Мы все учились в Академии: и я, и тоймены. Правда, не в том Крыле, куда втайне мечтает попасть каждый, не в Крыле Владеющих. Мы учились в Крыле Пользующих, там, куда направляются отсеянные во время главного отбора несчастные. Впрочем, можно ли называть несчастным тех, кого признали годными для работы с черновыми заготовками? Это не меньший труд, чем складывать заклинания прямо из потоков Силы, а уж осваивать его… Врагу такого удовольствия не пожелаешь. Зато по окончании обучения тебя охотно возьмут в любую управу, потому что помимо возможности обращения с магией ты умеешь себя вести с влиятельными господами, знаешь счет, можешь грамотно составлять письма и обладаешь поистине нечеловеческим терпением.
Каждый из нас если и витал в облаках в отношении своих талантов, то к моменту получения диплома Академии уж точно представлял пределы возможностей. Я, к примеру, лишился иллюзий еще на четвертом году обучения, когда понял, что даже среди отсеянных не блещу умом. Конечно, принимать к сведению собственную ограниченность было трудно. Болезненно. Мучительно. По всякому было. Но раз оказался уже не первый, а второй, и все прошло проще. Я сказал себе: «Не годишься на большее? Довольствуйся малым. И постарайся быть достойным того места, которое занимаешь». Подозреваю, Дарис и Ксантер тоже испытали нечто подобное. А может, и не испытали, а сразу были готовы к тому, что получили. Может быть. Но кому из нас не хочется быть кем-то лучшим и более значимым, чем выходит на самом деле? Очень хочется. Хочется, но не получается, и мы рано или поздно приходим к выводу: надо держаться за то, что имеешь, а не собирать решетом дождевые капли.
Поэтому, наверное, мы трое и работаем у Гоира. Хотим доказать, что можем приносить пользу даже с нашими невеликими талантами. Хотя бы пользу самим себе, если всему остальному миру наши старания не важны. Работаем, не перетруждаясь, но и особо не отлынивая. Притираемся друг к другу… Точнее, уже притерлись так сильно, что не представляем службы порознь. Вроде и общего у нас мало, но тех тоненьких струн, что звенят в едином ритме, хватило. Забавно? Я скажу: страшно. Когда привязываешься даже не к клочку мира, а к человеку, очень трудно избавиться от такой связи. Невозможно.
И вот теперь что-то изменится. В какую сторону? Хуже вряд ли будет: меньшее жалованье, чем нам платится, попросту не вообразить. Но перемены такая мерзкая штука, которую тягостно и ждать, и принимать, и переживать. Не люблю перемены. Ненавижу. Но если новый ллаван окажется щедрее старого… Засуну свою гордость и прочие чувства подальше, потому что помимо высоких материй есть еще и ежедневная потребность кушать, пить, отдыхать и получать удовольствие. А все перечисленные действа успешнее производятся при наличии денег, не правда ли?.

Нить вторая.

Плавный ток реки
Рвется первым порогом.
Сойти на берег?

– Heve Дьясен, как новый ллаван, желает лично познакомиться с каждым из вас. Heve Тэйлен, Вы, как старший по чину, наверное, побеседуете первым?
Салим прямо-таки истекал медовым сиропом любезности, приглашая меня в кабинет. Кабинет ллавана. Вскрыли замок? Скорые ребята, ничего не скажешь. И право имеют: печать Головной управы вкупе с личной подписью тамошнего начальника заявляет о правах пришлецов ясно и громко. Хотя могли бы подождать возвращения Гоира, потому что не по-людски как-то распоряжаться в чужом кабинете и рыться в личных вещах. А вернуться наш временно отстраненный собирался дня через три, в начале следующей ювеки, следовательно, нет никакой нужды торопиться и вести себя, как хозяева, тем более, во время проведения служебного следствия.
Дьясен, все такой же замороженный, с немигающими глазами и обвисшими щеками сидел по одну сторону от стола, живчик уселся по другую. Стул, предназначавшийся мне, был поставлен аккурат напротив окна, за которым вовсю светило осеннее солнышко, уже не горячее, но по-прежнему ослепляющее. Прямо мне в рожу светило, заставляя щуриться, вертеть головой, и мешая рассматривать моих собеседников. Или допросчиков? Второе стало совсем похоже на правду, когда Салим (при полностью одобрительном молчании временно нового ллавана) начал интересоваться, где и как я живу. Но сначала Дьясен все же задал вопрос. Один. Самый существенный, по всей видимости.
– Расскажите, чем занимается управа?
– Претворяет в жизнь мудрые и дальновидные повеления Его Императорского Величества. Описывает средоточия ортисов, heve.
– Что-что?
Я почувствовал, что мои глаза наперекор бьющему в них свету расширяются. Назначен управлять, а сам не знает простейших вещей о вверенной ему управе? Экая странность.
– Средоточения магических ортисов в границах поселений. Мы запрашиваем у городских управ необходимые сведения, собираем их воедино, изучаем, производим расчеты и…
– Да-да, – перебил меня Салим и небрежно кивнул, казалось бы, старшему по чину: – Считают, расписывают. Это сейчас не существенно.
Это и несущественно? Наша основная работа не интересует наших новых начальников? Все удивительнее и удивительнее. А что же их интересует?
Ответ на свой вопрос я узнал спустя вдох, когда живчик спросил:
– Какую договоренность вы сейчас выполняете?
– Никакой.
– Как это?
– Добиваем остатки по уже завершенным. Знаете, в одном месте не ту букву напишешь, в другом… Всегда есть, что исправить.
– Я правильно понимаю: сейчас у вас нет никакой работы? – Уточнил Салим, не скрывая возникшего азарта.
– Никакой.
– Так зачем вы ходите на службу?
– Я же сказал: исправляем огрехи. Ждем новых договоренностей. И ждем, когда из Меннасы поступит наше жалованье.
– А разве оно вам не выплачивается?
– Да месяца четыре сидим без жалованья.
Я стараюсь никогда и никому не лгать, ни без нужды, ни по ней. И в особенности, не лгать серьезным людям, потому что в случае допроса в местах не столь уютных, как наша управа, попросту не смогу повторить свою ложь от начала и до конца, не ошибаясь. Можно, конечно, заучить вымысел, но зачем тратить силы и время, если проще говорить правду? Тем более, черные глаза Салима правде-то как раз и не верят.
Ну да, жалованья не было. Но Гоир вел дела не только через Имперский монетный дом, и кое-что нам все же перепало. Крохи, разумеется, но с голоду пока не померли.
– И как же вы живете все это время?
Пожимаю плечами:
– Так и живем.
– Нэйвос не самый дешевый для проживания город, – ехидно протянул Салим.
– Это точно!
– Откуда же берете деньги?
На этот вопрос можно было и не отвечать, а принять оскорбленную позу и заявить что-то вроде: «не ваше дело». Но если пришлецы – ребята расторопные (а так пока и выходит), им ничего не стоит узнать то, что и так общеизвестно. Зачем же заставлять людей тратить время, а заодно вызывать к себе лишние подозрения?
– Мне помогают родственники.
– А кто они?
Судя по интересу к вещам, совершенно не относящимся к работе управы, живчик и лупоглазая молчащая рыба по имени Дьясен, работать не собираются: эта простая мысль промелькнула и унеслась прочь, затерявшись среди просторов пустого сознания, чтобы вернуться позже более уверенной и обдуманной.
– Моя матушка служит в поместье вблизи Энхейма. Отец умер, но был ветераном Болотной войны, и за него Империя платит пенсию вдове и детям. Перебиваемся кое-как в надежде на лучшее.
– О да, конечно! – Салим сел на любимого конька, которым изрядно утомил нас еще вчера. – Но надеяться мало, нужно еще и приложить усилия для исполнения надежд. Мы все здесь изменим, наладим и улучшим! Вы ведь согласны работать с нами?
И вот тут я совершил единственную, как потом понял, глупость, навсегда закрывшую мне путь к сближению с пришлецами. Ответил:
– Я согласен работать.
И сделал многозначительную паузу после слова «работать». Паузу, не предполагающую продолжения фразы.
Салим сделал вид, что не заметил намека, и завел знакомую песню:
– Вы же понимаете, что все это… – широкий жест, обводящий кабинет. – Все это убого и совершенно не соответствует тому положению, которое должна занимать управа. Мы все изменим. У вас будут достойные места для работы, порядок во всем, вы будете вовремя приходить и уходить из управы, будете…
Я начал кивать, тщетно борясь с улыбкой. Порядок – это хорошо. Порядок – это приятно. Порядок… Это порядок. Но я твердо усвоил один закон: в любом, даже самом упорядоченном предмете, есть зерно Хаоса, которое непременно прорастет. И хуже всего, когда это зернышко таится и ждет своего часа в чьей-то душе. А двое человек, сидящих передо мной, уже давно и тщательно взлелеяли пробившийся сквозь почву порядка росток.
Что они мне обещают? Воинскую дисциплину? Полное подчинение с моей стороны и снисходительное принятие покорности со своей? Завидное будущее, ничего не скажешь. Нет, я согласен и шагать по плацу, но… На каких условиях?
– Вот вы где живете?
– В Килийском квартале.
– Но это же так далеко! А мы подберем для управы новое место, удобное для всех…
И так далее, и тому подобное. Я едва удержался от зевка. А думал, что выспался… Или эти речи меня усыпляют?
– Вы же согласны?
– Да. Работать согласен. Только хотелось бы кое-что прояснить.
Живчик и Дьясен насторожились, но все еще поддавалось исправлению, если бы не мой болтливый язык, вопросивший:
– Какие блага кроме означенных мы получим?
Салим замолчал. Дьясен, так и не проронивший ни слова, не изменил манере своего поведения, оставшись нем, как рыба. А я терпеливо ждал ответа.
Неважно, в каком месте ты работаешь: в близком к дому, удобном, с коврами, мягкими креслами, суровой дисциплиной или чем-то еще. Важно, сколько денег за свою работу ты получаешь. Не зарабатываешь, о нет: зарабатываем мы, как правило, гораздо больше суммы, вписанной в распоряжение о выплате жалованья, потому что управе и ее ллавану нужно жить и жить припеваючи: на другое они не согласны. Так вот, если количество монет, которое тебе отсыпают каждую ювеку (в идеале, разумеется, а на деле – не чаще, чем раз в месяц), тебя не устраивает, ковры, кресла и зеркала не помогут. Ты просто уйдешь искать более доходное место.
Скажете, противоречу себе? Сам сижу и жду погоды у давно покрытого льдом моря, а других учу премудрости жить? Ну да, учить-то проще. Но я остаюсь в управе совсем по другим мотивам, о которых тоже следует сказать несколько слов.
Есть не только место. Есть еще и люди. Мы редко подпускаем другого человека на расстояние, достаточное для возникновения дружбы. Но если уж подпустили… Остается принять случившееся, как должное, и не бороться с последствиями. Дарис, Ксантер и я – не то, чтобы близкие друзья, но даже три дня отдохновения на каждой ювеке заставляют нас скучать. Друг по другу. Эта привязанность не будет вечной, потому что в мире ничто не вечно, кроме его самого, но пока она существует… Лично я не хочу ее уничтожать. Полагаю, и тоймены – тоже. А еще… Еще нам нравится наша работа. Мы плохо понимаем, но чувствуем ее значимость, пусть не нынешнюю, а будущую. Чувствуем чем-то в глубине души, за гранью осмысленного и осознанного…
Ответа я так и не получил. Улыбнулся, когда Салим, что-то пролепетавший на излюбленную тему «все будет замечательно, но не для вас», попросил пригласить для беседы следующего по списку работника, откланялся и отправился исполнять просьбу.

***

Ксантера и Дариса спрашивали примерно о тех же вещах, что и меня. Но если первого Салим еще увещевал, расписывая волшебное будущее, то на втором порядком устал и разозлился, когда услышал, какое жалованье старший тоймен желает получать. Сумма, кстати, была не слишком большая по меркам Нэйвоса, но почему-то разозлила живчика и повеселила нас, когда мы, в очередной раз дождавшись ухода пришлецов, обосновались в кабинете тойменов.
Вообще, если бы Дариса не существовало, его следовало бы придумать. Внешне угрюмый и мрачный, откровенно говоря, совершенно не располагающий к себе, старший тоймен при близком рассмотрении оказывался человеком веселым, азартным, простым и теплым в общении. В противоположность Ксантеру, который в первые дни знакомства вел себя несколько заискивающе и только потом проявил в полной мере свой упрямый, стойкий и задорный нрав. Два совершенно разных человека и два друга. Я стою в нашей компании особняком: вроде и вместе, а все же не до конца. Наверное, из-за того, что в силу прожитых лет и событий больше всего подхожу под определение «зануда». Правда, если принять во внимание, что тоймены стали все чаще и чаще приглашать меня к своим развлечениям, лед тронулся и на моей реке. Значит, не все потеряно. Я еще могу рассчитывать быть принятым в общество… Могу. И из-за каких-то денежно-политических игр такое светлое будущее грозит рассыпаться прахом!
– И что теперь будет?
Этот вопрос занимал всех троих, но со вчерашнего дня первенство по количеству произнесений означенной фразы уверенно держал Дарис.
Я помолчал, нервно потирая пальцами шершавую столешницу, а потом, решившись доверить словам мучавшие меня мысли, сказал:
– Они не собираются работать.
– Почему ты так думаешь?
– Очень просто: они понятия не имеют, чем мы занимаемся.
Ксантер сдвинул светлые брови и согласно кивнул:
– Похоже на то. Меня тоже спрашивали о делах управы, а когда я начал рассказывать, не стали слушать.
– Разумеется! Их интересовали только сами договоренности, а не способ их исполнения.
Дарис хмыкнул:
– Ну, меня и спрашивать не стали.
Ксантер шутливо взмахнул руками:
– А ты бы еще большее жалованье запросил!
– Разве двадцать лоев – непомерно много?
– Для этих уродов? Похоже на то.
– Они не понимают смысла нашей работы, и это самое плохое.
Тоймены посмотрели на меня, недоуменно переглянулись и пустились в обсуждения впечатлений от пришлецов. Я изредка поддакивал и даже высказывал свое мнение по отдельным вопросам, но мысли занимало совсем другое.
Зачем?
С давних времен известна одна простая истина: в основе всех происходящих событий лежит стремление к получению выгоды, причем оная почти всегда сводится к своему денежному воплощению. А уж когда речь заходит о смене власти, можно не сомневаться: кто-то хочет поделить медвежью шкуру по собственному разумению. Причин сомневаться в мудрости предков нет и не было, но какой прок меннасской управе в том, чтобы назначить своих ставленников в Нэйвосе?
Доходов наша управа не приносила. То есть, приносила, но вовсе не в том объеме, который мог бы показаться привлекательным: на жизнь хватало, причем одному человеку – нашему ллавану, но и только. А уж мечтать о том, чтобы скопить деньжат, прикупить землицы и построить в одном из предместий свой маленький домишко, никто из нас даже не пробовал. Конечно, в глубине души иногда что-то пыталось грезиться, но мы вовремя себя одергивали и загоняли глупую надежду еще дальше, чем она была изначально.
Итак, никаких особых денег. Тогда в чем выгода? Может быть, зайти с другой стороны? Оттолкнуться от смысла нашей работы? Попробую.
Мы описываем средоточения магических ортисов в границах больших и малых поселений. Звучит красиво, но понятно не всем, а уж что кроется под длинным названием, и вовсе знают лишь избранные. Вот новый ллаван, к примеру, словно первый раз услышал…
Введение описаний средоточений в перечень бумаг, необходимых каждому поселению для вхождения в Регистр Имеется в виду «Регистр поселений людских и прочая в границах благословленной богами Сааксанской Империи»

, далось нелегко: более семнадцати лет назад пороги имперских вельмож начал обивать еще наставник Гоира, узревший в составлении списка магичащих лоботрясов немалую выгоду. В частности, для императорской казны. Издавна повелось, что чародеи селились на отшибе, за границами деревень и городов, стараясь тем самым уберечь свои секреты от разглашения, и, что немаловажно, добившись желаемого. Секреты остались секретами, однако… В каждой хорошей новости всегда слышится эхо дурной, верно? Вот и у гордого одиночества оказались свои недостатки: обосновываться в городских стенах магу оказалось крайне трудно. Во-первых, сказывалось извечное недоверие простых людей к одаренным, и недоверие это временами перерастало во вражду, доводящую до смертоубийств. И скажите, какой уважающий себя и заботящийся о процветании своего хозяйства городской глава допустит мага в город, если знает, что больше половины горожан магичества на дух не переносят? Конечно, не преминут воспользоваться в случае необходимости услугами одного из «носящих мантию», но при этом будут сплевывать в сторону всякий раз, как встретят на улице. И хорошо, если только сплевывать… Маги могут постоять за себя, сомнений нет. Но помимо возможности есть и ограничения, из которых неспешно вытекает причина вторая.
Сила, пронизывающая каждую точку окружающего пространства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38