заносили его фамилию в разные важные списки, и он лгал дальше: мощнее, циничнее и смелее.
В доме No6 уже никто не удивлялся, если кастрюля с супом, поставленная разогреваться на плиту, покрывалась зимним инеем, и считалось за пустяк обнаружить в холодильнике ковшичек с кипящим молоком. Стоит ли обращать на такие мелочи внимание, если во время показа по телевизору известного детектива на экране появлялся водопроводчик Кузьмин, известный байбак и пьяница и манил пальцем Джигарханяна - главного преступника, соблазняя его на выпивку. И Джигарханян радостно бросал пистолет и, проклиная надоевшие детективы, шел за Кузьминым на задний двор пить маленькую. Дальше, правда, не показывали. Кузьмин же на расспросы жильцов отвечал, что может и пил вчера с Джигарханяном, но ничего не помнит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Прочитал Ю. Нагибина "Дорожное происшествие" и Е. Евтушенко "Ягодные места". Сильные вещи. Евтушенко пишет от сердца, но не как профессиональный прозаик. Чувствуется поэт.
23 ноября 1983 г.
Вчера меня приняли в Клуб молодых литераторов при Ленинградской писательской организации. Особенно высоко оценили рекомендацию А. Житинского. Честно говоря, было приятно. И до сих пор приятно. Как же! Уже есть официальный значок цехового братства. "Член Клуба..." и все такое прочее. Привел меня в этот самый КМЛ Аркадий Спичка. Я трясся от страха. Он сдал меня на руки заведующему клубом, бывшему сокурснику по Университету, со словами: "Принимай молодое дарование, едрена мать!"
Конечно, это все ерунда: писать за меня никто не станет. "Работать и работать!", - как поучал В. Конецкий. Он говорил немного другими словами, но в переводе на печатный язык звучит именно так: работать и работать!
Мы поставили выпивку. Какой-то нетрезвый поэт читал в нашу честь стихи.
19 декабря 1983г. Дома.
"Феномен" в "Авроре" печатать не будут. Редактор отдела прозы Невзглядова сказала, что будь повесть похуже, можно было бы. Но лучше не падать духом и искать своего издателя. И писать, писать, писать - брать редакционные баррикады количеством. Чтобы они, дескать, привыкли к моему имени. Отнес в "Неву". Невзглядова симпатичная тетечка. Женственная, и чувствуется - умна.
"Шут" вчерне готов, перепечатываю. Надеюсь до Нового года отпечатать первую редакцию, по сути - черновик.
27 декабря 1983г. Дежурю в ОТХ.
Вчера был в Лениздате у Спички. Давал читать свои рассказы. Ему понравился "Пропавший диплом". Советовал послать в "Лит. Россию". До "Невы" не дошел, потому что мы с ним и еще двумя литераторами пили сухое вино в его кабинете, а потом и водку. Но немного.
Аркадий - уникальный мужик. Литературный нюх, чутье, любит выпить, но не пьянеет, читал, по-моему, все, что написано, но не строит из себя всезнайки, держится со всеми ровно, на нужной в его должности дистанции. Славный мужик.
Адольф - бывший редактор "Ленинградского речника", его сняли за карикатуру, где у коровы вместо вымени была нарисована фига. Мужик бедствует, перебивается случайными заработками. Второй - тот еще типчик. Выгнали из "Вечерки" за выпивку. Служит референтом ген. директора снабженческой конторы. Но ведет себя так, словно он и есть генеральный директор, барин.
Утро. Спал сегодня с 3 до 7 утра. Встал, помылся снегом, сделал зарядку и выпил крепкого чаю. Вялость прошла. Стал выпускать парк на линию. Сейчас еду в электричке в Ленинград. У всех на лицах предновогоднее настроение читается. Везут елки. Думают о продуктах к столу. Хвастаются мандаринами, говорят, где купили горошек и майонез...
30 декабря 1983 г. ОТХ.
После общего собрания в гараже мы - четверо дежурных механиков собрались в нашем вагончике, выпили водки и дали, наконец, клички щенкам. Мальчика назвали Мухтаром. У него разноцветные глаза - голубой и темно-серый с бурыми крапинками. Девочку решили назвать Трешкой, по традиции. Факт присвоения кличек щенкам записали в журнал приема-передачи смен. Все равно его начальство не читает.
Мне, кстати, дежурить в ночь с 31 на 1-ое. Ольга собирается приехать ко мне на дежурство. На главной площадке будет дежурить отставной опер Володя Корытченко. Спросил меня, сколько я намерен принести выпивки. Он принесет шампанское и бутылку водки. Елки уже есть - шофера привезли. Будем с ним кооперироваться и справлять в нашем вагончике - здесь потише.
1 9 8 4 год
4 января 1984 года.
С ума сойти! Уже 1984 год.
Если верить собственному предсказанию, жить мне осталось два года. Кошмар! Еще ничего не успел сделать хорошего. Предсказание родилось так. В 18 лет я играл с ножом, и он угодил мне острием в линию жизни на левой ладони. Образовалась дырочка, превратившаяся позднее в нечто вроде шрама. На основании чего я сделал вывод, что таким образом Судьба дает мне понять, что половина прожита. Тогда это меня встревожило, но не очень. Впереди лежало еще 18 лет.
Сейчас, когда настроение плохое, печалюсь.
Кажется, все это было вчера. А прошло, пронеслось 16 лет! Ей Богу, как будто вчера я угодил ножом в ладошку. Шрама, кстати, сейчас не видно. Может, пронесет? Дай-то Бог.
1983 год дал мне известную свободу. Спасибо ему.
Написал повесть, несколько рассказов, печатались юморески и один маленький, но трогательный рассказик - "Двое". Что еще? Приняли в Клуб молодых литераторов. Обласкали В. Конецкий и А. Житинский. Конецкий потом, правда, отматерил за назойливость. Но с похмелья сделал это - я разбудил его телефонным звонком. Житинский дал рекомендацию в КМЛ.
Хорошо. Идем дальше. Написал, но не до конца отпечатал вторую повесть "Записки шута". "Написал" - громко и нахально сказано. Собрал кучу фрагментов и эпизодов, которые теперь сшиваю единой сюжетной нитью. Получается пока плохо. Много воды. Перепечатка рукописного текста неминуемо влечет за собой переделку. Иногда зависаю над абзацем в несколько строк на полчаса.
Убедился, что не умею организовывать свой рабочий день. И жизнь тоже. Много суеты. Отвлекают детали. Три выходных дня после суточного дежурства в гараже деваются неизвестно куда. Особенно, если болеет Максим, и они с Ольгой дома. А болеет он часто - насморк, простуды, кашель.
Ручейки гонораров весьма тонкие - 15-20 руб. в месяц.
Что было плохого в минувшем году? В основном, баталии бытового фронта идет притирка позиций с Ольгой. Это треплет нервы и лишает вдохновения. А так - ничего, жить можно. Правильно говорят: "Жизнь тяжелая штука. Но по сравнению с чем?".
8 января 1984г.
Я на дежурстве. Сторожа нет. Есть телевизор и два щенка неизвестной породы. Третий - Чапик - куда-то сбег. По смене мне его не передавали.
Бывший участковый милиционер Васька Козак, крепкий усатый западный украинец, долго не мог справиться с замком, матерясь с похмелья и сопя за тонкой дверью. Я его разбудил своим приходом. Около топчана стояли пепельница с окурками и бутылка с остатками водки. Полыхали жаром трамвайные электрические печки. Пахло луком. Я открыл дверь настежь и форточку.
Васька допил водку и закусил пахучей красно-коричневой колбаской.
- Брат привез, - похвастался он, с хрустом откусывая забранную в блестящую шкурку тонкую колбасину.
Общение с братом-украинцем сделало свое дело: Васька стал путать русские слова с украинскими. "Ну, сегодняшнюю сводку ты зробишь".
Васька собрал вещи, покряхтел, сунул мне руку - "До побаченя!" и уехал с цыганом Мишей на "Зиле". Миша был в бараньей жилетке, яловых офицерских сапогах и галифе. И в фетровой шляпе.
Ходил на 1-ю площадку к Володе Подпальному. Он пьет со сторожем Фомичем и механиком Иваном Исааковичем, финном. Пьют "за Рождество". Я отказался. Выпили одну бутылку, поговорили. Вторую. "Ну, этим делом не кончится", решили мы с водителем дежурного автобуса Юрой. И точно: когда я зашел к ним после обеда, они распечатывали третью.
Подпальный взялся критиковать мои рассказики, напечатанные в "Гатчинской правде" - "Должность" и "Досрочно".
- Если ты пишешь, то пиши хорошо, чтобы всем нравилось. Я ничего не понял. Слабые рассказы. Нет ни языка, ни орфографии, ни стилистики, да... Много ошибок - точки, запятые, тире...
Я было полез в бутылку: какие ошибки? Но вскоре плюнул и надулся. Искать в чужом пиру похмелья - незавидная участь.
Затем Подпальный обвинил меня в том, что я пишу за деньги.
- А за что надо писать? За картошку? - огрызнулся я. - Были бы деньги, а то копейки, на папиросы.
- О-о! Я вижу, ты тщеславный! - заулыбался снисходительно Володя. - Ты очень тщеславный!
Стали спорить, что такое тщеславие. Настроение упало. "Зря я приперся к ним."
- Что-то ты пожелтел, - продолжал Володя. - Наверное, питаешься плохо? Нет, мужику надо питаться хорошо. Передай жене...
Володя тяпнул, закусил куриной ножкой и стал пересказывать на украинском языке бородатую историю, выдавая ее за свою.
Иван Исаакович махнул рукой: "Тебе просто захотелось на своем языке побалакать. Мы, финны, когда выпьем, тоже начинаем..."
Окривевший Фомич, грузный, как пингвин, сидя на диване, рассказывал что-то свое, тоже с украинскими словечками.
- Во! Слушай, Дима! Запоминай, как надо писать для народа. Так и запомни, запиши: "Усе девки". Живая речь! Живое слово! Запоминай! Ах, как хорошо рассказывает! Здесь большой восклицательный знак! - Подпальный, как дирижер взмахивал рукой после ругательства Фомича. - А здесь - маленький... - плавно опускал он руку и блестел покрасневшими глазами.
Я сказал, что оставил на плитке чайник, и, вежливо попрощавшись, побрел на свою площадку по тропинке в снегу. Пытался подбодрить себя тем, что писательская стезя такова. Коль встал на нее - крепись. Сколько еще придется выслушать отзывов.
Щенки, когда я открыл дверь, бросились мне под ноги с визгом и попискиванием.
12 января 1984 г.
Дежурю в ОТХ. Позавчера был в "Неве", разговаривал с литконсультантом Б. Говорили о моей повести "Феномен Крикушина". Начал он с того, что впившись в меня немигающим взглядом следователя, спросил, что такое счастье в моем понимании. Я ответил, что в моем понимании, это состояние души и поинтересовался, как он понимает эту сложную морально-этическую категорию. Литконсультант бодро выпалил несколько цитат из классиков, но своего отношения к ним не проявил.
Побегав глазами, он спросил, какой бы сбывающийся рассказ я написал, будь на месте героя моей повести - Крикушина. "Не знаю", - сказал я. Он хмыкнул и стал делать замечания по тексту повести. Я записывал. Кое с чем согласен. Повесть он назвал грамотной, профессионально написанной, но не лишенной изъянов и промахов. Пообещал отдать ее Самуилу Лурье - сотруднику отдела прозы. Звонить тому не раньше, чем через месяц.
Разговор мне не понравился. Б. словно уличал меня в недоброжелательном отношении к происходящему в нашей стране. Особенно, когда я заметил, что правду почему-то не любят, предпочитая ей трескучую ложь.
- Боюсь, что с такими настроениями ваша повесть может не состояться, сухо сказал он. - Наше общество любит, ценит правду и стремится к ней. Да!
Потом я разговаривал по телефону с Яковом Липковичем. Мы когда-то вместе работали в ЛИВТе. Он болеет. Повесть хвалил, но сказал, что шансы ее напечатать: 50:50. Как повезет. Советовал ехать в Москву, обивать пороги редакций, пить, если потребуется, с нужными людьми, заводить знакомства.
- Старайтесь проникнуть в издательства. С писателями дружить хорошо, но они ничем вам не помогут.
И работать, работать, работать. С вершины его 60 лет я для него страшно молод, и все у меня впереди. "Года два-три, и вы, я думаю, добьетесь успеха, - подбодрил он. - Ищите свою тему..."
С Нового года вновь начал бегать по Смоленскому кладбищу. Когда бежишь по дорожкам и читаешь их названия, переносишься в прошлый век. Пошехонская, Первая Кадетская, Вторая Кадетская, Петроградская...
Пробегаю мимо могилы исследователя морей Вилькицкого и его сына, мимо могилы художника Маковского...
Отдышавшись, делаю зарядку и подтягиваюсь на турнике, который нашел меж двух стареньких берез. Пока только 5 раз. Позор!.. Хочу достичь десяти подтягиваний, как в недавние годы.
24 января 1984г.
Сегодня у Ольги день рождения. 27 лет. Подарил ей кеды. Хочу, чтобы она бегала вместе со мной. А Максимка бы гулял с нами в это время. Можно и по очереди бегать. Семья должна быть спортивной.
Приснился сон. Я - участник первой мировой войны, командир какого-то корпуса. Я - современный человек - попадаю в среду 1914 года и понимаю, что это шутка провидения, фантастический сдвиг в пространстве и времени.
Военные действия ведутся в Прибалтике. Хутора, узкоколейка, заросшая травой. Я хочу бежать, мне страшно, я понимаю бесперспективность войны. Летают аэропланы и сбрасывают железные стрелы. Они стаей впиваются мне в голову, но не глубоко - я вытаскиваю их. По узкоколейке едут солдаты кайзера, они сидят на танках - веселые, крепкие. Въезжают в тыл нашего корпуса. Паника среди командования. Мой зам отпросился домой в отпуск. Я понимаю, что это хитрость. Хочу спрятаться в погреб, но я на виду, все следят за мной. Невнятная мысль о большевиках, тяжелые взгляды солдат - я для них офицерская сволочь, спасающая свою шкуру.
Солдаты кайзера начинают сгонять народ в толпу, никто не сопротивляется, прибалты даже рады... Кошмар, одним словом.
27 января 1984г.
Забавные рассуждения Сергея Залыгина в "Известиях":
"В историческом плане русская классика явилась России и миру в одно безусловно чудесное мгновение: год рождения Пушкина - 1799, Гоголя - 1809, Белинского - 1811, Гончарова и Герцена - 1812, Лермонтова - 1814, Тургенева - 1818, Некрасова, Достоевского - 1821, Островского - 1823, Салтыкова-Щедрина - 1826, Толстого - 1828.
Одна женщина могла бы быть матерью их всех, родив старшего сына в возрасте семнадцати, а младшего - в сорок шесть лет.
Необыкновенное явление, вероятно, можно объяснить несколькими обстоятельствами: пробудившимся самосознанием России в войне 1812 года, а вслед за этим - социально-демократическим движением декабристов, которые не только воодушевляли новорожденную литературу своими идеями, но и принимали в литературной жизни того времени самое непосредственное и живое участие и, наконец, тем, что очень условно можно назвать определенным стечением обстоятельств культурного развития России..
Такие писатели, как Пушкин, Гончаров, Тургенев, Толстой, кроме исключительной природной одаренности, были, вероятно, и наиболее образованными людьми своего века.
...Гении это непредусмотренное "вдруг"! Их объясняют после них, при жизни - они величины неопределенные".
Горький, Маяковский, Есенин, Шолохов... Все? Где "Война и мир" 1941 года? Нет ее. Надо думать, пока. Хотя есть "В окопах Сталинграда". Зато много бытописателей: В. Маканин, А. Ким, В. Курчаткин, Р. Киреев, Бежин...
Правда, есть В. Конецкий и А. Житинский - писатели честные и острого взгляда.
Шолохов недавно умер. Похоронили в Вешенской. Последний из могикан?...
Сюжетик или эпизод. "Неразбериха".
Вскоре началась форменная неразбериха. Все замкнуло, закоротило, перепуталось.
Петров включал телевизор, а в унитазе водопадом шумела вода. Петров поворачивал рычажок газовой плиты - газ не шел, но зато в спальне загорался свет. Втыкал в розетку электроутюг - звенел замок. Но когда нажимал на кнопку звонка, надеясь проследить взаимосвязь двух электрических устройств, электроутюг не включался, а открывалась форточка.
Вскоре эпидемия неразберихи охватила подъезд No 3, а затем весь дом No 6 по Большой переплетной улице. Гущин из соседней квартиры с кряканьем выпивал стакан водки, морщился, занюхивал хлебом и огурцом и в продолжение получаса сидел в недоумении - ни в одном глазу! Петров же за стенкой неожиданно пьянел и скандалил с женой; но от него не пахло. Рябушкин из пятой квартиры съедал несвежий творог после соленых огурцов, а вегетарианец Костромин из двенадцатой всю ночь маялся животом, хотя питался весьма осмотрительно: сыр, кашка, тертое яблочко.
Доцент Сакин, к фамилии которого хохмачи-студенты прибавляли еще одно "с", в начале, заполночь возвращался домой, отговариваясь приемом экзаменов у вечерников, и ему верили, а фрезеровщика Кузьмина жена выгоняла из дома, подозревая супружескую измену. Честный фрезеровщик клялся и божился, что нигде, кроме садика с доминошным столом не был, бил себя в волосатую грудь, а потом зло сплевывал, надевал флотский бушлат и хлопал дверью. Правда, тут же возвращался и требовал трешку.
Сидорову давали под глаз, а у Иванова вспухал синяк размером с венгерскую сливу.
Творилось, черт знает что, в доме No 6 по Большой переплетной улице.
Казалось, нарушились все причинно-следственные связи, установленные людьми и природой.
Один врал, а краснел другой. Петров говорил на работе правду, называл вещи своими именами, но от него шарахались, шикали, махали руками и советовали поостеречься. Кусков лгал - о, как лгал Кусков! - и все знали, что он лжет, но красиво жали ему руку, одобрительно кивали, заносили его фамилию в разные важные списки, и он лгал дальше: мощнее, циничнее и смелее.
В доме No6 уже никто не удивлялся, если кастрюля с супом, поставленная разогреваться на плиту, покрывалась зимним инеем, и считалось за пустяк обнаружить в холодильнике ковшичек с кипящим молоком. Стоит ли обращать на такие мелочи внимание, если во время показа по телевизору известного детектива на экране появлялся водопроводчик Кузьмин, известный байбак и пьяница и манил пальцем Джигарханяна - главного преступника, соблазняя его на выпивку. И Джигарханян радостно бросал пистолет и, проклиная надоевшие детективы, шел за Кузьминым на задний двор пить маленькую. Дальше, правда, не показывали. Кузьмин же на расспросы жильцов отвечал, что может и пил вчера с Джигарханяном, но ничего не помнит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44