Ланс? Слушай, пошли лучше на море, а? Кей! – окликнул он пробегавшего мимо мальчишку. Тот остановился. Подошел к нам.
Это был старший сын Марка. Очень серьезный веснушчатый мальчик двенадцати лет. На Анзоре я бы ему дал все четырнадцать – здешние дети крупнее.
Я вдруг подумал, что по возрасту ближе к этому мальчику, чем к его отцу… да так оно и есть – ведь Кей двоюродный брат Таро.
– Кей, пока ты окончательно не исчез из моего поля зрения… ты завтра что планируешь?
Мальчик поглядел на отца и серьезно ответил.
– Завтра с утра у меня занятия по музыке и пилотированию. Потом я пойду на тренировку, потом еще мне надо часа два позаниматься по программе… наверное, после обеда. А потом, вечером мы собирались с ребятами планер готовить.
– Ясно, – сказал Марк, – а послезавтра? Найдется у тебя время для родного отца?
– А что надо-то, пап? – деловито спросил мальчик.
– Да вот, хотел вам показать один эффект интересный…
– Тот самый? – глаза мальчика загорелись. Марк кивнул.
– Тот самый. Туннель.
– Так вы смоделировали? А можно я ребят тоже приведу? – обрадовался Кей.
– Приводи хоть всю группу, – сказал Марк, – кстати, мы с Лансом собираемся на море. А, вы же еще не знакомы. Ланс – Кей.
Мы пожали друг другу руки.
– Вы друг Таро? – серьезно спросил мальчик. Я кивнул.
– Я тоже хочу на море, – сказал Кей, – я вам не помешаю?
По-моему, мальчик был куда солиднее и серьезнее своего отца.
– Не только ты не помешаешь, но и шибагов неплохо бы взять с собой. Шиба-аги! – заорал Марк. Кей слегка поморщился.
– Я их найду, папа… а Лиль тоже брать?
– Как хочешь… ну что, пошли?
И мы двинулись к морю.
В Летнем Зале тем временем мельтешение прекратилось. Я только теперь заметил, что вдоль одной из стен тянется широкая черная панель, на которой золотом выведена гигантская и очень длинная математическая формула… вероятно, она имела какое-то отношение к принципу гетеротропности. Я не стал уточнять.
Физики – в основном, начиная от сорока лет, молодые уже перекочевали наружу – расселись вдоль столов и стен. В центре располагалось трио – женщина в облегающем серебристом платье за большим синтаром, другая женщина, в черном, со скрипкой, и мужчина с виолончелью. Они исполняли что-то очень красивое. Я люблю музыку и с удовольствием бы послушал, но Марк не проявил к концерту большого интереса, и я послушно пошел за ним. Тем временем нас нагнал Кей с «шибагами» – младшими братьями Ларсом и Лиссом, семи и шести лет, за ними семенила с угрюмо выпяченными губками Лилль – теперь ее платье стало голубым, но по-прежнему очень пышным, и к нему голубой же бант.
Оказывается, не нам одним пришла мысль отправиться к морю. На волнах невдалеке от берега колыхался огромный плот, и на нем расположилась куча народу, включая детей. То и дело кто-нибудь нырял с плота, а кто-то неуклюже на него влезал, отряхивая воду, как собака.
Песчаный берег был живописно заляпан разноцветными пятнами брошенной одежды купальщиков. Дети Марка тут же начали раздеваться, папаша стянул через голову рубашку и обернулся на меня.
– Давай, Ланс! Ты чего, не в плавках? Ладно, трусы сойдут…
– Понимаешь… – сказал я смущенно. Марк подошел ко мне поближе.
– Я плавать не умею, – прошептал я. Марк уставился на меня. Потом сказал.
– Как же ты минимум собрался сдавать?
– Не знаю, – сознался я, – я еще об этом не думал.
– Ладно, – сказал он, – раздевайся. До плота я тебя довезу, а там посидишь.
По правде сказать, я чувствовал себя очень хреново. Я еще ни разу вообще не раздевался на пляже. У нас в отеле был бассейн, и кажется, все жильцы туда ходили постоянно. Кроме меня. Не только потому, что я плавать не умею. Мне вообще кажется совершенно дикой мысль на людях раздеться. Это так ужасно, унизительно… хотя когда я на других на пляже смотрю, мне это кажется нормальным.
Шрамов уже на мне не было, так что особенно стесняться нечего. Я потолстел, мышцы тоже стали получше. Но все равно. У нас это совершенно не принято. Дико просто. У нас раздеваются только в бане. Но деваться некуда… Я неловко стал стаскивать с себя одежду.
Дети тем временем молниеносно покидали свои вещички на песок (включая осевшее проколотым воздушным шариком голубое платье) и рванули к воде. Я с большим удивлением наблюдал, как все четверо шустро вбежали в волны и с крейсерской скоростью поплыли. Причем малышка не отставала от остальных. Похоже, плавала она лучше, чем бегала.
Марк совершенно беспечно отнесся к вхождению детей в воду. Он дождался, пока я разденусь, хлопнул по голой спине ладонью
– Пошли, горемыка.
И мы вошли в воду и поплыли к плоту. Я держался за плечо Марка и подгребал кое-как рукой и ногами. Для меня это было совершенно новое ощущение – вода охватила тело со всех сторон, ласково, легко, и какое-то беспричинное веселье начало овладевать мною. Но за Марка я держался крепко.
Он подсадил меня на плот. Я вскарабкался, сел, вцепившись руками в какую-то скобу. Плот мягко покачивался на волнах. Это было даже приятно, хотя и страшновато немного.
– Ну пока, я пошел. – Марк махнул мне рукой и нырнул. В нескольких метрах от плота он вынырнул. Я с тревогой за ним следил. Вот темноволосая голова снова исчезла. И больше не появилась…
Не знаю, сколько прошло времени. Нигде поблизости Марк не выныривал. Я вскочил на ноги… С великим трудом стал передвигаться по качающейся поверхности. Может, он где-нибудь с другой стороны? Нет… Цхарн, что за ерунда? Я не сводил глаз с водной глади. Ведь уже не меньше трех минут прошло. Может, он где-то выныривал, а я не заметил?
На меня уже стали посматривать. Я видел темно-русые головки детей Марка – а самого его так и не было. Цхарн, да не мог же он в самом деле утонуть?! Они же все очень хорошо плавают…
Наконец я увидел его. Он вынырнул неподалеку от плота, с другой стороны. Поймал мой взгляд, весело помахал рукой и нырнул снова.
Подожди… чего я так беспокоюсь-то? Они же могут до десяти минут не дышать… у них же в крови клетки специальные. Вон какие клопы плавают, еще меньше Лилль. И родители даже в ус не дуют.
Я сел на краю плота, свесив ноги в воду. Мне было холодно, несмотря на жару, очень неуютно и вообще хреново. Я подумал, что все-таки сильно отличаюсь от остальных. Вода высохла на теле, и стало тепло, даже жарковато. Все равно я чувствовал себя крайне неудобно, неловко. Все веселились, ныряли, играли в воде, все были вместе и при деле, а я… Потом я понял, почему мне так неудобно. Слишком уж незащищенным я себя чувствовал. Страшно мне было, просто физически страшно.
Чтобы отвлечься, я стал наблюдать за пловцами. И было на что посмотреть! Плавали все квиринцы очень хорошо. Чье-то тело скользило вдоль плота, под тонким слоем воды. Даже непонятно, каким образом плывет – незаметно, чтобы он руками или ногами шевелил. Просто скользит, стремительно, как дельфин. Как будто у него реактивный двигатель в пятки встроен. Нет, все же шевелит ногами, но этого почти не видно. Лицо вниз… ну да, они же не дышат в воде.
Какие-то девушки неподалеку затеяли водный танец – сплывались в круг и расплывались, делали синхронно разные фигуры.
Марк играл со своими детьми. Они гонялись друг за другом, то уходя под воду, то плескаясь весело на поверхности.
Здорово. Все здорово. Если представить, что ты к этому никакого отношения не имеешь и смотришь, к примеру, фильм.
Вскоре мы выбрались на берег. Я с облегчением оделся. Уже сгущались сумерки. Дети снова убежали вперед. Кей шел с каким-то другом, и они очень серьезно что-то обсуждали. Наверное, какую-нибудь физическую проблему.
В Летнем Зале играла музыка, и по паркету двигались пары. Танцевали физики очень красиво. Профессионально, можно сказать. Это не наши танцульки, где народ дрыгался, кто во что горазд. Тут – я понял с первого взгляда – мне можно и не пытаться… Слишком уж сложные и незнакомые мне танцы.
Марк посмотрел на меня и, видимо, понял, что в зал я не пойду ни за какие коврижки.
– Ну ладно, Ланс… пошли, выпьем еще, что ли.
Около полуночи Марк отвез меня домой на своем флаере. Детей уложили спать у бабушки. Марк уверял, что концентрация алкоголя в его крови вполне позволяет вести машину. Я немного сомневался в этом, поскольку подъем был слишком уж быстрым и крутым, а в полете флаер слегка раскачивался из стороны в сторону. Но я сидел тихо и послушно, в конце концов – не мое это дело… Марк с третьей попытки завел флаер на насест у балкона.
– Ну все Ланс, – он обнял меня за плечи. – Слушай, ты классный парень! Но плавать я тебя научу. Завтра… нет, послезавтра. Договорились?
– Ладно, – сказал я. – Ты до дома-то долетишь?
– О! – Марк засмеялся. – В этом не сомневайся. Я тебе завтра позвоню, идет?
Я перелез через балконные перила, помахал Марку рукой и отправился к себе.
Постепенно, с этого времени моя жизнь стала меняться.
Не то, чтобы я вдруг стал совершенно счастливым человеком. Нет, конечно… я по-прежнему везде чувствовал себя чужим. Ни Марку, ни Ирне с Геррином я не доверял до конца. Даже наоборот, мне было с ними немного неуютно, и я радовался, когда вечером оставался – уже точно, гарантированно – один. Тогда можно было вспоминать Анзору, думать о Пати, об Арни и Таро. Можно было читать что-нибудь интересное, жевать что-нибудь вкусное, размышлять… В одиночестве я был свободен, в одиночестве я был самим собой. С квиринцами же было тяжеловато – я пытался понять их, подстроиться под них, соответствовать их ожиданиям. Может быть, зря, не знаю… их-то мне не в чем упрекнуть.
Ирна периодически звонила мне, приглашала в гости. Когда я к ним приезжал, старалась накормить как можно лучше. Часто расспрашивала о Таро, об Анзоре, воспринимая мои рассказы теперь уже спокойно.
Марк явился ко мне очень скоро после праздника и совершенно бесцеремонно потащил на море.
– Плавок нет? Ну ты даешь, старик… Ладно, сейчас закажем.
Он подошел к моему родному циллосу, потыкал пальцами в пульт управления. Сам я толком не научился им пользоваться – я-то ведь мог управлять голосом. На чужой голос моя Чуча не реагировала.
Марк выбрал Текстильную Централь, в ней – раздел спортивной одежды, в этом разделе мужские плавки. Пощелкал кнопкой – на экране замелькали расписные трусы.
– Какие тебе? Иди выбирай.
– Да мне все равно, – буркнул я.
Марк сделал заказ, мы отправились пить чай. Через двадцать минут почтовый робот запищал у балконной двери. Я распаковал пластиковую коробочку, вытащил плавки вполне петушиного вида.
– Ну вот, теперь мы с тобой вполне можем пойти на море.
В первый раз Марк не взял с собой детей. Он довольно долго обучал меня лежать на воде, расслабившись… это получилось у меня только часа через два. Дальше пошло легче. На следующий день я сам впервые решился спуститься в бассейн – в пять утра, когда нормальные люди еще спят – и потренироваться, придерживаясь за поручни.
Марку же я высказал робкую мысль о том, чтобы научиться водить флаер. Своя машина в Коринте считается пижонством. Но везде полно общественных стоянок. Берешь машину, летишь, куда тебе хочется (автопилот знает только несколько стандартных маршрутов). Там оставляешь на другой стоянке, диспетчерская потом в случае чего произведет перераспределение. Одна общественная стоянка была и на крыше нашего отеля. В принципе, я обходился пока и так… но очень уж хотелось самому попробовать водить машину. Говорят, флаер – это элементарно, это очень легко… его уже с 14 лет разрешается водить. Не говоря уже о том, что вождение флаера входит в минимум эмигранта.
Марк вытаращил на меня изумленные глаза.
– Так ты что, до сих пор еще не начал учиться?!
Мы с ним отправились в учебный аэроцентр. Это целая сеть небольших аэродромов, плюс сам центр с тренажерами. Марк определил меня к молодой девушке-инструкторше. Первым делом мне предстояли занятия на симуляторе три раза в неделю, затем – учебные полеты.
Жизнь становилась все интереснее. Я учился плавать и летать, я гулял с Марком и его детьми в Бетрисанде, посещал Ирну и Геррина. Марк как-то привел меня и в свой институт, но там было не так уж интересно… Я и сам подтянулся, стал снова регулярно заниматься физическими упражнениями, потом – по программе изучал разные науки, от математики и основ навигации до общей истории цивилизаций. Вечером, за ужином я смотрел новости, потом надевал демонстратор и, лежа в кровати, читал что-нибудь интересное или смотрел фильмы.
Наступила осень.
Я сдал экзамен по вождению флаера. Да и программу практически закончил, только побаивался идти сдавать минимум. Хотелось закрепить знания, позаниматься еще. Торопиться некуда – еще и полугода не прошло, деньги еще долго будут платить. А после сдачи минимума ведь все равно надо куда-то определяться… какую-то профессию выбирать. Я пока еще не знал – какую.
Мой успех решено было отметить в «Синей вороне». Там я не был еще ни разу. Марк и Мира детей оставили дома, и мы отправились в ресторан втроем.
Погода не такая уж хорошая. Море стальное, с белыми гребнями волн, бьющихся о парапет – залило все пляжи. Да сейчас только сумасшедший полезет купаться… едва эта мысль проскользнула в моей голове, я тут же увидел сумасшедшего. В одних плавках он занимался виндсерфингом – летел на высоченных гребнях волн, с огромным, видимо, напряжением, лавируя на страшном ветру.
– Смелый человек, – заметила Мира, глядя на сумасшедшего. Она запахнула плотнее свою белую мохнатую курточку. С утра лил дождь, но теперь разве что чуть-чуть капало. Зато соленые брызги ложились на лицо, пахло солью и йодом, как всегда на ветру у моря.
Я искоса смотрел на Миру. Она давно уже вернулась из своей экспедиции. Теперь занималась потихоньку отчетом, сидя дома. Симпатичная, и очень подходит Марку – невысокая, темноволосая, смугленькая. Мира часто улыбалась, даже просто безотчетно, неизвестно почему, и на лице ее играли ямочки. Между прочим, никогда бы не подумал, что ей уже под сорок, у нее четверо детей…
Но что же тут удивляться… Марк для Таро был бы дядей. И для меня он дядя. По возрасту и в отцы годится… Странные у нас с ним отношения сложились. Мы подружились, но все равно Марк – как бы старший. Старший друг. Таскает меня на разные спектакли, выставки, концерты, как у них тут принято, иногда довольно бесцеремонно интересуется моими занятиями. Мне это не обидно, нисколько. Наоборот… я сейчас понимаю, в чем тут дело. Ведь здесь на Квирине человек предоставлен во многом самому себе. То есть пропасть тебе никогда не дадут, но и не контролирует особенно никто… ты сам должен свое время распределять, сам все решения принимать. А я не привык. У нас в Лервене все время кто-то за тебя решал, что и когда ты будешь делать, направлял тебя туда-то или туда-то… И для меня эта здешняя свобода поначалу казалась чрезмерной.
Не только одиночество меня угнетало. И сейчас я не могу сказать, что не одинок – никто и никогда не заменит мне Арни и Таро. Таких отношений у меня не будет ни с кем… разве что Пати… я часто думаю о ней, мечтаю. Но если бы я лишился друзей, будучи общинником – я бы страдал, но никогда не пустился бы в запой и вообще не совершил бы глупостей. Мне нужно было бы вставать каждое утро, идти на работу, на собрание, выполнять чьи-то поручения… за меня бы думал кто-то другой, командовал каждым моим шагом кто-то другой. А здесь… самому нужно. А если сам ты не видишь в своем существовании никакого смысла?
Вот поэтому Марк для меня оказался спасением. Ирна и Геррин – слишком уж тактичные, скромные… они никогда не стали бы лезть в чужую жизнь. А мне оказался необходим как раз бесцеремонный и наглый приятель. Относительно, конечно, бесцеремонный… по сравнению с другими квиринцами, которые вообще-то очень трепетно относятся к чужой жизни и очень боятся быть навязчивыми.
Вот и сейчас – ведь он не спросил меня, хочу ли я пойти с ними в ресторан. Даже не то, чтобы пригласил. Нет. «Ну что, сдал? Ну, дед, ты молоток! Так, сегодня по этому поводу гуляем в „Синей вороне“.
Снаружи-то я часто видел ресторанчик. Так себе, здание старинное и ничем таким не выделяющееся. Синяя большая птица с огромным клювом сидит нахохлившись у входа. Интересно, это статую тут поставили из-за названия, или ресторан назвали по статуе?
Это, говорят, чуть ли не самое древнее заведение. Еще в первом веке построили…
И недорогой ресторан, между прочим. Есть ведь частные, к примеру, «Древо», так у них и интерьер поинтереснее, и подают люди-официанты – это считается особым шиком. Сам я еще в таких заведениях не был, и что-то не очень тянет. А в «Вороне» обслуживание автоматическое, цены демократические…
Интерьер – ничего особенного. Столики разделены стенками-барьерами, увитыми зеленью. И отовсюду видна небольшая эстрада, где играет живой музыкант.
Музыкантша. Девушка с очень длинными белыми волосами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Это был старший сын Марка. Очень серьезный веснушчатый мальчик двенадцати лет. На Анзоре я бы ему дал все четырнадцать – здешние дети крупнее.
Я вдруг подумал, что по возрасту ближе к этому мальчику, чем к его отцу… да так оно и есть – ведь Кей двоюродный брат Таро.
– Кей, пока ты окончательно не исчез из моего поля зрения… ты завтра что планируешь?
Мальчик поглядел на отца и серьезно ответил.
– Завтра с утра у меня занятия по музыке и пилотированию. Потом я пойду на тренировку, потом еще мне надо часа два позаниматься по программе… наверное, после обеда. А потом, вечером мы собирались с ребятами планер готовить.
– Ясно, – сказал Марк, – а послезавтра? Найдется у тебя время для родного отца?
– А что надо-то, пап? – деловито спросил мальчик.
– Да вот, хотел вам показать один эффект интересный…
– Тот самый? – глаза мальчика загорелись. Марк кивнул.
– Тот самый. Туннель.
– Так вы смоделировали? А можно я ребят тоже приведу? – обрадовался Кей.
– Приводи хоть всю группу, – сказал Марк, – кстати, мы с Лансом собираемся на море. А, вы же еще не знакомы. Ланс – Кей.
Мы пожали друг другу руки.
– Вы друг Таро? – серьезно спросил мальчик. Я кивнул.
– Я тоже хочу на море, – сказал Кей, – я вам не помешаю?
По-моему, мальчик был куда солиднее и серьезнее своего отца.
– Не только ты не помешаешь, но и шибагов неплохо бы взять с собой. Шиба-аги! – заорал Марк. Кей слегка поморщился.
– Я их найду, папа… а Лиль тоже брать?
– Как хочешь… ну что, пошли?
И мы двинулись к морю.
В Летнем Зале тем временем мельтешение прекратилось. Я только теперь заметил, что вдоль одной из стен тянется широкая черная панель, на которой золотом выведена гигантская и очень длинная математическая формула… вероятно, она имела какое-то отношение к принципу гетеротропности. Я не стал уточнять.
Физики – в основном, начиная от сорока лет, молодые уже перекочевали наружу – расселись вдоль столов и стен. В центре располагалось трио – женщина в облегающем серебристом платье за большим синтаром, другая женщина, в черном, со скрипкой, и мужчина с виолончелью. Они исполняли что-то очень красивое. Я люблю музыку и с удовольствием бы послушал, но Марк не проявил к концерту большого интереса, и я послушно пошел за ним. Тем временем нас нагнал Кей с «шибагами» – младшими братьями Ларсом и Лиссом, семи и шести лет, за ними семенила с угрюмо выпяченными губками Лилль – теперь ее платье стало голубым, но по-прежнему очень пышным, и к нему голубой же бант.
Оказывается, не нам одним пришла мысль отправиться к морю. На волнах невдалеке от берега колыхался огромный плот, и на нем расположилась куча народу, включая детей. То и дело кто-нибудь нырял с плота, а кто-то неуклюже на него влезал, отряхивая воду, как собака.
Песчаный берег был живописно заляпан разноцветными пятнами брошенной одежды купальщиков. Дети Марка тут же начали раздеваться, папаша стянул через голову рубашку и обернулся на меня.
– Давай, Ланс! Ты чего, не в плавках? Ладно, трусы сойдут…
– Понимаешь… – сказал я смущенно. Марк подошел ко мне поближе.
– Я плавать не умею, – прошептал я. Марк уставился на меня. Потом сказал.
– Как же ты минимум собрался сдавать?
– Не знаю, – сознался я, – я еще об этом не думал.
– Ладно, – сказал он, – раздевайся. До плота я тебя довезу, а там посидишь.
По правде сказать, я чувствовал себя очень хреново. Я еще ни разу вообще не раздевался на пляже. У нас в отеле был бассейн, и кажется, все жильцы туда ходили постоянно. Кроме меня. Не только потому, что я плавать не умею. Мне вообще кажется совершенно дикой мысль на людях раздеться. Это так ужасно, унизительно… хотя когда я на других на пляже смотрю, мне это кажется нормальным.
Шрамов уже на мне не было, так что особенно стесняться нечего. Я потолстел, мышцы тоже стали получше. Но все равно. У нас это совершенно не принято. Дико просто. У нас раздеваются только в бане. Но деваться некуда… Я неловко стал стаскивать с себя одежду.
Дети тем временем молниеносно покидали свои вещички на песок (включая осевшее проколотым воздушным шариком голубое платье) и рванули к воде. Я с большим удивлением наблюдал, как все четверо шустро вбежали в волны и с крейсерской скоростью поплыли. Причем малышка не отставала от остальных. Похоже, плавала она лучше, чем бегала.
Марк совершенно беспечно отнесся к вхождению детей в воду. Он дождался, пока я разденусь, хлопнул по голой спине ладонью
– Пошли, горемыка.
И мы вошли в воду и поплыли к плоту. Я держался за плечо Марка и подгребал кое-как рукой и ногами. Для меня это было совершенно новое ощущение – вода охватила тело со всех сторон, ласково, легко, и какое-то беспричинное веселье начало овладевать мною. Но за Марка я держался крепко.
Он подсадил меня на плот. Я вскарабкался, сел, вцепившись руками в какую-то скобу. Плот мягко покачивался на волнах. Это было даже приятно, хотя и страшновато немного.
– Ну пока, я пошел. – Марк махнул мне рукой и нырнул. В нескольких метрах от плота он вынырнул. Я с тревогой за ним следил. Вот темноволосая голова снова исчезла. И больше не появилась…
Не знаю, сколько прошло времени. Нигде поблизости Марк не выныривал. Я вскочил на ноги… С великим трудом стал передвигаться по качающейся поверхности. Может, он где-нибудь с другой стороны? Нет… Цхарн, что за ерунда? Я не сводил глаз с водной глади. Ведь уже не меньше трех минут прошло. Может, он где-то выныривал, а я не заметил?
На меня уже стали посматривать. Я видел темно-русые головки детей Марка – а самого его так и не было. Цхарн, да не мог же он в самом деле утонуть?! Они же все очень хорошо плавают…
Наконец я увидел его. Он вынырнул неподалеку от плота, с другой стороны. Поймал мой взгляд, весело помахал рукой и нырнул снова.
Подожди… чего я так беспокоюсь-то? Они же могут до десяти минут не дышать… у них же в крови клетки специальные. Вон какие клопы плавают, еще меньше Лилль. И родители даже в ус не дуют.
Я сел на краю плота, свесив ноги в воду. Мне было холодно, несмотря на жару, очень неуютно и вообще хреново. Я подумал, что все-таки сильно отличаюсь от остальных. Вода высохла на теле, и стало тепло, даже жарковато. Все равно я чувствовал себя крайне неудобно, неловко. Все веселились, ныряли, играли в воде, все были вместе и при деле, а я… Потом я понял, почему мне так неудобно. Слишком уж незащищенным я себя чувствовал. Страшно мне было, просто физически страшно.
Чтобы отвлечься, я стал наблюдать за пловцами. И было на что посмотреть! Плавали все квиринцы очень хорошо. Чье-то тело скользило вдоль плота, под тонким слоем воды. Даже непонятно, каким образом плывет – незаметно, чтобы он руками или ногами шевелил. Просто скользит, стремительно, как дельфин. Как будто у него реактивный двигатель в пятки встроен. Нет, все же шевелит ногами, но этого почти не видно. Лицо вниз… ну да, они же не дышат в воде.
Какие-то девушки неподалеку затеяли водный танец – сплывались в круг и расплывались, делали синхронно разные фигуры.
Марк играл со своими детьми. Они гонялись друг за другом, то уходя под воду, то плескаясь весело на поверхности.
Здорово. Все здорово. Если представить, что ты к этому никакого отношения не имеешь и смотришь, к примеру, фильм.
Вскоре мы выбрались на берег. Я с облегчением оделся. Уже сгущались сумерки. Дети снова убежали вперед. Кей шел с каким-то другом, и они очень серьезно что-то обсуждали. Наверное, какую-нибудь физическую проблему.
В Летнем Зале играла музыка, и по паркету двигались пары. Танцевали физики очень красиво. Профессионально, можно сказать. Это не наши танцульки, где народ дрыгался, кто во что горазд. Тут – я понял с первого взгляда – мне можно и не пытаться… Слишком уж сложные и незнакомые мне танцы.
Марк посмотрел на меня и, видимо, понял, что в зал я не пойду ни за какие коврижки.
– Ну ладно, Ланс… пошли, выпьем еще, что ли.
Около полуночи Марк отвез меня домой на своем флаере. Детей уложили спать у бабушки. Марк уверял, что концентрация алкоголя в его крови вполне позволяет вести машину. Я немного сомневался в этом, поскольку подъем был слишком уж быстрым и крутым, а в полете флаер слегка раскачивался из стороны в сторону. Но я сидел тихо и послушно, в конце концов – не мое это дело… Марк с третьей попытки завел флаер на насест у балкона.
– Ну все Ланс, – он обнял меня за плечи. – Слушай, ты классный парень! Но плавать я тебя научу. Завтра… нет, послезавтра. Договорились?
– Ладно, – сказал я. – Ты до дома-то долетишь?
– О! – Марк засмеялся. – В этом не сомневайся. Я тебе завтра позвоню, идет?
Я перелез через балконные перила, помахал Марку рукой и отправился к себе.
Постепенно, с этого времени моя жизнь стала меняться.
Не то, чтобы я вдруг стал совершенно счастливым человеком. Нет, конечно… я по-прежнему везде чувствовал себя чужим. Ни Марку, ни Ирне с Геррином я не доверял до конца. Даже наоборот, мне было с ними немного неуютно, и я радовался, когда вечером оставался – уже точно, гарантированно – один. Тогда можно было вспоминать Анзору, думать о Пати, об Арни и Таро. Можно было читать что-нибудь интересное, жевать что-нибудь вкусное, размышлять… В одиночестве я был свободен, в одиночестве я был самим собой. С квиринцами же было тяжеловато – я пытался понять их, подстроиться под них, соответствовать их ожиданиям. Может быть, зря, не знаю… их-то мне не в чем упрекнуть.
Ирна периодически звонила мне, приглашала в гости. Когда я к ним приезжал, старалась накормить как можно лучше. Часто расспрашивала о Таро, об Анзоре, воспринимая мои рассказы теперь уже спокойно.
Марк явился ко мне очень скоро после праздника и совершенно бесцеремонно потащил на море.
– Плавок нет? Ну ты даешь, старик… Ладно, сейчас закажем.
Он подошел к моему родному циллосу, потыкал пальцами в пульт управления. Сам я толком не научился им пользоваться – я-то ведь мог управлять голосом. На чужой голос моя Чуча не реагировала.
Марк выбрал Текстильную Централь, в ней – раздел спортивной одежды, в этом разделе мужские плавки. Пощелкал кнопкой – на экране замелькали расписные трусы.
– Какие тебе? Иди выбирай.
– Да мне все равно, – буркнул я.
Марк сделал заказ, мы отправились пить чай. Через двадцать минут почтовый робот запищал у балконной двери. Я распаковал пластиковую коробочку, вытащил плавки вполне петушиного вида.
– Ну вот, теперь мы с тобой вполне можем пойти на море.
В первый раз Марк не взял с собой детей. Он довольно долго обучал меня лежать на воде, расслабившись… это получилось у меня только часа через два. Дальше пошло легче. На следующий день я сам впервые решился спуститься в бассейн – в пять утра, когда нормальные люди еще спят – и потренироваться, придерживаясь за поручни.
Марку же я высказал робкую мысль о том, чтобы научиться водить флаер. Своя машина в Коринте считается пижонством. Но везде полно общественных стоянок. Берешь машину, летишь, куда тебе хочется (автопилот знает только несколько стандартных маршрутов). Там оставляешь на другой стоянке, диспетчерская потом в случае чего произведет перераспределение. Одна общественная стоянка была и на крыше нашего отеля. В принципе, я обходился пока и так… но очень уж хотелось самому попробовать водить машину. Говорят, флаер – это элементарно, это очень легко… его уже с 14 лет разрешается водить. Не говоря уже о том, что вождение флаера входит в минимум эмигранта.
Марк вытаращил на меня изумленные глаза.
– Так ты что, до сих пор еще не начал учиться?!
Мы с ним отправились в учебный аэроцентр. Это целая сеть небольших аэродромов, плюс сам центр с тренажерами. Марк определил меня к молодой девушке-инструкторше. Первым делом мне предстояли занятия на симуляторе три раза в неделю, затем – учебные полеты.
Жизнь становилась все интереснее. Я учился плавать и летать, я гулял с Марком и его детьми в Бетрисанде, посещал Ирну и Геррина. Марк как-то привел меня и в свой институт, но там было не так уж интересно… Я и сам подтянулся, стал снова регулярно заниматься физическими упражнениями, потом – по программе изучал разные науки, от математики и основ навигации до общей истории цивилизаций. Вечером, за ужином я смотрел новости, потом надевал демонстратор и, лежа в кровати, читал что-нибудь интересное или смотрел фильмы.
Наступила осень.
Я сдал экзамен по вождению флаера. Да и программу практически закончил, только побаивался идти сдавать минимум. Хотелось закрепить знания, позаниматься еще. Торопиться некуда – еще и полугода не прошло, деньги еще долго будут платить. А после сдачи минимума ведь все равно надо куда-то определяться… какую-то профессию выбирать. Я пока еще не знал – какую.
Мой успех решено было отметить в «Синей вороне». Там я не был еще ни разу. Марк и Мира детей оставили дома, и мы отправились в ресторан втроем.
Погода не такая уж хорошая. Море стальное, с белыми гребнями волн, бьющихся о парапет – залило все пляжи. Да сейчас только сумасшедший полезет купаться… едва эта мысль проскользнула в моей голове, я тут же увидел сумасшедшего. В одних плавках он занимался виндсерфингом – летел на высоченных гребнях волн, с огромным, видимо, напряжением, лавируя на страшном ветру.
– Смелый человек, – заметила Мира, глядя на сумасшедшего. Она запахнула плотнее свою белую мохнатую курточку. С утра лил дождь, но теперь разве что чуть-чуть капало. Зато соленые брызги ложились на лицо, пахло солью и йодом, как всегда на ветру у моря.
Я искоса смотрел на Миру. Она давно уже вернулась из своей экспедиции. Теперь занималась потихоньку отчетом, сидя дома. Симпатичная, и очень подходит Марку – невысокая, темноволосая, смугленькая. Мира часто улыбалась, даже просто безотчетно, неизвестно почему, и на лице ее играли ямочки. Между прочим, никогда бы не подумал, что ей уже под сорок, у нее четверо детей…
Но что же тут удивляться… Марк для Таро был бы дядей. И для меня он дядя. По возрасту и в отцы годится… Странные у нас с ним отношения сложились. Мы подружились, но все равно Марк – как бы старший. Старший друг. Таскает меня на разные спектакли, выставки, концерты, как у них тут принято, иногда довольно бесцеремонно интересуется моими занятиями. Мне это не обидно, нисколько. Наоборот… я сейчас понимаю, в чем тут дело. Ведь здесь на Квирине человек предоставлен во многом самому себе. То есть пропасть тебе никогда не дадут, но и не контролирует особенно никто… ты сам должен свое время распределять, сам все решения принимать. А я не привык. У нас в Лервене все время кто-то за тебя решал, что и когда ты будешь делать, направлял тебя туда-то или туда-то… И для меня эта здешняя свобода поначалу казалась чрезмерной.
Не только одиночество меня угнетало. И сейчас я не могу сказать, что не одинок – никто и никогда не заменит мне Арни и Таро. Таких отношений у меня не будет ни с кем… разве что Пати… я часто думаю о ней, мечтаю. Но если бы я лишился друзей, будучи общинником – я бы страдал, но никогда не пустился бы в запой и вообще не совершил бы глупостей. Мне нужно было бы вставать каждое утро, идти на работу, на собрание, выполнять чьи-то поручения… за меня бы думал кто-то другой, командовал каждым моим шагом кто-то другой. А здесь… самому нужно. А если сам ты не видишь в своем существовании никакого смысла?
Вот поэтому Марк для меня оказался спасением. Ирна и Геррин – слишком уж тактичные, скромные… они никогда не стали бы лезть в чужую жизнь. А мне оказался необходим как раз бесцеремонный и наглый приятель. Относительно, конечно, бесцеремонный… по сравнению с другими квиринцами, которые вообще-то очень трепетно относятся к чужой жизни и очень боятся быть навязчивыми.
Вот и сейчас – ведь он не спросил меня, хочу ли я пойти с ними в ресторан. Даже не то, чтобы пригласил. Нет. «Ну что, сдал? Ну, дед, ты молоток! Так, сегодня по этому поводу гуляем в „Синей вороне“.
Снаружи-то я часто видел ресторанчик. Так себе, здание старинное и ничем таким не выделяющееся. Синяя большая птица с огромным клювом сидит нахохлившись у входа. Интересно, это статую тут поставили из-за названия, или ресторан назвали по статуе?
Это, говорят, чуть ли не самое древнее заведение. Еще в первом веке построили…
И недорогой ресторан, между прочим. Есть ведь частные, к примеру, «Древо», так у них и интерьер поинтереснее, и подают люди-официанты – это считается особым шиком. Сам я еще в таких заведениях не был, и что-то не очень тянет. А в «Вороне» обслуживание автоматическое, цены демократические…
Интерьер – ничего особенного. Столики разделены стенками-барьерами, увитыми зеленью. И отовсюду видна небольшая эстрада, где играет живой музыкант.
Музыкантша. Девушка с очень длинными белыми волосами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51