Он снова открыл глаза. В его мире от движен
ия век ничего не менялось, потому что веки были воображаемыми и движения
их были воображаемыми.
На этот раз взмах их мгновенно изменил картину: ее опять залил немилосер
дно яркий свет, какого он никогда не видел в воспоминаниях. Закрыл глаза, о
ткрыл. Он управлял светом, что было невозможно. Такое количество невозмо
жных вещей свидетельствовало, что его нет.
«Но я же Галинта, Ц сказал он себе. Ц Я верт. Я давно умер и вознесся во Вре
менное хранилище. Сначала я ждал обещанного тела и возвращения в нижнюю
жизнь, потом понял, что тел не будет никогда, не будет и возвращения, не буд
ет реального мира, что всегда будет зыбкий мрак Хранилища, будут уходящи
е все дальше воспоминания. Будет, наконец, уверенность, что никакого реал
ьного мира внизу вообще нет, что воспоминания Ц это не отражение бывшей
когда-то реальности, а лишь игра воображения, фантастическая мозаика из
придуманных осколков.
Да, Ц сказал он себе, Ц я Галинта, я знал всех своих соседей и товарищей п
о Хранилищу, я любил чувствовать близость кроткого Круса, любил вести с н
им неспешные беседы о вечности, ибо о чем еще говорить, когда ты вечен?
Да, Ц сказал он, Ц я совсем недавно ощутил вместе со всеми яростное мета
ние духа двух пришельцев, которые никак не могли примириться с тем Ц стр
анные существа! Ц что попали в Хранилище.
Но этого не может быть, Ц сказал он себе. Ц Если я все это знаю и помню, есл
и не прервалась ниточка моего самосознания, значит, я существую. Но в мире
, который существовать не может».
Из двух невозможностей нужно было выбирать одну. И он допустил, что невоз
можный мир все-таки возможен. Это было трудно, тем более что сверху на нег
о смотрело нелепое существо, которого не могла создать никакая фантазия
: у него было всего два глаза, вместо нормального клюва Ц мягкий выступ и
широченный рот.
Страха у Галинты не было. Страх должен быть соотнесен с привычной реальн
остью. В мире, в котором одна невероятность громоздилась на другую, где он
и пронизывали друг друга, места для страха не было.
Он вдруг почувствовал прилив озорного летучего безумства. Не понимая, чт
о делает, он протянул среднюю руку уроду с двумя глазами. Его ли это была р
ука, чья-то еще Ц не имело значения. Он уперся во что-то, толкнул это что-то
и почувствовал, что монстр взял его руку в свою и осторожно потянул.
На какое-то время он перестал воспринимать близос
ть урода и странный мир вокруг, потому что его сознание буквально съежил
ось от лавины сигналов, которые накатывались на него волнами: теплота ру
ки уродца с двумя глазами, ее упругость. Рука урода потянула его руку, и му
скулы ее напряглись, потянули связки, связки потянули кости. Все новые мы
шцы вовлекались в движение, все требовали внимания, для всех нужно было у
становить порядок. Сигналы бомбардировали его сознание и складывались
в ощущение объемного тела. Он просто-напросто не мог справиться с таким п
отоком невероятной информации, не успевал ее рассортировать, оценить и п
ринять решение по каждому сигналу. Он вынужден был сдаться Ц он просто п
рекратил прием сигналов. И тогда Ц еще одно чудо Ц тело начало двигатьс
я, ноги перекинулись через край контейнера, уперлись в пол. Боковые руки у
хватились за ложе, средняя рука, которую держал урод, потянула туловище, о
н встал.
Он стоял, слегка покачиваясь, оглушенный, подавленный, взволнованный, во
збужденный, не в состоянии до конца осознать, что с ним случилось. Ему было
одновременно весело и страшно, и он крепко держался за руку двуглазого у
рода, потому что ему казалось: только его ладонь удерживала его в этом не
возможном мире, не давала всплыть наверх в привычную, но теперь почему-т
о страшную темноту Хранилища.
Он шел, держался за руку двуглазого и думал. Постепенно мысли его начинал
и выкарабкиваться из-под груды невозможного и невероятного, что обруши
лось на него. Сначала медленно, неуверенно, каждое мгновение опасаясь ч
его-то непоправимого, они начали растаскивать завалы, наводить хотя бы о
тносительный порядок в его сознании.
Не надо только держаться за образы и понятия, которые казались ему незы
блемыми. Пусть его сознание станет ровной пустыней с рассыпанными повсю
ду осколками старых убеждений. Из них он построит новую реальность.
Итак, то, что казалось им невозможным, оказалось возможным. Мир внизу дейс
твительно существует, каким бы маловероятным они его ни считали там наве
рху, в Хранилище. Мудрецы не обманули их. Они действительно создали новые
тела для вертов Ц одно из них сейчас шагало по туннелю, и с каждым шагом о
н обживал это тело, начиная ощущать своим.
Но почему-то не их мудрецы вернули его к прежней жизни, а некое двуглазое
и двурукое существо. Ничего хотя бы отдаленно похожего на него не было в м
озаике его воспоминаний. Еще одна тайна в этом страшном и веселом кругов
ороте загадок.
Он шел рядом с мудрецом. Пусть мудрец не похож ни на что и ни на кого, но он я
вно мудрец. Сказано ведь было: мудрецы создадут новые тела для вертов и ве
рнут их в новую жизнь. Через каждые несколько шагов он сжимал свою руку. Он
хотел снова и снова ощущать ответное пожатие ладони мудреца. Она, только
она держала его в забытом им мире. Мудрец отвечал, мудрец был добр. Он долж
ен понимать, что происходило в голове Галинты, на то он и мудрец.
Он шел рядом с добрым мудрецом. Пусть все вокруг было невозможно, непонят
но и непривычно. Рука мудреца вселяла в него спокойствие, хотя для спокой
ствия в его голове места было совсем мало.
Потом мудрец привел его куда-то, где он увидел много высоченных существ. О
н сразу вспомнил. Даже не он, а древний страх, который, оказывается, таился
в нем, подсказал: это кирды. Хотелось бежать, спрятаться, вернуться в покой
Хранилища. Но мудрец по-прежнему держал его за руку. Мудрец не был кирдом,
не боялся их, и он, Галинта, не будет бояться. Не для того же вернул его мудре
ц в нижний мир, чтобы отдать кирдам.
Пусть кирды смотрели на него зло и недоверчиво, он не будет бояться, его пр
ивел добрый мудрец, и рядом с ним для страха места не было. Мудрец словно о
кружил его защитным куполом.
Они сидели, и теперь Галинта молил мысленно мудреца, чтобы он не посылал е
го обратно в Хранилище. Только что, совсем только что очутился он в нижнем
мире, а покой Хранилища уже казался ему страшной темницей. Теперь, только
теперь он понял, почему так бились и метались в Хранилище духи двух прише
льцев…
Откуда-то издалека приплыло к нему воспоминание.
Все трое его родителей учат его:
Ц Ты не должен ослушиваться кирдов.
Ц Почему?
Ц Если ты рассердишь их, они накажут тебя, лишат пищи, не возьмут наверх в
о Временное хранилище.
Ц Но почему, почему я должен подчиняться им? Ц настаивал он.
Ц Они сильные, Ц испуганно шептали родители, Ц мы зависим от них. Никог
да ни с кем не обсуждай их.
Потом, когда он вырос, он узнал, что когда-то, в древние времена, кирдов не б
ыло. Их создали сами верты, чтобы они служили им. Создатели были горды и ра
довались: кирды помогали справляться с любой работой.
И чем больше и лучше работали кирды, тем больше гордились их создатели.
Ц Смотрите, Ц говорили, Ц вот мы сидим и смотрим, как трудятся наши кирд
ы, и нам даже не нужно управлять ими, потому что мы создали и особый Мозг, чт
обы он руководил кирдами.
Были мудрецы, которые качали головами и спрашивали:
Ц Откуда вы знаете, что то, что вы создали, хорошо?
Создатели только смеялись, полные веселья и гордости. Они смеялись над д
ряхлыми мудрецами, которые привыкли к старым обычаям и боялись всего нов
ого.
Ц Это новое, Ц говорили они, насмеявшись, Ц а нового никогда не нужно бо
яться. Новое всегда лучше старого.
Он вспомнил одного из мудрецов. Его звали Эоли. Он был высок, худ, и глаза ег
о лихорадочно блестели, когда он шел по улицам, поднимая вверх все три рук
и и кричал:
Ц Слепцы! Безумцы! Кто, кто вбил в вас нелепую мысль, что новое всегда лучш
е старого?
Верты вздыхали и отворачивались. Старик был дурно воспитан, голос у него
был скрипучий и неприятный для слуха, и то, что он выкрикивал, было тягостн
о слушать.
Ц Бедняга давно уже плохо соображает, Ц качали многие головами. Ц Раз
ве может быть худо то, что хорошо? Разве может быть плохо, что нам служат ки
рды? Разве плохо, что они освобождают нас от тяжкой работы? Разве плохо, чт
о у нас больше теперь времени, чтобы петь танцевать и смотреть на звезды?
Ц Опомнитесь! Ц вопил Эоли и махал руками. Руки у него были худые и грязн
ые, потому что он не позволял, чтобы за ним ухаживали кирды, и все делал сам.
Ц Опомнитесь стряхните с себя гордыню, верты, вы идете к пропасти!
Те, мимо кого он брел, смеялись и говорили:
Ц О чем ты, Эоли? Посмотри на нас, разве мы похожи на тех, кто идет к пропаст
и? Мы же поем и веселимся.
Ц Тем более заслуживаете вы презрения, слепцы!
Ц Но почему же?
Ц Вы дважды презренны: вы не только шагаете к пропасти, которая поглотит
вас, Ц вы делаете это с удовольствием.
Ц Не смотрите на него, Ц шептали взрослые маленьким.
Ц Но почему?
Ц Он дурно воспитан, у него грязные руки и скрипучий голос, у него рваная
одежда, он мешает нам. Он оскорбляет наше представление о том, каким долже
н быть верт.
Эоли уходил, размахивая руками и бормоча под нос темные пророчества. Он у
ходил, а другие мудрецы тяжко вздыхали. Им было стыдно своего страха.
Ц Откуда вы знаете, Ц спрашивали они, Ц что кирды и их Мозг не причинят
нам вреда?
Ц Как вы не понимаете, Ц снова начали смеяться создатели кирдов, Ц что
все предусмотрено, что в Мозг вложено главное ограничение: он никогда не
будет делать ничьего, что было бы плохо вертам. Вот это-то ограничение и с
нимает все страхи. Не вы мудрецы, не те, кто боится, а мы, создатели нового. М
ы все предусмотрели, и наша мудрость навсегда сделала кирдов послушными
рабами. Почему вы накликаете несчастья, вместо того чтобы петь с нами и ра
доваться настоящей мудрости? Что лучше: быть свободным от тяжкого труда,
радоваться жизни и смотреть на звезды или трудиться вечно согбенным, как
Эоли, который не может даже отмыть руки? Люди мы или скоты, рожденные для у
пряжки? На что должны смотреть мы: на пыль у наших ног или на небосвод?
Потом, когда Галинта стал еще старше, он спрашивал, но уже только себя, пот
ому что спрашивать других было опасно: «Как же так? Кирды созданы, чтобы сл
ужить вертам, все знают, что в них вложено главное ограничение, а они все ч
аще наказывают вертов, лишают их пищи, а иногда и крова. Все знают что тако
е главное ограничение: кирд никогда не будет делать ничего, что было бы пл
охо вертам».
Конечно, можно было бы спросить создателей кирдов, тех, кто когда-то так г
ордился своими творениями, но их уже давно никто не видел. Кирды объявили,
что создали им все условия, чтобы они спокойно работали над их дальнейши
м усовершенствованием.
Приходилось думать самому. «Наверное, Ц думал он сначала, Ц никакого пр
отиворечия нет, оно только кажущееся. Наверное, вертам полезно, чтобы ими
управляли кирды, наверное, им полезно, чтобы их иногда наказывали и лишал
и пищи. Ведь все знали про главное ограничение, а его кирды отменить не мог
ли, оно просто-напросто было встроено в их мозг, стало быть, несовершенны
не кирды, а он сам. Раз ему чудится, что кирды делают своим создателям зло
Ц а зла они сделать не могут из-за главного ограничения, Ц значит, он про
сто плохо понимает истинную мудрость». А чтобы еще подальше отпугнуть от
себя сомнения, говорил себе: «Ты судишь поверхностно, ты не умеешь проник
нуть в суть вещей. Тем-то мудрецы и отличаются, что они видят дальше и глуб
же простых вертов вроде меня».
И все равно ему казалось, что он чего-то не понимает, что никак не может он р
азобраться, почему вертам нужно бояться своих слуг. А они боялись. Этого н
ельзя было не видеть. Сколько раз наблюдал он, как напрягались верты, когд
а рядом проходил кирд, как дергали украдкой за руки малышей, как шептали:
Ц Веди себя хорошо, а то попадешь к кирдам…
Они боялись. И если кто-нибудь осмеливался ставить под сомнение пользу к
ирдов, вокруг этого верта тут же образовывалась пустота, словно неслышны
й взрыв отбрасывал всех от нечестивца.
Это было непонятно, но спросить он не мог никого: это было бы слишком опасн
о. Кирды требовали, чтобы верты доносили им обо всех услышанных сомнения
х, поскольку это необходимо для их же пользы.
Ц Как мы сможем верно служить, Ц говорили кирды, Ц если не будем иметь п
олной информации о вас? Это же для вашей пользы, для пользы ваших товарище
й, о которых вы сообщите нам. Ведь мы не вред стремимся причинить вам, вред
а мы причинить вам не можем из-за главного ограничения, а лишь пользу.
Один раз Ц о, он теперь вспомнил этот день! Ц он заговорил со своим лучши
м другом о своих сомнениях. Он знал, что этого делать нельзя, все три родит
еля не раз шептали ему об этом, когда он был еще маленьким. Но это же был его
лучший друг… Друг кивал, вздыхал, молчал, потом сказал:
Ц У тебя неразвитый ум, Галинта. Ты видишь лишь поверхность вещей, тебе н
е дано проникать в их суть…
«Удивительно, Ц думал Галинта, Ц он говорит прямо словами моих мыслей»
. А на другой день кирды привели его в башню, в которой находился Мозг кирд
ов.
Мозг спросил:
Ц Ты Галинта?
Ц Я?
Ц Ты сомневаешься в том, что мы, кирды, верно служим вам?
Ц Нет, но…
Ц Я знаю все. Я спросил только для того, чтобы еще раз услышать твои сомне
ния.
Ц Но я…
Ц Ты не захотел поделиться ими со мной, а ведь я создан лишь для того, чтоб
ы служить вам, вертам. Ты поступил плохо, Галинта. Мы не против сомнений. То
лько приносите их нам. Только мы, кирды, можем развеять их.
«Как странно, Ц пронеслось в голове Галинты, Ц я всю жизнь боялся кирдо
в, таился от них, прятал в себе все сомнения, всю жизнь помнил испуганный ш
епот всех трех родителей: «Они сильные, мы зависим от них. Никогда ни с кем
не обсуждай их». А Мозг кирдов, оказывается, рад, когда с ним обсуждают сом
нения. Зря, оказывается, скрывал я всю жизнь сомнения». Он почувствовал пе
чаль. Не так, не так прожил он жизнь.
Ц Да, Мозг, Ц сказал он, чувствуя огромное облегчение, Ц у меня были сом
нения, но я скрывал их. Мне трудно было примирить главное ограничение с те
м, что кирды плохо относятся к нам, вертам.
Ц А ты знаешь, Галинта, что хорошо вертам?
Это был странный вопрос.
Ц Конечно, Ц сказал он, все острее чувствуя благодарность Мозгу за то, ч
то он разговаривает с ним простым, скромным вертом. Ц Конечно. Нам хорош
о, когда у нас много пищи, кров над головой, когда нас не мучает страх, когда
мы не должны прятать сомнения.
Ц У тебя неразвитый ум, Ц сказал Мозг, Ц ты видишь лишь поверхность вещ
ей, тебе не дано проникать в их суть…
Так вот откуда слова, сказанные ему накануне другом… И его собственные с
лова лишь казались ему собственными.
Ц Я слышал эти слова.
Ц Я знаю. Твой друг передал мне ваш разговор и твои сомнения. Ты не прав, Га
линта. Я лучше тебя и лучше всех вертов знаю, что вам хорошо, а что плохо. Ты
говоришь, что хорошо, когда у вас много пищи. Это плохо, Галинта. Много пищи
делает вас ленивыми, кров над головой Ц малоподвижными, отсутствие стра
ха остановит ваше развитие, а сомнения уничтожат порядок и гармонию. Поэ
тому-то только для вашего блага я иногда лишаю вас пищи, крова. Я дарую вам
страх и изгоняю сомнения. Как видишь, Галинта, именно главное ограничени
е руководит мною.
Ц Но я…
Ц Не надо, я понимаю тебя. Ты слишком поздно пришел ко мне со своими сомне
ниями, тебе не отделаться от них. Ты болен, твой дух изъеден подозрениями,
ты тяжко болен. Но мы, кирды, существуем лишь для вашего блага. Ты пришел ко
мне, и я помогу тебе. Я отправлю твой дух во Временное хранилище.
Ц Нет! Ц крикнул Галинта, холодея от ужаса. Ц Нет!
Ц Увы, Ц коротко сказал Мозг.
Ц Я не хочу в Хранилище, я изгоню из себя сомнения.
Ц Все так говорят, но никто даже сам не верит себе.
Ц Я излечусь, клянусь, у меня не будет сомнений.
Ц Ты не понимаешь, Ц сказал Мозг, Ц сомнения Ц это отрава. Даже если бы
и удалось изгнать их, в тебе все равно останутся рубцы от них. Верт, испыта
вший сомнения, уже никогда не сможет стать хорошим вертом. Он будет страд
ать. А от страданий я и хочу тебя избавить.
Ц Заклинаю тебя…
Ц Не падай духом, Галинта. Потом, когда появятся новые тела для вас, а дух т
вой отдохнет там, наверху, ты вернешься сюда, но уже очищенный от сомнений
, вылеченный.
Ц Но я не болен! Ц вскричал Галинта.
Ц Видишь, Ц печально молвил Мозг, Ц ты не просто болен, болезнь твоя заш
ла так далеко, что ты даже не ощущаешь ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
ия век ничего не менялось, потому что веки были воображаемыми и движения
их были воображаемыми.
На этот раз взмах их мгновенно изменил картину: ее опять залил немилосер
дно яркий свет, какого он никогда не видел в воспоминаниях. Закрыл глаза, о
ткрыл. Он управлял светом, что было невозможно. Такое количество невозмо
жных вещей свидетельствовало, что его нет.
«Но я же Галинта, Ц сказал он себе. Ц Я верт. Я давно умер и вознесся во Вре
менное хранилище. Сначала я ждал обещанного тела и возвращения в нижнюю
жизнь, потом понял, что тел не будет никогда, не будет и возвращения, не буд
ет реального мира, что всегда будет зыбкий мрак Хранилища, будут уходящи
е все дальше воспоминания. Будет, наконец, уверенность, что никакого реал
ьного мира внизу вообще нет, что воспоминания Ц это не отражение бывшей
когда-то реальности, а лишь игра воображения, фантастическая мозаика из
придуманных осколков.
Да, Ц сказал он себе, Ц я Галинта, я знал всех своих соседей и товарищей п
о Хранилищу, я любил чувствовать близость кроткого Круса, любил вести с н
им неспешные беседы о вечности, ибо о чем еще говорить, когда ты вечен?
Да, Ц сказал он, Ц я совсем недавно ощутил вместе со всеми яростное мета
ние духа двух пришельцев, которые никак не могли примириться с тем Ц стр
анные существа! Ц что попали в Хранилище.
Но этого не может быть, Ц сказал он себе. Ц Если я все это знаю и помню, есл
и не прервалась ниточка моего самосознания, значит, я существую. Но в мире
, который существовать не может».
Из двух невозможностей нужно было выбирать одну. И он допустил, что невоз
можный мир все-таки возможен. Это было трудно, тем более что сверху на нег
о смотрело нелепое существо, которого не могла создать никакая фантазия
: у него было всего два глаза, вместо нормального клюва Ц мягкий выступ и
широченный рот.
Страха у Галинты не было. Страх должен быть соотнесен с привычной реальн
остью. В мире, в котором одна невероятность громоздилась на другую, где он
и пронизывали друг друга, места для страха не было.
Он вдруг почувствовал прилив озорного летучего безумства. Не понимая, чт
о делает, он протянул среднюю руку уроду с двумя глазами. Его ли это была р
ука, чья-то еще Ц не имело значения. Он уперся во что-то, толкнул это что-то
и почувствовал, что монстр взял его руку в свою и осторожно потянул.
На какое-то время он перестал воспринимать близос
ть урода и странный мир вокруг, потому что его сознание буквально съежил
ось от лавины сигналов, которые накатывались на него волнами: теплота ру
ки уродца с двумя глазами, ее упругость. Рука урода потянула его руку, и му
скулы ее напряглись, потянули связки, связки потянули кости. Все новые мы
шцы вовлекались в движение, все требовали внимания, для всех нужно было у
становить порядок. Сигналы бомбардировали его сознание и складывались
в ощущение объемного тела. Он просто-напросто не мог справиться с таким п
отоком невероятной информации, не успевал ее рассортировать, оценить и п
ринять решение по каждому сигналу. Он вынужден был сдаться Ц он просто п
рекратил прием сигналов. И тогда Ц еще одно чудо Ц тело начало двигатьс
я, ноги перекинулись через край контейнера, уперлись в пол. Боковые руки у
хватились за ложе, средняя рука, которую держал урод, потянула туловище, о
н встал.
Он стоял, слегка покачиваясь, оглушенный, подавленный, взволнованный, во
збужденный, не в состоянии до конца осознать, что с ним случилось. Ему было
одновременно весело и страшно, и он крепко держался за руку двуглазого у
рода, потому что ему казалось: только его ладонь удерживала его в этом не
возможном мире, не давала всплыть наверх в привычную, но теперь почему-т
о страшную темноту Хранилища.
Он шел, держался за руку двуглазого и думал. Постепенно мысли его начинал
и выкарабкиваться из-под груды невозможного и невероятного, что обруши
лось на него. Сначала медленно, неуверенно, каждое мгновение опасаясь ч
его-то непоправимого, они начали растаскивать завалы, наводить хотя бы о
тносительный порядок в его сознании.
Не надо только держаться за образы и понятия, которые казались ему незы
блемыми. Пусть его сознание станет ровной пустыней с рассыпанными повсю
ду осколками старых убеждений. Из них он построит новую реальность.
Итак, то, что казалось им невозможным, оказалось возможным. Мир внизу дейс
твительно существует, каким бы маловероятным они его ни считали там наве
рху, в Хранилище. Мудрецы не обманули их. Они действительно создали новые
тела для вертов Ц одно из них сейчас шагало по туннелю, и с каждым шагом о
н обживал это тело, начиная ощущать своим.
Но почему-то не их мудрецы вернули его к прежней жизни, а некое двуглазое
и двурукое существо. Ничего хотя бы отдаленно похожего на него не было в м
озаике его воспоминаний. Еще одна тайна в этом страшном и веселом кругов
ороте загадок.
Он шел рядом с мудрецом. Пусть мудрец не похож ни на что и ни на кого, но он я
вно мудрец. Сказано ведь было: мудрецы создадут новые тела для вертов и ве
рнут их в новую жизнь. Через каждые несколько шагов он сжимал свою руку. Он
хотел снова и снова ощущать ответное пожатие ладони мудреца. Она, только
она держала его в забытом им мире. Мудрец отвечал, мудрец был добр. Он долж
ен понимать, что происходило в голове Галинты, на то он и мудрец.
Он шел рядом с добрым мудрецом. Пусть все вокруг было невозможно, непонят
но и непривычно. Рука мудреца вселяла в него спокойствие, хотя для спокой
ствия в его голове места было совсем мало.
Потом мудрец привел его куда-то, где он увидел много высоченных существ. О
н сразу вспомнил. Даже не он, а древний страх, который, оказывается, таился
в нем, подсказал: это кирды. Хотелось бежать, спрятаться, вернуться в покой
Хранилища. Но мудрец по-прежнему держал его за руку. Мудрец не был кирдом,
не боялся их, и он, Галинта, не будет бояться. Не для того же вернул его мудре
ц в нижний мир, чтобы отдать кирдам.
Пусть кирды смотрели на него зло и недоверчиво, он не будет бояться, его пр
ивел добрый мудрец, и рядом с ним для страха места не было. Мудрец словно о
кружил его защитным куполом.
Они сидели, и теперь Галинта молил мысленно мудреца, чтобы он не посылал е
го обратно в Хранилище. Только что, совсем только что очутился он в нижнем
мире, а покой Хранилища уже казался ему страшной темницей. Теперь, только
теперь он понял, почему так бились и метались в Хранилище духи двух прише
льцев…
Откуда-то издалека приплыло к нему воспоминание.
Все трое его родителей учат его:
Ц Ты не должен ослушиваться кирдов.
Ц Почему?
Ц Если ты рассердишь их, они накажут тебя, лишат пищи, не возьмут наверх в
о Временное хранилище.
Ц Но почему, почему я должен подчиняться им? Ц настаивал он.
Ц Они сильные, Ц испуганно шептали родители, Ц мы зависим от них. Никог
да ни с кем не обсуждай их.
Потом, когда он вырос, он узнал, что когда-то, в древние времена, кирдов не б
ыло. Их создали сами верты, чтобы они служили им. Создатели были горды и ра
довались: кирды помогали справляться с любой работой.
И чем больше и лучше работали кирды, тем больше гордились их создатели.
Ц Смотрите, Ц говорили, Ц вот мы сидим и смотрим, как трудятся наши кирд
ы, и нам даже не нужно управлять ими, потому что мы создали и особый Мозг, чт
обы он руководил кирдами.
Были мудрецы, которые качали головами и спрашивали:
Ц Откуда вы знаете, что то, что вы создали, хорошо?
Создатели только смеялись, полные веселья и гордости. Они смеялись над д
ряхлыми мудрецами, которые привыкли к старым обычаям и боялись всего нов
ого.
Ц Это новое, Ц говорили они, насмеявшись, Ц а нового никогда не нужно бо
яться. Новое всегда лучше старого.
Он вспомнил одного из мудрецов. Его звали Эоли. Он был высок, худ, и глаза ег
о лихорадочно блестели, когда он шел по улицам, поднимая вверх все три рук
и и кричал:
Ц Слепцы! Безумцы! Кто, кто вбил в вас нелепую мысль, что новое всегда лучш
е старого?
Верты вздыхали и отворачивались. Старик был дурно воспитан, голос у него
был скрипучий и неприятный для слуха, и то, что он выкрикивал, было тягостн
о слушать.
Ц Бедняга давно уже плохо соображает, Ц качали многие головами. Ц Раз
ве может быть худо то, что хорошо? Разве может быть плохо, что нам служат ки
рды? Разве плохо, что они освобождают нас от тяжкой работы? Разве плохо, чт
о у нас больше теперь времени, чтобы петь танцевать и смотреть на звезды?
Ц Опомнитесь! Ц вопил Эоли и махал руками. Руки у него были худые и грязн
ые, потому что он не позволял, чтобы за ним ухаживали кирды, и все делал сам.
Ц Опомнитесь стряхните с себя гордыню, верты, вы идете к пропасти!
Те, мимо кого он брел, смеялись и говорили:
Ц О чем ты, Эоли? Посмотри на нас, разве мы похожи на тех, кто идет к пропаст
и? Мы же поем и веселимся.
Ц Тем более заслуживаете вы презрения, слепцы!
Ц Но почему же?
Ц Вы дважды презренны: вы не только шагаете к пропасти, которая поглотит
вас, Ц вы делаете это с удовольствием.
Ц Не смотрите на него, Ц шептали взрослые маленьким.
Ц Но почему?
Ц Он дурно воспитан, у него грязные руки и скрипучий голос, у него рваная
одежда, он мешает нам. Он оскорбляет наше представление о том, каким долже
н быть верт.
Эоли уходил, размахивая руками и бормоча под нос темные пророчества. Он у
ходил, а другие мудрецы тяжко вздыхали. Им было стыдно своего страха.
Ц Откуда вы знаете, Ц спрашивали они, Ц что кирды и их Мозг не причинят
нам вреда?
Ц Как вы не понимаете, Ц снова начали смеяться создатели кирдов, Ц что
все предусмотрено, что в Мозг вложено главное ограничение: он никогда не
будет делать ничьего, что было бы плохо вертам. Вот это-то ограничение и с
нимает все страхи. Не вы мудрецы, не те, кто боится, а мы, создатели нового. М
ы все предусмотрели, и наша мудрость навсегда сделала кирдов послушными
рабами. Почему вы накликаете несчастья, вместо того чтобы петь с нами и ра
доваться настоящей мудрости? Что лучше: быть свободным от тяжкого труда,
радоваться жизни и смотреть на звезды или трудиться вечно согбенным, как
Эоли, который не может даже отмыть руки? Люди мы или скоты, рожденные для у
пряжки? На что должны смотреть мы: на пыль у наших ног или на небосвод?
Потом, когда Галинта стал еще старше, он спрашивал, но уже только себя, пот
ому что спрашивать других было опасно: «Как же так? Кирды созданы, чтобы сл
ужить вертам, все знают, что в них вложено главное ограничение, а они все ч
аще наказывают вертов, лишают их пищи, а иногда и крова. Все знают что тако
е главное ограничение: кирд никогда не будет делать ничего, что было бы пл
охо вертам».
Конечно, можно было бы спросить создателей кирдов, тех, кто когда-то так г
ордился своими творениями, но их уже давно никто не видел. Кирды объявили,
что создали им все условия, чтобы они спокойно работали над их дальнейши
м усовершенствованием.
Приходилось думать самому. «Наверное, Ц думал он сначала, Ц никакого пр
отиворечия нет, оно только кажущееся. Наверное, вертам полезно, чтобы ими
управляли кирды, наверное, им полезно, чтобы их иногда наказывали и лишал
и пищи. Ведь все знали про главное ограничение, а его кирды отменить не мог
ли, оно просто-напросто было встроено в их мозг, стало быть, несовершенны
не кирды, а он сам. Раз ему чудится, что кирды делают своим создателям зло
Ц а зла они сделать не могут из-за главного ограничения, Ц значит, он про
сто плохо понимает истинную мудрость». А чтобы еще подальше отпугнуть от
себя сомнения, говорил себе: «Ты судишь поверхностно, ты не умеешь проник
нуть в суть вещей. Тем-то мудрецы и отличаются, что они видят дальше и глуб
же простых вертов вроде меня».
И все равно ему казалось, что он чего-то не понимает, что никак не может он р
азобраться, почему вертам нужно бояться своих слуг. А они боялись. Этого н
ельзя было не видеть. Сколько раз наблюдал он, как напрягались верты, когд
а рядом проходил кирд, как дергали украдкой за руки малышей, как шептали:
Ц Веди себя хорошо, а то попадешь к кирдам…
Они боялись. И если кто-нибудь осмеливался ставить под сомнение пользу к
ирдов, вокруг этого верта тут же образовывалась пустота, словно неслышны
й взрыв отбрасывал всех от нечестивца.
Это было непонятно, но спросить он не мог никого: это было бы слишком опасн
о. Кирды требовали, чтобы верты доносили им обо всех услышанных сомнения
х, поскольку это необходимо для их же пользы.
Ц Как мы сможем верно служить, Ц говорили кирды, Ц если не будем иметь п
олной информации о вас? Это же для вашей пользы, для пользы ваших товарище
й, о которых вы сообщите нам. Ведь мы не вред стремимся причинить вам, вред
а мы причинить вам не можем из-за главного ограничения, а лишь пользу.
Один раз Ц о, он теперь вспомнил этот день! Ц он заговорил со своим лучши
м другом о своих сомнениях. Он знал, что этого делать нельзя, все три родит
еля не раз шептали ему об этом, когда он был еще маленьким. Но это же был его
лучший друг… Друг кивал, вздыхал, молчал, потом сказал:
Ц У тебя неразвитый ум, Галинта. Ты видишь лишь поверхность вещей, тебе н
е дано проникать в их суть…
«Удивительно, Ц думал Галинта, Ц он говорит прямо словами моих мыслей»
. А на другой день кирды привели его в башню, в которой находился Мозг кирд
ов.
Мозг спросил:
Ц Ты Галинта?
Ц Я?
Ц Ты сомневаешься в том, что мы, кирды, верно служим вам?
Ц Нет, но…
Ц Я знаю все. Я спросил только для того, чтобы еще раз услышать твои сомне
ния.
Ц Но я…
Ц Ты не захотел поделиться ими со мной, а ведь я создан лишь для того, чтоб
ы служить вам, вертам. Ты поступил плохо, Галинта. Мы не против сомнений. То
лько приносите их нам. Только мы, кирды, можем развеять их.
«Как странно, Ц пронеслось в голове Галинты, Ц я всю жизнь боялся кирдо
в, таился от них, прятал в себе все сомнения, всю жизнь помнил испуганный ш
епот всех трех родителей: «Они сильные, мы зависим от них. Никогда ни с кем
не обсуждай их». А Мозг кирдов, оказывается, рад, когда с ним обсуждают сом
нения. Зря, оказывается, скрывал я всю жизнь сомнения». Он почувствовал пе
чаль. Не так, не так прожил он жизнь.
Ц Да, Мозг, Ц сказал он, чувствуя огромное облегчение, Ц у меня были сом
нения, но я скрывал их. Мне трудно было примирить главное ограничение с те
м, что кирды плохо относятся к нам, вертам.
Ц А ты знаешь, Галинта, что хорошо вертам?
Это был странный вопрос.
Ц Конечно, Ц сказал он, все острее чувствуя благодарность Мозгу за то, ч
то он разговаривает с ним простым, скромным вертом. Ц Конечно. Нам хорош
о, когда у нас много пищи, кров над головой, когда нас не мучает страх, когда
мы не должны прятать сомнения.
Ц У тебя неразвитый ум, Ц сказал Мозг, Ц ты видишь лишь поверхность вещ
ей, тебе не дано проникать в их суть…
Так вот откуда слова, сказанные ему накануне другом… И его собственные с
лова лишь казались ему собственными.
Ц Я слышал эти слова.
Ц Я знаю. Твой друг передал мне ваш разговор и твои сомнения. Ты не прав, Га
линта. Я лучше тебя и лучше всех вертов знаю, что вам хорошо, а что плохо. Ты
говоришь, что хорошо, когда у вас много пищи. Это плохо, Галинта. Много пищи
делает вас ленивыми, кров над головой Ц малоподвижными, отсутствие стра
ха остановит ваше развитие, а сомнения уничтожат порядок и гармонию. Поэ
тому-то только для вашего блага я иногда лишаю вас пищи, крова. Я дарую вам
страх и изгоняю сомнения. Как видишь, Галинта, именно главное ограничени
е руководит мною.
Ц Но я…
Ц Не надо, я понимаю тебя. Ты слишком поздно пришел ко мне со своими сомне
ниями, тебе не отделаться от них. Ты болен, твой дух изъеден подозрениями,
ты тяжко болен. Но мы, кирды, существуем лишь для вашего блага. Ты пришел ко
мне, и я помогу тебе. Я отправлю твой дух во Временное хранилище.
Ц Нет! Ц крикнул Галинта, холодея от ужаса. Ц Нет!
Ц Увы, Ц коротко сказал Мозг.
Ц Я не хочу в Хранилище, я изгоню из себя сомнения.
Ц Все так говорят, но никто даже сам не верит себе.
Ц Я излечусь, клянусь, у меня не будет сомнений.
Ц Ты не понимаешь, Ц сказал Мозг, Ц сомнения Ц это отрава. Даже если бы
и удалось изгнать их, в тебе все равно останутся рубцы от них. Верт, испыта
вший сомнения, уже никогда не сможет стать хорошим вертом. Он будет страд
ать. А от страданий я и хочу тебя избавить.
Ц Заклинаю тебя…
Ц Не падай духом, Галинта. Потом, когда появятся новые тела для вас, а дух т
вой отдохнет там, наверху, ты вернешься сюда, но уже очищенный от сомнений
, вылеченный.
Ц Но я не болен! Ц вскричал Галинта.
Ц Видишь, Ц печально молвил Мозг, Ц ты не просто болен, болезнь твоя заш
ла так далеко, что ты даже не ощущаешь ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33