Это бесконечное есть некое первое возвышение чувственного представления над
конечным, возвышение его до мысли, имеющей, однако, своим содержанием лишь
ничто, некое определенно положенное как несущее, - есть бегство за пределы
ограниченного, не сосредоточивающееся на самом себе и не умеющее возвратить
отрицательное к положительному. Эта незавершенная рефлексия имеет перед
собой полностью оба определения истинно бесконечного: противоположность
между конечным и бесконечным и единство конечного и бесконечного, но не
сводит вместе этих двух мыслей. Одна мысль неминуемо влечет за собой другую,
эта же рефлексия лишь чередует их. Изображение этого чередования,
бесконечный прогресс, происходит всюду, где упорствуют в противоречии
единства двух определений и их противоположности. Конечное есть снятие
самого себя, оно заключает в себе свое отрицание, бесконечность: это их
единство. Совершается выход за конечное к бесконечному как к потустороннему
конечного: это их разъединение. Но за бесконечным имеется другое конечное; в
выходе за конечное, в бесконечности, содержится конечность: это их единство.
Но это конечное есть также некое отрицание бесконечного: это их разъединение
и т. д. - Так, в причинном отношении причина и действие нераздельны:
причина, которая не производила бы никакого действия, не была бы причиной,
равно как и действие, которое не имело бы причины, уже не было бы действием.
Это отношение приводит таким образом к бесконечному прогрессу причин и
действий. Нечто определено как причина, но причина как конечное (а конечна
она, собственно говоря, как раз вследствие ее отделения от действия) сама
имеет причину, т. е. она есть также и действие; следовательно, то, что было
определено как причина, определено и как действие;
это - единство причины и действия. Определяемое же как действие
опять-таки имеет некоторую причину, т. е. причину следует отделить от ее
действия и положить как отличное от него нечто. Эта новая причина сама,
однако, есть только действие;
это - единство причины и действия. Она имеет своей причиной некоторое
иное; это - разъединение обоих определений и т. д. до бесконечности.
Этому прогрессу можно, таким образом, придать более характерную для него
форму. Утверждают, что конечное и бесконечное - это одно единство; это
ложное утверждение (Behauptung) должно быть исправлено противоположным
утверждением: они совершенно различны и противоположны друг другу. Это
утверждение должно быть вновь исправлено утверждением об их единстве [в том
смысле], что они неразделимы, что в одном определении заключено другое, и т.
д. до бесконечности. - Легко исполнимое требование, предъявляемое к тем, кто
хочет проникнуть в природу бесконечного, заключается в том, что они должны
сознавать, что бесконечный прогресс, развитое бесконечное рассудка, носит
характер чередования обоих определений, чередования единства и раздельности
обоих моментов, а затем они должны еще сознавать, что это единство и эта
раздельность сами нераздельны.
Разрешением этого противоречия служит не признание одинаковой
правильности и одинаковой неправильности обоих утверждений - это будет лишь
другой формой остающегося противоречия, - а идеальность обоих определений,
где они в своем различии в качестве взаимных отрицаний суть лишь моменты;
указанное выше монотонное чередование есть фактически отрицание и
единства и раздельности их. В этой идеальности фактически имеется также
показанное нами выше, а именно:
конечное, выходя за свои пределы, впадает в бесконечное, но оно также и
выходит за бесконечное, находит себя порожденным снова, а стало быть,
сливается в этом выхождении за свои пределы лишь с самим собой, и это равным
образом происходит и с бесконечным, так что из этого отрицания отрицания
получается утверждение (Affirmation), а этот результат, стало быть,
оказывается их истиной и изначальным состоянием. Тем самым в этом бытии как
идеальности отличных друг от друга [определений] противоречие не исчезло
абстрактно, а разрешено и примирено, и мысли оказываются не только полными,
но также и сведенными вместе. Природа спекулятивного мышления обнаруживает
себя здесь, как на вполне достаточном примере, в своем определенном виде;
она состоит единственно в постижении противоположных моментов в их единстве.
Так как каждый из них обнаруживает себя в себе же, и притом фактически,
имеющим в самом себе свою противоположность и в ней сливающимся с самим
собой, то аффирмативная истина есть это движущееся внутри себя единство,
объединение обеих мыслей, их бесконечность, - соотношение с самим собой, не
непосредственное, а бесконечное.
Многие, для которых мышление уже перестало быть чем-то чуждым, часто
усматривают сущность философии в разрешении вопроса, каким образом
бесконечное выходит из самого себя и приходит к конечности. Это, полагают
они, нельзя сделать постижимым. Бесконечное, к понятию которого мы пришли,
получит дальнейшие определения в ходе последующего изложения, и на этом
бесконечном требуемое [этими людьми ] будет показано во всем многообразии
форм, а именно будет показано, каким образом это бесконечное, если угодно
так выражаться, приходит к конечности. Здесь же мы рассматриваем этот вопрос
лишь в его непосредственности и имея в виду ранее рассмотренный смысл,
который обычно приписывают бесконечному.
От ответа на этот вопрос, как утверждают, зависит вообще решение вопроса,
существует ли философия, и, делая вид, что хотят ответить на этот вопрос,
задающие его в то же время полагают, что обладают в самом этом вопросе
некоторого рода каверзным вопросом, неким неодолимым талисманом, служащим
верной и надежной защитой от утвердительного ответа и тем самым от философии
и необходимости заниматься ею. - И относительно других предметов также
требуется известная культура для того, чтобы уметь задавать вопросы; тем
более она требуется в отношении философских предметов, чтобы получить другой
ответ, чем тот, что вопрос никуда не годится.
При постановке таких вопросов взывают обычно к снисходительности, говоря,
что дело не в том, какие употребляют слова, а что, независимо от способа
выражения, все равно понятно, о чем идет речь. Употребление здесь выражений,
заимствованных из области чувственного представления, как, например,
"выходить" и т. п., возбуждает подозрение, что он возникает на почве
обычного представления и что для ответа на него также ожидают представлений,
распространенных в обыденной жизни, и образов чувственной метафоры.
Если вместо бесконечного взять бытие вообще, то кажется, что легче
постичь понятийно определение бытия (das Bestimmen des Seins), отрицание или
конечность в нем. Хотя само бытие есть неопределенное, однако в нем
непосредственно не выражено, что оно противоположность определенного.
Напротив, бесконечное содержит эту мысль в явно выраженном виде; оно есть
не-ко-нечное. Единство конечного и бесконечного кажется, следовательно,
непосредственно исключенным; поэтому незавершенная рефлексия упорнее всего
не приемлет этого единства.
Но мы уже показали, да и без дальнейшего углубления в определение
конечного и бесконечного непосредственно ясно, что бесконечное в том смысле,
в котором его берет эта незавершенная рефлексия, а именно в смысле чего-то
противостоящего конечному, - как раз в силу того, что оно противостоит
последнему, имеет в нем свое иное и уже потому ограничено и само конечно, -
есть дурное бесконечное. Поэтому ответ на вопрос, каким образом бесконечное
становится конечным, заключается в том, что нет такого бесконечного, которое
сначала бесконечно и которому только потом приходится стать конечным, выйти
к конечности, но что оно уже само по себе столь же конечно, сколь и
бесконечно. Так как, задавая этот вопрос, допускают, что, с одной стороны,
бесконечное существует само по себе и что, с другой, - конечное, которое
вышло из него, чтобы стать раздельным с ним, или которое, откуда бы оно ни
пришло, обособлено от него, - что такое конечное поистине реально, то
следовало бы скорее сказать, что непостижима именно эта раздельность. Ни
такое конечное, ни такое бесконечное не имеют истинности, а неистинное
непостижимо. Но нужно также сказать, что они постижимы. Рассмотрение их,
даже взятых так, как они даны в представлении, согласно которому в одном
заключено определение другого, простое усмотрение этой их нераздельности
означает постижение их: эта нераздельность есть их понятие. - Напротив,
принимая самостоятельность указанных конечного бесконечного, этот вопрос
предлагает неистинное содержание и уже заключает в себе неистинное
соотношение между ними. На него поэтому не следует отвечать, а следует,
наоборот, отвергнуть содержащиеся в нем ложные предпосылки, т. е. следует
отвергнуть самый вопрос. Вопрос об истинности указанных конечного и
бесконечного изменяет точку зрения на них, и это изменение переносит на
первый вопрос то смущение, которое он должен был вызвать. Наш вопрос
оказывается чем-то новым для рефлексии - источника первого вопроса, так как
в таком реф-лектировании нет того спекулятивного интереса, который сам по
себе и прежде, чем соотносить друг с другом определения, имеет в виду
познать, истинны ли эти определения, взятые так, как они предположены. Но
поскольку познана неистинность конечного, которое так же должно оставаться у
себя, мы должны сказать относительно этого выхождения конечного из
бесконечного, что бесконечное выходит к конечному потому, что оно, если его
понимают как абстрактное единство, не имеет в самом себе истинности, не
имеет устойчивого существования, равно как и, наоборот, конечное входит в
бесконечное по той же причине - вследствие своей ничтожности. Или,
правильнее будет сказать, что бесконечное извечно выходит к конечности, что
его (точно так же, как и чистого бытия) безусловно нет самого по себе, без
его иного в нем же самом.
Вопрос, каким образом бесконечное выходит к конечному, может содержать
еще одно предположение, что бесконечное в себе включает в себя конечное и,
стало быть, есть в себе единство самого себя и своего иного, так что
трудность состоит по существу в [их] разъединении, которое противоречит
предположенному единству обоих. В этом предположении та противоположность
[обоих определений], на которой настаивают, получает лишь другой вид;
единство и различение отделяются и изолируются друг от друга. Но если это
единство берут не как абстрактное, неопределенное, а (как в указанном
предположении) уже как определенное единство конечного и бесконечного, то
здесь уже имеется и различение обоих, - различение, которое в таком случае в
то же время не предоставляет им обособленности и самостоятельности, а
оставляет их в единстве как идеальные. Это единство конечного и бесконечного
и их различение есть та же нераздельность, что конечность и бесконечность.
Примечание 2 [ Идеализм]
Положение о том, что конечное идеально, составляет идеализм. Философский
идеализм состоит только в том, что конечное не признается истинно сущим.
Всякая философия есть по своему существу идеализм или по крайней мере имеет
его своим принципом, и вопрос в таком случае заключается лишь в том,
насколько этот принцип действительно проведен, философия есть идеализм в той
же мере, что и религия, ибо религия так же не признает конечность истинным
бытием, чем-то последним, абсолютным или, иначе говоря, чем-то неположенным,
несотворенным, вечным. Противопоставление идеалистической философии
реалистической не имеет поэтому никакого значения. Философия, которая
приписывала бы конечному наличному бытию, как таковому, истинное, последнее,
абсолютное бытие, не заслуживала бы названия философии. Первоначала
(Prinzipien) древних или новых философских учений - вода или материя или
атомы - суть мысли, всеобщее, идеальное, а не вещи, как их непосредственно
находят в наличии, т. е. вещи в чувственной единичности; даже Фалесова вода
не такова; ибо, хотя она также и эмпирическая вода, она в то же время есть
"в-себе" или сущность всех других вещей, и эти последние не самостоятельны,
не имеют основы внутри себя (in sich gegrundete), а положены проистекающими
из другого, из воды, т. е. идеальны. Назвав только что принцип, всеобщее,
идеальным, еще с большим правом дблжно назвать идеальным понятие, идею, дух,
и, говоря затем, что единичные чувственные вещи в свою очередь даны как
идеальные в принципе, в понятии, а еще больше - в духе, как снятые [в них],
необходимо предварительно обратить внимание на ту же двойственность, которая
обнаружилась у бесконечного, а именно, что один раз идеальным оказывается
конкретное, истинно сущее, другой раз - его моменты равным образом являются
идеальным, снятым в нем; на самом же деле есть только конкретное целое, от
которого моменты неотделимы.
Когда говорят об идеальном, имеют в виду прежде всего форму
представления, и идеальным называют то, что вообще имеется в моем
представлении или в понятии, в идее, в воображении и т. д., так что
идеальное вообще признается и фантазиями - представлениями, которые, как
предполагают, не только отличаются от реального, но по своему существу не
реальны. В самом деле дух есть вообще настоящий идеалист; в нем, уже как
ощущающем и представляющем, а еще более поскольку он мыслит и постигает в
понятиях, содержание дано не как так называемое реальное существование
(Dasein); в простоте "Я" такого рода внешнее бытие лишь снято, оно для меня,
оно идеально во мне. Этот субъективный идеализм, высказывается ли он и
устанавливается как бессознательный идеализм сознания вообще или сознательно
как принцип, относится лишь к той форме представления, согласно которой то
или иное содержание есть мое содержание. Систематический идеализм
субъективности утверждает относительно этой формы, что она единственно
истинная, исключающая форму объективности или реальности, форму внешнего
существования указанного содержания. Такой идеализм формален, так как он не
обращает внимания на содержание представления или мышления, и это содержание
может при этом оставаться в представлении или мышлении всецело в своей
конечности. С принятием такого идеализма ничего не теряется, и потому, что
сохраняется реальность такого конечного содержания, наполненное конечностью
существование, и потому, что, поскольку абстрагируются от него, оно в себе
не должно иметь никакого значения; с принятием этого идеализма ничего и не
выигрывается именно потому, что ничего не теряется, так как "Я",
представление, дух остаются наполненными тем же содержанием конечного.
Противоположность формы субъективности и объективности есть, разумеется,
один из видов конечности. Но содержание, как оно принимается в ощущение,
созерцание или же в более абстрактную стихию представления, мышления,
содержит полноту конечности, которая с исключением лишь указанного одного
вида, формы субъективного и объективного, еще совершенно не устранена и тем
более не отпадает сама собой.
Глава третья
ДЛЯ-СЕБЯ-БЫТИЕ (DAS FURSICHSEIN)
В для-себя-бытии качественное бытие завершено; оно бесконечное бытие.
Бытие, которое составляет начало, лишено определений. Наличное бытие есть
снятое бытие, но лишь непосредственно снятое. Оно, таким образом, содержит
прежде всего лишь первое отрицание, которое само непосредственно. Бытие,
правда, также сохранено, и в наличном бытии оба, [бытие и отрицание ],
объединены в простое единство, но как раз поэтому они в себе еще неравны
друг другу и их единство еще не положено. Наличное бытие есть поэтому сфера
различия, дуализма, область конечности. Определенность есть определенность,
как таковая, некая относительная, а не абсолютная определенность. В
для-себя-бытии различие между бытием и определенностью или отрицанием
положено и уравнено; качество, инобытие, граница, как и реальность,
в-себе-бытие, долженствование и т. д. суть несовершенные внедрения отрицания
в бытие, в основании которых еще лежит различие между обоими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19