А-П

П-Я

 

воды, воды, воды!
Воду привозили, делили по дворам. И коровам наливали, и лошадям, и овцам. Но мало было этой воды, не вволю, не досыта, а так, лишь бы протерпеть тяжелое время.
Сергей Матвеич совсем замучился и почернел. С рассветом уходил он с бригадой в горы. Там бурили, тут бурили. Где-то здесь обязательно должна быть вода. А воды нет и нет.
Как-то вечером Федя прибежал к Данилке.
- Сергей Матвеич пришел? - спросил он.
Данилка тяпкой рыхлил землю вокруг абрикосовых деревьев. Поливки почти никакой, иногда моют что-нибудь да выплеснут под деревья эту воду. А если разрыхлить землю, то все-таки корням полегче.
- Нет еще, - ответил Данилка, продолжая работать.
Федя сел на теплый от солнца камень:
- Тогда подожду.
- А на что он тебе? - спросил Данилка.
- Нужно.
Данилка взглянул на Федю и опустил мотыгу.
- Ты что, заболел?
Федя сидел сумрачный, совсем расстроенный.
- Не заболел. Кабы заболел, то хорошо!
- А что же ты?
- Наши уезжать собираются.
Данилка даже и не понял сразу:
- Как уезжать? Куда? На сколько?
- Ни на сколько. - Федя пожал плечами. - Совсем.
Данилка бросил мотыгу и подошел к Феде:
- Совсем? Как совсем? Куда совсем?
- Ну, "куда, куда"! Известно куда - к отцовой родне. На Орловщину.
- О-ей!..
- Тетя Фрося все зовет и зовет. Тут, говорит, без воды помрем. А там воды много.
- А отец что?
- А отец говорит: "Что ж, соберемся да поедем".
- А мать?
- Только мать не хочет.
- А может, мать переборет?
- Нет. Тетю Фросю разве переборешь?
Федя и Данилка пригорюнились.
"Из дому куда-то ехать... - думал Федя, а слезы так и подступали к самому сердцу. - Тут все ребята... и море... и все".
"Как же без Феди? - думал Данилка. - Все ребята здесь, а Феди не будет... И в доме на горе будут другие люди жить..."
- А вдруг да найдут воду, - сказал Данилка, - тогда что?
- Не знаю. - Федя как будто всхлипнул. - Не найдут, наверно!
Федя и Данилка, занятые горькими думами, тихо вышли из сада и уселись на крыльце.
- Что это вы нахохлились? - спросила Данилкина мать. - Или натворили чего?
- Мы, мама, ничего не натворили, - ответил Данилка. - Мы Сергея Матвеича ждем.
Наступила тьма.
Во всем колхозе загорелись электрические лампочки, будто кто-то сразу бросил пригоршню огней в темную долину.
Тут и пришел Сергей Матвеич.
Ребята бросились ему навстречу:
- Ну что, Сергей Матвеич?
Сергей Матвеич поглядел на них усталыми глазами, приподнял брови, покачал головой:
- Пока ничего хорошего.
- Все, - упавшим голосом сказал Федя.
И, не оборачиваясь, пошел домой.
У Данилки защемило под ложечкой. Он направился было следом за Федей, но мать сейчас же увидела.
- Куда это? - удивилась она. - Ночь на дворе. Неужели вам, ребята, дня не хватило? Иди-ка, Данилка, ужинать, да спать пора. Топчан по тебе скучает.
Медленным шагом шел Федя по деревне. Ему домой даже идти не хотелось. Ну что там? Споры, брань. Мать плачет и тоже бранится.
"А может, отдумают? - прикидывал Федя. - Может, пока я ходил, отец послушался матери: "Зачем хозяйство разорять? Останемся. Пускай сестрица одна едет". Мать, ведь она тоже... бедовая. Она и отспорить может!"
Тишина стояла в колхозе. Только море шумело и шумело, словно баюкало землю.
"Не хочу уезжать... - всхлипнул Федя. - Не хочу, и все!"
Он вошел в дом и сразу понял, что надежды его не сбылись. Отец не послушался матери, но мать послушалась отца и тети Фроси.
Все трое сидели за пустым столом и разговаривали. И такие у них были разговоры, что, видно, даже про ужин забыли.
- А гусей тоже с собой брать, - спрашивала мать, - или резать?
- Зачем же это резать? - возражала тетя Фрося. - Там река, выгон широкий, зеленый с весны до осени. Пустим - и будут ходить. Гусей довезти нетрудно. В клетку - и все.
- Моря жалко... - вздохнула мать. - Как же без моря? Ведь я здесь родилась. Всю жизнь на море...
- Ну, это пустое! - Отец махнул рукой. - Баловство. Что оно, твое море-то? Утонуть можно, а напиться нельзя.
- Виноградники хороши... - опять вздохнула мать, - и дом у нас устроенный...
- Снова-здорово! - сердита сказала тетя Фрося. - Подумаешь, дом - из глины сбитый!.. Ужинать давайте. А то, пока посидим, еще передумаем.
- А я не поеду, - вдруг заявил Федя.
- А тебя когда спросят, тогда ты ответишь, - сказал ему отец. - Пока еще не спрашивали.
- Наймусь на птичник и буду работать, - проворчал Федя.
Но на него уже никто не обращал внимания. И отец и мать задумались. Только тетя Фрося весело хлопотала, собирая на стол.
- А вам, тетя Фрося, хочется, ну и ехали бы одни! - сказал Федя. Зачем и приезжали только!
Но тут отец на него прикрикнул и хлопнул ладонью по столу:
- Это еще что? Вишь ты как разговорился со старшими! - И, вздохнув, добавил: - Да. Если б хоть вода была... А то где вот она? Ищут, ищут. Видно, все-таки уходить придется.
С тяжелой душой улегся Федя спать. Ему все представлялось, как связывает мать узлы, как сажают гусей в большую клетку, как выносят из избы разные вещи и грузят в машину... Ребята в это время гурьбой бегут на море, синее море сверкает, плещется, зовет... А он, Федя, стоит у машины! Сейчас сядет и уедет куда-то, и больше не будет его здесь, и не будет их дома. И Данилка выйдет на дорогу и только поглядит им вслед...
Тут у Феди опять закапали слезы. Но он зажмурил глаза покрепче и уткнулся в подушку.
Мать тоже долго не спала. Федя слышал, как она ворочалась на кровати.
- А корову как же?.. - прошептала она. - Продавать?
- Не с собой же везти, - отозвалась тетя Фрося. - Что там, коров нету, что ли? Ведь ее в корзину не посадишь.
- Хорошая коровка-то.
- И там не хуже. Там разве столько молока-то коровы дают? Там по ведру дают. Потому что пастбище там - трава по пояс.
Под этот шепот Федя уснул и увидел во сне, как уводят со двора их маленькую красную коровку Зорьку.
"Не отдам корову! - воевал во сне Федя. - Буду на ферме работать! И Зорька пускай со мной! Не отдам, и все!"
А у самого у сонного текли по щекам слезы и мочили горячую подушку.
ДРУЗЬЯ РАССТАЮТСЯ
Как ни плакал Федя, как ни спорил с родными, по его не вышло.
Что было во сне, все повторилось наяву. Отец съездил в Феодосию, взял билеты на поезд до самого города Орла.
- Собирайтесь, - сказал он матери и тете Фросе и показал им билеты. А когда увидел, что Федя стоит тут же и глядит на него испуганными глазами, отец сказал: - И ты собирайся. Тоже небось какое добришко есть!
Отец уже не ходил на работу. Он разорял свой дом. Снимал электрические провода, вывинчивал лампочки - на новом месте понадобятся. Отрывал замки от дверей и запоры у оконных рам - на новом месте пригодятся. Приглядывался, не содрать ли черепицу с крыши да не увезти ли с собой. Может, там, на новом месте, дорого будет крыши крыть?..
И мать перестала ходить на работу. Она то суетилась, собирала разные вещи, складывала что в ящик, что в чемодан, звонким голосом переговаривалась с тетей Фросей, а то вдруг садилась где попало, и руки у нее опускались. Как бы хорошо ни было там, на Орловщине, а покидать свой дом человеку всегда тяжело...
Зато тетя Фрося будто лет на двадцать помолодела. Она и ящик с посудой сама гвоздями забила. И большую клетку где-то добыла - гусей перевозить. И отцу указывала, что с собой взять, а чего брать не надо. И на мать покрикивала, чтобы не сидела сложа руки да не плакала - здесь в море и так соленой воды много!
А вечером пришел Иван Никанорыч.
- Сами коровку приведете ай мне согнать? - спросил он.
Федя и Данилка в это время спускались с горы. Федя как увидел около своего двора Ивана Никанорыча, так и бросился домой. Сердце у него защемило - пастух за Зорькой пришел.
Мать молча надела Зорьке веревку на рога и вывела ее на дорогу.
- Не отдам Зорьку! - заголосил Федя и начал отнимать у матери веревку.
Но Иван Никанорыч тихонько отстранил Федю, взял веревку, намотал на руку и сказал:
- Не тужи, Федюнька. На новом месте у вас, глядишь, новая корова будет. А твою Зорьку я не обижу. Коровы все на колхозном дворе ей знакомые, вместе пасутся. Не ехать же ей с вами, сам посуди. Она уже привыкла полынь да колючки жевать, ей, пожалуй, на орловских лугах-то и скучно станет...
И повел Зорьку по деревне, на колхозный двор. Федя ревел во весь голос. Данилка тоже хлюпал рядом.
Федина мать молча смотрела вслед своей красной коровке. Мать уже не была веселая и румяная, и глаза у нее не блестели. Она глядела до тех пор, пока Иван Никанорыч и Зорька не скрылись за поворотом. А потом вдруг села на каменную лесенку, которая поднималась к их дому, закрыла лицо руками и закачала головой:
- Ох, что же, что же мы наделали? Весь свой дом разорили!
А на другой день пришла к Бабкиным колхозная грузовая машина. И полчаса не простояла у двора - живо погрузились. Почти никто и не провожал Бабкиных: народ был на работе. Пришла только соседка Катерина да дедушка Трифонов. Да ребятишки со всего колхоза сбежались - и Петруша, и Тоня, и Васятка Тимаков...
Данилка был тут же. Он глядел, как грузят вещи, как ставят большую клетку с гусями, как поднимают в кузов ящики, чемоданы, узлы... Он стоял хмурый, взъерошенный и все поджимал губы и супил черные брови.
Федя стоял у машины. Он уже был какой-то чужой - в белой рубашке, в башмаках, в новой синей кепке. И ни на кого не глядел, только изредка вздыхал.
- Садись с матерью в кабину, - сказал Феде отец. - Прощайся с ребятами!
Но Федя не стал прощаться. Он засопел и полез в кузов, к отцу. Что ему в кабине делать? Оттуда ничего не видно.
Машина сразу тронулась. Федя испуганно вскинул глаза.
- Ребята, прощайте! - крикнул он.
- Прощай! - дружно отозвались ребята.
- Данилка, прощай! - еще раз крикнул Федя.
- Прощай... - еле слышно отозвался Данилка.
Но Федя его уже не слышал. Машина так зарычала, поднимаясь в гору, и подняла такую пыль, что сразу закрыла от него и ребят, и дома, и виноградники на ближних склонах...
Только горы видны были долго. И Теп-Сель, на котором, будто далекая звездочка, поблескивал барабан камнедробилки. И лиловый скалистый утес, который кажется Данилке человеком, сидящим на горе. И дольше всех видна была Феде Большая гора, куда они с Данилкой недавно ходили...
А справа глядело на Федю море, фиолетово-синее среди желтых берегов. Машина повернула - желтые увалы заслонили море. Машина прошла дальше, опять повернула - и еще раз мигнуло море синим глазком. А потом уж и совсем пропало.
Незнакомые горы встали вокруг и заслонили все, что до сих пор знал и любил Федя. Он вздохнул и стал глядеть по сторонам - на кукурузные поля, на виноградники, на колхозы, лежащие у дороги... Но ни одного колхоза не было такого хорошего и красивого, как их колхоз. А что же будет там, где ни гор, ни моря нету?.. И Данилки нет!
А Данилка побрел домой. Достал свои камни. Поглядел на свет сердолики. А он еще злился тогда на Федю, хотел его со двора прогнать. Да если бы Федя сейчас хоть все его камни закинул в море, Данилка бы и слова ему не сказал и сердиться на него не подумал бы!
Данилка пошел было в сад сорвать яблочко. Яблок сколько хочешь, рви, пожалуйста. Вон и сливы почернели. А что одному-то есть - интересно, что ли?
Пришли к обеду отец и мать с работы. Мать поглядела на Данилку и сразу все поняла.
- Не горюй, сынок, - сказала она, - что ж теперь поделать? У нас в колхозе еще хороших ребят немало.
- Это о чем же он горюет? - спросил отец.
- Как же о чем? - ответила ему мать. - Дружок его сегодня уехал.
Отец нахмурился, закурил трубку. Никогда он перед обедом не курит, а сейчас закурил.
- Значит, уехали Бабкины, - сказал он. - Ну что ж, скатертью дорога. Эти люди по всей земле будут бродить, легкой жизни искать. Пускай себе едут - кому такие колхозники нужны?
- Да ведь каждому хочется жить хорошо, - сказала мать. - Вон яблонька и та к солнцу тянется.
- Хорошую жизнь самому делать надо, - сердито ответил отец, - а не искать, где она готовая лежит. Пускай едут!
ВОДА
Утром Данилка проснулся рано, на заре. И сразу вспомнил, что Феди уже нет. Федя уехал.
- Мам, - сказал Данилка, - а пускай бы Федя у нас остался?
- Пускай бы, - ответила мать, - только разве он остался бы без матери? Вот ты без меня остался бы?
Данилка прикинул, подумал. Нет, он без матери не остался бы. И снова пригорюнился. Казалось - как хорошо придумал. Написать бы Феде письмо, пускай бы Федя вернулся и жил у них. А оказывается, нет, плохо придумал.
Захлопал кнутом пастух. Мать выгнала корову. Стадо прошло мимо двора. Прошумела машина.
Данилка вскочил. Может, это машина обратно Бабкиных привезла? Может, Бабкины раздумали ехать, продали билеты и вернулись домой?
Данилка с разбегу распахнул скрипучую калитку и помчался к Бабкиным. Утреннее солнце косыми лучами осветило горы. Длинные тени тополей легли через дорогу, и дорога стала полосатой. Около Бабкиных, конечно, никакой машины не было. А дом их стоял пустой, с закрытыми ставнями. Словно закрыл глаза от печали и больше не хочет смотреть на белый свет. И только черный Валет сиротливо лежал у крыльца. Он, наверно, думал, что хозяева скоро вернутся. Он лишь мельком взглянул на Данилку и тут же снова уставился на дорогу, по которой вчера ушла машина. И все глядел туда, будто боялся, что пропустит машину, на которой вернутся хозяева.
Данилка направился было обратно, домой. Но в это время случилось что-то необыкновенное. Под горой, в долинке, где на высоких деревянных ногах стоял бур, послышался какой-то шум, раздались веселые крики.
И вдруг выше горы, выше колхозных крыш, выше тополей взвилась мощная водяная струя. Она била вверх фонтаном, шумела, сверкала и густо рассыпала кругом крупный дождь.
- Ой! - взвизгнул Данилка. - Вода!
А по деревне уже бежал народ в долину, и все кричали:
- Вода! Вода! Вода!..
- Данилка, пойдем с нами! - крикнула Тоня Каштанова.
- Пойдем с нами, Данилка! - крикнули и другие ребята.
Им было жалко Данилку: ведь они знали, что он расстался со своим лучшим другом.
Данилка подбежал к ребятам, и они все вместе помчались в долину, где шумела вода. По колючкам бежали, по камням, по жесткому щебню горной дороги. Данилка не чувствовал ни колючек, ни щебня и ничего не видел. Он только видел, как бьет в небо веселая сверкающая струя, как рассыпается вокруг нее солнечный дождь и одна за другой вспыхивают маленькие радуги.
С криком и смехом ребята бросились прямо под шумящий фонтан, под этот веселый дождь, и начали плясать, шлепая босыми ногами по лужам. Колхозники смеялись, глядя на них. Да смеялись и просто так, глядя друг на друга, уж очень большая радость была у них сегодня!
Улыбался и Сергей Матвеич. Наконец-то он добился, нашел воду! Колхозники подходили, жали ему руку, благодарили. Тихон Иваныч от радости не знал, что и сказать, только дергал себя то за правый ус, то за левый. А телятница Анна как прибежала, так и бросилась Сергею Матвеичу на шею и крепко его поцеловала:
- Спасибо тебе, Сергей Матвеич! Спасибо тебе! И за себя и за телят спасибо!
Ребята, мокрые насквозь, плясали под густыми брызгами, скользили, падали, визжали, выбегали из-под дождя и снова лезли под дождь.
Вдруг Данилка остановился, перестал плясать.
- Вот и вода, - сказал он, - а Бабкины уехали...
Он вышел из-под фонтана, отошел в сторонку, губы у него задрожали. Мать увидела его, подошла к нему.
- Что, лягушонок болотный, застыл? - сказала она и вытерла своим фартуком Данилке лицо. - Беги домой, надень сухие штаны.
Но Данилка, ни слова не говоря, уткнулся в материн фартук и горько заплакал.
- Что ты, сынок? - испугалась мать. - Что ты?
- Мама, - еле выговорил Данилка, - вот она, вода-то, а чего же они уехали?
- Поторопились, - сказала мать, - зря уехали. Ну, ты не горюй, сынок. Слышишь, о чем вода шумит? Винограду будет много в колхозе - вот о чем она шумит. Огород большой будет в долине, капуста будет у нас расти, помидоры, картошка!..
- И картошка? - переспросил Данилка.
- И картошка. Когда воды много, все уродится.
Данилка больше ни о чем не стал спрашивать. Если бы тетка Фрося знала, что тут картошка уродится, она бы не стала звать на Орловщину. И Бабкины не уехали бы... А что, если побежать сейчас в Феодосию? Может, Бабкины еще там? Может, сидят на станции да ждут поезда?
Никто не видел, как ушел Данилка. Он долго шел по шоссе, до самого колхоза Вольного. В этот колхоз они с Федей и с Фединой матерью приходили за цыплятами для колхозной птицефермы. У них в колхозе куры простые, а здесь породистые, белые леггорны. А Федина мать ведь заведующая фермой была...
Данилка спустился в долину, полную виноградников и фруктовых садов. Подошел к источнику. Источник окружали высокие серебристые тополя с гладкой зеленоватой корой. Данилка успел уже высохнуть в дороге и вспотеть успел. Он напился, поплескал в лицо и на голову холодной водой и поспешил дальше.
Данилка вспомнил, что из колхоза Вольного через высокую гряду гор проходит тропочка в Феодосию. Федина мать показывала им эту тропочку. Если пойти прямиком через горы, то до Феодосии недалеко, всего километров восемь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35