Желтые и лиловые цветы неясно виднелись сквозь легкую белую метель.
Чечек отошла от дороги и радостно вскрикнула:
- Огоньки!
Это были ее любимые цветы - жаркие оранжевые огоньки. Чечек нарвала букетик и поскорее забралась в теплую кабину.
...После Семинского перевала начали спускаться. Понемногу миновали и снег и дождь. Начались крутые повороты. Шоссе петляло, чтобы смягчить крутой спуск. День понемножку угасал, наступал тихий, ясный холодный вечер. Горы расступились, в широкой долине показались крыши хороших, крепких построек.
Чечек протерла ладонью стекло и улыбнулась:
- Вот и домой приехали!
ДОМА
В стороне от центральных построек конного завода, у самого подножия горной гряды, виднелась длинная крыша большой конюшни: там стояли племенные жеребцы. Немного дальше расположился маленький поселок рабочих конного завода. В этом поселке жили и Торбогошевы.
Новенькие домики со светлыми окнами уютно примостились под высокой горой. Нежные пушистые лиственницы осеняли их крыши. Возле некоторых домиков, где-нибудь сбоку или На задворках, стояли старые аилы - корявые, уродливые шалаши, укрытые грубой корой... Рабочие-алтайцы переехали в новые дома, жили в них, но и аилов не бросали, не решались совсем отказаться от старого жилища. Летом ночевали там в прохладе, а зимой туда складывали какой-нибудь хозяйственный скарб.
Около дома Торбогошевых не было аила. Вместо него стоял новенький сарайчик с большим навесом, срубленный руками хозяина. А под окнами дома цвел палисадник, полный красных цветов марьина корня.
Уже вечерело, когда Чечек и Яжнай подошли к своему дому. Еще издали они услышали быстрый и звонкий говор своей матери.
Несколько женщин стояли у их крыльца, окружив мать, молодую круглолицую Баланку. Баланка держала в руках новенькую рубчатую, будто отлитую из серебра стиральную доску.
- Вот, вчера завхоз Петр Петрович привез из Горно-Алтайска! Ну что?.. Мне Анна Федоровна, наш профорг, говорит: "Ты возьми, Баланка, у меня доску, постирай попробуй!" Я взяла, попробовала - ай, хорошо! Совсем руки не болят. Гляжу, завхоз собирается в Горно-Алтайск. Я говорю своему Василю: "Василь, давай и мы купим доску?" А он говорит: "Давай купим". Вот и купили!
Женщины разглядывали доску, проводили пальцами по ее серебряным рубчикам:
- Ай, хороша!
- А как на ней стирать? - задумчиво сказала одна женщина. - Нам не суметь.
- Как это - не суметь? Вот еще! - возразила Баланка. - Это сначала так кажется, что не суметь! Кто захочет, так сумеет. А кто не захочет, никогда не сумеет. Вот хоть наша Эзе...
Смуглая узкоглазая Эзе лениво взглянула на Баланку:
- А что Эзе?
А вот то Эзе! Опять тебя вчера на собрании бранили. Почему вот у Ольги в избе чисто, у Тайчи чисто, у меня чисто, а у тебя грязно? Почему не моешь? Силы нету? Есть сила, ты молодая, здоровая! Не умеешь? А почему мы умеем? Тоже не в избах родились!..
Эзе слабо отмахнулась:
- А вам-то какая беда?
- "Какая беда"! - возмутилась Тайчи. - Разве нам это слушать каждый раз хорошо? Нам же за тебя совестно!..
- Эзен, эне! - звонко крикнула Чечек.
Все женщины разом обернулись, заулыбались смуглые лица, засветились глаза:
- Гости! Гости!
- Гости дорогие приехали!..
Баланка вся расцвела улыбкой и зарумянилась, как цветок марьина корня:
- Дети мои приехали!.. Сколько ждала! Что ж вы так долго, что так долго?.. - И, сунув на ступеньку крыльца свою новую доску, бросилась навстречу детям и обняла их обоих сразу. - Вот как долго не приезжали!..
Чечек первая вошла в дом.
Пахнуло свежестью чисто промытых полов и вечерней прохлады, льющейся в широко открытые окна.
Мать сейчас же собрала им пообедать. И Чечек, едва усевшись за стол, начала ей рассказывать, как жила в интернате, как сажали яблоньки, как Костина мать ее угощала лепешками, как Костя ее называл "бурундук", как она вступила в пионерский отряд и Костя стал ее звать Чечек и как они ходили с Костей на водопад, а кролики убежали...
Мать в конце концов, смеясь, зажала уши:
- Не могу все сразу слушать! Каждый день понемножку давай!..
А Яжнай сказал, покачав головой:
- Ну уж досталось, видно, Константину хлопот с этой болтуньей!
Яжнай стал расспрашивать мать о домашних делах, а она его - о Барнауле... Чечек посмотрела в окно, не идет ли отец. Включила радио - шла какая-то агротехническая передача. Потрогала цветы на окнах - ну, так и знала: опять поливать забывают! Полила цветы, достала свои куклы... Но тут же бросила их и побежала к отцу в конюшню, где он задавал лошадям корм. Отец очень обрадовался, увидев Чечек:
- Э, дочка приехала!.. И сынок приехал?.. Ученые люди приехали! Здравствуй, здравствуй, дочка!
Чечек принялась помогать отцу. Она таскала сено к денникам, но в денники входить боялась: жеребцы были строгие, беспокойные. Сейчас тут стояли только выездные и такие, которых обучали для бегов и скачек. Остальные ходили в тайге, с косяками маток.
Чечек поглядывала на лошадей сквозь деревянную решетку денника. Она узнавала их:
- А, это Инжир!.. Что, черный? Что, косматый? Как поживаешь?
Инжир глядел на нее огненным глазом из-под черной, как туча, косматой гривы.
- Отец, а ты не боишься? Гляди, он тебя зубом хватит!
- Не хватит, - спокойно отвечал отец, - лошадь никогда зря не хватит!
Чечек шла дальше. Вот темно-гнедой красавец Раскат. Ах, как умеет бегать этот Раскат, как он четко стучит копытами, а голову держит вверх и гриву гордо развевает по ветру!
Вот золотой кабардинец Богдыхан, нервный и тревожный. Он и в стойле не может стоять спокойно - переступает своими тонкими ногами и шевелит золотистыми ушами.
Вот молодой скакун Вальс. У него добрые, ясные глаза, и сам он весь словно бархатный. К нему Чечек, пожалуй, вошла бы, но он пуглив и сразу бьет копытом.
А вот еще одна скаковая лошадка - Кремень, ярко-рыжая, с белыми ножками. Чечек видела не раз, как Кремень берет препятствия и как тренер Николай Андреевич учит его ходить испанским шагом - вытягивая переднюю ногу. Это был шаг торжественный, церемониальный, но Кремень никак не мог научиться. А когда у него получалось, тренер давал ему сахару...
- Отец, а почему ты не боишься к ним входить? - спросила Чечек. - Я вот никаких лошадей не боюсь, а жеребцов боюсь - они злые! Смотри, смотри, как Богдыхан уши прижимает.
- Не боюсь я их потому, что они меня знают и я их знаю. Ведь к лошади тонкий подход нужен. К одной, например, надо войти, крикнуть на нее: "Стоять!" - она и замрет. Чувствует - хозяин пришел. А на другую так вот крикнешь - она повернется да и хватит тебя зубом. Значит, характер такой гордый. Ну, этой, может, надо сахару принести или овсеца. А третья любит ласку. Вот к Раскату войдешь и только скажешь ласково: "Раска-а-ат!" - и погладишь его, а уж он сейчас к тебе морду протянет и начнет тереться об руку или о плечо... Вот когда ты у меня будешь зоотехником или ветеринаром, то прежде каждую лошадь изучи и запомни: у этой такой характер, а у этой другой характер - ведь они у нас всякие бывают!
- Это Яжнай будет изучать... - тихо возразила Чечек.
В это время Яжнай вбежал в конюшню:
- Здравствуй, отец! Уже накормил? Ну, как лошади? Я дам овса Богдыхану... Смирно, Богдыхан! Ну!
Яжнай смело вошел в стойло к Богдыхану, который косился на него, прижав уши. Яжнай, не обращая внимания на его угрожающий взгляд, насыпал овса и положил руку на его крутую шею. Богдыхан затанцевал, но под рукой Яжная скоро притих и потянулся к овсу.
- Вот, дочка, видела?.. Яжнай будет хороший лошадник. Учись!
- Я не буду лошадником, - тихо сказала Чечек, - это Яжнай будет. А я - нет. Я буду совсем другое дело делать.
- О, совсем другое? А какое же это другое дело, дочка?
- Я буду сады сажать.
- Что?
- Я буду сады сажать, отец. Сады, сады! Я буду яблони сажать, чтобы у нас в горах тоже сладкие яблоки росли!..
Чечек в тот же день обежала весь поселок. Навестила соседей, повидалась с подружками, подралась с Петькой - ветеринаровым сыном: Петька щеголял перед ней на гнедом Ветерке и не дал прокатиться.
* * *
Пестрые, полные маленьких событий побежали дни. Чечек бегала вместе с Петькой и Катей, дочкой заведующего свинофермой, в дальние загоны, куда пригоняют на ночь свиней. Они смотрели, как шло по горам огромное стадо: и свиньи, и поросята, и большие свирепые хряки. Свиньи рыли землю, хрюкали, толкали друг друга толстыми боками...
Бегали и на овечью ферму, где в это время стригли овец. Смотрели, как рабочие электрической машинкой снимали с овец их пушистую шубу. После стрижки оголенная овца, жалкая и смешная, вскакивала на ноги и, жалобно блея, убегала в дальний угол загона, а на земле оставалась воздушная кучка белой шерсти.
И всем своим друзьям и всем знакомым Чечек без конца рассказывала о своей новой школе, о белом доме, который стоит у подножия Чейнеш-Кая, на берегу большой реки Катуни. И скоро уже на всем конном заводе знали, какой у них в школе строгий директор - строгий и добрый, и какая хорошая у них Марфа Петровна, и какие подруги у Чечек, и как долго Чечек думала, что Алешка Репейников - злыдня, а он и не злыдня вовсе, а даже хороший пионер...
Рассказывала она и о яблонях, которые цвели белым и розовым цветом, о садах, где созревают яблоки и груши, о своем школьном садике, зазеленевшем на берегу Катуни...
Но о чем бы ни рассказывала Чечек, она не забывала упомянуть о друге своего брата - Кенскине. И если верить словам Чечек, то не было на свете человека лучше, умнее и добрее, чем друг ее брата Кенскин Кандыков!
* * *
Июль уже отсчитал добрую половину своих дней, в Горно-Алтайске доцветали яблони и завязывались плоды, ребятишки гурьбой бегали купаться за город на реку Майму, а в горах люди ходили в овчинных шубах и в домах жарко топились печи. Дули ледяные ветры, и Чечек, плотно запахнув шубейку, долго смотрела, как на дальних вершинах крутилась снежная метель, оставляя среди зелени снежные сугробы.
Чечек стояла под серебристым дранковым навесом конюшни, смотрела, думала... Сколько гор у них на Алтае! Горы со всех сторон окружали поселок, а за горами еще горы - темно-зеленые, темно-синие, лиловые и самые далекие - голубые, тонкие, воздушные очертания голубых вершин голубой Алтай.
А как будут расти здесь яблоньки, когда и летом по горам снег метет?..
Из конюшни вышел Петькин отец - ветеринар Павел Иванович. А по дороге от зернохранилища показался старый сторож Бадин-Яш.
- Холодно, Бадин-Яш! - сказал Павел Иванович. - Озяб ночью?
- Ничего, - добродушно улыбнулся Бадин-Яш, - еще мала-мала озябну!
- А ты скажи, Бадин-Яш, когда тепло будет? У людей лето, а у нас все ноябрь!
- Ишо мала-мала - и тепло будет. День, два, три - и тепло будет. Лето будет!
Чечек обрадовалась. Бадин-Яш сказал: скоро тепло будет, значит, и правда будет тепло. Бадин-Яш всегда все знает. Знает, когда кедровые орехи уродятся, а когда нет - еще зимой скажет. Все пастбища в тайге знает, тропки, ручьи. Директор конного завода, когда собирает совет насчет пастбищ, всегда и Бадин-Яша зовет. И больше всех слушает Бадин-Яша...
Чечек прибежала домой:
- Матушка, через два дня тепло будет! Поедем с тобою к бабушке Тарынчак!
- А как же я поеду, - сказала мать, - мы еще не кончила овец стричь! А потом на покос пойдем. Надо скоту к весне сена запасать - к весне скотина отощает, подкармливать будем. А то вдруг гололедица случится, снег льдом подернется - скотина снег раскопать не сможет, особенно овцы: у них копытца слабенькие, и будут ходить голодные... Вот тут опять сено нужно. Ну как же я, дочка, в горячую пору могу с фермы уехать? Я не могу, дочка. А ты, если хочешь, поезжай. Вот повезут продукты в бригаду, и ты поезжай.
- Ладно, поеду. Книжки возьму, бабушке читать буду.
- Э, бабушке читать! Бабушка русских книг не понимает.
- А я буду рассказывать!
- Ты будешь рассказывать, бабушка будет рассказывать - кто только у вас слушать будет? Обе рассказывать мастерицы! Ты вот мне почитай, я хоть послушаю, как ты читаешь.
Чечек взяла книгу, но, взглянув нечаянно в окно, вскочила:
- Легковая машина пришла! Вон, вон, около директорова дома остановилась! - и, схватив шубейку, выбежала на улицу.
Но минут через двадцать она вернулась:
- Так себе. Какие-то люди. Говорят - из Новосибирска. Хотели кино снимать, а не стали. Уехали... Давай я тебе почитаю.
Но мать уже собиралась на работу.
- А ты что ж, на них рассердилась? - улыбнулась мать.
- Конечно, - ответила Чечек, надув губы. - А что им у нас не понравилось? Уехали!.. А нам как хотелось посмотреть! Все ребятишки набежали. Мы же никогда не видели, как кино снимают.
- Еще увидишь, - сказала мать, - жизнь велика. Вымой посуду, дочка, а я в загон пойду.
У БАБУШКИ ТАРЫНЧАК
Как сказал Бадин-Яш, так и случилось: два дня дул ледяной ветер, два дня лежали на конусах гор тяжелые облака, а на третий день люди проснулись и увидели ясную, тихую зарю, услышали птичий щебет. Солнце засияло по-летнему и сразу согрело долину.
В этот день Чечек на повозке с продуктами ехала к бабушке Тарынчак. Как давно она не была в этой тихой долине, где стояли старые аилы коннозаводской бригады! Сытые лошади шли не спеша. Молодой рабочий широкоскулый Антон - напевал тихонько и не погонял лошадей: день хороший, солнце греет - куда торопиться? Дорога шла по большой долине, засеянной рожью. Чуть заметный ветерок волнами проходил по густой, невысокой, еще зеленой ржи.
- Эх, рожь! - прервав монотонную песню, сказал Антон. - Уж пора бы в трубку закручиваться, а она от холода совсем застыла, росту нет...
И снова запел. Как ни застывают поля от холода, а все-таки отогреваются, и хлеба созревают помаленьку. Неровный климат в Горном Алтае, неверный... но борется с ним богатая черная алтайская земля. И борется советский человек! Острыми плугами вспахивает он землю, удобряет ее и навозом и минералами - разные химические удобрения стали применять люди... А сеют тоже не как придется, а лучшими сортовыми семенами засевают поля... И чего теперь только не растет в долинах: и рожь, и овес, и лен, и гречиха!.. Когда это было на Алтае?..
Вечерело. Над долиной сияло большое оранжевое солнце, и синие тени ложились от высоких лиственниц. Окруженные горами и густой хвойной тайгой, в долине стояли аилы - конусообразные шалаши, древние жилища алтайцев. Вот виден аил бабушки Тарынчак.
Чечек взяла вожжи из рук Антона:
- А ну-ка, пошли! Бегите скорей! Вот еще!..
Лошади прибавили шагу, пустились ленивой рысью. У крайнего аила Чечек соскочила с повозки:
- Бабушка, эзен! Как поживаешь?
Из открытой дверцы аила выглянула бабушка Тарынчак. Лицо у нее морщинистое, коричневое, из-под набухших век светятся веселые узкие, как щелочки, глаза. На ее круглой меховой шапке красуется черная кисть, а на плечи свешиваются жесткие черные косы. Бабушка вынула изо рта дымящуюся трубку и широко улыбнулась:
- Эзен, эзен, внучка! Вот как хорошо, что приехала! А я одна и одна... Старый Торбогош в тайге, редко домой приходит... Входи, садись, Чечек, поешь - мясо есть, сырчик есть... Чегень* хороший!
_______________
* Ч е г е н ь - квашеное молоко.
Чечек вошла в аил - как давно не была она здесь! - и уселась на полу, на упругой, густой шкуре дикого козла.
Посреди аила, в ямке, вырытой в земляном полу, жарко рдели крупные угли. Бабушка подбросила несколько сухих поленьев - вспыхнул огонь, и фиолетовый дым потянулся к отверстию, которое светилось на верху аила.
Светлое пламя озарило наклонные стены, черные от сажи, построенные из жердей и толстой коры. Чечек оглянулась кругом - все по-прежнему в бабушкином аиле. У одной стены стоит кадочка с кислым чегенем. Рядом висит привязанная к жердям полочка - там лежит хлеб, стоит посуда. Узкий деревянный ларь с мукой, а на ларе овчины, шкуры козлов, подушка - здесь спят гости. А бабушка Тарынчак, закутавшись в шубу, спит на земле около очага.
- Как поживаешь, бабушка? Как твои дела? - весело и ласково сказала Чечек, заглядывая ей в лицо. - Какие у тебя новости?
- Какие там новости! Рыжая корова недавно отелилась. Теперь у меня три коровы да три теленка... Пастухи обещали деду Торбогошу щенка привезти - буду приучать, чтобы коров домой пригонял, я старая становлюсь... Ну какие у нас новости! Вот еще - второй трактор к нам в бригаду пришел. Да еще недавно новую машину привезли: сама сено сгребает, широкий вал берет! Вся голубая, как цветок. А зубья серебром светятся! Красивая машина! И подгребает чисто, не то что волокуши наши...
- А говоришь - новостей нет! - засмеялась Чечек. - Вон сколько сразу наговорила!
- Э! - отмахнулась бабушка Тарынчак. - Ну что это, какие новости!.. Лучше ты расскажи.
- Вот ты как, бабушка! Так уж тебе это все, значит, не новости? Наверно, у тебя раньше здесь больше новостей было?
- Раньше? - Бабушка Тарынчак посмотрела на Чечек. - А что же раньше было? Вот так! Да ничего не было!
- Ага! А теперь уж и тракторы тебе не новости и голубая машина не новости!.. Ишь ты какая, бабушка!
Бабушка Тарынчак с улыбкой покачала головой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35