Я слишком устал. Но Герту куда хуже, чем мне. Эти боли, которые у него возникают всегда после полуночи, не снимаются лекарствами, и вообще необъяснимы, но так всегда, объяснил врач, всегда, когда речь идет о сагонах и сагонских технологиях, тут ничего не поделаешь. Но кажется, сегодня он мучился немного меньше. Может быть, все-таки пройдет… Господи, хоть бы прошло! Я подошел к Герту. Ресницы сомкнуты, шрамы на лице уже совсем побледнели, заживают окончательно. Спит, вдруг шевельнулась во мне радость. Я с ним сидел всю ночь, ведь нужно, чтобы кто-то был рядом, держал за руку, давал попить, включал тепловой излучатель, вызывал врача… Но и врач тут ничем помочь не может. Никто даже не понимает природу этой боли… А Герт боится ночи. Он ничем не показывает это, только к вечеру становится более оживленным, рассуждает, шутит, а в глубине глаз – безмолвный, скрытый страх.
Может быть, и хорошо, что Сэйн не знает всего этого. У них грудной малыш, ей кормить надо. Поэтому я и взялся сидеть с Гертом. Этим не искупить вину… впрочем, они не рассказали Сэйн, что все это – из-за меня. Но я-то сам знаю. Этим не искупить вину, но почему-то я уверен, что мое место – рядом с ним.
Может быть, поспать еще немного? Да нет, шесть утра… Не стоит. Тихонько вошла ученица, только что пришедшая на смену, молоденькая Эйли. Ей всего лет шестнадцать, через какое-то время она и сама станет врачом. Кивнула мне, подошла, постояла рядом с Гертом.
– Все в порядке, Ланс? – спросила тихонько.
– Да, – прошептал я в ответ, – когда придет врач?
– Думаю, сегодня не раньше девяти…
Эйли подошла, пристегнула еще одну полупрозрачную капсулу к зена-тору на руке Герта.
– Недавно заснул?
– Да… с полчаса всего.
Эйли посмотрела в лицо спящего, повернулась и тихонько вышла. Я сел в кресло у изголовья и через несколько минут задремал.
Я проснулся словно от толчка, хотя ничего не изменилось, Герт был все так же неподвижен. Но у стеклянной двери, с той стороны стояла Сэйн, младенец привязан у нее на груди. Я тихонько вышел.
– Ара! Ну как? – негромко спросила Сэйн, кивнув на дверь палаты.
– Все так же, – сказал я, – а как же ты… с малышом?
– А ничего. Скоро придет Нэсса, она мне поможет. Полчаса-то я посижу с обоими, ничего не случится. Ты иди домой, Ланс. Устал ведь, которую ночь сидишь…
– Может, я дождусь лучше Нэссы?
– Да нет, ты иди.
Мы вместе с Сэйн вошли в палату. Она положила малыша на вторую кровать, специально предназначенную для ухаживающего за больным. Устроила вокруг что-то вроде гнездышка, чтобы ребенок не выполз. Потом подошла к спящему Герту, наклонилась над ним, глядя в лицо, постояла так. Обернулась ко мне и сказала шепотом.
– Ты иди, Ланс… Иди, ничего.
– Я приду часа в три, не раньше.
– Хорошо.
Я слегка сжал пальцы Сэйн и вышел из палаты. Солнце уже выползло над городом, в белесое зимнее небо, и холодный воздух неожиданно жестко сковал кожу. На стоянке я выбрал один из безликих общественных флаеров, сразу с места дал полную нагрузку, и оказался почти вровень с солнцем. Так казалось… Еще мелькнуло, что вот совсем недавно я и представить себе такого не мог, а сейчас быть в небе для меня – так же естественно, как ходить. И ничего особенного в этом нет… И скоро эта мысль даже перестанет мелькать. Я уверенно опустил флаер на посадочный стояк, вылез и сразу же оказался в квартире.
Встреча с Дэцином Вайгреном в час. Я порядком устал, это верно. И у меня есть еще почти четыре часа. Я сбросил одежду, в одних трусах прошлепал на кухню. Иногда так хорошо просто побыть одному… В своем доме, к которому так привык. Почему я совсем не думаю о встрече с Дэцином? Ведь это очень серьезно, это даже страшно. Мне не так легко было решиться даже на разговор с ним. Наверное, можно и не решаться, ведь я был не на службе, это никого не касается. Никаких законов я не нарушил. Только вот честным ско после этого я себя чувствовать уже не буду.
Любимый завтрак, кошмар диетолога – соленая рыбешка, салат с майонезом и пиво.
Ладно, в патруле так не покайфуешь. Но сначала – мыться. Циллос, повинуясь приказу, уже наполнил внутренность ванны теплой, почти горячей водой, пахнущей лепестками сандары, снимающей стресс и усталость. Я лег и почти растворился в покое, невесомости, легком цветочном аромате… собственно, на этом все и кончилось. Через пятнадцать минут меня разбудила негромкая (заранее запрограммированная, разумеется) музыка, и я, собрав все силы, полез из остывающей воды, горько сожалея, что не удалось даже понаслаждаться ванной как следует… заснул сразу. Завернувшись в полотенце, отправился на кухню и сел поглощать свой безумный завтрак.
А ведь признайся, хочется в глубине души, чтобы Дэцин сказал: ты не виноват. Ну в самом деле, не виноват же я! Я и сам себя не чувствую виноватым. Все как-то само собой… получилось. Конечно, сагон меня не ломал, я добровольно согласился ему служить. Но ведь он обманул меня… сыграл на глупости моей, неопытности, незнании… Господи, каким же я был дураком! Я просто дурак, но не злодей же. Неужели Дэцин этого не поймет?
А если снова такое случится, ну мало ли что… конечно, больше я не поверю ему ТАК. А как-то иначе? Если он снова найдет какую-то возможность меня обмануть. Получается, что я человек совершенно ненадежный… н-да. И летать мне нельзя. Вот это самое страшное, если честно. Я уже так привык быть ско… привык летать. Но действительно, ведь если мне снова придется встретиться с сагоном, я не могу за себя поручиться. Вот что страшно, я сам себе не верю…
Все, хватит. Я сунул тарелку и пивную кружку в машину. Хватит думать о всякой ерунде. Надо сначала поговорить с Дэцином, а потом уже впадать в панику… если вообще впадать.
Я влез под одеяло и отключился почти сразу. Проспал два с половиной часа, потом циллос разбудил меня боевым маршем «Во имя Цхарна вперед к победе» (специально заказал в сети, мелодию и слова я помнил, а оркестровку мне сделали по заказу… очень бодрит). Я оделся, привел себя в порядок, прихватил то, что было мне нужно для больницы, и, вскочив во флаер, направил машину к «Синей Вороне».
Я бегло окинул взглядом зал – Дэцина еще не было. На эстраде двое парнишек наигрывали на капеллийских двухрядных гитарах. Народу мало… В «Синей вороне» все пространство разгорожено на небольшие отсеки, не то, чтобы глухо, а так, чтобы только не мешать друг другу (да еще и звукоизолирующим полем накрыты, где оставлен только канал от эстрады). Я выбрал столик у окна, хоть и вид был самый неприглядный – серое слепое небо, струйки временами усиливающегося дождя. Но отсюда был виден край эстрады и смутно фигурки гитаристов, и входная дверь с фонарем Первого века, а вот сам столик в глаза не бросался. Я не пообедал, но есть что-то и не очень хотелось… И правда, почему? Да ведь у меня, кажется, мандраж начался. Как перед экзаменом. Ну что ж, это можно понять… Нет, практически ничего я не боюсь, хотя бы даже и смерти. Плакать обо мне некому, а когда-то ведь надо будет умирать. Да и заслужил я, если уж честно. Тем более, я не боюсь того, что скорее всего последует – отстранения от полетов… лечения какого-нибудь… даже заключения на Сальских островах. И не такое переживали, подумаешь. Я не боюсь, но… просто волнуюсь, что ли. Ну, не хочется выслушивать всю правду о себе, кому же это приятно.
Однако что-нибудь надо заказать. Я набрал на планшетке хорошо знакомый код – светлое ву и креветки.
Дэцин появился через минуту после того, как заказ стоял у меня на столе. Молча помахал мне рукой, сел, небрежно ткнул в планшетку, заказывая себе что-то. Потом посмотрел на меня своими странными очень светлыми глазами, и произнес.
– Хорошо играют…
– Да, – согласился я. Дирекция «Синей вороны» умела подбирать музыкантов… впрочем, как правило, все это были любители, игравшие здесь один-два вечера в неделю бесплатно или за небольшую плату. Игра в «Синей Вороне» – лучшая самореклама. Ребята музицировали негромко, и струны звенели и трепетали, как звезды в глубоком пространстве. Струны звезд, подумал я… банально звучит, зато точно.
Тележка-робот ткнулась в стол. Дэцин взял подносик с заказом – какое-то незнакомое мне вино, орешки – переставил к себе. Потом посмотрел на меня снова.
– Я искал вас в СКОНе, но… – начал я робко. Дэцин покачал головой.
– Я больше не работаю в СКОНе. Но это неважно.
Он помолчал немного.
– Я слушаю тебя, Ландзо. Рассказывай.
Я набрал воздуха, опустил глаза и начал свой рассказ.
Самым сложным оказалось найти Дэцина. И ведь можно было его и не искать. И вообще никому не рассказывать о происшедшем. Я был в отпуске, не на службе. Конечно, с формальной, юридической стороны я, возможно, и совершил преступление по квиринским меркам. Например, я бомбил заводы в Беши. Но с другой стороны, можно считать, что меня к этому вынудили… в тот момент я вернулся в гражданство Лервены, вернее, меня вернули насильно, а с анзорийской точки зрения я все делал правильно. Словом, вопрос крайне сложный, и любой законник на Квирине послал бы меня подальше, легкомысленно махнув рукой… А то, что ребята пострадали – так это был их собственный, личный выбор, я тут и вовсе не при чем.
И они тоже не обвиняли меня. И вообще похоже, что все были настроены простить и забыть… О, это так характерно для Квирина вообще. Удивительно, что при такой легкомысленности Квирин до сих пор еще существует. Простить и забыть. Оставить человека наедине с его собственной совестью. Если уж человеку доверяют быть эстаргом, ско, если он свой – то свой до конца, у доверия нет степеней.
Только беда-то в том, что я сам не доверял себе. И мне стало стыдно смотреть в глаза друзьям. Что-то со мной происходило неладное… бежать к психологу? Можно, конечно, только вот все это ему рассказывать… Тут ведь дело не в моих каких-то комплексах, а именно в том, что произошло. А как нормальному психологу рассказать о том, что такое сагон? И какие отношения у меня с Цхарном – ведь с детства же я его почитал… уважал… считал Учителем.
Квирин – главная крепость Галактики в борьбе против сагонов. Но я ничего не знал о том, кто же именно этим занимается, какая служба. Ведь не я же первый сталкиваюсь вот так с сагонами… Кто-то же должен этим заниматься, изучать, реабилитировать вот таких людей! Но по крайней мере в открытом доступе никаких данных о такой службе я не нашел. И никто из знакомых не знал ничего…
Вот тогда я и вспомнил о Дэцине. По крайней мере, это единственный человек, который разбирается в сагонах, и я это точно о нем знаю. Еще я знал, что он работает в СКОНе, поэтому найти его будет несложно.
Как бы не так! Первым делом выяснилось, что ни в каких сконовских списках Дэцин Вайгрен не значится. Ни в одном отделе человека с таким именем не нашлось. Я запустил общесетевой поиск, и обнаружил на всем Квирине трех людей с таким именем, причем два из них явно не подходили по возрасту, а о третьем в сети оказалась подробная информация, портрет, личная страница, он был какой-то скульптор-любитель, и вовсе не тот, кто мне нужен.
Тогда я задействовал последнюю реальную нить… вот уж не думал, что на Квирине могут возникнуть такие сложности с поиском человека. Правда, занесение в сеть своих данных – дело сугубо добровольное, но как правило, все заносят… а что скрывать? Ведь так удобнее. Я как раз находился в больнице, и здесь все еще работал мой старый знакомый лечащий врач Ингор. Я разыскал его, и он уже без особого труда нашел для меня номер Дэцина.
Мы условились о встрече… Я, собственно, хотел просто хоть кому-то рассказать о случившемся, посоветоваться. Но чем более приближалась встреча, тем больше я отдавал себе отчет – я видел в Дэцине судью. Именно он, со своими холодными честными глазами, расставит все на свои места, именно он сможет определить и степень моей вины, и меру наказания или же необходимость моей изоляции от общества… Это страшно – не доверять себе, но я действительно перестал себе доверять. Не знаю почему, но я как-то безотчетно доверял Дэцину. Мне казалось, что он хорошо во всем этом разбирается и сможет правильно расставить точки над и.
Он слушал меня молча, ни единым движением мимических мускулов не выдавая эмоций. И в то же время – не равнодушно. Он был словно погружен в себя и, слушая, одновременно анализировал и проворачивал какие-то логические массивы внутри своей благородной аристократической головы. Время от времени он прихлебывал свое вино. Я же ничего в рот не брал, но закончив рассказ, судорожно схватил бокал и залпом, крайне некультурно выпил больше половины.
– И вот мы вернулись, – сказал я. – Валтэн еще ничего… он в санатории на Дэке, восстанавливается, а вот Герт… Я с ним в больнице сижу. И неизвестно, что дальше будет. Я хотел у вас спросить… ведь вы же сталкивались, наверное, с такими, как я. Что же теперь будет – Цхарн не оставит меня в покое? Или я уже эммендар? Может быть, нужно просто… ну, изолировать меня от общества. Я не хочу быть опасным для Квирина.
Дэцин медленно кивнул головой, не глядя на меня.
– Все мы не хотим, Ландзо… в противоположность… некоему персонажу… все мы совершаем зло, желая блага. Но нельзя же очистить планету от людей.
– Что мне теперь делать? – спросил я напрямик.
– Смотри мне в глаза, – неожиданно велел Дэцин. Я уставился на него… это оказалось не так уж легко. Мне очень хотелось отвести взгляд, даже глаза заслезились. Но я не отвел. Смотрел прямо в его блестящие светлые радужки, с темными отверстиями зрачков, совсем не сагонские глаза, прямая противоположность – сагон на тебя никогда не смотрит, у него взгляд слепой, а Дэцин смотрел так прямо, нестерпимо прямо, что не по себе становилось. Внезапно в руке его возник какой-то приборчик, я увидел это боковым зрением, сверкающий какой-то лучик, и этот лучик прямо-таки полоснул по моим напряженным глазам. Я сморгнул, и Дэцин убрал прибор.
Он больше не смотрел на меня. Неожиданно он протянул свою сухонькую длинную ладонь и накрыл ею мою руку, лежащую на столе. Он сделал это, словно ободряя меня, и этого я меньше всего мог ожидать от Дэцина. Я замер, не зная, что сделать или сказать.
– Ты не эммендар, Ландзо, – спокойно прозвучал его голос.
– Вы… уверены? – спросил я глупо. – Это была проверка?
– Главным образом это ясно из твоего рассказа. И поведения. Но это была проверка, причем довольно надежная. Все в порядке, ты свободен, Ландзо.
– Но что мне делать теперь? – спросил я, – можно летать, жить, как ни в чем не бывало?
Дэцин покачал головой и убрал руку.
– Нет, вот насчет летать… В общем-то я не могу тебе это запретить, и никто не может. Но я должен предупредить тебя, ты никогда уже не сможешь летать, как раньше. Ну, я имею в виду, находиться в пространстве и на других планетах. Конечно, в атмосфере Квирина – сколько угодно…
– Почему? – глухо спросил я. Сердце мое упало.
Странное дело, но именно вот к этому я, оказывается, был не готов. Если я болен, пусть меня лечат. Если я виноват, пусть накажут, если опасен – пусть изолируют. Но вот это… больше не летать, просто жить на Квирине, в самых идеальных, самых лучших условиях, стать наземником… Впрочем, он же сказал – я не могу запретить.
– Потому что это опасно для тебя. Видишь ли, мы кое-что знаем о сагонах… за семьсот лет кое-что узнали. Если сагон однажды установил связь с человеком, он никогда не оставит его. Ты теперь пожизненный подопечный твоего Цхарна. Скорее всего, это его настоящее имя. – Дэцин вдруг задумался.
– Он и сейчас знает, где я?
– Ландзо, сагон непостижим. Думаю, да, знает. С уверенностью сказать нельзя, но… Впрочем, ты можешь спать спокойно. Еще не было случая, чтобы сагон вступил в контакт с человеком на Квирине. Поэтому оставаться здесь… для тебя это будет самое безопасное.
– Я понимаю.
Я отхлебнул вина и постарался сделать свой голос более уверенным.
– Я понимаю, но Дэцин… наша работа опасна вся. В принципе. Много ли прибавит эта опасность?
– Ты будешь рисковать не только жизнью, – заметил Дэцин, – и не только своей.
Я кивнул.
– В первый раз ты, можно сказать, дешево отделался. Цхарн, конечно, рассчитывал на твое лервенское воспитание, и в общем, рассчитал верно.
– Он больше не обманет меня, – сказал я неожиданно для самого себя. Вдруг пришла какая-то железная, непонятная уверенность – больше не обманет. Дэцин кивнул.
– Не обманет. У него есть масса других способов воздействия. Поставит в безвыходное этическое положение, заставив жертвовать кем-то… или просто шантаж… или ты просто потеряешь рассудок. Ландзо, ты не представляешь, какая хрупкая вещь – наш человеческий рассудок. В конце концов, он просто тебя сломает.
– Меня не так просто сломать, – я взглянул в глаза Дэцину. Он молчал. Тянул вино, и в тишине странно звенели гитарные переборы.
– Есть, конечно, люди… – сказал он наконец. Еще помолчал и добавил, – значит, не боишься?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Может быть, и хорошо, что Сэйн не знает всего этого. У них грудной малыш, ей кормить надо. Поэтому я и взялся сидеть с Гертом. Этим не искупить вину… впрочем, они не рассказали Сэйн, что все это – из-за меня. Но я-то сам знаю. Этим не искупить вину, но почему-то я уверен, что мое место – рядом с ним.
Может быть, поспать еще немного? Да нет, шесть утра… Не стоит. Тихонько вошла ученица, только что пришедшая на смену, молоденькая Эйли. Ей всего лет шестнадцать, через какое-то время она и сама станет врачом. Кивнула мне, подошла, постояла рядом с Гертом.
– Все в порядке, Ланс? – спросила тихонько.
– Да, – прошептал я в ответ, – когда придет врач?
– Думаю, сегодня не раньше девяти…
Эйли подошла, пристегнула еще одну полупрозрачную капсулу к зена-тору на руке Герта.
– Недавно заснул?
– Да… с полчаса всего.
Эйли посмотрела в лицо спящего, повернулась и тихонько вышла. Я сел в кресло у изголовья и через несколько минут задремал.
Я проснулся словно от толчка, хотя ничего не изменилось, Герт был все так же неподвижен. Но у стеклянной двери, с той стороны стояла Сэйн, младенец привязан у нее на груди. Я тихонько вышел.
– Ара! Ну как? – негромко спросила Сэйн, кивнув на дверь палаты.
– Все так же, – сказал я, – а как же ты… с малышом?
– А ничего. Скоро придет Нэсса, она мне поможет. Полчаса-то я посижу с обоими, ничего не случится. Ты иди домой, Ланс. Устал ведь, которую ночь сидишь…
– Может, я дождусь лучше Нэссы?
– Да нет, ты иди.
Мы вместе с Сэйн вошли в палату. Она положила малыша на вторую кровать, специально предназначенную для ухаживающего за больным. Устроила вокруг что-то вроде гнездышка, чтобы ребенок не выполз. Потом подошла к спящему Герту, наклонилась над ним, глядя в лицо, постояла так. Обернулась ко мне и сказала шепотом.
– Ты иди, Ланс… Иди, ничего.
– Я приду часа в три, не раньше.
– Хорошо.
Я слегка сжал пальцы Сэйн и вышел из палаты. Солнце уже выползло над городом, в белесое зимнее небо, и холодный воздух неожиданно жестко сковал кожу. На стоянке я выбрал один из безликих общественных флаеров, сразу с места дал полную нагрузку, и оказался почти вровень с солнцем. Так казалось… Еще мелькнуло, что вот совсем недавно я и представить себе такого не мог, а сейчас быть в небе для меня – так же естественно, как ходить. И ничего особенного в этом нет… И скоро эта мысль даже перестанет мелькать. Я уверенно опустил флаер на посадочный стояк, вылез и сразу же оказался в квартире.
Встреча с Дэцином Вайгреном в час. Я порядком устал, это верно. И у меня есть еще почти четыре часа. Я сбросил одежду, в одних трусах прошлепал на кухню. Иногда так хорошо просто побыть одному… В своем доме, к которому так привык. Почему я совсем не думаю о встрече с Дэцином? Ведь это очень серьезно, это даже страшно. Мне не так легко было решиться даже на разговор с ним. Наверное, можно и не решаться, ведь я был не на службе, это никого не касается. Никаких законов я не нарушил. Только вот честным ско после этого я себя чувствовать уже не буду.
Любимый завтрак, кошмар диетолога – соленая рыбешка, салат с майонезом и пиво.
Ладно, в патруле так не покайфуешь. Но сначала – мыться. Циллос, повинуясь приказу, уже наполнил внутренность ванны теплой, почти горячей водой, пахнущей лепестками сандары, снимающей стресс и усталость. Я лег и почти растворился в покое, невесомости, легком цветочном аромате… собственно, на этом все и кончилось. Через пятнадцать минут меня разбудила негромкая (заранее запрограммированная, разумеется) музыка, и я, собрав все силы, полез из остывающей воды, горько сожалея, что не удалось даже понаслаждаться ванной как следует… заснул сразу. Завернувшись в полотенце, отправился на кухню и сел поглощать свой безумный завтрак.
А ведь признайся, хочется в глубине души, чтобы Дэцин сказал: ты не виноват. Ну в самом деле, не виноват же я! Я и сам себя не чувствую виноватым. Все как-то само собой… получилось. Конечно, сагон меня не ломал, я добровольно согласился ему служить. Но ведь он обманул меня… сыграл на глупости моей, неопытности, незнании… Господи, каким же я был дураком! Я просто дурак, но не злодей же. Неужели Дэцин этого не поймет?
А если снова такое случится, ну мало ли что… конечно, больше я не поверю ему ТАК. А как-то иначе? Если он снова найдет какую-то возможность меня обмануть. Получается, что я человек совершенно ненадежный… н-да. И летать мне нельзя. Вот это самое страшное, если честно. Я уже так привык быть ско… привык летать. Но действительно, ведь если мне снова придется встретиться с сагоном, я не могу за себя поручиться. Вот что страшно, я сам себе не верю…
Все, хватит. Я сунул тарелку и пивную кружку в машину. Хватит думать о всякой ерунде. Надо сначала поговорить с Дэцином, а потом уже впадать в панику… если вообще впадать.
Я влез под одеяло и отключился почти сразу. Проспал два с половиной часа, потом циллос разбудил меня боевым маршем «Во имя Цхарна вперед к победе» (специально заказал в сети, мелодию и слова я помнил, а оркестровку мне сделали по заказу… очень бодрит). Я оделся, привел себя в порядок, прихватил то, что было мне нужно для больницы, и, вскочив во флаер, направил машину к «Синей Вороне».
Я бегло окинул взглядом зал – Дэцина еще не было. На эстраде двое парнишек наигрывали на капеллийских двухрядных гитарах. Народу мало… В «Синей вороне» все пространство разгорожено на небольшие отсеки, не то, чтобы глухо, а так, чтобы только не мешать друг другу (да еще и звукоизолирующим полем накрыты, где оставлен только канал от эстрады). Я выбрал столик у окна, хоть и вид был самый неприглядный – серое слепое небо, струйки временами усиливающегося дождя. Но отсюда был виден край эстрады и смутно фигурки гитаристов, и входная дверь с фонарем Первого века, а вот сам столик в глаза не бросался. Я не пообедал, но есть что-то и не очень хотелось… И правда, почему? Да ведь у меня, кажется, мандраж начался. Как перед экзаменом. Ну что ж, это можно понять… Нет, практически ничего я не боюсь, хотя бы даже и смерти. Плакать обо мне некому, а когда-то ведь надо будет умирать. Да и заслужил я, если уж честно. Тем более, я не боюсь того, что скорее всего последует – отстранения от полетов… лечения какого-нибудь… даже заключения на Сальских островах. И не такое переживали, подумаешь. Я не боюсь, но… просто волнуюсь, что ли. Ну, не хочется выслушивать всю правду о себе, кому же это приятно.
Однако что-нибудь надо заказать. Я набрал на планшетке хорошо знакомый код – светлое ву и креветки.
Дэцин появился через минуту после того, как заказ стоял у меня на столе. Молча помахал мне рукой, сел, небрежно ткнул в планшетку, заказывая себе что-то. Потом посмотрел на меня своими странными очень светлыми глазами, и произнес.
– Хорошо играют…
– Да, – согласился я. Дирекция «Синей вороны» умела подбирать музыкантов… впрочем, как правило, все это были любители, игравшие здесь один-два вечера в неделю бесплатно или за небольшую плату. Игра в «Синей Вороне» – лучшая самореклама. Ребята музицировали негромко, и струны звенели и трепетали, как звезды в глубоком пространстве. Струны звезд, подумал я… банально звучит, зато точно.
Тележка-робот ткнулась в стол. Дэцин взял подносик с заказом – какое-то незнакомое мне вино, орешки – переставил к себе. Потом посмотрел на меня снова.
– Я искал вас в СКОНе, но… – начал я робко. Дэцин покачал головой.
– Я больше не работаю в СКОНе. Но это неважно.
Он помолчал немного.
– Я слушаю тебя, Ландзо. Рассказывай.
Я набрал воздуха, опустил глаза и начал свой рассказ.
Самым сложным оказалось найти Дэцина. И ведь можно было его и не искать. И вообще никому не рассказывать о происшедшем. Я был в отпуске, не на службе. Конечно, с формальной, юридической стороны я, возможно, и совершил преступление по квиринским меркам. Например, я бомбил заводы в Беши. Но с другой стороны, можно считать, что меня к этому вынудили… в тот момент я вернулся в гражданство Лервены, вернее, меня вернули насильно, а с анзорийской точки зрения я все делал правильно. Словом, вопрос крайне сложный, и любой законник на Квирине послал бы меня подальше, легкомысленно махнув рукой… А то, что ребята пострадали – так это был их собственный, личный выбор, я тут и вовсе не при чем.
И они тоже не обвиняли меня. И вообще похоже, что все были настроены простить и забыть… О, это так характерно для Квирина вообще. Удивительно, что при такой легкомысленности Квирин до сих пор еще существует. Простить и забыть. Оставить человека наедине с его собственной совестью. Если уж человеку доверяют быть эстаргом, ско, если он свой – то свой до конца, у доверия нет степеней.
Только беда-то в том, что я сам не доверял себе. И мне стало стыдно смотреть в глаза друзьям. Что-то со мной происходило неладное… бежать к психологу? Можно, конечно, только вот все это ему рассказывать… Тут ведь дело не в моих каких-то комплексах, а именно в том, что произошло. А как нормальному психологу рассказать о том, что такое сагон? И какие отношения у меня с Цхарном – ведь с детства же я его почитал… уважал… считал Учителем.
Квирин – главная крепость Галактики в борьбе против сагонов. Но я ничего не знал о том, кто же именно этим занимается, какая служба. Ведь не я же первый сталкиваюсь вот так с сагонами… Кто-то же должен этим заниматься, изучать, реабилитировать вот таких людей! Но по крайней мере в открытом доступе никаких данных о такой службе я не нашел. И никто из знакомых не знал ничего…
Вот тогда я и вспомнил о Дэцине. По крайней мере, это единственный человек, который разбирается в сагонах, и я это точно о нем знаю. Еще я знал, что он работает в СКОНе, поэтому найти его будет несложно.
Как бы не так! Первым делом выяснилось, что ни в каких сконовских списках Дэцин Вайгрен не значится. Ни в одном отделе человека с таким именем не нашлось. Я запустил общесетевой поиск, и обнаружил на всем Квирине трех людей с таким именем, причем два из них явно не подходили по возрасту, а о третьем в сети оказалась подробная информация, портрет, личная страница, он был какой-то скульптор-любитель, и вовсе не тот, кто мне нужен.
Тогда я задействовал последнюю реальную нить… вот уж не думал, что на Квирине могут возникнуть такие сложности с поиском человека. Правда, занесение в сеть своих данных – дело сугубо добровольное, но как правило, все заносят… а что скрывать? Ведь так удобнее. Я как раз находился в больнице, и здесь все еще работал мой старый знакомый лечащий врач Ингор. Я разыскал его, и он уже без особого труда нашел для меня номер Дэцина.
Мы условились о встрече… Я, собственно, хотел просто хоть кому-то рассказать о случившемся, посоветоваться. Но чем более приближалась встреча, тем больше я отдавал себе отчет – я видел в Дэцине судью. Именно он, со своими холодными честными глазами, расставит все на свои места, именно он сможет определить и степень моей вины, и меру наказания или же необходимость моей изоляции от общества… Это страшно – не доверять себе, но я действительно перестал себе доверять. Не знаю почему, но я как-то безотчетно доверял Дэцину. Мне казалось, что он хорошо во всем этом разбирается и сможет правильно расставить точки над и.
Он слушал меня молча, ни единым движением мимических мускулов не выдавая эмоций. И в то же время – не равнодушно. Он был словно погружен в себя и, слушая, одновременно анализировал и проворачивал какие-то логические массивы внутри своей благородной аристократической головы. Время от времени он прихлебывал свое вино. Я же ничего в рот не брал, но закончив рассказ, судорожно схватил бокал и залпом, крайне некультурно выпил больше половины.
– И вот мы вернулись, – сказал я. – Валтэн еще ничего… он в санатории на Дэке, восстанавливается, а вот Герт… Я с ним в больнице сижу. И неизвестно, что дальше будет. Я хотел у вас спросить… ведь вы же сталкивались, наверное, с такими, как я. Что же теперь будет – Цхарн не оставит меня в покое? Или я уже эммендар? Может быть, нужно просто… ну, изолировать меня от общества. Я не хочу быть опасным для Квирина.
Дэцин медленно кивнул головой, не глядя на меня.
– Все мы не хотим, Ландзо… в противоположность… некоему персонажу… все мы совершаем зло, желая блага. Но нельзя же очистить планету от людей.
– Что мне теперь делать? – спросил я напрямик.
– Смотри мне в глаза, – неожиданно велел Дэцин. Я уставился на него… это оказалось не так уж легко. Мне очень хотелось отвести взгляд, даже глаза заслезились. Но я не отвел. Смотрел прямо в его блестящие светлые радужки, с темными отверстиями зрачков, совсем не сагонские глаза, прямая противоположность – сагон на тебя никогда не смотрит, у него взгляд слепой, а Дэцин смотрел так прямо, нестерпимо прямо, что не по себе становилось. Внезапно в руке его возник какой-то приборчик, я увидел это боковым зрением, сверкающий какой-то лучик, и этот лучик прямо-таки полоснул по моим напряженным глазам. Я сморгнул, и Дэцин убрал прибор.
Он больше не смотрел на меня. Неожиданно он протянул свою сухонькую длинную ладонь и накрыл ею мою руку, лежащую на столе. Он сделал это, словно ободряя меня, и этого я меньше всего мог ожидать от Дэцина. Я замер, не зная, что сделать или сказать.
– Ты не эммендар, Ландзо, – спокойно прозвучал его голос.
– Вы… уверены? – спросил я глупо. – Это была проверка?
– Главным образом это ясно из твоего рассказа. И поведения. Но это была проверка, причем довольно надежная. Все в порядке, ты свободен, Ландзо.
– Но что мне делать теперь? – спросил я, – можно летать, жить, как ни в чем не бывало?
Дэцин покачал головой и убрал руку.
– Нет, вот насчет летать… В общем-то я не могу тебе это запретить, и никто не может. Но я должен предупредить тебя, ты никогда уже не сможешь летать, как раньше. Ну, я имею в виду, находиться в пространстве и на других планетах. Конечно, в атмосфере Квирина – сколько угодно…
– Почему? – глухо спросил я. Сердце мое упало.
Странное дело, но именно вот к этому я, оказывается, был не готов. Если я болен, пусть меня лечат. Если я виноват, пусть накажут, если опасен – пусть изолируют. Но вот это… больше не летать, просто жить на Квирине, в самых идеальных, самых лучших условиях, стать наземником… Впрочем, он же сказал – я не могу запретить.
– Потому что это опасно для тебя. Видишь ли, мы кое-что знаем о сагонах… за семьсот лет кое-что узнали. Если сагон однажды установил связь с человеком, он никогда не оставит его. Ты теперь пожизненный подопечный твоего Цхарна. Скорее всего, это его настоящее имя. – Дэцин вдруг задумался.
– Он и сейчас знает, где я?
– Ландзо, сагон непостижим. Думаю, да, знает. С уверенностью сказать нельзя, но… Впрочем, ты можешь спать спокойно. Еще не было случая, чтобы сагон вступил в контакт с человеком на Квирине. Поэтому оставаться здесь… для тебя это будет самое безопасное.
– Я понимаю.
Я отхлебнул вина и постарался сделать свой голос более уверенным.
– Я понимаю, но Дэцин… наша работа опасна вся. В принципе. Много ли прибавит эта опасность?
– Ты будешь рисковать не только жизнью, – заметил Дэцин, – и не только своей.
Я кивнул.
– В первый раз ты, можно сказать, дешево отделался. Цхарн, конечно, рассчитывал на твое лервенское воспитание, и в общем, рассчитал верно.
– Он больше не обманет меня, – сказал я неожиданно для самого себя. Вдруг пришла какая-то железная, непонятная уверенность – больше не обманет. Дэцин кивнул.
– Не обманет. У него есть масса других способов воздействия. Поставит в безвыходное этическое положение, заставив жертвовать кем-то… или просто шантаж… или ты просто потеряешь рассудок. Ландзо, ты не представляешь, какая хрупкая вещь – наш человеческий рассудок. В конце концов, он просто тебя сломает.
– Меня не так просто сломать, – я взглянул в глаза Дэцину. Он молчал. Тянул вино, и в тишине странно звенели гитарные переборы.
– Есть, конечно, люди… – сказал он наконец. Еще помолчал и добавил, – значит, не боишься?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51