И потрепала меня хищной рукой по волосам. Сказала своим хрипловатым голосом.
– Ты совсем еще ребенок, ско… Я первая у тебя? Я почему-то подумала, что ты не с Квирина.
– Я не с Квирина… да, ты первая у меня, – ответил я честно, – спасибо.
– Дурак… спасибо не говорят… ты хороший, ско. Ты мне понравился.
Она встала – ослепительно нагая в неясном ночном свете. Я хотел отвести глаза и не мог. Аделаида стала быстро одеваться.
– Останься… ночь, – сказал я.
– Нет, – почти вскрикнула она, – нет!
– Я провожу тебя, – мне жутко не хотелось вставать, но я поднялся, зашарил по ковру в поисках штанов. Аделаида покачала головой.
– Не надо, ско… Меня никогда не провожают. И я никогда не остаюсь на ночь. До свидания, ско…
Она выскользнула за дверь. Я некоторое время смотрел ей вслед. Надо было бы бежать за ней, проводить. Но ведь Квирин… здесь нет никаких опасностей, ей ничто не грозит. Я вновь ощутил страшную неловкость оттого, что стоял голым среди комнаты. Пусть меня не видит никто, все равно… Я оделся, лег в постель. Но заснуть я смог не скоро.

Следующий день у меня был самым обычным – тренировка в невесомости, симулятор, теория… Аделаида и все, происшедшее ночью, казалось уже чем-то нереальным (если бы не странная и приятная легкость и пустота в теле – казалось бы сном). Вопреки ожиданию, я не так уж изменился. Раньше мне думалось, что мужчины (да я и читал об этом) смотрят на женщин, на жизнь совсем иначе, чем мальчики, не знающие этого странного и острого наслаждения. Но нет… девчонки, с которыми я кувыркался в невесомости, никаких таких мыслей у меня не вызывали. Были такими же, как всегда. Хотел ли я повторить вчерашнее? Наверное, да. Как прыжок с гравипоясом – страшно, но хочется.
В этом есть что-то общее со смертельной опасностью, с боем, с космосом… что-то настоящее. Или только так кажется?
Аделаида…
Я ведь ничего о ней не знаю и не смогу найти. Возможно, я больше и не увижу ее. Даже скорее всего. Я для нее – случайность, внезапный каприз. Она может точно так же снять любого понравившегося парня… нет, не любого. Наверное, не любого. Я уже заметил, что вообще-то на Квирине, ну или только в среде эстаргов, никого другого я ведь не знал – измены жене или мужу считаются чем-то очень плохим. Во всяком случае, это тщательно скрывается. По тому, как говорил об этом Валтэн, я понимал – он никогда не пошел бы с такой девчонкой. У него были сложные отношения с женой… но он бы никогда не стал – вот так. Оливия? «Он замечательный, он самый лучший». Смогла бы она вот так – с первым же понравившимся? Я понимал, что нет. Я и сам бы, наверное, не мог… но вот – смог же? Но у меня еще и нет никого. Пати – так с ней еще ничего неясно. Может быть, я ей и не нужен. Аделаида… я вспоминал ее тонкие руки. Хрипловатый голос, произносящий мантру. Люблю ли я ее? Не знаю. Это – любовь?
Но ведь я совсем не знаю Аделаиду.
Короче говоря, я просто не знал, что думать. Только все как-то наладилось, определилось в моей жизни, и вот – такое. Может быть, она просто больше не придет? Я не могу ее найти, так что никаких обязательств с моей стороны нет. А она… вряд ли она захочет дальше общаться со мной. Ну кто я ей? «Понравился» – думаю, она это просто так сказала.

Однако после того, как я пообедал и устроился в кресле с демонстратором и новым романом Огла, она позвонила.
– Привет, ско! – я не мог разглядеть помещения за ее спиной. А она теперь была облачена в какую-то радужную хламиду. – Ты мне понравился, слышишь?
– Аделаида, – пробормотал я.
– А можно я приду к тебе сегодня? – спросила она невинным детским тоном.
– Да, конечно. Кстати, меня зовут Ланс.
– Как? – она рассмеялась. – Ланс… Ланс! Ну ладно. Пока, ско!
И она исчезла. А ночью пришла опять.
Снова, как вчера – на час. Только потом мы пили кофе с ликером, сидя в креслах, совершенно голые. Аделаида была похожа на белую кошку, свернувшуюся калачиком. Нет, помесь кошки и змеи.
– Ада, – сказал я, – можно, я оденусь?
Она рассмеялась.
– Почему ты спрашиваешь?
– Ну… мне неудобно голым. Я не привык.
– Неудобно? Почему, – она подняла брови. Выщипанные, а вовсе не от природы в ниточку. Но это неважно.
– У нас это было не принято. На нашей планете.
– Надень бикр, – вдруг попросила она. Я удивился.
– Зачем?
– А я всю жизнь мечтала обниматься со ско в бикре.
– В бикре очень неудобно обниматься, – сказал я серьезно. Ада рассмеялась и бросила мне покрывало с кровати. Я прикрылся, сразу стало как-то проще и уютнее.
– А ты никогда не надевала бикр?
– Я? – брови прыгнули вверх. – За кого ты меня принимаешь?
– За квиринку, – ответил я. Ада покачала головой.
– Я не квиринка, Ланс… я не эстарг… и не наземник. Я не принадлежу никому. Я это я, и никто больше – понимаешь?
– Наверное, да.
Ада соскочила с кресла, подошла ко мне, поцеловала, забрав мое лицо в ладони.
– Все, я пойду.
Я снова не удерживал ее. Да и как можно ее удержать?

Мы не говорили о серьезном. Мы вообще не говорили. Мы были вместе, потом Ада убегала. Вот и все. И это затягивало, меняло мою жизнь, уводило все больше.
Я едва выполнял программу днем. Мне уже не хотелось это делать. А ведь начиналось все с таким энтузиазмом. Как я вновь сел за управление симулятора! Свежие воспоминания подстегивали лучше любого старвоса – что, если мне снова придется вести корабль самому? Я еще хорошо помнил пережитый ужас. И учился с огромным рвением.
Я теперь учился наносить удары и уходить от них, стрелять – и передо мной вставали знакомые лица, управляющий на Эль-Касри, охранники. Враги. У меня теперь были враги, и учиться имело смысл.
Так же важна была и теория – за каждым ее разделом вставала конкретная практическая ситуация, пережитая или воображаемая… где мне придется действовать по-настоящему.
Но я словно забыл обо всем этом. Все это ушло… это прошлое. Я знал только теоретически, что навыки эти пригодятся мне в будущем, уже очень скоро. На самом деле ничто не имело значения… только Ада. Ее губы. Ее руки. Ее мантра, запах ее кожи.
Если бы Валтэн не ругал меня, я бы и вовсе бросил занятия. Меня только и подстегивала необходимость каждую неделю перед ним отчитываться – он спрашивал, сколько я выучил, просматривал задачи. В конце концов и он стал замечать, что со мной что-то неладно.
– По-моему, с тобой что-то происходит, а? – спросил он, когда я в пятнадцатый раз не смог сосредоточиться и пропустил его удар. Я пожал плечами.
– Не знаю.
Валтэн долго и внимательно смотрел на меня, потом сказал:
– Ну как знаешь…
Я ничего не сказал ему об Аделаиде. И никому не говорил. Это было легко – с Марком и его семьей мы почти не встречались, я отговаривался тем, что очень уж занят учебой. Друзей у меня пока так и не появилось. Может, если бы не Ада, я дружил бы с Оливией. Познакомился бы с ее мужем… А так – зачем?

Переводчика найти оказалось совсем не трудно. Стоило только заняться… Я это сделал, не выходя из квартиры.
В Сети, оказывается, целая система есть для тех, кто пишет что-либо. Как я уже говорил, профессионалов здесь очень мало. Но вот написал человек роман, он совершенно спокойно его отправляет в сеть на проверку Информационной Службы. В этой службе работают очень многие, например, пенсионеры или женщины с маленькими детьми, просматривают тексты, насколько они грамотны, ну и чтобы не содержали, к примеру, порнографии. Потом роман этот выставляется в общем доступе под соответствующей рубрикой (а рубрики очень детализированные, так что в каждой не так уж много произведений). Ну, аннотация там, реклама… Любой желающий может теперь роман получить и на микропленке.
К слову, так же определяются профессиональные писатели. Проводится ежегодный конкурс среди читателей и среди редакторов, определяются несколько лучших произведений, и их авторы получают гонорар – такой, которого хватит года на три нормальной жизни. Вот и профессионалы… Все остальные на Квирине пишут бесплатно и в основном выполняют работу рутинную, не требующую большого умственного напряжения, например, пилота-транспортника.
Точно такая же ситуация, как выяснилось, и у переводчиков. Я специально выбрал рубрику «Стихотворные переводы», а в ней – язык лервени. И надо же, оказалось, что с нашего языка на Квирине пять человек переводят! Я выбрал одного из них, просто потому, что его переводы показались мне уж очень талантливыми, звали его Ниро Калланос, я тут же ему позвонил. Это оказался пожилой уже эстарг, пенсионер. Сейчас он работал в той же информационной службе, в редакции переводов, и переводил с семи галактических языков, в том числе, с трех анзорских. Я робко представился и изложил суть дела. Калланос пришел в восторг.
– Так неужели вы вот прямо с Анзоры? Даже не верится!
– А вы были у нас? – поинтересовался я. Калланос произнес на лервени, подбирая слова, но довольно свободно.
– Я был на Анзоре лет тридцать назад. Я был в Лервене. В составе этнографической экспедиции. Послушайте, Ландзо, мы должны с вами встретиться…
И я приехал к Калланосу. Мы пили с ним орсагонский чай (напиток этот похож на что угодно, только не на чай. Единственное, что его роднит с чаем – он тоже пьется горячим. Впрочем, это было вкусно). Я, разумеется, вначале ввел в циллос все стихи Арни, которые смог вспомнить. Калланос, держа чашечку, похожую на лепесток, в одной руке, жадно пробежал глазами тексты в экранной рамке.
– Ваш друг действительно талантливый поэт, – сказал он.
– Вы возьметесь за перевод? – спросил я. Калланос кивнул.
– Я попытаюсь. Это… очень своеобразные вещи. Но я попробую, как смогу…
Потом Калланос стал расспрашивать меня об Анзоре. Я рассказал ему всю историю, и про Арни – особенно подробно.
– Я попробую, – повторил Калланос, выслушав меня, – теперь я считаю себя просто обязанным. Вы правы – если это все, что осталось от него, мы должны… эти стихи будут читать, может быть, песни на них напишут.
На следующий день Калланос позвонил мне и прочитал первые две строфы, которые ему удалось перевести из «Лазоревой звезды». Я одобрил. На линкосе, казалось, это все еще лучше звучало. И я подумал, а может быть и вправду, напишет кто-нибудь музыку на эти стихи… на Квирине это недолго. Я даже размечтался – неужели от Арни хоть что-нибудь останется в мире? Ведь если подумать, это очень немало – написать хоть одно хорошее стихотворение.

Со мной снова происходило что-то странное.
Только я, казалось, перестал чувствовать себя совсем уж чужим на Квирине. Конечно, таких близких отношений, как с Арни и Таро, у меня не возникло ни с кем. Но все же появились знакомые… Валтэн… а самое главное, я сам перестал отделять себя от квиринцев. Они вовсе уже не казались мне детьми. Да и гуляя по набережной, в скоплении народа, я сам ощущал себя точно таким же, как все… я ско. Я не чужой. Мне понятна и близка их жизнь. Да, я не обычный человек – но кто обычный? Стандартных нет. Самое главное – стать своим.
Я стал своим на Квирине. Всего-то и нужно было для этого – один раз слетать в патруль.
И вдруг теперь, с появлением Аделаиды, что-то стало снова меняться. Вначале я был ошеломлен своим новым достижением, новыми ощущениями и переживаниями… потом это стало уже естественным. Ну в конце концов, я же не ребенок. Я знал, что все люди занимаются этим, и если это до сих пор не так уж меня волновало – виной тому общинное строгое воспитание, стресс привыкания к новой жизни…
Я заметил, что жду появления Аделаиды. Мне просто хотелось видеть ее… быть с ней… ощущать ее тепло. А я ведь так ничего о ней и не знал. Где она живет, кем работает… ничего. Она умело уходила от вопросов и вообще разговоров на все эти темы. Вообще – на житейские темы. Она вся была – легкая, кипучая морская пена. Касалась меня и сбегала, теряясь в прибое. Я только не понимал, зачем это нужно ей…
Я стал жить в основном ради того, чтобы снова побыть с ней… увидеть ее.
Мне было с ней так хорошо.

Мы были с ней в этот раз на диване, закутавшись в белое, шерстяное легкое одеяло. По сторонам она поставила две толстых свечи. Свечи горели, отражаясь в пасмурном окне – за окном бушевал шторм. Непогода… Мне было так хорошо. Так неизъяснимо прекрасно, тепло, легко… Я так был благодарен Аделаиде, и уже не знал, как выразить эту благодарность. Как выразить любовь. Я то и дело принимался целовать Аделаиду, и она стала уже легонько отстранять меня. Мы просто лежали рядом. Почти единое целое, почти одно теплое, полное любви тело.
Это самое лучшее в мире, понял я. Это и есть любовь. Таро, я знаю, у тебя так ничего и не было с Лиллой… да и что там могло быть, в Общине, в общежитии, воровато оглядываясь на дверь – не войдет ли кто… Ты так и не узнал, так вот – я узнал это за тебя. Вот это – любовь. Лучше этого нет ничего на свете… Ради этого стоит жить. Только ради этого.
Я вдруг испугался, что Ада исчезнет снова… только не сейчас. В такую погоду даже на флаере опасно… нет.
– Ты не исчезнешь? – спросил я.
– Почему ты об этом все время спрашиваешь? – усмехнулась она.
– Я боюсь… боюсь, что ты опять уйдешь.
– Глупый. Бояться не надо, – произнесла она лениво. Не надо – но как же? Я стал гладить ее плечи и грудь. Мне так хотелось сделать для нее что-нибудь хорошее… Аделаида капризно повела плечом, слегка отодвинулась. Да, пожалуй, она права… хватит уже на сегодня…
– Может быть, принести чаю? – предложил я шепотом.
– Я не хочу, – сказала Аделаида. Мы лежали рядом. Молча. Потом она снова стала меня ласкать.
…Я даже не думал, что это может получиться снова. Но у нас получилось… Я смотрел в лицо Аделаиды, блаженно застывшее, в полуулыбке. Проводил пальцем по тоненьким бровям.
– Ты знаешь, – я задыхался от любви к ней. Я просто умирал от любви. Да, Таро, это так хорошо, просто смертельно хорошо. – У меня была когда-то девушка. Там, на Анзоре. Нет, ты не подумай, у меня с ней не было ничего. У нас это вообще было сложно…
Аделаида меня не перебивала. И я все ей рассказал про Пати. Может быть, и не надо было, подумал я уже потом. Аделаида ничего не говорила о себе, но и обо мне ничего не спрашивала. Но я уже не мог в тот момент удержаться, мне хотелось рассказать ей все. Вывернуть наизнанку всю душу, все вытряхнуть, отдать ей – на. Поступай, как знаешь. Я весь, весь твой… Я рассказал ей, что сам не знаю, любил ли Пати. А сейчас понимаю, что наверное, нет. Я мог бы ее полюбить, наверное… она на тебя очень похожа. Мог бы. (на самом деле я приукрасил – не так уж похожа. Ну, тоже черненькая, маленькая, но на этом сходство и кончается). Но между нами там воздвигают столько глупых, ненужных преград… И Пати. Наши отношения с ней только начали развиваться. Но я должен был бежать. И я рассказал Аделаиде о нашем побеге. Вкратце. Мне почему-то очень не хотелось рассказывать ей про всякие ужасы. Зачем? Я просто вкратце сказал, что мои друзья погибли. А я дошел. Зато я рассказал о родителях… о детстве… всякую чушь, которую обычно и не вспоминаю. Как мы во всадников Цхарна играли. Сны, которые мне в детстве снились. Сам не знаю, что со мной случилось. Какой-то словесный понос. Аделаида же слушала молча, иногда улыбаясь или кивая, иногда мне казалось, что она вовсе не слышит того, что я говорю.

Я попросил ее не уходить, и она осталась до утра. Утром, в понедельник, погода немного прояснилась. У меня тренировка была только в одиннадцать, и я думал, мы еще побудем вместе до тренировки. Но Аделаида исчезла на рассвете, я проснулся, но ведь ее нельзя задержать. Она уходит и приходит, когда ей хочется.
Я почувствовал, что так нельзя больше… нельзя. Мне даже есть не хотелось, но я поел, потому что иначе на тренировке тяжело будет. Мир стремительно терял для меня краски, радость, жизнь снова казалась бессмысленной… почему я не могу ее видеть каждый день? Знать, куда она уходит? Встречать после работы… да хотя бы знать точно, что эту ночь мы проведем вместе.
Но ведь и Ада права! Любовь – это свобода. Она этого не говорила, она вообще не говорила никаких лозунгов и умных мыслей. Но любовь это свобода, а вот это мое стремление ее задержать, не пускать, оставить у себя – не эгоизм ли это?
С другой стороны, как же люди заводят семьи? Ведь иначе не бывает. Но мне было почему-то стыдно не только заговорить с Адой о семье – даже подумать об этом. Кажется, она сочла бы это чудовищной пошлостью.
Валтэн остался мной недоволен. Я был рассеян, ленив, в тире просадил больше половины зарядов в молоко. Но Валтэн ничего не спросил… у нас с ним так повелось, что о личных делах мы как-то не разговаривали. Я догадывался и видел, что у Валтэна не все ладно в семье. Но он со мной не говорил об этом – да и как он со мной будет об этом говорить, с пацаном… Поэтому и я не решался спросить у него, что же мне делать теперь.
Я брел домой по Набережной, касаясь рукой парапета. Дождя не было, но тучи нависали низко, казалось, штормящие волны взлетают почти к облакам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51