Как можно спать в такой спальне?
– Я ни за что не смогу даже сомкнуть глаз, – тихо шепнула Давина на ухо тете. – Такая пестрота!
Тереза оглядела комнату с видом человека, всегда находящего в любой ситуации самое лучшее.
– Ты же знаешь, что Маршалл дипломат. Очень образованный человек. Я слышала, что он свободно говорит на шести языках. – Она глубоко вдохнула. – Понятно, что его вкусы несколько отличаются от вкусов шотландцев. Тебе решать, Давина, примешь ли ты это своеобразие или распорядишься, чтобы все переделали по твоему вкусу.
Тереза хлопнула в ладоши, словно желая покончить с особенно трудной проблемой, и с решительной улыбкой обратилась к женщинам:
– Вы уже почти закончили? Мы должны подготовить невесту, а потом дать ей несколько минут, чтобы она могла собраться с мыслями и успокоиться, не так ли, леди?
Без излишней суеты женщины сняли с Давины платье и облачили ее в кружевную сорочку, мало отличавшуюся от свадебного платья. С той разницей, что не было корсета, а под сорочкой не было вообще ничего. Не было ни подвязок, ни тонких чулок, связанных для нее монахинями монастыря на юге Франции. Под пенно-белым слоем кружев Давина была совершенно голой и чувствовала себя жертвенным ягненком.
Неужели в Шотландии когда-то приносили в жертву женщин? Давина поняла, что ничего об этом не знает. Она вообще ничего не могла вспомнить. Ни одного латинского заклинания. Не могла мысленно представить себе карту империи. А какое у нее второе имя? Кажется, такое же, как у тети. Тетя…
Господи, она не может вспомнить, как зовут ее тетю.
И почему здесь так холодно? Эмброуз славился своим теплом и уютом, но в этой комнате было холодно, как в каком-нибудь подвале. Может быть, именно такой холод ей придется терпеть, когда наступит зима?
А пока ей надо постараться вспомнить. Она потеряла мать, когда ей было четыре года, но эта потеря как-то стерлась из памяти. Отец всегда любил ее, так же как и тетя Тереза. Ее тетю, значит, зовут Тереза. Тереза Роул. А ее зовут Давина Макларен Росс.
Она села на край кровати, опершись кулаками о постель, и закрыла глаза, чтобы не видеть этот кричащий китайский шелк на стенах.
Ей придется просто пережить эту брачную ночь, вот и все.
Гэрроу Росс стоял перед зеркалом, рассматривая себя. Ему нравилось, как он выглядит. Его не смущало то, что он стареет. Он не любил вспоминать о годах своей молодости, которую он, как многие молодые люди его круга, провел в безделье, не задумываясь о смысле жизни.
С того самого момента как он понял, кто он такой, он знал, что его старший брат Эйдан станет наследником графского титула и Эмброуз тоже перейдет к нему. Эта мысль постоянно стучала в его голове подобно невидимым часам. Его раздражало и то, что брат был бы гораздо счастливее, если бы стал не графом, а ученым.
Едва достигнув двадцати лет, Гэрроу уже знал, каков должен быть его жизненный путь. Он хотел добиться больших успехов, чтобы не оставаться на всю жизнь бедным родственником, зависящим от милостей своего старшего брата Эйдана.
К счастью, он неожиданно открыл способ, как делать деньги, а деньги, как оказалось, могут уравнять всех и вся.
Он уже не сожалел о том, что Эмброуз предназначен его племяннику Маршаллу. Перестало его заботить и то, что он никогда не станет графом Лорном. Были, конечно, моменты, когда он об этом думал, но почти сразу же успокаивался, вспоминая о том, чего он достиг. У него было два великолепных особняка: один в Эдинбурге, другой под Лондоном. Его клиперы славились свой быстроходностью, а склады были забиты такими товарами, о которых богатые и жадные покупатели могли только мечтать.
Просунув руки в кожаные ремешки щеток для волос, он начал энергично проводить ими по серебристым седым волосам. У него была такая же, как у Эйдана, густая копна волос. Но в отличие от брата у него было отменное здоровье. Ведь он не провел столько лет в пустынях Египта, раскапывая гробницы, только для того, чтобы привезти домой, в Эмброуз, какие-то мумии. Бедный Эйдан! Неужели он умер от бронхита, которым заболел в последний сезон раскопок? Или в нем вдруг зашевелились человеческие чувства и он скорбел о смерти своей жены?
Гэрроу иногда вспоминал о дорогой Джулиане. Он скучал по своей невестке, но, возможно, это хорошо, что ее уже нет в живых, потому что ей не пришлось стать свидетельницей того, каким конченым человеком стал Маршалл, ее сын.
Он наклонился к зеркалу, чтобы поближе рассмотреть свои зубы. Потом выпрямился и опять оглядел себя, засунув палец за обтягивавший его жилет. Он подумал, что начитает полнеть. Надо перестать слишком увлекаться соусами своего нового повара. Но еду и хорошее вино он считал вознаграждением за преданность своему делу и усердие.
Может быть, ему стоит задуматься и о собственном браке? Много лет он был слишком занят своим будущим и вообще не думал о женитьбе. Но теперь, когда все дела устроены и он богат, возможно, стоит начать думать о том, чтобы разделить остаток своей жизни с женой.
Он подошел к письменному столу, выдвинул правый верхний ящик и достал большой конверт, который он получил только сегодня вечером. Податель послания остался незамеченным среди шума и веселья свадебного пира. Гэрроу точно знал, что написано в письме и приложенных бумагах, но все же решил их перечитать – просто чтобы еще раз удостовериться. Улыбнувшись, он нацарапал свое имя внизу письма и добавил одно предложение-инструкцию. Один из его клиперов отплывает через неделю, а когда вернется, он станет еще богаче, чем прежде.
Положив бумаги в ящик, он запечатал письмо и сунул его в кожаную сумку. Завтра тот же курьер, спрятанный в комнатах для прислуги – наверняка с бутылкой вина и молоденькой служанкой, – вернется обратно в Перт.
Гэрроу не был слишком склонен к иронии. Но его не могла не развеселить абсурдность ситуации. Началом его огромного состояния была торговля опиумом, употребление которого в определенных кругах считалось необходимостью, а в других ядом, разрушающим здоровье. То же самое вещество было, возможно, причиной безумия его племянника Маршалла.
Ночь мягко окутала своими тенями Эмброуз. Время от времени вспышки света и взрывы безудержного смеха напоминали Маршаллу, что его дом полон незнакомых людей. Отсутствие на пиру хозяина гостей не смущало – ведь они были уверены, что он находится со своей невестой.
Маршалл стоял перед дверью апартаментов графини, сжимая и разжимая кулаки. Дверь была украшена позолоченной резьбой и являла собой произведение искусства, созданное умелым мастером более ста лет назад. Мог ли тот человек представить себе, что спустя сто лет хозяин замка будет стоять перед этой дверью, обуреваемый страстями? Мог ли тот давнишний столяр даже подумать, что за этой дверью, украшенной им позолоченной резьбой, будет другая, еще большая преграда, которая зовется искушением?
За этой дверью было не просто искушение плоти, хотя и это присутствовало. Но Давина на несколько часов подарила ему забвение. С ней он не будет лордом-отшельником, Дьяволом из Эмброуза, графом Лорном, честь которого запятнана делами прошлых лет. С ней он будет просто мужем.
Она ничего о нем не знала, и это, с одной стороны, его смущало, а с другой – было причиной, чтобы радоваться. С ней он сможет быть таким, каким пожелает. Добрым или сдержанным, отчужденным или любящим. Или он просто может быть тем человеком, каким он всегда себя знал и который только совсем недавно повредился в уме и потерял способность быть самим собой.
Ему следует оставить ее в покое. Он должен повернуться и уйти в свои собственные апартаменты. Там, с помощью нескольких бокалов вина, он сможет забыть о своей невесте. Там он наконец уснет, и ему не потребуется прикосновение другого человеческого тела. Никто не будет обнимать его, или целовать, или обещать физическое наслаждение.
Вино подействует.
Но искушение было слишком велико. К тому же все думают, что он со своей невестой. Мир оправдал его на эту ночь. Сегодня ночью он, возможно, здесь, чтобы выполнить обязательства, налагаемые на него его статусом и происхождением. Не важно, что он ненавидит ночь и боится своих страшных снов. Он надеется, что его невеста сможет облегчить переход от здравомыслия к безумию.
Может быть, его обуяла вовсе не похоть, а обычная меланхолия, и он стоит перед ее дверью, пытаясь, неизвестно почему, искупить свою вину за то, что не был с ней до конца честен и заставил ее выйти за него замуж.
Заставил? Он поднял руку и провел пальцем по позолоченной резьбе двери. Разве он ее заставлял? Но честен он с ней не был. Днем, когда они еще были в часовне, он мог бы остановить церемонию одним движением руки. Он отвел бы ее в отдельную комнату и поговорил бы с ней всего несколько минут, достаточных, однако, для того, чтобы ознакомить ее с некоторыми неопровержимыми фактами своей биографии.
«Меня называют Дьяволом, потому что до Эдинбурга дошли слухи о моих припадках. Когда на меня накатывает безумие, я вижу всех демонов ада. По ночам меня мучают кошмары, а днем преследуют видения. Я уже не совсем уверен, принадлежу ли я этому миру, хотя и не могу полностью избавиться от ощущения, что я часть этого мира. Я уже зашел далеко по пути к безумию, и вместе с тем я жажду прикосновения невинного человека так же, как я Жажду вина…
Выходите за меня замуж, и вы ни в чем не будете нуждаться. У вас будет все, кроме моего постоянного общества. Я буду с вами, только когда мне захочется, и буду нуждаться в вашем присутствии до тех пор, пока не стану достаточно силен, чтобы избавиться от своего безумия и, возможно, от своего страдания».
После такого признания она умчалась бы в карете обратно в Эдинбург с такой скоростью, на какую только способны ее лошади. Возможно, она даже предупредила бы всех о его странном покаянии, так чтобы ни одна женщина никогда больше не смотрела на него с испугом и не спрашивала, почему его прозвали Дьяволом.
Какой же он глупец! Возможно, что эта женщина не лучше его.
Дверь неожиданно приоткрылась, и он отдернул палец. Сначала появился луч света, а потом ее лицо.
– Вы заблудились, ваше сиятельство? – спросила Давина, но не открыла дверь пошире и не пригласила его войти.
Неужели она так же колеблется, как он? Может, она чувствует себя так, словно они идут на цыпочках по битому стеклу? Или по тонкому льду после первых заморозков? Ступают осторожно, нащупывая безопасные места?
– Может, так оно и есть, – ответил он, честно стараясь восстановить душевное равновесие. Надо что-то сказать и уйти. «Спокойной ночи!» Годятся ли эти слова при таких обстоятельствах, как первая брачная ночь?
Наверное, лучше сказать что-то такое, чтобы она поняла, как велико его желание. «Я хочу лечь с вами в постель. Хочу прикасаться к вам…» Нет, это слишком откровенно.
Он может пообещать ей, что оставит ее в покое, если она позволит ему что-то другое. «Разрешите мне посмотреть, как вы спите, и просто восхититься вашей красотой. Или слушать ваше дыхание и дышать в такт с вами…»
И тогда ночь на несколько часов перестанет быть ужасной. Давина не превратится в какое-то другое существо, которое начнет рычать и будет все в крови. Она останется такой, как сейчас – красивой и нормальной.
– Так вы заблудились? – опять спросила она и на этот раз немного отступила и пошире открыла дверь.
Другой мужчина принял бы это за приглашение, но ему было достаточно известно о поведении женщин в таких ситуациях, и он понял, что это проверка. Она оценит его в следующие несколько минут. Если он толкнет дверь, она заклеймит его как варвара. А если он не тронется с места и позволит ей диктовать свои условия, она сочтет его слабаком. Поэтому он выбрал третий путь, который больше подходил ему по характеру, а возможно, и по обстоятельствам. Он просто сказал:
– Я не заблудился, Давина. Просто я не знал, дал ли я вам достаточно времени, чтобы подготовиться.
– Чтобы стать женой, а не просто невестой?
Он улыбнулся, а она продолжила:
– Моя тетя говорит, что я бываю бестактной. Думаю, что мой отец был с ней согласен. Но я никогда не считала добродетелью прятаться за слова, ваше сиятельство.
– Маршалл, – поправил он. – На данном этапе нам следует пренебречь формальностями, не так ли?
– Мы не знаем друг друга, ваше сиятельство. Если я буду называть вас по имени, вы будете считать, что мы друзья. Ведь так? В таком случае я буду рада называть вас Маршаллом.
В это мгновение искушение взяло над ним верх. Он слегка толкнул створку, и Давина отступила, позволив ему войти в свою комнату и закрыть за собой дверь.
Только тогда он осмелился разглядеть ее как следует. Всю. С ног до головы. Роскошь спальни поблекла в сравнении с ее необыкновенной красотой.
На ней было надето нечто белое, кружевное, окутывавшее ее от горла до пяток. Она выглядела восхитительно.
Кто-то, видимо, составил о ней неправильное мнение и надушил ее слишком – дли нее – сильными духами с восточными специями. А может быть, эти духи лишь часть его безумия, а от нее пахнет только мылом.
– Вам следовало бы уже давно выйти замуж. – Неужели он винит ее за то, что она здесь, что она его жена, что уязвима для его рассудка? – Вам следовало выйти замуж и найти любовь… либо до брака, либо во время брака.
Она нахмурилась.
– Мой отец говорил, что нельзя изменить прошлое, а будущее может никогда не наступить. Я могу жить только в настоящем, ваше сиятельство.
На сей раз он ее не поправил. Наверное, ему была необходима эта небольшая формальность. Но о какой формальности может идти речь, если она стоит перед ним полуголая?
– В таком случае давайте жить в настоящем, леди жена.
Он протянул ей руку, и она улыбнулась. При этом у нее был вид человека, которого ведут на виселицу.
Глава 6
Однако вместо того чтобы вести ее в спальню, он остался в гостиной и сел в кресло у камина.
Она стояла рядом с ним в часовне и сидела с ним во время обеда. Но ни у алтаря, ни за столом он не выглядел таким большим. Казалось, он возвышается над всеми предметами спальни до такой степени, что она заставила себя выпрямиться, расправить плечи и поднять подбородок. Приняла боевой вид, как сказала бы ее тетя Тереза.
Интересно, у нее действительно проявился характер, или она просто защищается? И что за ужасная мысль в первую брачную ночь?
Было в нем что-то такое, что излучало силу. Возможно, потому, что он был графом. А может, потому, что он много лет был дипломатом и ему часто приходилось говорить от имени британской короны. Что бы это ни было, сейчас она это почувствовала – будто от него к ней прокатилась волна. А может, это вовсе не сила?
– Вы злой человек, Маршалл?
По его еле заметной улыбке она поняла, что ему понравилось это определение.
– Интересный вопрос. Если бы я был злым, я наверняка знал бы об этом. Если я отвечу, что я не злой, это вас убедит?
– Нам обязательно надо это делать? – вдруг спросила она, взглянув в сторону спальни. За закрытой дверью горела одна газовая лампа. Он, наверное погасит ее, прежде чем начнет…
– Боюсь, что должны. Иначе это будет похоже на то, как бывает, когда вас сбрасывает лошадь. Вам больше никогда не захочется сесть верхом, но всю оставшуюся жизнь вы будете думать, каково это было бы, и, возможно, немного сожалеть.
Она не поверила своим ушам.
– Вы только что сравнили брачный акт с верховой ездой?
– Есть люди, которые говорят, что этот акт не так уж и непохож, – невозмутимо ответил он.
По обеим сторонам камина возвышались вазы бело-голубого фарфора. Возле кресла графа стоял столик красного дерева. А мраморную каминную полку украшала статуэтка дракона, выполненная из зеленого нефрита.
В этой странной комнате Маршалл чувствовал себя вполне комфортно.
Она села на стоявший рядом стул и закутала ноги пеньюаром, пытаясь скрыть тот факт, что материал слишком прозрачный и слишком выдает то, чего не надо.
Он взглянул на неё мельком и сразу же отвел глаза. Этот неосознанный жест доброты вызвал у Давины теплое чувство к этому человеку. Он был не только красив, но и по-рыцарски благороден.
Она заметила, что он все время сжимает и разжимает кулаки. Неужели он нервничает так же, как она? Он повернул к ней голову и опять посмотрел на нее так, будто слышал ее вопрос.
– Что ж, давайте сделаем это, – сказала она после долгой паузы. – Этот акт должен быть выполнен, и надо поскорее с ним покончить. – Не дожидаясь ответа, она подошла к двери спальни и открыла ее.
Не оглядываясь, чтобы увидеть, идет ли он за ней, она поднялась на три ступеньки сбоку кровати. Белая ночная сорочка была собрана вокруг шеи, оставив открытыми плечи. Прозрачное кружево, прилипнув к ее груди и бедрам, ниспадало складками к щиколоткам.
Давина легла и, накрывшись простыней, уставилась в красный шелк потолка.
– Вообще-то это не совсем так, – послышался его голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29