А Данилка плещется у берега. Или зайдет в море по пояс и глядит в глубину - что там растет на дне морском? Кто живет там в водорослях? Водоросли весной нежные, мягкие, зеленые. Будто зеленый лужок стелется под хрустальной водой.
ХАМСА
Крепко дружили Федя и Данилка. Но как-то раз они поссорились и чуть было совсем не раздружились. Еще с вечера, когда Федя ложился спать, мать сказала:
- Нынче море расходилось, большой прибой. Люблю, когда море шумит!
- А что же хорошего? - ответила ей тетя Фрося, отцова сестра. - Шумит и шумит день и ночь, отдыху ему нет. От этого шума одна скука.
"И вовсе не скука, - хотел сказать Федя, - море шумит весело!.."
Но не успел, уснул.
Утром Федя проснулся и сразу услышал, что море бушует еще сильнее. Он вскочил, вышел на крыльцо. На узкой террасе под черепичным навесом еще дремала прохладная тень. Но в маленький двор уже пробралось солнце.
Дом, где живут Бабкины, низенький, длинный, под черепичной крышей, как и все дома в колхозе. Он отступил от дороги, взобрался повыше на склон горы и посматривает оттуда на деревенскую улицу светлыми промытыми окнами.
Из этого дома далеко видно. Половину деревни видно, колхозные виноградники на склонах. И море видно. Только выйдешь из хаты, ступишь на каменные ступеньки, а в глаза тебе так и сверкнет синяя вода.
Море не очень близко: надо всю улицу пробежать, потом спуститься с горы по крутой тропинке. Но отсюда, с крыльца, оно видно от берега до горизонта, до той тоненькой серебряной черты, где вода доходит до неба, а небо спускается к воде.
Сегодня Федя сговорился с Данилкой идти на гору Теп-Сель. На Теп-Селе давно уже работает камнедробилка. Интересно, что же стало там с горой?
Отец сидел на камне во дворе и точил мотыгу.
- Куда нацелился? - спросил он у Феди.
- Никуда, - ответил Федя, - на море смотрю.
Отец не велит Феде ходить в горы: свалится еще куда-нибудь с кручи, сорвется и не найдешь тогда. Поэтому Федя ничего не сказал ему про Теп-Сель.
Разговор услышала тетя Фрося. Она сидела около глиняной печки, сложенной во дворе, и чистила картошку. А возле нее толклись гуси и все норовили стащить картофелину из миски.
Утро начиналось солнечное, горячее. Но тетя Фрося как встала, так сразу и повязалась своим теплым полушалком с зеленой бахромой. С этим полушалком она никогда не расставалась: ни в холод, ни в жару. И повязывала его как-то по-своему, узлом на макушке, так что концы его покачивались над головой, будто зеленая ботва над брюквой.
- И нечего на море смотреть, - сказала тетя Фрося, отталкивая гусей, - на море волна сегодня.
Тут вышла на крыльцо мать. Она была смуглая, черноглазая, всегда веселая. Федина мать не закрывалась платком от солнца, не боялась жары. И моря не боялась.
- Ну и что ж, что волна! - сказала мать. - Да на волне-то еще веселей плавать! Правда, Федюнь?
Она шлепнула Федю по спине крепкой ладонью и легонько ущипнула его за нос. Федя засмеялся, замотал головой и закрыл руками нос, чтобы мать еще раз не ущипнула.
А тетя Фрося сразу рассердилась.
- Гляди солнце-то где - на работу пора! - сказала она матери.
- Да я, сестрица, свое дело знаю! - ответила мать.
- Кур-то на своей ферме небось заморила совсем!
- Несутся не хуже, чем у других!
Мать засмеялась, блеснула своими крупными белыми зубами и побежала по каменным ступенькам вниз, на дорогу.
- Ох и грубая! - проворчала матери вслед тетя Фрося. - Крымчачка!
Феде стало обидно за мать.
- А если кто в Крыму родился, тот плохой? - сказал он и покосился на тетю Фросю голубым глазом. - Мы с мамой крымчаки, моря не боимся. А вы моря боитесь!
- Да как же его не бояться, моря-то вашего? Оно ведь сразу с ног сбивает!
- Это вас сбивает, а нас с мамой не сбивает.
- Цыть! - прикрикнул на Федю отец. - С кем споришь? С Данилкой, что ли, со своим?
Федя замолчал. Он понимал, что со старшими спорить не годится. Но с тетей Фросей как утерпеть, не заспорить?
Тетя Фрося недавно приехала в Крым из черноземной Орловской области. И все-то ей здесь не нравилось. Ни речки нет, ни лесу, ни грибов... А земля-то! Камень, да щебень, да глина какая-то. А покопай поглубже, то и соль. Вон росли, росли тополя у дороги да и начали засыхать - значит, корни до соли добрались.
Тетя Фрося покачала головой, покивала зеленой бахромой на макушке и обернулась к отцу:
- Ты, братец, пошел бы да картошку окучил.
- А что ее окучивать? - Отец махнул рукой. - Все равно не вырастет.
- Ну и заехал ты! - вздохнула тетя Фрося. - Ну и нашел сторонку картошка не растет!
- А зато виноград растет, - не вытерпел Федя. - И абрикосы растут. И даже сливы.
- Ох ты! - насмешливо сказала тетя Фрося. - Тоже мне! Абрикосы-маникосы, а простой картошки и той нету!
Федя хотел еще что-то сказать, но встретил сердитый отцовский взгляд и промолчал.
"Когда же он на работу пойдет? - подумал Федя. - Нам бы с Данилкой на Теп-Сель надо. Данилка ждет небось!"
Но отец не спешил на работу. Он закрутил толстую цигарку, закурил. Надо было идти на виноградники окапывать лозы. А ему эта работа очень не нравилась. И солнце палит, и земля жесткая... Уже десять лет живет Федин отец в Крыму, а все будто не дома. Так и ходит всегда будто в раздумье не уехать ли ему обратно на черноземные орловские земли?
Федя начал прикидывать, как бы ему удрать в горы, чтобы ни отец, ни тетя Фрося не видали.
Но тут он услышал какой-то шум на улице, чьи-то голоса. Федя распахнул калитку.
По улице бежали ребята - с бадейками, с корзинками. И не одни ребята. Вон и дедушка Трифонов задыхается, торопится - и тоже с корзинкой. А вон и соседка Катерина бросила охапку хвороста, которую несла в дом, схватила большой таз и тоже побежала на улицу...
Все бежали к морю. Мимо Феди мчался Васятка Тимаков, без рубашки, в одних трусах, коричневый, как глиняный черепок.
- Что стоишь? - крикнул он Феде. - Хамсу выкинуло!
- Хамсу выкинуло! - повторил Федя.
Он сунулся туда-сюда - ни ведра, ни корзинки. Тогда он схватил бадейку с водой, выплеснул воду под тополь и тоже помчался к морю.
- Где хамса? Какая хамса? - удивилась тетя Фрося, завертела головой во все стороны, и зеленые концы закачались у нее на макушке. Но как увидела, что все бегут к морю с ведрами да с корзинками, засуетилась, схватила кастрюлю, какая попалась под руку, и побежала вслед за Федей. Только отец не тронулся с места, он сидел да курил свою цигарку.
На море стоял шум. Шумел веселый прибой. Кричали над морем чайки, бакланы, нырки... Они сбились густым облаком и, шумя крыльями, повисли над берегом и заливом. Кричали что-то, отгоняя птиц и собак, сбежавшиеся к берегу люди... Кричал и Федя, подбегая со своей бадейкой, а что кричал, он и сам не знал хорошенько.
Море выбросило на отмель хамсу. Хамса шла большим косяком. То ли прибой подхватил ее в заливе, то ли загнали дельфины, только выкинуло хамсу далеко на берег и оставило на песке. Как волна ложится на песок широкими изгибами, так по кромке волны лежала мелкая рыбешка хамса. Она чуть-чуть трепетала, и казалось, что лежит на белом песке темная серебряная бахрома и дрожит и поблескивает под солнцем.
Все, кто еще не ушел на колхозную работу, прибежали на берег подбирать рыбешку. Сгребали в мешки, в ведра, в корзинки... Сверху налетали птицы, хватали рыбу из-под рук. Со всей округи сбежались сюда собаки и кошки - и откуда их взялось столько! Собаки лаяли, дрались. И все старались захватить хамсы побольше, пока ее не унесло в море.
Федя не зевал. Он был крепкий, проворный. Быстрые голубые глаза его издали видели, где рыбешка покрупнее. Он подрался с какой-то задорной чайкой. Эта чайка была смелая, все старалась выхватить рыбу у него из бадейки. Но Федя живо отогнал ее - не такой уж он был растяпа! Правда, пока воевал он с чайкой, черный, длинный, как скамейка, пес Валет успел-таки набить пасть хамсой из его бадейки.
Федя запыхался. Он был весь мокрый, потому что озорные волны набегали и обдавали его с головы до ног. Волны шли издалека, одна, другая, третья... Шли друг за другом, не уставая, не останавливаясь. А у самого берега поднимались на дыбы, прозрачные, будто стеклянные, с белой пеной на гребне, падали на берег, разбивались и осыпали брызгами всех, кто ходил тут, бегал и суетился...
Федя набрал полную бадейку хамсы, выпрямился, оглядел все вокруг. Темно-серебряная бахрома на песке уже исчезла, почти всю хамсу подобрали.
"А где же Данилка? - вдруг вспомнил Федя. - Что же его не видать? Не слыхал он про хамсу, что ли?" А Данилка сидел в это время у горы Теп-Сель на большом сером камне и ждал друга.
НА ГОРЕ ТЕП-СЕЛЬ
Данилке уже надоело сидеть и ковырять оранжевый лишайник, которым оброс камень. Он то ложился на спину и смотрел в небо, то перевертывался на живот и разглядывал, как букашки и муравьи копошатся среди низенькой зеленой травы, то пробовал постоять на руках, подняв ноги вверх. Жара начала донимать его, и Данилка вскарабкался повыше - посмотреть, не идет ли Федя. И оттуда, с горы, увидел, что Федя идет по улице вместе с ребятами и ведра у них полны рыбы. Данилка все понял: он просидел здесь и прозевал такое утро, которое, может быть, за целый год больше не повторится, а Федя убежал один, не позвал его.
Данилка схватил какой-то камень, запустил его что есть силы в расселину горы. Потом запустил туда же еще один камень, побольше, и, сунув руки в карманы, пошел вверх по горе Теп-Сель. У него даже слов не хватало, чтобы высказать свою обиду, горькую как полынь, по которой ступали его ноги.
Гора Теп-Сель не крутая, округлая, будто каравай. Ни одного деревца не растет на этой горе, ни одного кустика. Только невысокая пахучая полынь, да чебрец, да какие-то жесткие колючки.
Дорога кольцом обвивала гору. Вершина ее над дорогой была вся усыпана коричневыми гладкими плитками. Когда взрывали гору, то эти плитки летели вверх, а потом дождем падали на склоны.
Камнедробилка работала под самой вершиной. Она шумела, скрежетала, грызла стальными зубами камень. А соседние горы, тихие, безмолвные, словно прислушивались к ее грохоту и скрежету и словно боялись ее. Может, она и на их склоны влезет и так же будет грызть их каменные бока?
Вдруг Данилку окликнул задорный, звонкий голос:
- Данилка! Куда бредешь?
В холодке под тенью большого камня сидела Тоня Каштанова, румяная и белобрысая, в синем клетчатом платье. Ее брат, Николай Каштанов, работал на камнедробилке.
- Просто посмотреть иду, - сказал Данилка и хотел пройти мимо.
Но Тоня сказала:
- А я воды нашим приносила. Прямо из ключа.
Данилка ничего не ответил и пошел дальше. Тогда Тоня опять остановила его:
- А наши, как взрывали... так вот что нашли! - Тоня что-то держала в ладонях.
Данилке стало интересно. Он остановился:
- Что?
- Подойди да погляди, - ответила Тоня. - Я, что ли, к тебе пойду?
Данилка сбежал к ней с тропочки, сел рядом в холодок на пахучую полынь. Тогда Тоня раскрыла руки, и Данилка увидел две тусклые желтые монеты.
- Деньги? - удивился Данилка.
- Ага... деньги, - неуверенно сказала Тоня. - Старинные какие-то.
- А кто же их потерял?
- Ну, те потеряли, которые жили здесь когда-нибудь.
- На Теп-Селе никто не жил, - сказал Данилка, - я-то знаю.
- Ты знаешь! - засмеялась Тоня. - Ты и на свете-то всего девятый год живешь! А эти люди жили, когда еще и нас с тобой не было, и наших отцов не было.
- И моего отца не было?
Данилка никак не мог себе представить, что было когда-то такое время, когда не было его отца.
- И даже деда твоего не было, - сказала Тоня.
- А твоего?
- И моего тоже. Бестолковый какой-то! - Тоня рассердилась. - И не понимаешь ничего! Вот когда будешь историю учить, тогда поймешь.
Данилка молча смотрел на монеты. Он хотел взять их в руки, но Тоня не дала.
- Мне их самой подержать дали, - сказала она, - чтобы, пока работают, не потерялись.
- А потом?
- Потом наш Николай их к учителю отнесет. А может, что-нибудь очень важное в этих монетах?
- А когда он понесет?
- Вот будет перерыв на обед, так и понесет. - И она крепко зажала монеты в горячих ладонях.
Солнце палило. Большой камень дышал на них зноем. Тени под камнем почти не оставалось.
- Когда же обед... - начал было Данилка.
И тут, будто по его слову, камнедробилка остановилась, и в горах сразу наступила тишина. Данилка вскочил:
- Пошли!
Тоня вскочила тоже, взяла бидончик, который лежал около нее, надела дужку на руку. И снова позвенела монетами в ладонях.
Данилка спросил, стараясь шагать в ногу с Тоней:
- Тоня, они только две нашли? А в земле-то их, если всю Теп-Сель раскопать, может, еще много? Может, и еще что-нибудь? Ну там миски или ведра... Ну раз тут люди жили! А?
Тоня посмотрела на него сверху вниз. Данилка даже до плеча ей не доходил.
- "Миски, ведра"! Скажет тоже! Вот воробей!
Но подумала немножко и сказала:
- Если покопать поглубже, может, и найдется. Вот горшки глиняные находили, я слышала...
Тоня и Данилка подошли к машине. Камнедробилка стояла неподвижная, будто внезапно уснула. Только что шумела, работала, грызла камень, размалывала его в щебень, тащила этот щебень на транспортере, сбрасывала его в кучу... Была такая веселая, шумная, живая, и вдруг все в ней остановилось. Барабан с острыми зубьями не крутился, транспортер замер... Он даже остатки щебня не успел сбросить.
Данилка разглядывал машину, раздумывал и не видел, как подошел Николай.
- Николай, мы с тобой, ладно? - попросила Тоня.
- Ладно, - ответил Николай. - Только я ведь дожидаться вас не буду. Одна нога здесь - другая там. У меня времени мало.
Вот подумаешь, испугал Николай Тоню и Данилку! Они, как козы, припустились с горы. Николай был высокий, шаги у него были длинные, но он все-таки отстал от ребят.
Тоня и Данилка то догоняли, то перегоняли друг друга. Если перегонял Данилка - Тоня смеялась:
- Ах ты, воробей! Думает, и правда шибче бегает!
Но как она ни смеялась, а к учителеву дому все-таки первым прибежал Данилка. Весь красный, запыхавшийся, с мокрым лбом, он вскочил на каменную ступеньку и весело поглядел на Тоню. Ага, воробей?
- Ты ничего не нес, - сказала Тоня, - а я бидон. И еще эти монетки...
Она разжала ладонь и вдруг примолкла. Глаза ее широко раскрылись - в руке была только одна монетка. Тоня растерянно поглядывала под ноги туда-сюда...
- Потеряла? - испугался Данилка.
- Не знаю... - упавшим голосом ответила Тоня. - Все время в руке держала...
И вдруг по ее загорелым, румяным щекам покатились крупные слезы, прямо дождем хлынули.
- Это все ты, Данилка! Если бы не ты, я бы тихо шла... А сейчас Николай... вон он, уже близко... Ой, где же эта монетка!.. Противный ты, Данилка, из-за тебя все...
Тоня, пристально глядя под ноги, побрела обратно на гору. Искала монету, а сама все плакала и бранила Данилку.
Данилка надулся, нахмурился. Теперь, оказывается, он виноват!
Он постоял, постоял на ступеньке и тоже пошел искать монетку. Шаг за шагом поднимался он следом за Тоней.
"Теперь все равно не найти, - думал он. - Кабы я нес, я бы не потерял..." А теперь где же? Камни, полынь..."
И вдруг он увидел монетку. Тоня давно прошла мимо нее. А монетка лежала в пушистом полынном кустике и чуть-чуть светилась под солнцем. У Данилки забилось сердце... Он подбежал и схватил монету. Да, это она, желтая, с какими-то рисунками и нерусскими надписями.
- Тоня! - негромко крикнул Данилка.
Тоня обернулась - заплаканная, с оттопыренными губами:
- Чего тебе еще?
Данилка молча показал ей монету. У Тони слезы на щеках сразу высохли. Она в три прыжка очутилась возле Данилки:
- Нашел? Давай сюда!
- Я сам понесу, - сказал Данилка.
Но Тоня и слышать не хотела:
- Мои монеты! Мне их дали нести, а не тебе!
- Тебе дали, а ты теряешь.
- Из-за тебя теряю!
И Тоня отняла монету у Данилки.
Данилка не стал спорить. Но ему вдруг стало так скучно, что не захотелось и к учителю идти. Он не догонял и не перегонял Тоню, а медленно шел вниз, сшибая камушки по пути, и смотрел, как они катились по дорожке.
Тут с Данилкой поравнялся Николай.
- Давай, давай прибавляй шагу! - сказал он.
Данилка молча потряс головой и шагу не прибавил. Но Николай легонько толкнул его в спину и опять повторил:
- Давай, давай! Вместе шли, вместе и прийти должны.
Тоня уже стояла на белых ступеньках. Бидончик висел у нее на руке, а она, сложив ладони, позвякивала монетами. Но посмотрела на Данилку и перестала звякать. А вдруг он сейчас возьмет да и расскажет Николаю, как она дорогой монету потеряла?
Но Данилка молчал. И Тоня успокоилась, засмеялась:
- Шагай, шагай, воробей! Сам к учителю просился.
Николай поднялся на веранду, всю завитую голубым вьюнком. Хотел постучать в белую учителеву дверь, но дверь открылась сама. Учитель услышал голоса и вышел на терраску.
- Здравствуйте, Федор Савельич, - сказал Николай и снял кепку.
- Здравствуйте, Федор Савельич, - повторила Тоня.
И Данилка прошептал:
- Здравствуйте.
Учитель позвал их в холодок, где вьюнок завился погуще, усадил на скамейки. Николай взял у Тони монеты и протянул учителю:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35