Нужно же хотя бы чем-то утешиться, да и поднять настроение не мешает. Такая угнетенность духа совершенно не в ее характере, но последнее время она так подавлена и измучена, что приходится вынуждать себя думать об ожидающих сегодня удовольствиях.
– Приготовить пудру для прически, миледи?
– Да, не мешает. А потом я позавтракаю. Только эль и немного хлеба с сыром.
Пиппа уронила полотенце и направилась к круглому окну, выходившему в парк. По усыпанным гравием дорожкам уже бродили ярко одетые фигуры. Компания испанцев пересекла газон, направляясь к террасе под окнами. Они держались рядом и шли, настороженно положив руки на рукоятки шпаг. Испанцев терпеть не могли при английском дворе, и если те имели неосторожность повстречаться с толпой воинственных лондонцев, немедленно начиналась потасовка. Их мелодичная, но непонятная окружающим речь звенела в воздухе.
Пиппа скривила губы и сморщила нос. Она считала испанцев надутыми, высокомерными индюками, совершенно лишенными чувства юмора. Но ничего не поделаешь, приходилось вежливо улыбаться, танцевать и аплодировать, когда присутствующих развлекали испанские плясуньи и певицы.
Пиппа покачала головой, решив, что домашний арест в компании Елизаветы был бы куда предпочтительнее. Но что об этом думать? Пора одеваться.
Полчаса спустя она, с ломтем хлеба с сыром в руке, снова встала перед зеркалом, изучая свое отражение. Никакого сравнения! До чего же меняет человека одежда! Глубокие тона и богатая легкая ткань скрыли выступающие кости и придали мягкое сияние ее белой коже, так что даже веснушки были не столь заметны. Она укротила свои буйные волосы тонкой золотой сеткой, красиво оттенявшей зеленые глаза. Ее даже можно назвать привлекательной, хотя истинной красавицей она никогда не была. Да и что говорить… недаром теперь муж отворачивается от нее в постели. Какой мужчина любит кости!
Она повернулась на стук открывшейся двери и увидела улыбавшегося Стюарта.
– Ах, как мы дополняем друг друга! – заметил он одобрительно при виде ее наряда. – Я пытался угадать, какой туалет ты выберешь, и, похоже, не ошибся.
Улыбка была маской. Так показалось Пиппе. И чарующий голос тоже сплошное притворство. Только вот что кроется за идеальным фасадом? Просто злость из-за их утренней ссоры или нечто гораздо более глубокое?
Однако она растянула рот в ответной улыбке. Их общее увлечение роскошными тканями и необычными цветами в свое время стало одной из причин, потянувших их друг к другу. Стюарт всегда из кожи вон лез, чтобы его собственные одежды были в тон нарядам жены. И сегодняшнее утро не было исключением. Его бархатный камзол оттенка топаза, с разрезами на рукавах, из которых проглядывала подкладка темно-синего атласа, одного цвета с полосами на шоссах, превосходно оттенял ее бирюзовый с розовым наряд.
Он подошел к ней, осторожно смахнул крошку с ее губ, прежде чем взять за руку и слегка поцеловать, но, помня о присутствии Марты, прошептал:
– Прости меня за вчерашнюю ночь, дорогая Пиппа. Я был слишком пьян и не позаботился о твоих нуждах.
Она могла позволить себе поверить ему: это намного легче, чем мучиться сомнениями и вопросами. Его улыбка казалась теплой и искренней, а ведь она прекрасно знала, как неравнодушен он к вину и как вместе с приятелями любит выпить за карточным столом.
– Мне не хотелось бы, чтобы это повторилось, – тихо заметила она.
Он наклонил голову, чтобы снова поцеловать ее, и Пиппа не заметила тень, метнувшуюся в его глазах.
– Пойдемте, мадам жена, – весело объявил он, – нас позвали в приемную королевы. Насколько я понял, испанцы собираются устроить турнир на палках, и нам следует принять в нем участие. Думаю, это весьма жалкое занятие, но мы должны быть вежливы с гостями.
В голосе мужа звучало нечто вроде досады, что Пиппа нашла весьма странным, но расспрашивать не хотелось. Страсть испанцев к невинным развлечениям вроде фехтования на палках вместо шпаг стала предметом насмешек и издевательств среди англичан-придворных, особенно настоящих рыцарей вроде Стюарта. Но ничего не поделать: Филипп Испанский был мужем королевы, так что приходилось лишь снисходительно улыбаться чудачествам его окружения.
Они покинули комнату рука об руку. Широкий коридор был заполнен челядью и придворными. Небольшая комната напротив приемной королевы так и кишела людьми, но при виде лорда и леди Нилсон присутствующие почтительно расступались. Они прошли в приемную, и двери за ними закрылись. У трона королевы, под государственными флагами стоял Симон Ренар, испанский посол. Филипп Испанский, однако, отсутствовал, хотя болтовня его свиты напоминала Пиппе трескотню скворцов, научившихся нескольким иностранным словам.
Королева не сразу обратила внимание на вновь прибывших. Пиппа знала, как сильно задевает это Стюарта, но ему пришлось прикусить язык, поскольку жена больше не была в фаворе у Марии. Род Пиппы во время смуты стоял за будущую королеву, и та помнила об их верности, но когда Пиппа предпочла служить Елизавете, расценила это как предательство. Ни королева, ни Тайный совет ей больше не доверяли и терпели только из-за мужа и его семьи. Но Пиппа ничуть не была обескуражена таким поворотом событий, хотя расстраивалась из-за мужа. Она спокойно оглядела небольшую компанию, собравшуюся в приемной.
– А вот и Робин!
Выпустив руку мужа, Пиппа шагнула к сводному брату, стоявшему у стены, слегка в стороне от остальных. Но Стюарт стиснул ее запястье и поспешно прошипел:
– Пиппа, ее величество еще не поздоровалась с тобой. Ты не можешь приветствовать первым кого-то другого!
Он был прав, и Пиппа со вздохом подчинилась. Они, казалось, целую вечность простояли незамеченными, прежде чем гофмейстер приблизился и дал знать, что ее величество примет их.
Мария улыбнулась лорду Нилсону и окинула его жену хмурым взором.
– Надеюсь, вы в добром здравии, леди Нилсон? – холодно осведомилась она.
– Да, и благодарю ваше величество за заботу. Пиппа, присев в глубоком реверансе, так и не поднялась, оставаясь со склоненной головой.
– Можете встать.
Пиппа поднялась в шорохе юбок, грациозно раскинувшихся вокруг нее. Похоже, Мария разглядывает ее пристальнее обычного.
– Вы в последнее время переписываетесь с леди Елизаветой?
– Ваше величество не дозволяет этого, – ответила Пиппа, искусно изображая недоумение.
Мария искоса глянула на Ренара, слегка подняв бровь.
– Нет, – категорично заявила она. – И никогда не позволю.
Пиппа снова присела и почтительно попятилась. Муж, однако, не последовал за ней: Мария повелительно подняла палец, давая знак задержаться.
– Вы примете сегодня участие в турнире, лорд Нилсон. Королю не терпится испытать свое искусство против столь прославленного противника.
– Для меня огромная честь скрестить трости с его величеством, мадам.
Мария кивнула и, чуть поколебавшись, добавила:
– Вы, надеюсь, позаботитесь, чтобы соперники его величества хорошо понимали все сложности и умение, требуемые в испанских турнирах.
«Еще бы не сложности! Кто первый палку сломает», – подумал Стюарт, но галантно заверил королеву, что ни тени английского презрения не омрачит удовольствие испанцев.
Пиппа, наконец-то освободившись, поспешила к сводному брату, погруженному в разговор с французским послом, расстроенным немилостью королевы, Антуаном де Ноайем. Но тут ее взгляд случайно упал на человека, прислонившегося к узкой двери за троном королевы. Двери, ведущей в личные покои ее величества. На нем был короткий плащ темно-серого шелка поверх простой белой, расстегнутой на груди рубашки и серовато-сиреневого камзола. Слишком простой наряд для столь блестящего окружения… Она посмотрела на его обнаженную шею, и по коже побежали мурашки. Взгляд Пиппы скользнул чуть повыше, и она забыла обо всем, кроме его глаз. Широко расставленных, глубоко посаженных, чистейшего серого цвета.
Пиппа едва не споткнулась. Где-то она уже видела эти глаза. Только где? И почему его шея кажется такой знакомой?
Неприятный озноб прошел по спине. Щупальца страха проникли в мозг, затуманив разум, лишая способности думать связно, как будто она пыталась очнуться от кошмара и не могла.
Она знала, что никогда не встречалась с ним раньше. Эти необычайно ясные глаза, это лицо просто невозможно забыть. Странно смятое, словно природа кое-как, наспех, слепила его черты, оно, однако, обладало своеобразной симметрией.
Он не пошевелился при виде Пиппы. Не подумал выпрямиться. Просто уставился на нее и ответил улыбкой, исполненной такого невыразимого обаяния, сочувствия и ободрения, то Пиппа едва удержалась, чтобы не броситься к нему.
Но вместо этого встала как вкопанная. Ноги решительно отказывались двигаться. Недоумение и замешательство одолело Пиппу. Его улыбка и тоска, опустившаяся на ее плечи почти ощутимым облаком, были каким-то образом связаны, но каким именно?
На землю ее вернул голос брата.
– Пиппа! – окликнул он. Она облегченно воззрилась на знакомое любимое лицо своего небрежно одетого и, как всегда, растрепанного брата.
– Я пошла искать тебя, – дрожащим голоском пробормотала она.
– А выглядела, как жена Лота. Настоящий соляной столп. Что ты там увидела, неосторожно оглянувшись?
– Ничего, – пожала она плечами. – Просто мне не по себе от недовольства Марии. И я понимаю, как это расстраивает Стюарта.
Робин внимательно взглянул на сестру. Достаточно разумное объяснение для любого, кроме Пиппы. Но ему лучше других было известно, как мало трогает сестру немилость королевы. Это лишь еще больше утверждало ее в преданности Елизавете.
– Что-то вид у тебя больной. Плохо себя чувствуешь? – с участием заметил он.
– Нет… нет, ничуть, – твердо заверила она. Робин по опыту знал, что настаивать нет смысла. Лучше идти в обход.
– У меня известия от Пен. Вернее, письмо от Оуэна и Пен получил посол, но там добавлено несколько предложений и для нас.
– О, скорее покажи мне, – попросила Пиппа, отворачиваясь от человека у двери. Оказалось, что пришлось поворачиваться всем телом, и движения при этом стали какими-то неестественными, словно ей приделали искусственные ноги и руки, как у игрушечных солдатиков племянника. Но, даже направляясь к стоявшему у окна французскому послу, она спиной чувствовала сверлящий взгляд незнакомца.
– Леди Пиппа! – воскликнул Антуан де Ноай с дружелюбной приветливостью старого знакомого. – Я получил депешу от шевалье д'Арси. Ваша сестра приписала несколько слов для вас.
– Моя нижайшая благодарность, – пробормотала Пиппа, почти вырвав пергамент из рук посла и невольно оглядываясь, прежде чем развернуть свиток. – Кто этот человек у двери, Робин? – осведомилась она, довольная, что голос звучит достаточно небрежно, и принялась читать письмо, хотя глаза всего лишь бессмысленно скользили по строчкам.
Робин посмотрел в указанном направлении.
– Ты имеешь в виду Аштона?
– Знай я его имя, вряд ли спрашивала бы у тебя, – мгновенно парировала она, начиная привычную перепалку, которыми искренне наслаждались оба. – Тот человек в темно-сером плаще, что стоит у двери в королевские покои. Мне он показался знакомым, но не помню, где мы встречались.
– О, это Лайонел Аштон, леди Пиппа, – вмешался посол. – Тесно связан с мужем королевы, хотя по рождению англичанин. Известен своей проницательностью и умением держаться в тени. Выполняет особые поручения короля. Он нечасто бывает при дворе, поэтому неудивительно, что вы его раньше не видели.
Де Ноай задумчиво почесал нос, не сводя глаз с Аштона.
– Интересно, почему сегодня он решил показаться на людях. По-моему, ему было поручено тихо и без лишнего шума сгладить отношения между английским и испанским дворами. Но может, неприязнь зашла так далеко, что требует более прямого подхода или вмешательства свыше.
В последних словах звучала откровенная насмешка: недаром между французским и испанским посольствами постоянно тлела скрытая вражда.
– Понятно.
Англичанин, якшающийся с испанцами. Откуда она может его знать?! Должно быть, некстати разыгралось воображение, хотя и это на нее не похоже. Она не подвержена прихотливым полетам фантазии. Может, это как-то связано со снадобьем от головной боли, которое, слава Богу, наконец начинало действовать?
Пиппа решительно перечитала письмо сестры.
– О, какая радость! Пен пишет, что они надеются к Рождеству быть в Англии.
Лицо Робина озарилось восторженной улыбкой.
– Мы должны известить леди Джиневру и моего отца.
– И немедленно, – добавила Пиппа. – Я сама этим займусь. Прямо сейчас.
Она украдкой посмотрела в сторону трона, прикидывая, сможет ли потихоньку ускользнуть из приемной. В конце концов, королева сама отпустила ее, очевидно, не желая, чтобы она торчала на глазах.
Стюарт о чем-то толковал с Руем Гомесом, ближайшим другом и советником короля. Пиппе показалось, что муж чем-то то ли смущен, то ли озабочен: полные губы сжаты в непривычно тонкую полоску, на лбу выступили капельки пота. Почувствовав ее взгляд, он обернулся и недовольно нахмурился.
Руй Гомес даже не посмотрел в ее сторону. Его красивое, хотя несколько угловатое смуглое лицо оставалось спокойным, словно он стоял в леднике, а не в невыносимо душной, кишевшей людьми приемной жарким августовским утром.
Пиппа еще успела увидеть, как Стюарт оставил Руя Гомеса и направился к тому месту, где стоял Лайонел Аштон. Пиппе показалось, что в компании англичанина муж чувствует себя не более свободно, чем в обществе испанца.
Она недоуменно пожала плечами и, сама не зная почему, стала пробираться сквозь толпу к трону, где беседовали мужчины. Приходилось то и дело кивать знакомым, останавливаться на два-три слова, болтать о пустяках, сохраняя на лице деланную улыбку. Но, к досаде Пиппы, Стюарт отошел от Аштона прежде, чем она успела до них добраться. Жаль. Значит, познакомиться с ним сегодня не удастся.
Однако Лайонел Аштон и не думал уходить. И не шевельнулся, когда она подобралась ближе, как будто вообще не замечая ее присутствия. Но когда Пиппа проходила мимо, вдруг положил руку на ее рукав и так же быстро убрал.
– Прошу прощения, – пробормотал он, продолжая спокойно оглядывать комнату. Пиппа ощутила легкое прикосновение его ладони сквозь тонкий шелк.
Странно знакомое прикосновение.
Ее кожа откуда-то знала тепло его руки.
Глава 2
– Вы говорили с лордом Кендалом? – тихо поинтересовался де Ноай, но, не получив ответа, был вынужден повторить вопрос.
Робин отвлекся, наблюдая за маневрами сестры, старавшейся незаметно выбраться из приемной. Выглядела Пиппа плохо: усталой, нездоровой, глаза полуприкрыты тяжелыми веками. Он заметил, как она замедлила шаг около Лайонела Аштона. Как тот чуть дотронулся до ее рукава.
Странно, что она так заинтересовалась человеком, чье присутствие при дворе можно скорее сравнить с посещениями призрака. Неслышно появляется и точно так же исчезает. Сам Робин с июля, когда испанский двор прибыл в Лондон, .видел Аштона всего трижды и ничего не знал ни о нем, ни о его семье. Да и о делах известно было лишь то, что только сейчас рассказал французский посол.
– Прошу прощения, сэр, – пробормотал он, сообразив, что его о чем-то спрашивают.
– Ваш отец, – прошептал посол, почти скрывшись за тяжелыми занавесями. – Вы уже беседовали с ним?
– Да, – так же негромко ответил Робин. – Но он не выступит против королевы, хотя, как и все, крайне не одобряет этот брак. Отец говорит, что поддерживает Елизавету как наследницу трона, по если у королевы родится ребенок, все права на троп будут принадлежать ему. Де Ноай поджал губы.
– Слишком много благородных людей придерживаются того же мнения. Верность и преданность – прекрасные качества. Но неужели англичане действительно так уж стремятся стать вассалами Испании? Превратиться в такую же жалкую колонию, как Нидерланды? Подставить шеи под ярмо инквизиции?
Робин слегка пожал плечами.
– Им это не нравится, но они видели, что бывает со всяким, кто осмелится возразить. А если забудут, то прекрасным напоминанием служат все еще болтающиеся на виселицах скелеты сторонников Томаса Уайатта.
– Думаю, что не страх удерживает графа Кендала от явного противодействия, – предположил посол.
Два ярких пятна выступили на щеках Робина.
– Надеюсь, вы не подвергаете сомнению храбрость моего отца?!
– Нет-нет, – поспешно заверил де Ноай. – Но без помощи такого человека, как лорд Кендал, положение леди Елизаветы становится угрожающим.
– Знаю, – кисло буркнул Робин, блуждая взглядом по комнате, заполненной богато разодетыми испанцами, державшимися чванливо и надменно. Его взгляд упал на Стюарта Нилсона. Тот снова стоял рядом с Руем Гомесом и Симоном Ренаром, и Робину показалось, что зять пытается угодить испанцам, подобострастно ловя каждое их слово.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
– Приготовить пудру для прически, миледи?
– Да, не мешает. А потом я позавтракаю. Только эль и немного хлеба с сыром.
Пиппа уронила полотенце и направилась к круглому окну, выходившему в парк. По усыпанным гравием дорожкам уже бродили ярко одетые фигуры. Компания испанцев пересекла газон, направляясь к террасе под окнами. Они держались рядом и шли, настороженно положив руки на рукоятки шпаг. Испанцев терпеть не могли при английском дворе, и если те имели неосторожность повстречаться с толпой воинственных лондонцев, немедленно начиналась потасовка. Их мелодичная, но непонятная окружающим речь звенела в воздухе.
Пиппа скривила губы и сморщила нос. Она считала испанцев надутыми, высокомерными индюками, совершенно лишенными чувства юмора. Но ничего не поделаешь, приходилось вежливо улыбаться, танцевать и аплодировать, когда присутствующих развлекали испанские плясуньи и певицы.
Пиппа покачала головой, решив, что домашний арест в компании Елизаветы был бы куда предпочтительнее. Но что об этом думать? Пора одеваться.
Полчаса спустя она, с ломтем хлеба с сыром в руке, снова встала перед зеркалом, изучая свое отражение. Никакого сравнения! До чего же меняет человека одежда! Глубокие тона и богатая легкая ткань скрыли выступающие кости и придали мягкое сияние ее белой коже, так что даже веснушки были не столь заметны. Она укротила свои буйные волосы тонкой золотой сеткой, красиво оттенявшей зеленые глаза. Ее даже можно назвать привлекательной, хотя истинной красавицей она никогда не была. Да и что говорить… недаром теперь муж отворачивается от нее в постели. Какой мужчина любит кости!
Она повернулась на стук открывшейся двери и увидела улыбавшегося Стюарта.
– Ах, как мы дополняем друг друга! – заметил он одобрительно при виде ее наряда. – Я пытался угадать, какой туалет ты выберешь, и, похоже, не ошибся.
Улыбка была маской. Так показалось Пиппе. И чарующий голос тоже сплошное притворство. Только вот что кроется за идеальным фасадом? Просто злость из-за их утренней ссоры или нечто гораздо более глубокое?
Однако она растянула рот в ответной улыбке. Их общее увлечение роскошными тканями и необычными цветами в свое время стало одной из причин, потянувших их друг к другу. Стюарт всегда из кожи вон лез, чтобы его собственные одежды были в тон нарядам жены. И сегодняшнее утро не было исключением. Его бархатный камзол оттенка топаза, с разрезами на рукавах, из которых проглядывала подкладка темно-синего атласа, одного цвета с полосами на шоссах, превосходно оттенял ее бирюзовый с розовым наряд.
Он подошел к ней, осторожно смахнул крошку с ее губ, прежде чем взять за руку и слегка поцеловать, но, помня о присутствии Марты, прошептал:
– Прости меня за вчерашнюю ночь, дорогая Пиппа. Я был слишком пьян и не позаботился о твоих нуждах.
Она могла позволить себе поверить ему: это намного легче, чем мучиться сомнениями и вопросами. Его улыбка казалась теплой и искренней, а ведь она прекрасно знала, как неравнодушен он к вину и как вместе с приятелями любит выпить за карточным столом.
– Мне не хотелось бы, чтобы это повторилось, – тихо заметила она.
Он наклонил голову, чтобы снова поцеловать ее, и Пиппа не заметила тень, метнувшуюся в его глазах.
– Пойдемте, мадам жена, – весело объявил он, – нас позвали в приемную королевы. Насколько я понял, испанцы собираются устроить турнир на палках, и нам следует принять в нем участие. Думаю, это весьма жалкое занятие, но мы должны быть вежливы с гостями.
В голосе мужа звучало нечто вроде досады, что Пиппа нашла весьма странным, но расспрашивать не хотелось. Страсть испанцев к невинным развлечениям вроде фехтования на палках вместо шпаг стала предметом насмешек и издевательств среди англичан-придворных, особенно настоящих рыцарей вроде Стюарта. Но ничего не поделать: Филипп Испанский был мужем королевы, так что приходилось лишь снисходительно улыбаться чудачествам его окружения.
Они покинули комнату рука об руку. Широкий коридор был заполнен челядью и придворными. Небольшая комната напротив приемной королевы так и кишела людьми, но при виде лорда и леди Нилсон присутствующие почтительно расступались. Они прошли в приемную, и двери за ними закрылись. У трона королевы, под государственными флагами стоял Симон Ренар, испанский посол. Филипп Испанский, однако, отсутствовал, хотя болтовня его свиты напоминала Пиппе трескотню скворцов, научившихся нескольким иностранным словам.
Королева не сразу обратила внимание на вновь прибывших. Пиппа знала, как сильно задевает это Стюарта, но ему пришлось прикусить язык, поскольку жена больше не была в фаворе у Марии. Род Пиппы во время смуты стоял за будущую королеву, и та помнила об их верности, но когда Пиппа предпочла служить Елизавете, расценила это как предательство. Ни королева, ни Тайный совет ей больше не доверяли и терпели только из-за мужа и его семьи. Но Пиппа ничуть не была обескуражена таким поворотом событий, хотя расстраивалась из-за мужа. Она спокойно оглядела небольшую компанию, собравшуюся в приемной.
– А вот и Робин!
Выпустив руку мужа, Пиппа шагнула к сводному брату, стоявшему у стены, слегка в стороне от остальных. Но Стюарт стиснул ее запястье и поспешно прошипел:
– Пиппа, ее величество еще не поздоровалась с тобой. Ты не можешь приветствовать первым кого-то другого!
Он был прав, и Пиппа со вздохом подчинилась. Они, казалось, целую вечность простояли незамеченными, прежде чем гофмейстер приблизился и дал знать, что ее величество примет их.
Мария улыбнулась лорду Нилсону и окинула его жену хмурым взором.
– Надеюсь, вы в добром здравии, леди Нилсон? – холодно осведомилась она.
– Да, и благодарю ваше величество за заботу. Пиппа, присев в глубоком реверансе, так и не поднялась, оставаясь со склоненной головой.
– Можете встать.
Пиппа поднялась в шорохе юбок, грациозно раскинувшихся вокруг нее. Похоже, Мария разглядывает ее пристальнее обычного.
– Вы в последнее время переписываетесь с леди Елизаветой?
– Ваше величество не дозволяет этого, – ответила Пиппа, искусно изображая недоумение.
Мария искоса глянула на Ренара, слегка подняв бровь.
– Нет, – категорично заявила она. – И никогда не позволю.
Пиппа снова присела и почтительно попятилась. Муж, однако, не последовал за ней: Мария повелительно подняла палец, давая знак задержаться.
– Вы примете сегодня участие в турнире, лорд Нилсон. Королю не терпится испытать свое искусство против столь прославленного противника.
– Для меня огромная честь скрестить трости с его величеством, мадам.
Мария кивнула и, чуть поколебавшись, добавила:
– Вы, надеюсь, позаботитесь, чтобы соперники его величества хорошо понимали все сложности и умение, требуемые в испанских турнирах.
«Еще бы не сложности! Кто первый палку сломает», – подумал Стюарт, но галантно заверил королеву, что ни тени английского презрения не омрачит удовольствие испанцев.
Пиппа, наконец-то освободившись, поспешила к сводному брату, погруженному в разговор с французским послом, расстроенным немилостью королевы, Антуаном де Ноайем. Но тут ее взгляд случайно упал на человека, прислонившегося к узкой двери за троном королевы. Двери, ведущей в личные покои ее величества. На нем был короткий плащ темно-серого шелка поверх простой белой, расстегнутой на груди рубашки и серовато-сиреневого камзола. Слишком простой наряд для столь блестящего окружения… Она посмотрела на его обнаженную шею, и по коже побежали мурашки. Взгляд Пиппы скользнул чуть повыше, и она забыла обо всем, кроме его глаз. Широко расставленных, глубоко посаженных, чистейшего серого цвета.
Пиппа едва не споткнулась. Где-то она уже видела эти глаза. Только где? И почему его шея кажется такой знакомой?
Неприятный озноб прошел по спине. Щупальца страха проникли в мозг, затуманив разум, лишая способности думать связно, как будто она пыталась очнуться от кошмара и не могла.
Она знала, что никогда не встречалась с ним раньше. Эти необычайно ясные глаза, это лицо просто невозможно забыть. Странно смятое, словно природа кое-как, наспех, слепила его черты, оно, однако, обладало своеобразной симметрией.
Он не пошевелился при виде Пиппы. Не подумал выпрямиться. Просто уставился на нее и ответил улыбкой, исполненной такого невыразимого обаяния, сочувствия и ободрения, то Пиппа едва удержалась, чтобы не броситься к нему.
Но вместо этого встала как вкопанная. Ноги решительно отказывались двигаться. Недоумение и замешательство одолело Пиппу. Его улыбка и тоска, опустившаяся на ее плечи почти ощутимым облаком, были каким-то образом связаны, но каким именно?
На землю ее вернул голос брата.
– Пиппа! – окликнул он. Она облегченно воззрилась на знакомое любимое лицо своего небрежно одетого и, как всегда, растрепанного брата.
– Я пошла искать тебя, – дрожащим голоском пробормотала она.
– А выглядела, как жена Лота. Настоящий соляной столп. Что ты там увидела, неосторожно оглянувшись?
– Ничего, – пожала она плечами. – Просто мне не по себе от недовольства Марии. И я понимаю, как это расстраивает Стюарта.
Робин внимательно взглянул на сестру. Достаточно разумное объяснение для любого, кроме Пиппы. Но ему лучше других было известно, как мало трогает сестру немилость королевы. Это лишь еще больше утверждало ее в преданности Елизавете.
– Что-то вид у тебя больной. Плохо себя чувствуешь? – с участием заметил он.
– Нет… нет, ничуть, – твердо заверила она. Робин по опыту знал, что настаивать нет смысла. Лучше идти в обход.
– У меня известия от Пен. Вернее, письмо от Оуэна и Пен получил посол, но там добавлено несколько предложений и для нас.
– О, скорее покажи мне, – попросила Пиппа, отворачиваясь от человека у двери. Оказалось, что пришлось поворачиваться всем телом, и движения при этом стали какими-то неестественными, словно ей приделали искусственные ноги и руки, как у игрушечных солдатиков племянника. Но, даже направляясь к стоявшему у окна французскому послу, она спиной чувствовала сверлящий взгляд незнакомца.
– Леди Пиппа! – воскликнул Антуан де Ноай с дружелюбной приветливостью старого знакомого. – Я получил депешу от шевалье д'Арси. Ваша сестра приписала несколько слов для вас.
– Моя нижайшая благодарность, – пробормотала Пиппа, почти вырвав пергамент из рук посла и невольно оглядываясь, прежде чем развернуть свиток. – Кто этот человек у двери, Робин? – осведомилась она, довольная, что голос звучит достаточно небрежно, и принялась читать письмо, хотя глаза всего лишь бессмысленно скользили по строчкам.
Робин посмотрел в указанном направлении.
– Ты имеешь в виду Аштона?
– Знай я его имя, вряд ли спрашивала бы у тебя, – мгновенно парировала она, начиная привычную перепалку, которыми искренне наслаждались оба. – Тот человек в темно-сером плаще, что стоит у двери в королевские покои. Мне он показался знакомым, но не помню, где мы встречались.
– О, это Лайонел Аштон, леди Пиппа, – вмешался посол. – Тесно связан с мужем королевы, хотя по рождению англичанин. Известен своей проницательностью и умением держаться в тени. Выполняет особые поручения короля. Он нечасто бывает при дворе, поэтому неудивительно, что вы его раньше не видели.
Де Ноай задумчиво почесал нос, не сводя глаз с Аштона.
– Интересно, почему сегодня он решил показаться на людях. По-моему, ему было поручено тихо и без лишнего шума сгладить отношения между английским и испанским дворами. Но может, неприязнь зашла так далеко, что требует более прямого подхода или вмешательства свыше.
В последних словах звучала откровенная насмешка: недаром между французским и испанским посольствами постоянно тлела скрытая вражда.
– Понятно.
Англичанин, якшающийся с испанцами. Откуда она может его знать?! Должно быть, некстати разыгралось воображение, хотя и это на нее не похоже. Она не подвержена прихотливым полетам фантазии. Может, это как-то связано со снадобьем от головной боли, которое, слава Богу, наконец начинало действовать?
Пиппа решительно перечитала письмо сестры.
– О, какая радость! Пен пишет, что они надеются к Рождеству быть в Англии.
Лицо Робина озарилось восторженной улыбкой.
– Мы должны известить леди Джиневру и моего отца.
– И немедленно, – добавила Пиппа. – Я сама этим займусь. Прямо сейчас.
Она украдкой посмотрела в сторону трона, прикидывая, сможет ли потихоньку ускользнуть из приемной. В конце концов, королева сама отпустила ее, очевидно, не желая, чтобы она торчала на глазах.
Стюарт о чем-то толковал с Руем Гомесом, ближайшим другом и советником короля. Пиппе показалось, что муж чем-то то ли смущен, то ли озабочен: полные губы сжаты в непривычно тонкую полоску, на лбу выступили капельки пота. Почувствовав ее взгляд, он обернулся и недовольно нахмурился.
Руй Гомес даже не посмотрел в ее сторону. Его красивое, хотя несколько угловатое смуглое лицо оставалось спокойным, словно он стоял в леднике, а не в невыносимо душной, кишевшей людьми приемной жарким августовским утром.
Пиппа еще успела увидеть, как Стюарт оставил Руя Гомеса и направился к тому месту, где стоял Лайонел Аштон. Пиппе показалось, что в компании англичанина муж чувствует себя не более свободно, чем в обществе испанца.
Она недоуменно пожала плечами и, сама не зная почему, стала пробираться сквозь толпу к трону, где беседовали мужчины. Приходилось то и дело кивать знакомым, останавливаться на два-три слова, болтать о пустяках, сохраняя на лице деланную улыбку. Но, к досаде Пиппы, Стюарт отошел от Аштона прежде, чем она успела до них добраться. Жаль. Значит, познакомиться с ним сегодня не удастся.
Однако Лайонел Аштон и не думал уходить. И не шевельнулся, когда она подобралась ближе, как будто вообще не замечая ее присутствия. Но когда Пиппа проходила мимо, вдруг положил руку на ее рукав и так же быстро убрал.
– Прошу прощения, – пробормотал он, продолжая спокойно оглядывать комнату. Пиппа ощутила легкое прикосновение его ладони сквозь тонкий шелк.
Странно знакомое прикосновение.
Ее кожа откуда-то знала тепло его руки.
Глава 2
– Вы говорили с лордом Кендалом? – тихо поинтересовался де Ноай, но, не получив ответа, был вынужден повторить вопрос.
Робин отвлекся, наблюдая за маневрами сестры, старавшейся незаметно выбраться из приемной. Выглядела Пиппа плохо: усталой, нездоровой, глаза полуприкрыты тяжелыми веками. Он заметил, как она замедлила шаг около Лайонела Аштона. Как тот чуть дотронулся до ее рукава.
Странно, что она так заинтересовалась человеком, чье присутствие при дворе можно скорее сравнить с посещениями призрака. Неслышно появляется и точно так же исчезает. Сам Робин с июля, когда испанский двор прибыл в Лондон, .видел Аштона всего трижды и ничего не знал ни о нем, ни о его семье. Да и о делах известно было лишь то, что только сейчас рассказал французский посол.
– Прошу прощения, сэр, – пробормотал он, сообразив, что его о чем-то спрашивают.
– Ваш отец, – прошептал посол, почти скрывшись за тяжелыми занавесями. – Вы уже беседовали с ним?
– Да, – так же негромко ответил Робин. – Но он не выступит против королевы, хотя, как и все, крайне не одобряет этот брак. Отец говорит, что поддерживает Елизавету как наследницу трона, по если у королевы родится ребенок, все права на троп будут принадлежать ему. Де Ноай поджал губы.
– Слишком много благородных людей придерживаются того же мнения. Верность и преданность – прекрасные качества. Но неужели англичане действительно так уж стремятся стать вассалами Испании? Превратиться в такую же жалкую колонию, как Нидерланды? Подставить шеи под ярмо инквизиции?
Робин слегка пожал плечами.
– Им это не нравится, но они видели, что бывает со всяким, кто осмелится возразить. А если забудут, то прекрасным напоминанием служат все еще болтающиеся на виселицах скелеты сторонников Томаса Уайатта.
– Думаю, что не страх удерживает графа Кендала от явного противодействия, – предположил посол.
Два ярких пятна выступили на щеках Робина.
– Надеюсь, вы не подвергаете сомнению храбрость моего отца?!
– Нет-нет, – поспешно заверил де Ноай. – Но без помощи такого человека, как лорд Кендал, положение леди Елизаветы становится угрожающим.
– Знаю, – кисло буркнул Робин, блуждая взглядом по комнате, заполненной богато разодетыми испанцами, державшимися чванливо и надменно. Его взгляд упал на Стюарта Нилсона. Тот снова стоял рядом с Руем Гомесом и Симоном Ренаром, и Робину показалось, что зять пытается угодить испанцам, подобострастно ловя каждое их слово.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42