На ристалище появился ее супруг. Молочно-белый боевой конь грациозно гарцевал, повинуясь приказам всадника. Демонстрация искусства конской выездки была настолько впечатляющей, что Мария гордо улыбнулась и окинула бдительным взглядом сидевших поблизости, словно желая узнать, оценили ли и они по достоинству ловкость его величества.
Снова затрубил герольд, и с противоположного конца выехал лорд Нилсон. Зрелище оказалось куда менее красочным, хотя Стюарт был таким же умелым наездником, как и Филипп Испанский. Но Пиппа, сидевшая на одной из нижних скамей, предположила, что муж руководствуется соображениями скромности.
Она искоса взглянула на стоявшего рядом Робина. Он не участвовал в турнире и, сменив запачканную одежду, был очень доволен своей ролью простого зрителя. Мало того, до появления Стюарта он явно предавался каким-то приятным мечтам.
– Разумеется, где же Стюарту перещеголять его величество, да еще в присутствии королевы и всего двора. Такого он себе просто не позволит, – язвительно пробормотала Пиппа, с трудом скрывая презрение.
Робин нахмурился, но не отвел глаз от сражающихся. Стюарт сделал неуклюжий выпад палкой, а Филипп, развернув лошадь, ударил по палке противника изо всех сил. Оружие Стюарта с треском переломилось.
– По-моему, дипломатия твоего мужа заходит слишком далеко, – объявил Робин. – Он даже не пытается отбиваться от Филиппа!
– Ты прав, – хмуро согласилась Пиппа. – И заметь, последние недели он проводит больше времени с испанцами, чем со своими соотечественниками! Ведь так?
– Да, – кивнул Робин и хотел было добавить, что Стюарт готов пресмыкаться самым омерзительным образом даже перед наиболее хвастливыми и тщеславными придворными Филиппа, но решил придержать язык. Не стоит чернить мужа перед Пиппой, даже если тот готов лизать испанцам пятки.
Противники снова сошлись, и на этот раз удар Стюарта попал в цель. Палка короля полетела на землю. Робин глубоко вздохнул и посмотрел в сторону королевы. Та, сжимая руки, с тревогой взирала на мужа. Нельзя, чтобы он выглядел не лучшим образом в присутствии и без того враждебной толпы!
Но страхи оказались напрасными. Следующие две схватки Стюарт проиграл. Палки ломались с убедительно громким треском. Победы короля встречались радостными криками испанцев и угрюмым молчанием англичан, особенно когда соперники подъехали к трибунам, чтобы поклониться королеве. Пиппа внимательно изучала лицо мужа, ничего не выражающее, бледное, с полуприкрытыми глазами и плотно сжатыми губами. Он всего однажды взглянул на нее, но она ощутила исходящие от него волны замешательства и гнева. И, как ни странно, этот гнев частично был направлен на нее. Но при чем тут она? Разве она виновата в том, что он намеренно позволил Филиппу Испанскому себя унизить?
Она ободряюще улыбнулась мужу, но он отвернулся.
– Не понимаю, – протянул Робин. – Если уж было так необходимо, он мог дать Филиппу выиграть, но не настолько же очевидно для окружающих!
– Ты забываешь, как искусен Стюарт в воинских забавах, – задумчиво протянула Пиппа. – Подозреваю, в таких случаях почти невозможно притворяться, что проигрываешь.
Робин хотел было возразить, но снова предпочел промолчать.
– Думаю, с меня довольно, – бросила Пиппа. – И поскольку мой муж разбит наголову самим королем, мне, вероятно, позволят удалиться, не так ли?.
Иронически усмехнувшись, она посмотрела на королеву.
– Я тебя провожу, – вызвался Робин. – Ты очень бледна, бледнее обычного, так что все твои веснушки снова выступили.
– Кто выскажет мне неприятную правду в глаза, кроме дорогого братца? – съязвила Пиппа, поднимаясь. – Ничего страшного, это всего лишь жара. Оставайся и насладись очередным зрелищем. Насколько я помню, палки скрестят сразу две команды. Какое волнующее событие!
Она одарила его улыбкой, жалкой тенью ее обычной задорной ухмылки, и Робин, немного успокоившись, не стал настаивать на том, чтобы ее проводить. Махнув на прощание рукой, он занял место сестры. Пиппа, сообразив, что Мария заметила ее уход, низко присела и получила в ответ надменный кивок. Очевидно, это означало, что она свободна. Какое счастье!
Пиппа поспешно проскользнула мимо зрителей. За спиной раздался рев труб, но она уже шагала по узкому проходу, ведущему от ристалища, в относительную тишину залитого солнцем внутреннего двора.
В самом центре стоял мужчина, прислонившийся к солнечным часам и лениво чистивший ногти кончиком кинжала.
Лайонел Аштон.
Пиппа неожиданно для себя споткнулась и замедлила шаг. Потом поспешила отступить в тень крытой аркады, пытаясь распутать паутину противоречивых эмоций, теснившихся в душе. Почему она не может отвести глаз от этого человека?
Он сбросил плащ и остался в камзоле, черных шелковых шоссах и распахнутой на груди рубашке, совсем как сегодня утром. Даже берета не надел.
Что он делает тут один? Похоже, совсем не замечает суетившихся слуг, мельтешивших пажей и даже парочку волкодавов, бродивших по булыжникам двора и время от времени принюхивавшихся к его ногам. Замер, как статуя, полностью отрешившись от окружающего мира.
Она видела его раньше. И точно знала это.
Пиппа не терпела тайн и секретов. Поэтому, решительно отмахнувшись от странного ощущения, побуждавшего ее остаться в прохладном убежище, пересекла двор. Усыпанные драгоценными камнями шелковые туфельки бесшумно ступали по булыжникам, но вот бирюзовые с розовым юбки дамасского шелка предательски шуршали.
И когда она была уже в нескольких шагах, он поднял голову, и ясные серые глаза встретились с золотисто-зеленые. Трудно было ошибиться в их выражении. Значит, между ними действительно существует связь, одновременно тайная и открытая.
– Мистер Аштон, – обратилась к нему Пиппа в своей обычной откровенно прямой манере. – Я совершенно сбита с толку. Понимаете, я твердо уверена в том, что нас никто не знакомил, но откуда-то знаю, что мы уже встречались. Не могли бы вы просветить меня на этот счет?
Он сунул клинок в ножны.
– Увы, мадам, мы действительно не знакомы, иначе я ни за что не забыл бы нашу встречу.
Его голос оказался низким, бархатистым, а улыбка – такой, как она помнила: сладостной и нежной, как первый подснежник.
– Похоже, у вас передо мной преимущество, – добавил он, вскинув брови.
– Леди Нилсон, – представилась нимало не смущенная Пиппа. Как он смеет отрицать, что они виделись раньше?! Да он просто лжет, особенно если судить по глазам: недаром в них светится честное признание! И все же сама она ничего не помнит.
Пиппа снова ощутила, как ползут по спине холодные пальцы страха.
– Ах да. Вы замужем за виконтом Нилсоном, – кивнул он, не меняя позы. – Собственно говоря, теперь, хорошенько поразмыслив, должен сказать, что мы случайно столкнулись сегодня утром в приемной ее величества. Вероятно, вы имеете в виду этот случай?
– Вовсе нет, – тряхнула головой Пиппа. – У меня и тогда появилось это странное чувство узнавания.
– Мои нижайшие извинения, миледи, но я ничем не могу вам помочь, – весело заверил Аштон.
Он еще и забавляется на ее счет!
Сомнения одолевали Пиппу. Неужели она так жестоко ошибается? Ведь он отрицает всякую возможность знакомства!
Но в таком случае что означает этот странный, волнующий трепет, неотделимый от такой же Непонятной тоски, сбивающий с толку, не дающий думать связно?
– Вы покинули турнир? – с улыбкой осведомился он.
– Терпеть не могу заранее определенный исход, – объявила Пиппа, пытаясь замаскировать язвительностью смущение.
– Судя по тому, что я видел, поражение вашего мужа показалось весьма картинным, чтобы не сказать красочным, так что невольно задаешься вопросом, так ли уж необходимо было все это. Мне искренне жаль, что, желая добиться успеха, наши испанские друзья не смеют положиться на свое воинское искусство.
– Ваши испанские друзья, сэр. Так будет вернее, – запальчиво парировала она. – Во всяком случае, у меня подобных друзей нет.
И только тут его улыбка потеряла все обаяние, а глаза похолодели. Но не успела она отметить перемены в собеседнике, как тот столь же внезапно снова одарил ее мягкой усмешкой.
– Не все они так уж плохи, – умиротворяюще заметил он.
– Репутация короля слишком хорошо известна в Англии, – возразила она, понимая, что ведет опасные речи. Но никакие соображения не мешали ей высказывать свое мнение ни в прошлом, ни тем более сейчас. – Хотите сказать, что слухи о его деяниях преувеличены?
Лайонел Аштон погладил бородку, подстриженную по испанской моде, и поэтому называемую эспаньолкой, и Пиппу снова поразило какое-то беспорядочное сочетание его черт. Длинный, горбатый нос, слегка искривленные губы, тяжелый подбородок с глубокой ямочкой, кустистые брови, как и бородка, тронутые сединой. Трудно отыскать человека, более непохожего на Стюарта! Стюарт божественно прекрасен, и лицо его по праву можно назвать совершенным. Аштона же нельзя посчитать не то что красивым, но даже приятным. По чести сказать, он просто урод. И все же при взгляде на него кровь Пиппы закипала. Правда, она инстинктивно чувствовала, что не должна докапываться до причин этого непонятного явления.
– Итак, сэр, я не права? – допытывалась она.
– Вы имеете в виду страсть короля к женщинам? – Не дождавшись ответа, он безразлично объяснил: – Филипп не святой. Но ваша королева хорошо это знала. Я сказал бы, что репутация его величества должна беспокоить исключительно ее, и никого более.
Пиппа решила, что получила недвусмысленную отповедь. Правда, такие мелочи редко ее волновали.
– Наоборот, сэр, подобные вещи небезразличны каждому преданному короне англичанину.
Она наскоро присела и отвернулась. Он оттолкнулся от солнечных часов и, взяв ее руку, положил на сгиб своего локтя.
– Поскольку теперь мы знакомы, мадам, умоляю пройтись со мной немного. В это время дня особенно приятно погулять в парке.
Пиппу неожиданно охватила паника. Нет ничего дурного в том, чтобы принять предложение учтивого придворного. Даже самые строгие ревнители нравственности не найдут в этом ничего предосудительного. Да и Стюарт не подумал бы возражать. Но внутренний голос настойчиво подсказывал ей отказаться. Ни в коем случае не стоит проводить время с Аштоном, даже ради самого неземного удовольствия.
– Простите, – пробормотала она, отнимая руку, – головная боль… жара… мне не хочется гулять…
Не успел он оглянуться, как она уже спешила к арочному входу во двор. Лайонел Аштон, упершись кулаками в бедра, где висели кинжал и шпага, смотрел ей вслед. Хорошо, что Пиппа не оглядывалась, иначе наверняка испугалась бы его взгляда, жесткого, полного ненависти, презрения и чего-то еще, весьма похожего на смятение.
Резко развернувшись, он направился к ристалищу, где две группы пеших придворных, носивших цвета Испании и Тюдоров, наступали и отступали под стук и треск ломавшихся палок.
Стюарт Нилсон стоял на дальнем конце ристалища, все еще одетый в подбитый кожей камзол, который был на нем во время схватки. При бое на палках полное вооружение не считалось необходимым. Он был один, то ли по своему желанию, то ли потому, что приятели стыдились столь унизительного поражения. Правда, ни та ни другая причины ни в малейшей степени не интересовали Лайонела.
Он направился к Стюарту, который, увидев его, поспешно отвернулся к шатрам, где участники готовились к состязаниям. Лайонел ускорил шаг.
– Лорд Нилсон, на два слова.
Стюарт, казалось, поколебался, прежде чем остановиться.
– Ну? – неприветливо буркнул он.
– Скорблю о вашем проигрыше, – мягко заметил Лайонел. – Но может, вам ни к чему так открыто жертвовать собой?
Стюарт уставился на него. В аквамариновых глазах боролись неприязнь и страх.
– Вы это о чем?
– Может, вам следовало бы оказать немного больше сопротивления Филиппу, даже во имя достижения цели, – бесстрастно пояснил Лайонел, глядя в сторону ристалища.
– И что это изменило бы? – вскинулся Стюарт. – Я всего лишь подчиняюсь приказам.
– Да… да, ваша преданность достойна восхищения, – так же безразлично продолжал Лайонел. Лицо Стюарта залил гневный румянец. Брезгливо-пренебрежительное отношение со стороны собеседника было очевидным, хотя они даже не обменялись взглядами.
– Но было бы осмотрительнее воздержаться несколько дней, – пробормотал Стюарт.
Лайонел медленно повернул голову.
– Почему?
Стюарт почти бессознательно опустил руку на рукоять шпаги. От лица отхлынула краска.
– Появились затруднения… то есть возражения.
– Возражения? Но какие? Она ничего не сознает.
Лайонел говорил очень тихо, не спуская глаз с красивого лица собеседника.
– Кое-что все-таки сознает, – с трудом вымолвил Стюарт. – Да это и немудрено.
Лайонел продолжал рассматривать его. Жесткий взгляд немного смягчился. Этот человек терпит невыносимые муки. Да и поделом ему, решил было Лайонел, пренебрежительно поморщившись, но тут же смягчился снова. Положение Стюарта Нилсона ужасно. И хотя Лайонел Аштон был уверен, что скорее умрет, чем согласится на подобные условия, не ему бросать первый камень!
– Я передам ваши слова и посоветую подождать, пока появятся хоть какие-то признаки, положительные или отрицательные, – кивнул он и увидел неприкрытое облегчение в синих глазах Стюарта. – Скоро все определится… в ту или иную сторону. Вы меня поняли?
– Да. Постараюсь проследить.
– Не сомневаюсь, – сухо обронил Лайонел. – Желаю вам доброго дня, лорд Нилсон.
Он поклонился, и Стюарт ответил той же любезностью. Однако не пошевелился, оставшись на месте, среди суеты и шума, в толпе участников турнира, хлопотливых оруженосцев, проворных пажей, озабоченных конюхов, в атмосфере конского пота и навоза. Только остро ощутив взгляды, бросаемые в его сторону, участливые, любопытствующие, откровенно враждебные, Стюарт покинул шатер. При этом он ни разу не повернул головы.
За шатром лошади рыли землю копытами, вскидывали головы, ржали, пока с них снимали усыпанную драгоценностями сбрую. Огромные, великолепные создания, опасные, бесстрашные, своевольные, – предназначенные, чтобы нести в битву тяжеловооруженного всадника.
Стюарт остановился у своего скакуна, сравнительно спокойно стоявшего у колоды с водой под присмотром двух дюжих конюхов. При виде хозяина животное подняло голову. Стюарт почти ощущал его укор. С конем плохо обошлись. Он привык к победам, аплодисментам, одобрительным крикам. До сих пор ему не приходилось с позором покидать поле битвы.
Конь злобно ощерился, очевидно, не желая, чтобы его гладили. Но даже в самые спокойные минуты его было трудно назвать смирным, поэтому Стюарт и не попытался его коснуться.
– Проверьте щетки на ногах и дайте ему теплой запарки, – велел он конюхам и направился по узкой утоптанной тропинке, вьющейся за трибунами, которые ограждали ристалище. Тропинка привела его в парк. Здесь мирно журчали фонтаны, а воздух наполняли сладостные ароматы роз, лаванды и сирени.
Услышав звуки настраиваемых инструментов, Стюарт зашагал в самый центр, где на расстеленных на траве гобеленах расположилась небольшая компания придворных. Между ними сновали пажи с кувшинами тонкого рейнвейна и серебряными блюдами, нагруженными засахаренными фруктами и соблазнительными пирожными и тарталетками. В стороне, под раскидистыми ветвями темно-пунцового лесного бука, расселись музыканты. Стюарт остановился и устремил взор на юношу, игравшего на лире. Немного послушав, он взял у пажа кубок, рассеянно выбрал тарталетку с гусиной печенью и беконом и, увидев, как один из приятелей манит его к себе, уселся рядом, на раскинутый у фонтана гобелен.
– Плохой день, – лениво заметил приятель.
– Да, – коротко бросил Стюарт.
– Не стоит оскорблять наших испанских гостей, – продолжал собеседник.
– Не стоит.
– Сначала, вне всякого сомнения, неизбежны некоторые недоразумения, но потом все минует… все уляжется.
«Главное, чтобы это не повторилось», – хотел сказать Стюарт, но благоразумно промолчал. Враждебно настроенные к испанцам англичане могут простить один промах. Но не более того. А уж о всяком проявлении дружеских чувств или, того хуже, пресмыкательства и говорить не стоит. Его самого передернуло от омерзения!
Стюарт снова взглянул в сторону музыкантов. На того, кто играл на лире, нагнув над инструментом темную голову и не отрывая глаз от перебиравших струны пальцев. Если он и знал о присутствии Стюарта, то не подавал виду. Впрочем, так всегда бывало, когда играл Гейбриел, обладавший способностью целиком погружаться в музыку.
Отвращение горькой желчью снова обожгло горло, и Стюарт, отшвырнув недоеденную тарталетку, выплеснул остатки вина на траву. На гобелене появились темные пятна, по какое ему до этого дело?
– Что тебя терзает, Стюарт? – встревожен но спросил приятель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42