Женщина внимательно меня выслушала и спросила:— А если нет дождя, можно нарвать сухую листву, а после смочить в воде?— Нет. Ничего не получится. Кроме того, нельзя проводить лечение на голодный желудок.Она печально потупилась.— Эфенди, если у меня ничего нет, как я могу питаться? Я готова голодать, лишь бы мои дети были сыты.— Попробую помочь этому делу. Один добрый друг дал мне некую сумму, чтобы я подарил ее одному известному нищему. Как ты думаешь, кому лучше отдать деньги: тебе или ждать другого случая?Она подняла на меня свои ясные глаза.— Эфенди…Она произнесла одно только это слово, но в нем прозвучали и мольба, и стыд, и благодарность.— Ну, что?— А сколько это?— Два фунта — это двести пиастров.— О небо!Она хотела молитвенно сложить руки, но боль помешала ей.— Это две золотые монеты. Тебе нужно будет их разменять.Я отсчитал деньги из подарка Гуляма и протянул ей. Она отступила на шаг.— Эфенди, ты шутишь?— Нет! Это абсолютно серьезно. Возьми!— Я не могу.— Кто тебе запрещает?— Никто, но это такой щедрый дар…— Хватит слов. Тот, кто дал мне эти деньги, очень богатый человек. Спрячь их, а когда захочешь разменять иди только к честному человеку. Купи еды для себя и для детей. Будь здорова. Завтра я зайду.Я сунул ей деньги в скрюченные руки и быстро ушел. Она было хотела догнать меня, но я прикрикнул на нее, и она отстала, а я присоединился к своим спутникам, и мы поскакали дальше. Отъезжая, я заметил, как соседи обступили бедную женщину и принялись ее расспрашивать.Мы обогнули Термы и въехали в переулок. В конце его сидел какой-то оборванец, на которого я не обратил внимания, поскольку почти все люди, которые нам здесь встречались, были плохо и грязно одеты. Он же проследил за нами долгим, внимательным взглядом.Я даже не знал, куда ведет нас турок. Я спросил его об этом, он удивился, почему я раньше не задал этот вопрос.— Но я же думал, что ты сам о нас позаботишься, — ответил я в оправдание.— Конечно, мы едем в конак Конак — зд.: место ночлега, станция (тур.).
, в «Эс-Саур эль-Амар». Там вам будет хорошо.Это название гостиницы мне кое о чем напомнило. Мне показалось, что мы оказалась в переулках одного немецкого городка. Ведь «Эс-Саур эль-Амар» означает не что иное, как «У рыжего быка». Конечно, я не ожидал от этого постоялого двора парижского комфорта.— Вы знаете хозяина? — спросил я.— Очень даже хорошо! — ответил он, смеясь. — Его жена — сестра моей супруги.Это меня порадовало; надо думать, наша дружба с Ибареком перенесется и на его родственников.Город — по крайней мере, пока мы по нему ехали — не представлял из себя ничего особенного. Обычные восточные домики и хижины, выставившие свои безглазые стены, ветхие постройки, готовые вот-вот развалиться. Улочки, выложенные сухой глиной и в жаркие дни поднимающие ужасную пыль. А в дождь превращающиеся в непроходимую навозную жижу. Грязные люди, изможденная скотина. Как походил этот городок на все остальные! Что-то заставило меня обернуться, и я увидел того самого калеку, который встретился нам на углу переулка. Он медленно ковылял за нами. Я был убежден в том, что он следит за нашими передвижениями. «Зачем?» — размышлял я.Наконец Ибарек указал на большие открытые ворота, под которыми красовалось изображение красного быка.— Вот здесь, — сказал он.— Тогда заезжайте, а я сделаю вид, что еду мимо.— Почему?— За нами бежит парень, которому Мюбарек поручил следить за нами. Для него я подготовил сюрприз.Мои спутники свернули в открытые ворота, а я проехал еще немного дальше.Наше появление вызвало некоторое оживление. Везде люди останавливались и глазели на нас. Но даже в этой обстановке мне удалось удержать в поле зрения нашего преследователя.Я повернул и сделал небольшой крюк. Это было возможно потому, что конак располагался не в переулке, а на небольшой открытой площадке. Люди продолжали стоять и посматривать то на открытые ворота, то на моего жеребца. Я заставил его делать элегантные кульбиты, медленно, но верно подводя к месту, где стоял тот подозрительный человек. На парне были белые штаны и короткая куртка, на поясе — некое подобие шали, которая спускалась до колен.В этот момент я издал специальный свист, по которому мой жеребец резво бросился вперед. Народ начал разбегаться. Шпион был так поглощен своим занятием, что не сразу сообразил, что нужно спасаться. Увидев прямо над собой моего вороного, он вскинул от ужаса руки и в страхе завопил. Сделав пару шагов назад, он привалился к стене. Я был прямо рядом с ним. Наклонился, схватил его за пояс и рывком посадил на лошадь.— Аллах-иль-Аллах! — запричитал тот, пытаясь при этой освободиться.— Лежи спокойно! — крикнул я ему. — Или тебя заберет дьявол.Он тут же закрыл рот, да и глаза в придачу. Паренек был не из храбрецов.Я повернул к конаку и проскакал в ворота. Там меня ждали Халеф с остальными спутниками. Они все видели и от души хохотали, запирая ворота на большую деревянную задвижку. Это было необходимо, потому как немало зевак пыталось пробраться во двор, чтобы узнать, что здесь у нас происходит.Я опустил пленника на землю и сам соскочил с лошади. К нам подошел по-турецки одетый человек и поприветствовал меня. Это был хозяин. Пока я обменивался с ним приветствиями, мой подопечный пришел в себя. Он выступил вперед и спросил угрожающим тоном:— Господи, зачем ты это сделал, моя душа чуть не рассталась с телом.— Твоя душа? Она что, такая хрупкая?— Не смейся. Ты знаешь, кто я такой?— Не знаю. Пока не знаю.— Я лодочник.— Отлично, значит, ты живешь на воде. И тебе доставит радость немножко покататься верхом.— А я что, просил взять меня с собой?— Нет, мне просто так захотелось.— Я заявлю в полицию.— Отлично!— И тебя оштрафуют.— Еще лучше.— Так что пойдем за мной к забтие мюшири.— Позже, друг мой. Сейчас у меня нет времени.— А я не могу ждать. Я должен быть на переправе.— А где это.— На реке.— Наверное, недалеко от дороги на Кустурлу?— С чего ты взял?— Это мне известно. Однако лодочник, который заявляет, что у него нет времени, торчал там на углу и шел за нами. Так или нет?— Да, а почему это тебя интересует?— Зачем ты шел за нами?— Я могу ходить за тем, за кем мне вздумается.— А я могу скакать с тем, с кем хочу. Так что мы оба удовлетворили свои желания.— Скачка — это совсем другое дело. Я мог сломать себе шею.— Наверное, тебе было бы это не вредно.— Господин, еще одно слово, и я зарежу тебя.И он, бормоча угрозы, потянулся за ножом, ручка которого торчала у него из сумки.— Брось! Тебя здесь никто не боится.— А кто ты такой, что оскорбляешь меня?— Я эмир Хасреддин Кара бен Немей. Слыхал когда-нибудь это имя?И я встал над ним и принял важный и гордый вид. Я присвоил себе еще и титул «хасреддин», потому что в этом я решил уподобиться маленькому хаджи. Мне не хотелось делать ничего плохого этому лодочнику. Необходимо было лишь узнать, кто послал его за нами.Я сразу понял, что сделал правильно. Он согнулся в три погибели и ответил:— Нет, султан, это звучное имя мне еще не доводилось слышать.— Так запомни его. Ты что, думаешь, я позволю тебе за собой следить?— Эмир, я тебя не понимаю.— Ты меня прекрасно понимаешь, просто не хочешь мне сказать.— Действительно, я не знаю, что ты имеешь в виду.— Слушай, парень! Думаешь, мне приятно здесь расспрашивать тебя? Поверь — никакого удовольствия. Давай признавайся, кто послал тебя следить за нами?— Никто, господин.— И тем не менее ты это делал.— Это вышло случайно.— Это что, был самый прямой путь к реке? Он заметно смутился.— Ну, отвечай!— Господин, ты действительно ошибаешься, я выбрал этот путь без всякого умысла.— Хорошо, я поверю тебе. Но если ты полагаешь, что это даст тебе какое-то преимущество, то ошибаешься. Лодочник, который должен быть на работе, а вместо этого шатается по улице, никому не нужен. Я прикажу мюшери уволить тебя. Есть масса людей, нуждающихся в работе.Теперь он по-настоящему испугался.— Эмир, ты этого не сделаешь. — заныл он.— Сделаю, и очень быстро. Сразу, как только смогу убедиться, что ты меня обманул.На какое-то мгновение он замер, уставившись в землю, затем тихо сказал:— Эфенди, я признаюсь: я следил за тобой.— Слишком поздно ты это признал.— Да, я сказал тебе неправду. Больше никогда не буду этого делать.— Хорошо, тогда скажи, кто тебя послал.— Никто. Я делал это по собственной воле.— Ты врешь!— Нет, эфенди.— Ну, посмотрим. Совравший один раз соврет и во второй.И, обернувшись к Халефу, я потребовал:— Хаджи Халеф Омар-ага, зови двух хавасов. Этот человек заслужил палок.— Будет исполнено, султан, — ответил малыш и сделал вид, что собирается бежать.— Стойте! — испуганно закричал лодочник. — Я все скажу!— Слишком поздно. Ага, поторопись!Тут он упал на землю и начал молить меня, протягивая ко мне руки:— Не надо палок, не надо палок, я их не вынесу.— Это почему же?— Мои ноги такие нежные и чувствительные. Я ведь все время в воде.Я едва не расхохотался. Обычно палками обрабатывают голые подошвы ног, и именно они были у него такими чувствительными. Если это обстоятельство принимать во внимание каждый раз, то от этого наказания пришлось бы отказаться, потому как оно именно в том и состоит, чтобы причинить физические и моральные страдания. Я уж не говорю о том, что сам являюсь противником этого унизительного наказания, но сказал я ему следующее:— Раз ты вдвойне страдаешь от этого, ты и наказан будешь вдвойне, чтобы впредь неповадно было врать. Но у меня сейчас прощальный час, и я попытаюсь смягчить наказание.— Попытайся, господин, я все расскажу.— Говори, кто тебя послал?— Мюбарек.— Что он тебе за это сулил — деньги?— Нет. Деньгами он вообще не пользуется. Он обещал мне амулет за то, чтобы я наловил много рыбы, потому что я еще и рыбак.— И какое ты получил задание?— Я должен следить за тобой и сообщить ему, где ты поселишься.— Когда и где ты должен передать эти сведения?— Сегодня вечером. Там, наверху, в его домике на горе. Нужно только условно постучать и сказать заветное слово.Он явно был сильно напуган.— Дальше! — приказал я.— Дальше ничего.— Снова обманываешь.— О нет, эфенди.— И тем не менее ты врешь!Я вспомнил о том, что он сказал до этого, а именно что Мюбарек никогда не дает денег. Если он это так точно знал, значит, он уже выполнял задания старика. И поэтому я продолжил допрос:— А если постучать обычно, он не откроет?— Нет.— А если сказать заветное слово, то пустит? Что это за слово?Он молчал.— Говори же, или я сейчас открою тебе рот. Палки для этого лучшее средство.Он все еще в нерешительности смотрел в землю. Страх перед Мюбареком был у него так же велик, как и боязнь наказания.— Ладно, если не хочешь говорить, я за последствия не отвечаю. Хаджи Халеф Омар-ага!Едва я произнес это имя, как лодочник закончил свои размышления. Он тихо сказал мне:— Эфенди, не надо звать хавасов, пусть даже Мюбарек накажет меня! Все равно это лучше, чем палки.— За что ему тебя наказывать?— Он строго-настрого запретил мне называть этот пароль.— А что, ты обязательно должен ему сообщать, что сказал его мне?— Нет, я не собираюсь этого делать, но ведь ты сам ему все скажешь.— Не беспокойся. Я не имею привычки выдавать чужие секреты.— Тогда он узнает это через своих птиц.Опять эти птицы. Старый жулик прекрасно мог использовать в своих целях глупость этих людей.— Да нет здесь никаких птиц. Ты видишь хоть одну из них?Он огляделся. Нигде не было видно ни воронов, ни галок, ни ворон.— Нет. Он послал птиц, потому что не знал, где вы остановитесь.— Одна за нами было полетела, но мы ее быстро образумили. Твой старый Мюбарек не так умен, как ты о нем думаешь. Так что тебе нечего бояться. Говори. Чтобы попасть к нему тайно, нужно определенное слово?— Да, эфенди.— Для разных людей — разные слова?— Нет, все знают одно и то же.— Для различных целей?— Тоже нет. Одно слово на все случаи жизни.— Как оно звучит?— Бир Сирдаш.Это означало «доверенное лицо».— Опять обманываешь?— Нет, господин, как можно!— Ты трижды меня обманывал и поэтому не заслуживаешь доверия.— Нет, я говорю правду.— Ну ладно, для проверки задам тебе еще один вопрос: ты уже выполнял задания Мюбарека?Подумав немного, тот ответил;— Да, эфенди.— Какие?— Не могу сказать.— А палки забыл?— Нет, не забыл, но все равно не скажу.— Почему?— Я поклялся. Пусть меня забьют до смерти, пусть я попаду в ад…Похоже, он говорил правду. И тут я задал решающий вопрос:— Эн-наср?— Да!Такого быстрого ответа я не ждал. На этот раз он не врал.— Как ты с ним познакомился?— Как и другие. Старый Мюбарек мне сказал.— Для чего оно применяется?— Как опознавательный знак.— Между кем и кем?— Между знакомыми.— А сейчас?— Нет.— Почему?— Случилось предательство.— Кто предал?— Никто не знает. Это случилось в Стамбуле.— Как?— Не могу сказать.— Ты что, давал клятву?— Нет, но я дал слово.— Тогда ты можешь спокойно об этом говорить: я знаю больше, чем ты думаешь. В Стамбуле был дом для встреч тех, кто откликался на «эн-наср». Их выдал человек, живший рядом. Разве не так?— Господин, откуда ты это знаешь?— О, я знаю много больше. Дом сгорел, была драка.— О, ты знаешь все!— Могу спросить тебя и об уста Уста — учитель, наставник (араб.).
. Слышал о нем?— Кто ж его не знает!— А сам ты его видел?— Нет.— Ведомо тебе, кто он?— Тоже нет.— А где его найти, знаешь?— Это ведомо лишь посвященным.— Я думаю, ты относишься к их числу.— О нет, эфенди!Я понял, что парень говорит правду.— Ладно, вижу, что ты не такой уж пропащий, потому отменяю свое наказание.— Но задержишь меня?Вопрос непростой. Я сделал строгое лицо и ответил:— Вообще-то мне надо тебя запереть. Но поскольку ты стал честным, я тебя отпускаю. Можешь идти.— Господин, а лодочником я останусь?— Пожалуй. Снимаю с тебя все свои наказания. Его лицо засветилось от радости.— Эфенди! — закричал он. — Моя душа полна благодарности к тебе. Сделай еще одно одолжение, и я буду окончательно счастлив.— Что же?— Не говори Мюбареку о том, что я тебе сообщил.Такую просьбу мне было нетрудно исполнить. В наших же интересах было, чтобы старец ни о чем не догадался. Чем меньше знал он о нашей осведомленности, тем больше шансов оставалось у меня, чтобы перехитрить его.Я заверил лодочника, что буду нем как рыба, и он ушел весьма довольный таким удачным исходом этого интермеццо. Надо добавить, что последняя часть нашего разговора прошла вообще без свидетелей. Хозяина отозвали, и тот забрал с собой брата; ни тот ни другой не слышали ни слова. Остальные трое и так были посвящены во все секреты.И только тут я заметил, что лошади окружены людьми с улицы, проникшими во двор через открывшиеся ворота. Все пытались выяснить, как это всадник может на лету затащить человека в седло. Или их интересовало нечто другое? Похоже, так оно и было. Халеф рассказал, что кто-то уже спрашивал его, не тот ли я хаким-баши, который подарил Небате двести пиастров и к тому же застрелил птицу Мюбарека.Всего пятнадцать минут в конаке — и уже знаменитость! Это было нам не на руку. Чем меньше о нас говорили и обращали внимание, тем быстрее мы могли выполнить наше задание.Я прошел внутрь здания. Оно было почти такое же, как и в Дабине, но только вместо плетеных стенок здесь стояли настоящие, кирпичные.Турок отрекомендовал нас наилучшим образом — и мы были проведены в особую комнату, нам принесли воды, почистили нашу одежду и накормили, что было немаловажно, учитывая все предыдущие мытарства.Оба брата ели с нами. Салфеток, или, как выразился Халеф, нагрудных занавесок, правда, не дали. Само собой, речь шла о краже, подробности которой обсуждались снова. При этом я думал о том, что так ни разу и не видел бежавшего вместе с преступниками тюремного надзирателя — остальных я знал в лицо. Поэтому я спросил Ибарека:— Ты узнаешь тех трех воров, если снова их увидишь?— Тут же!— Значит, ты их хорошо рассмотрел. Можешь описать мне того, кто показывал фокусы? Он нам наверняка встретится, а я его ни разу не видел.— О, его легко распознать. У него есть знак, который никуда не денешь.— Какой?— У него заячья губа.— Этого достаточно. Больше можешь ничего не говорить.— И про одежду?— Не надо.— А мне кажется, хорошо бы тебе знать, как он одет.— Это только усложнит дело. Платье можно сменить. А вот заячья губа не даст спутать его ни с кем другим.Тут вошел слуга и стал шептаться с хозяином, который явно смущенно и беспомощно поглядывал на меня.— Что стряслось? — спросил я.— Прости, господин, там, на улице хавасы.— Они что-то имеют против нас?— Похоже.— Что же они хотят?— Арестовать вас.— Аллах акбар! — вскричал Халеф. — Пусть входят. Посмотрим, кто здесь побегает!— Да-да, — согласился я, — но немедленно седлайте коней!— Хотите бежать?— Не исключено.Хозяин вышел, а через открытую дверь ввалились шестеро до зубов вооруженных полицейских. Случилось то, чего я опасался. Среди них находился тот, кого мы встретили в кустарнике. Неудивительно — мы ведь ехали довольно медленно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
, в «Эс-Саур эль-Амар». Там вам будет хорошо.Это название гостиницы мне кое о чем напомнило. Мне показалось, что мы оказалась в переулках одного немецкого городка. Ведь «Эс-Саур эль-Амар» означает не что иное, как «У рыжего быка». Конечно, я не ожидал от этого постоялого двора парижского комфорта.— Вы знаете хозяина? — спросил я.— Очень даже хорошо! — ответил он, смеясь. — Его жена — сестра моей супруги.Это меня порадовало; надо думать, наша дружба с Ибареком перенесется и на его родственников.Город — по крайней мере, пока мы по нему ехали — не представлял из себя ничего особенного. Обычные восточные домики и хижины, выставившие свои безглазые стены, ветхие постройки, готовые вот-вот развалиться. Улочки, выложенные сухой глиной и в жаркие дни поднимающие ужасную пыль. А в дождь превращающиеся в непроходимую навозную жижу. Грязные люди, изможденная скотина. Как походил этот городок на все остальные! Что-то заставило меня обернуться, и я увидел того самого калеку, который встретился нам на углу переулка. Он медленно ковылял за нами. Я был убежден в том, что он следит за нашими передвижениями. «Зачем?» — размышлял я.Наконец Ибарек указал на большие открытые ворота, под которыми красовалось изображение красного быка.— Вот здесь, — сказал он.— Тогда заезжайте, а я сделаю вид, что еду мимо.— Почему?— За нами бежит парень, которому Мюбарек поручил следить за нами. Для него я подготовил сюрприз.Мои спутники свернули в открытые ворота, а я проехал еще немного дальше.Наше появление вызвало некоторое оживление. Везде люди останавливались и глазели на нас. Но даже в этой обстановке мне удалось удержать в поле зрения нашего преследователя.Я повернул и сделал небольшой крюк. Это было возможно потому, что конак располагался не в переулке, а на небольшой открытой площадке. Люди продолжали стоять и посматривать то на открытые ворота, то на моего жеребца. Я заставил его делать элегантные кульбиты, медленно, но верно подводя к месту, где стоял тот подозрительный человек. На парне были белые штаны и короткая куртка, на поясе — некое подобие шали, которая спускалась до колен.В этот момент я издал специальный свист, по которому мой жеребец резво бросился вперед. Народ начал разбегаться. Шпион был так поглощен своим занятием, что не сразу сообразил, что нужно спасаться. Увидев прямо над собой моего вороного, он вскинул от ужаса руки и в страхе завопил. Сделав пару шагов назад, он привалился к стене. Я был прямо рядом с ним. Наклонился, схватил его за пояс и рывком посадил на лошадь.— Аллах-иль-Аллах! — запричитал тот, пытаясь при этой освободиться.— Лежи спокойно! — крикнул я ему. — Или тебя заберет дьявол.Он тут же закрыл рот, да и глаза в придачу. Паренек был не из храбрецов.Я повернул к конаку и проскакал в ворота. Там меня ждали Халеф с остальными спутниками. Они все видели и от души хохотали, запирая ворота на большую деревянную задвижку. Это было необходимо, потому как немало зевак пыталось пробраться во двор, чтобы узнать, что здесь у нас происходит.Я опустил пленника на землю и сам соскочил с лошади. К нам подошел по-турецки одетый человек и поприветствовал меня. Это был хозяин. Пока я обменивался с ним приветствиями, мой подопечный пришел в себя. Он выступил вперед и спросил угрожающим тоном:— Господи, зачем ты это сделал, моя душа чуть не рассталась с телом.— Твоя душа? Она что, такая хрупкая?— Не смейся. Ты знаешь, кто я такой?— Не знаю. Пока не знаю.— Я лодочник.— Отлично, значит, ты живешь на воде. И тебе доставит радость немножко покататься верхом.— А я что, просил взять меня с собой?— Нет, мне просто так захотелось.— Я заявлю в полицию.— Отлично!— И тебя оштрафуют.— Еще лучше.— Так что пойдем за мной к забтие мюшири.— Позже, друг мой. Сейчас у меня нет времени.— А я не могу ждать. Я должен быть на переправе.— А где это.— На реке.— Наверное, недалеко от дороги на Кустурлу?— С чего ты взял?— Это мне известно. Однако лодочник, который заявляет, что у него нет времени, торчал там на углу и шел за нами. Так или нет?— Да, а почему это тебя интересует?— Зачем ты шел за нами?— Я могу ходить за тем, за кем мне вздумается.— А я могу скакать с тем, с кем хочу. Так что мы оба удовлетворили свои желания.— Скачка — это совсем другое дело. Я мог сломать себе шею.— Наверное, тебе было бы это не вредно.— Господин, еще одно слово, и я зарежу тебя.И он, бормоча угрозы, потянулся за ножом, ручка которого торчала у него из сумки.— Брось! Тебя здесь никто не боится.— А кто ты такой, что оскорбляешь меня?— Я эмир Хасреддин Кара бен Немей. Слыхал когда-нибудь это имя?И я встал над ним и принял важный и гордый вид. Я присвоил себе еще и титул «хасреддин», потому что в этом я решил уподобиться маленькому хаджи. Мне не хотелось делать ничего плохого этому лодочнику. Необходимо было лишь узнать, кто послал его за нами.Я сразу понял, что сделал правильно. Он согнулся в три погибели и ответил:— Нет, султан, это звучное имя мне еще не доводилось слышать.— Так запомни его. Ты что, думаешь, я позволю тебе за собой следить?— Эмир, я тебя не понимаю.— Ты меня прекрасно понимаешь, просто не хочешь мне сказать.— Действительно, я не знаю, что ты имеешь в виду.— Слушай, парень! Думаешь, мне приятно здесь расспрашивать тебя? Поверь — никакого удовольствия. Давай признавайся, кто послал тебя следить за нами?— Никто, господин.— И тем не менее ты это делал.— Это вышло случайно.— Это что, был самый прямой путь к реке? Он заметно смутился.— Ну, отвечай!— Господин, ты действительно ошибаешься, я выбрал этот путь без всякого умысла.— Хорошо, я поверю тебе. Но если ты полагаешь, что это даст тебе какое-то преимущество, то ошибаешься. Лодочник, который должен быть на работе, а вместо этого шатается по улице, никому не нужен. Я прикажу мюшери уволить тебя. Есть масса людей, нуждающихся в работе.Теперь он по-настоящему испугался.— Эмир, ты этого не сделаешь. — заныл он.— Сделаю, и очень быстро. Сразу, как только смогу убедиться, что ты меня обманул.На какое-то мгновение он замер, уставившись в землю, затем тихо сказал:— Эфенди, я признаюсь: я следил за тобой.— Слишком поздно ты это признал.— Да, я сказал тебе неправду. Больше никогда не буду этого делать.— Хорошо, тогда скажи, кто тебя послал.— Никто. Я делал это по собственной воле.— Ты врешь!— Нет, эфенди.— Ну, посмотрим. Совравший один раз соврет и во второй.И, обернувшись к Халефу, я потребовал:— Хаджи Халеф Омар-ага, зови двух хавасов. Этот человек заслужил палок.— Будет исполнено, султан, — ответил малыш и сделал вид, что собирается бежать.— Стойте! — испуганно закричал лодочник. — Я все скажу!— Слишком поздно. Ага, поторопись!Тут он упал на землю и начал молить меня, протягивая ко мне руки:— Не надо палок, не надо палок, я их не вынесу.— Это почему же?— Мои ноги такие нежные и чувствительные. Я ведь все время в воде.Я едва не расхохотался. Обычно палками обрабатывают голые подошвы ног, и именно они были у него такими чувствительными. Если это обстоятельство принимать во внимание каждый раз, то от этого наказания пришлось бы отказаться, потому как оно именно в том и состоит, чтобы причинить физические и моральные страдания. Я уж не говорю о том, что сам являюсь противником этого унизительного наказания, но сказал я ему следующее:— Раз ты вдвойне страдаешь от этого, ты и наказан будешь вдвойне, чтобы впредь неповадно было врать. Но у меня сейчас прощальный час, и я попытаюсь смягчить наказание.— Попытайся, господин, я все расскажу.— Говори, кто тебя послал?— Мюбарек.— Что он тебе за это сулил — деньги?— Нет. Деньгами он вообще не пользуется. Он обещал мне амулет за то, чтобы я наловил много рыбы, потому что я еще и рыбак.— И какое ты получил задание?— Я должен следить за тобой и сообщить ему, где ты поселишься.— Когда и где ты должен передать эти сведения?— Сегодня вечером. Там, наверху, в его домике на горе. Нужно только условно постучать и сказать заветное слово.Он явно был сильно напуган.— Дальше! — приказал я.— Дальше ничего.— Снова обманываешь.— О нет, эфенди.— И тем не менее ты врешь!Я вспомнил о том, что он сказал до этого, а именно что Мюбарек никогда не дает денег. Если он это так точно знал, значит, он уже выполнял задания старика. И поэтому я продолжил допрос:— А если постучать обычно, он не откроет?— Нет.— А если сказать заветное слово, то пустит? Что это за слово?Он молчал.— Говори же, или я сейчас открою тебе рот. Палки для этого лучшее средство.Он все еще в нерешительности смотрел в землю. Страх перед Мюбареком был у него так же велик, как и боязнь наказания.— Ладно, если не хочешь говорить, я за последствия не отвечаю. Хаджи Халеф Омар-ага!Едва я произнес это имя, как лодочник закончил свои размышления. Он тихо сказал мне:— Эфенди, не надо звать хавасов, пусть даже Мюбарек накажет меня! Все равно это лучше, чем палки.— За что ему тебя наказывать?— Он строго-настрого запретил мне называть этот пароль.— А что, ты обязательно должен ему сообщать, что сказал его мне?— Нет, я не собираюсь этого делать, но ведь ты сам ему все скажешь.— Не беспокойся. Я не имею привычки выдавать чужие секреты.— Тогда он узнает это через своих птиц.Опять эти птицы. Старый жулик прекрасно мог использовать в своих целях глупость этих людей.— Да нет здесь никаких птиц. Ты видишь хоть одну из них?Он огляделся. Нигде не было видно ни воронов, ни галок, ни ворон.— Нет. Он послал птиц, потому что не знал, где вы остановитесь.— Одна за нами было полетела, но мы ее быстро образумили. Твой старый Мюбарек не так умен, как ты о нем думаешь. Так что тебе нечего бояться. Говори. Чтобы попасть к нему тайно, нужно определенное слово?— Да, эфенди.— Для разных людей — разные слова?— Нет, все знают одно и то же.— Для различных целей?— Тоже нет. Одно слово на все случаи жизни.— Как оно звучит?— Бир Сирдаш.Это означало «доверенное лицо».— Опять обманываешь?— Нет, господин, как можно!— Ты трижды меня обманывал и поэтому не заслуживаешь доверия.— Нет, я говорю правду.— Ну ладно, для проверки задам тебе еще один вопрос: ты уже выполнял задания Мюбарека?Подумав немного, тот ответил;— Да, эфенди.— Какие?— Не могу сказать.— А палки забыл?— Нет, не забыл, но все равно не скажу.— Почему?— Я поклялся. Пусть меня забьют до смерти, пусть я попаду в ад…Похоже, он говорил правду. И тут я задал решающий вопрос:— Эн-наср?— Да!Такого быстрого ответа я не ждал. На этот раз он не врал.— Как ты с ним познакомился?— Как и другие. Старый Мюбарек мне сказал.— Для чего оно применяется?— Как опознавательный знак.— Между кем и кем?— Между знакомыми.— А сейчас?— Нет.— Почему?— Случилось предательство.— Кто предал?— Никто не знает. Это случилось в Стамбуле.— Как?— Не могу сказать.— Ты что, давал клятву?— Нет, но я дал слово.— Тогда ты можешь спокойно об этом говорить: я знаю больше, чем ты думаешь. В Стамбуле был дом для встреч тех, кто откликался на «эн-наср». Их выдал человек, живший рядом. Разве не так?— Господин, откуда ты это знаешь?— О, я знаю много больше. Дом сгорел, была драка.— О, ты знаешь все!— Могу спросить тебя и об уста Уста — учитель, наставник (араб.).
. Слышал о нем?— Кто ж его не знает!— А сам ты его видел?— Нет.— Ведомо тебе, кто он?— Тоже нет.— А где его найти, знаешь?— Это ведомо лишь посвященным.— Я думаю, ты относишься к их числу.— О нет, эфенди!Я понял, что парень говорит правду.— Ладно, вижу, что ты не такой уж пропащий, потому отменяю свое наказание.— Но задержишь меня?Вопрос непростой. Я сделал строгое лицо и ответил:— Вообще-то мне надо тебя запереть. Но поскольку ты стал честным, я тебя отпускаю. Можешь идти.— Господин, а лодочником я останусь?— Пожалуй. Снимаю с тебя все свои наказания. Его лицо засветилось от радости.— Эфенди! — закричал он. — Моя душа полна благодарности к тебе. Сделай еще одно одолжение, и я буду окончательно счастлив.— Что же?— Не говори Мюбареку о том, что я тебе сообщил.Такую просьбу мне было нетрудно исполнить. В наших же интересах было, чтобы старец ни о чем не догадался. Чем меньше знал он о нашей осведомленности, тем больше шансов оставалось у меня, чтобы перехитрить его.Я заверил лодочника, что буду нем как рыба, и он ушел весьма довольный таким удачным исходом этого интермеццо. Надо добавить, что последняя часть нашего разговора прошла вообще без свидетелей. Хозяина отозвали, и тот забрал с собой брата; ни тот ни другой не слышали ни слова. Остальные трое и так были посвящены во все секреты.И только тут я заметил, что лошади окружены людьми с улицы, проникшими во двор через открывшиеся ворота. Все пытались выяснить, как это всадник может на лету затащить человека в седло. Или их интересовало нечто другое? Похоже, так оно и было. Халеф рассказал, что кто-то уже спрашивал его, не тот ли я хаким-баши, который подарил Небате двести пиастров и к тому же застрелил птицу Мюбарека.Всего пятнадцать минут в конаке — и уже знаменитость! Это было нам не на руку. Чем меньше о нас говорили и обращали внимание, тем быстрее мы могли выполнить наше задание.Я прошел внутрь здания. Оно было почти такое же, как и в Дабине, но только вместо плетеных стенок здесь стояли настоящие, кирпичные.Турок отрекомендовал нас наилучшим образом — и мы были проведены в особую комнату, нам принесли воды, почистили нашу одежду и накормили, что было немаловажно, учитывая все предыдущие мытарства.Оба брата ели с нами. Салфеток, или, как выразился Халеф, нагрудных занавесок, правда, не дали. Само собой, речь шла о краже, подробности которой обсуждались снова. При этом я думал о том, что так ни разу и не видел бежавшего вместе с преступниками тюремного надзирателя — остальных я знал в лицо. Поэтому я спросил Ибарека:— Ты узнаешь тех трех воров, если снова их увидишь?— Тут же!— Значит, ты их хорошо рассмотрел. Можешь описать мне того, кто показывал фокусы? Он нам наверняка встретится, а я его ни разу не видел.— О, его легко распознать. У него есть знак, который никуда не денешь.— Какой?— У него заячья губа.— Этого достаточно. Больше можешь ничего не говорить.— И про одежду?— Не надо.— А мне кажется, хорошо бы тебе знать, как он одет.— Это только усложнит дело. Платье можно сменить. А вот заячья губа не даст спутать его ни с кем другим.Тут вошел слуга и стал шептаться с хозяином, который явно смущенно и беспомощно поглядывал на меня.— Что стряслось? — спросил я.— Прости, господин, там, на улице хавасы.— Они что-то имеют против нас?— Похоже.— Что же они хотят?— Арестовать вас.— Аллах акбар! — вскричал Халеф. — Пусть входят. Посмотрим, кто здесь побегает!— Да-да, — согласился я, — но немедленно седлайте коней!— Хотите бежать?— Не исключено.Хозяин вышел, а через открытую дверь ввалились шестеро до зубов вооруженных полицейских. Случилось то, чего я опасался. Среди них находился тот, кого мы встретили в кустарнике. Неудивительно — мы ведь ехали довольно медленно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35