По носу очень больно…
– Эй, – зашипел Кэп. – Ну чего замер? Ты же как танк в глаза бросаешься! Сам в броне, а я? Брысь назад, чтобы меня не светить…
Не разворачиваясь, Леха пополз назад. В одном и правда как танк: впереди броня в два пальца, а вот сзади… задом к врагу лучше не поворачиваться. Так, а где же наш схрон?
К ямке с песком и металлической крышке под ним тянуло, как наседку к яйцу. Вон там, кажется, правее… Да, вон тот крупный валун.
Леха приподнялся, метнулся к нему – и под ноги ударила очередь.
Тут же из укрытия поднялся Кэп, двумя руками держа этот огромный револьвер. С глухим «пум!» гранатомет выбросил заряд. Сверкающая под солнцем искорка прочертила дугу – и в валунах ухнуло, Из взметнувшегося столба осколков и пыли вылетело тело в сероватом камуфляже.
Немец упал на камни, еще живой, – над головой взбух нимб, красновато-оранжевый. Рванулся назад – и замер, дернувшись всем телом. Брызнул красными каплями нимб, рассыпаясь вокруг каски. В сероватом металле застыла ровная черная дыра.
А справа долетел хлесткий, как удар плети, щелчок снайперки. Молчун не упустил момент.
Леха приподнялся и метнулся за соседний валун. Потихоньку отступая к тому большому валуну, рядом с которым схрон. Милый схрон…
Остальные немцы затаились. Но и не отступают вроде бы.
А зря. Если бы рванули сразу, может, еще и ушли бы. А чем дольше тянут, тем надежнее увязают в ловушке. Сейчас Молчун оглядится, освоится, пристреляется… И уже не даст им спокойно уйти, даже если немцы решат отступить.
Отсидеться в камнях тоже не получится. Не спасут от гранатомета.
Кэп приподнялся – и рванул к соседнему валуну, поближе к немцам. На миг замер – и опять рывок, к следуюшему. Еще ближе к немцам.
Впереди над валуном мелькнули немецкая каска и дуло автомата – и тут же нырнули обратно за валун. Фонтан осколков вырвался из валуна, будто вбив каску назад. Треск камня слился с хлестким щелчком выстрела. Молчун свое дело знает не хуже Кэпа…
Молодцы, сукины дети!
И здорово, когда у тебя есть свои сукины дети, которые тебя так здорово прикрывают…
Попались тевтончики. В четвертый уже раз?
Леха хмыкнул и отполз еще дальше назад. И еще ближе к схрону. Даже не верится, что наконец-то нашел…
Черт возьми, а иногда жизнь бывает и неплоха! Даже если все вокруг паршиво.
Пожалуй, теперь можно и подняться. Теперь немцы сами в мишени превратились…
Леха поднялся, обошел валун. Вот он, схрон. Под разворошенным песком виднеется – кусочек круглой стальной прелести. Но к самому схрону Леха не полез, остановился в паре шагов.
Хотя один раз прямо на крышку наступил, и ничего не случилось, – но все равно лучше не рисковать…
И зевнул. Вся усталость этих дней, вся нервотрепка, копившаяся где-то на дне мозга, спрятанная под слоем адреналина, вдруг нахлынула, обрушилась разом, лишая последних сил.
Леха еще раз зевнул. Господи, и спать-то как хочется…
А сатир опять заорал прямо в голове:
– Эй, рогатый! Не молчи! Что со схроном?!
– Нормально.
– Ничем не задели? Пулями там, осколками?
– Нет.
– Уф!
– Только не кричи, очень прошу.
– Ладно, поучи ученого… – тут же выдал сдачу сатир. Впрочем, довольно миролюбиво. Так, для галочки.
Впереди опять хлестко щелкнула снайперка Молчуна, но это уже не трогало. Они и сами справятся. А вот некоторым можно поспать…
Теперь – можно. Наконец-то!
Поспать. Прямо сейчас. Не дожидаясь, пока добьют немцев, – добьют, можно не сомневаться! Вот прямо здесь, возле схрона, и завалиться. Хотя нет… Здесь не улечься. Одни камни острые…
Э! Да тут же рядом, в каких-то тридцати метрах, – край плато. И дальше лишь песок, ровный и мягкий.
Леха засеменил к краю плато, к желтоватой полосе песка между плато и черной стеной Блиндажного леса… И встал.
За полосой песка, на опушке блиндажного леса, стояли два кабана – Клык и альбинос. Из-за стальных стволов вынырнул и третий, черноухий. С полной охапкой темно-зеленых… желудей?
На опушке, что выходит в Кремневую долину, желуди были с кулак величиной. Эти же были куда крупнее, с ананас. И бока куда четче рубленые, чем у маленьких…
Леха сглотнул. Теперь понял, что они напоминают. Никакие это не желуди.
На песке возле кабанов лежали две горки этих желудей, чуть поодаль друг от друга.
Альбинос стоял спиной, глядя на Клыка. Сам Клык глядел на плато, лениво перекинув руки через огромный стальной сук, лежавший на плечах коромыслом. Встретился взглядом – и ощерился от уха до уха.
Дернул подбородком альбиносу, что-то скомандовал. Альбинос шмыгнул к одной куче желудей, черноухий бросился ко второй. Сам Клык сбросил с плеч сучок. Взялся обеими лапищами за узкий конец, замахнулся, будто собрался поиграть в лапту… Альбинос и черноухий уже держали в лапах по желудю.
Черноухий швырнул в Клыка желудем – и тот смачно рубанул сучком. Со всего размаха. Точно по желудю. Желудь отлетел высоко в небо, а Клык уже замахивался с другого бока. Альбинос швырнул желудь – и Клык опять отбил его высоко вверх. А черноухий уже швырял третий…
Клык махал битой, как заведенный. Слева, справа, слева, справа. Альбинос и черноухий едва успевали подавать. Самый первый желудь завис где-то высоко-высоко едва различимой точкой на ярком небе, только достиг пика, еще даже не начал падать вниз, а Клык уже послал ему вслед еще штук пять. Первый желудь перевалил через пик, понесся вниз, вновь набирая скорость…
Леха захлопнул отвисшую челюсть и пришел в себя. Если эти рубленые желуди как мины… Удар битой активизирует взрыватели ничуть не хуже, чем если бы их выпускали из миномета. И это значит, что когда они стукнутся обо что-то, то от второго сильного удара…
Очередь желудей валилась прямо сюда, на плато, а кабаны все подавали и подавали Клыку новые, и он отсылал их следом…
Леха крутанулся назад, втягивая полную грудь воздуха, и заревел. Изо всех сил, оглушая себя собственным ревом. Обернитесь! К черту немцев! Обернитесь сюда!!! За камнями застучали сразу два немецких автомата. Леха ревел во все горло, и рев бил по ушам, оглушая, – но впереди все грохотали немецкие автоматы, не давая каперам ни обернуться, ни оглядеться…
Над головой мелькнуло – и первый желудь врезался в валуны. Метрах в тридцати впереди. Там, где лежали каперы.
Полыхнуло огнем, брызнули осколки, по ушам врезала тугая волна воздуха. И тут же еще раз, чуть правее. Левее.
И еще левее. И чуть дальше…
Взрывы встряхивали воздух и камни под ногами, месили валуны впереди…
Леха вжался в камни, но сюда осколки почти не долетали. Большой валун возле схрона хорошо прикрывал.
А впереди, за ним, желуди все валились, валились, валились…
Еще раз мелькнуло над головой – близко-близко. Леха невольно вжался в камни. Желудь рухнул с неба вниз совсем близко, в каких-то трех-четырех метрах впереди, прямо за валуном.
На миг накатило облегчение – что валун прикрыл… А потом Леха взвыл. Не от боли, от ярости.
Валун ухнул точно туда, где был…
Взрыв тряхнул землю, всаживая камни в живот, – и за валуном взметнулись гарь, песок, осколки камня… и тяжеленная крышка схрона. Погнутая, с разорванным боком. Тяжело вращаясь, подлетела метра на три над верхушкой валуна – и…
И пропала. Растворилась, словно мираж. Словно ее и не было.
Исчезла. Вместе со всей беготней последних дней, полными жара и рябящих в глазах камней. С шансом на спасение.
На миг забыв про обстрел, Леха поднялся. Рвануло справа, но Леха даже не оглянулся. Не пригибаясь, пошел вокруг валуна. Все еще отказываясь поверить своим глазам.
К ямке, занесенной песком…
Там, где раньше была ямка, теперь были такие же камни, как и везде вокруг.
Ударил взрыв совсем рядом, и Леха словно очнулся. Прижался к земле, огляделся вокруг.
Впереди все грохотало. Желуди все валились с неба.
Кэпу и Даньке уже не помочь. Они уже превратились в кровавые ошметки. Если от них вообще что-то осталось. А вот Молчун… Он был сильно правее…
Леха поднялся и бросился назад. Через последние валуны плато. На песок – и дальше, дальше, разгоняясь.
Клык как заведенный махал битой, в воздух летели все новые желуди. Но кучки боезапаса у альбиноса и черноухого уменьшились едва ли наполовину.
Набирая скорость, Леха помчался по песку. Метров сто между краем плато и опушкой. Не так уж и много.
Все желуди Клык посылал далеко вперед, на край плато. Теперь они проносились высока вверху и падали далеко позади. Там они, встряхивая камни, молотили валуны в каменную крошку, но сюда долетали только толчки воздуха, хлеставшие по спине и затылку.
Но это все дальше и дальше позади…
Клык – вот он, в каких-то пятидесяти метрах, а черноухий и альбинос и вовсе ничего не видят, стоят спинами…
Черноух швырнул очередной желудь, но Клык не ударил. Выпустив из руки сучок-биту, он поймал желудь лапой. Второй поймал желудь от альбиноса.
– Задницы поверните! – рявкнул он на застывших от удивления подручных.
Врезал желудями друг о друга, активизируя взрыватели, и швырнул желудь правой лапой. Тут же перекинул в нее желудь из левой, замахнулся…
Леха нырнул вправо, уходя от первого желудя и изо всех сил работая ногами. Какие-то десятки метров до кабанов, совсем близко…
Сзади ухнуло, в бок ударило, с визгом отрикошетило. Кажется, не задело.
Нет, задняя нога отяжелела. Но еще можно бежать, инерция несет тело вперед, и уже совсем близко…
Клык швырнул второй желудь. А слева и справа от него уже стучали желудями альбинос и черноухий, активизируя взрыватели, замахиваясь…
Леха заметался, уходя от посыпавшихся залпом желудей, но их было слишком много.
Перед глазами небо, под спиной камни Кремневой долины. Сколько раз уже вставал с них?…
Только на этот раз вставать, кажется, и незачем. Последний шанс…
– Вставай, рогатое, – сатир был тут как тут. – Вот ведь сволочь, а? – покосился он на опушку Блиндажного леса. – Наф-Нафчик-то наш, а… Злопамятный, оказывается, с-сука… И ведь нашел моментик поквитаться, чтоб его свиную мать под хвост и в тушенку, как нарочно подгадал, боров вислоухий… Ладно! – приободрился сатир. – Теперь это уже фигня! Схрон-то мы нашли, а это главное. Вставай, прелесть моя парнокопытная, вставай! Ничего, денечек можно и дотерпеть. Ну и завтра еще. Зато потом… – Сатир мечтательно зажмурился. – Ну, вставай.
Но Леха не спешил подниматься.
– Ну чего ты?
Сатир присел на камень рядом с Лехой.
– Совсем вымотался, что ли? Ничего, теперь все будет ладненько… – Он потрепал Леху по плечу. – Поднимайся. Ничего, последний денек здесь остался, можно и потерпеть, не страшно. Главное, схрон у нас теперь есть!
Но Леха все лежал и глядел в небо.
– Схрона у нас нет…
– Вставай, вста…
Сатир замер, на миг превратившись в каменное изваяние.
– Что?… Что ты сказал?!
– Схрона. У нас. Нет.
– Как это «нет»?… – Сатир медленно приподнимался, уставившись на Леху совершенно пораженным взглядом. – Как это «нет»?!! – взвизгнул он, стиснув кулачки. И наконец-то в глаза вернулась осмысленность. – Это эта свинья? Эта гребаная свинья, да?! Из-за нее? Во время обстрела, да?!
Он вскочил, и маленькие кулачки сжимались и разжимались, сжимались и разжимались. Только сам сатир едва ли замечал это.
– Сука… Сука гребаная… – бормотал он.
Глаза были открыты, но, кажется, ничего не видели.
– Без схрона… Как же без схрона-то… Мы же без схрона никому тут нах…
Сатир взвыл и вцепился зубами в руку, болью перебивая страх. Забегал вокруг, все причитая…
И от этих воплей было еще противнее.
Мало того, что без схрона остались, так теперь еще и его слушать, все это бесконечное нытье и болтовню…
Накатила дикая злость – на кабана, разбомбившего схрон, даже не зная, что он там есть; на сатира, ноющего и пускающего слюни; на себя, безвольно валяющегося здесь, словно мешок с отрубями, и покорно принимающего все это…
Леха тряхнул головой, перевернулся на живот и огляделся. Нашел взглядом сатира. Скомандовал:
– Успокойся!
– Успокойся?! – взвился сатир. – У нас нет схрона! И уже не будет! До гонки меньше суток, мы уже не найдем его по второму разу! Не найдем! Ты это понимаешь?!
– Значит, попытаемся помочь каперам завтра. Во время гонки.
– Во время гонки?… Как?! – Сатир разве что не плевался от избытка чувств. – Там будет два десятка команд! Профи! По четыре лба в команде! На джипах! При вооружении и бронежилетах! Что ты с ними сделаешь – ты, тупое парнокопытное?! Да ты даже с одной командой один на один ничего не сможешь сделать, а их завтра будет двадцать. Двадцать!!!
– И все-таки это шанс. И нельзя его упускать.
– Шанс? Это?!!
Сатир взвыл, воздев кулачки к небу. Круто развернулся, аж щебенка брызнула из-под копыт, и метнулся прочь. Стрелой понесся вниз в долину, к озерцам. Подлетел к ближайшему, прямо к одуванчику, вытянувшемуся стальной спицей из камней, – и в ярости, с разворота, лягнул. Облако стальных семян-парашютиков взметнулось вверх, к тяжелым тучам, подсвеченным всполохами…
Сверкнуло, через миг долетел тяжелый удар. А сатир уже мчался к следующему озерцу и следующему одуванчику. Молния, тяжелый удар. Молния, тяжелый удар… Леха отвернулся и побрел к своему спальному закутку. Плюхнулся на плоский камень. Подобрал под себя ноги, закрыл глаза.
Надо выспаться.
Если схрона не нашли, то единственный шанс…
А до этого, до завтрашнего полдня, предстоит сделать еще кое-что важное. Чертовски важное, если честно. Может быть, самое важное, что приходилось делать за все последние годы…
Нет, не сейчас! Не надо ничего решать на очумевшую голову.
Слишком много всего случилось за последние дни и часы. И слишком мало спал в последнее время.
И для начала надо поспать. Просто выспаться. Прочь все эти мысли о том, что будет завтра. Сейчас – прочь. Просто ни о чем не думать…
Дрема не заставила себя ждать. Тяжелый сон накрыл мутной волной, сомкнулся, отдаляя от всего…
Чьи-то ручки теребили, противно вырывая из спасительного сна.
– Эй!
Леха на миг открыл глаза – тут же в глаза ударила ослепительная опушка Блиндажного леса. Мириады отражений солнца, крошечных, но злых, впивающихся в глаза булавками… И рожа сатира, уже порядком опостылевшая…
– Отвали, – буркнул Леха и закрыл глаза.
Не надо сейчас просыпаться. Еще не выспался. А выспаться надо. Нужна свежая голова…
– Эй! Ну-ка…
Не слушая, Леха дернул плечом, сбрасывая ручку, перевернулся на другой бок и уткнулся мордой в валун. Здесь не достанет…
– Да открой же ты глаза, сволочь! Немцы…
– Немцы?! – Леха мигом перевернулся и вскочил. Клацнул по карте. Но то ли со сна мало что соображал, то ли…
– Где они?!
– Да не сейчас… Там, на плато когда был. Хрюшки когда вас обстреливали. Тогда всего один немец уцелел. А остальных кто пришиб? Каперы – или хрюшки своими минами?
Леха поморгал, пытаясь понять, что нужно сатиру. Хорошо, что не надо убегать от немцев сейчас…
– Да протри глаза, тугодумное! – не выдержал сатир. – Кто троих немцев пришиб? Вы с каперами – или хрюшки?
– Каперы…
– Точно?
Леха кивнул.
– Ты мне не мордой мотай, ты мне внятно скажи: точно или нет?!
– Да. Точно. Одного Данька снял сразу, потом Кэп из гранатомета… А что случилось?
Но сатир уже потерял к беседе всякий интерес. Раздраженно пнул валун и пошел прочь, шипя ругательства.
Леха глядел ему вслед с тихой ненавистью. Ну точно – козел… Мало того, что разбудил, так еще и объяснить ничего толком не может!
Ну и черт с ним.
Леха рухнул на камень, подтянул под себя ноги и снова отдался на волю сна…
По-настоящему проснулся уже вечером, на закате.
Самого заката отсюда не видно – солнце садилось как раз по ту сторону скальной стены. Лишь краснеют самые-самые верхушки Блиндажного леса, да быстро темнеет небо, прямо на глазах.
И на фоне темнеющего неба – черный силуэт сатира. Расселся на валуне рядышком, весь ссутулившись, подперши голову кулаками.
И глядит сюда. Как-то задумчиво… И еще что-то в этом лице сейчас творится, вот только не разглядеть – спиной к светлому небу сидит…
И, кажется, давно.
– Что? – спросил Леха.
Вместо ответа сатир тяжело вздохнул. И снова лишь глядит, задумчиво и тяжело. Можно подумать, сложнейшую теорему пытается доказать в уме.
Хотя да, есть о чем задуматься…
– Ты вот что, рогатенький… – наконец начал сатир. Неуверенно как-то, что с ним редко бывало.
И опять замолчал. Лишь разглядывает, будто за неделю здесь еще чего-то не рассмотрел.
Леха тоже молча разглядывал сатира.
Иногда много дал бы, чтобы заглянуть в чужую голову…
– Не переживай так, что-нибудь придумаем, – сказал Леха. – Ты только все же предупреди каперов, что немцев, может быть, кто-то водит…
– Тьфу, дурак! – в сердцах бросил сатир, спрыгнул с валуна и зашагал прочь.
– Эй?
Но сатир только отмахнулся, не останавливаясь. Маленькая черная фигурка на фоне пурпурной опушки Блиндажного леса…
Леха проводил его взглядом, пока сатир не скрылся за валунами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
– Эй, – зашипел Кэп. – Ну чего замер? Ты же как танк в глаза бросаешься! Сам в броне, а я? Брысь назад, чтобы меня не светить…
Не разворачиваясь, Леха пополз назад. В одном и правда как танк: впереди броня в два пальца, а вот сзади… задом к врагу лучше не поворачиваться. Так, а где же наш схрон?
К ямке с песком и металлической крышке под ним тянуло, как наседку к яйцу. Вон там, кажется, правее… Да, вон тот крупный валун.
Леха приподнялся, метнулся к нему – и под ноги ударила очередь.
Тут же из укрытия поднялся Кэп, двумя руками держа этот огромный револьвер. С глухим «пум!» гранатомет выбросил заряд. Сверкающая под солнцем искорка прочертила дугу – и в валунах ухнуло, Из взметнувшегося столба осколков и пыли вылетело тело в сероватом камуфляже.
Немец упал на камни, еще живой, – над головой взбух нимб, красновато-оранжевый. Рванулся назад – и замер, дернувшись всем телом. Брызнул красными каплями нимб, рассыпаясь вокруг каски. В сероватом металле застыла ровная черная дыра.
А справа долетел хлесткий, как удар плети, щелчок снайперки. Молчун не упустил момент.
Леха приподнялся и метнулся за соседний валун. Потихоньку отступая к тому большому валуну, рядом с которым схрон. Милый схрон…
Остальные немцы затаились. Но и не отступают вроде бы.
А зря. Если бы рванули сразу, может, еще и ушли бы. А чем дольше тянут, тем надежнее увязают в ловушке. Сейчас Молчун оглядится, освоится, пристреляется… И уже не даст им спокойно уйти, даже если немцы решат отступить.
Отсидеться в камнях тоже не получится. Не спасут от гранатомета.
Кэп приподнялся – и рванул к соседнему валуну, поближе к немцам. На миг замер – и опять рывок, к следуюшему. Еще ближе к немцам.
Впереди над валуном мелькнули немецкая каска и дуло автомата – и тут же нырнули обратно за валун. Фонтан осколков вырвался из валуна, будто вбив каску назад. Треск камня слился с хлестким щелчком выстрела. Молчун свое дело знает не хуже Кэпа…
Молодцы, сукины дети!
И здорово, когда у тебя есть свои сукины дети, которые тебя так здорово прикрывают…
Попались тевтончики. В четвертый уже раз?
Леха хмыкнул и отполз еще дальше назад. И еще ближе к схрону. Даже не верится, что наконец-то нашел…
Черт возьми, а иногда жизнь бывает и неплоха! Даже если все вокруг паршиво.
Пожалуй, теперь можно и подняться. Теперь немцы сами в мишени превратились…
Леха поднялся, обошел валун. Вот он, схрон. Под разворошенным песком виднеется – кусочек круглой стальной прелести. Но к самому схрону Леха не полез, остановился в паре шагов.
Хотя один раз прямо на крышку наступил, и ничего не случилось, – но все равно лучше не рисковать…
И зевнул. Вся усталость этих дней, вся нервотрепка, копившаяся где-то на дне мозга, спрятанная под слоем адреналина, вдруг нахлынула, обрушилась разом, лишая последних сил.
Леха еще раз зевнул. Господи, и спать-то как хочется…
А сатир опять заорал прямо в голове:
– Эй, рогатый! Не молчи! Что со схроном?!
– Нормально.
– Ничем не задели? Пулями там, осколками?
– Нет.
– Уф!
– Только не кричи, очень прошу.
– Ладно, поучи ученого… – тут же выдал сдачу сатир. Впрочем, довольно миролюбиво. Так, для галочки.
Впереди опять хлестко щелкнула снайперка Молчуна, но это уже не трогало. Они и сами справятся. А вот некоторым можно поспать…
Теперь – можно. Наконец-то!
Поспать. Прямо сейчас. Не дожидаясь, пока добьют немцев, – добьют, можно не сомневаться! Вот прямо здесь, возле схрона, и завалиться. Хотя нет… Здесь не улечься. Одни камни острые…
Э! Да тут же рядом, в каких-то тридцати метрах, – край плато. И дальше лишь песок, ровный и мягкий.
Леха засеменил к краю плато, к желтоватой полосе песка между плато и черной стеной Блиндажного леса… И встал.
За полосой песка, на опушке блиндажного леса, стояли два кабана – Клык и альбинос. Из-за стальных стволов вынырнул и третий, черноухий. С полной охапкой темно-зеленых… желудей?
На опушке, что выходит в Кремневую долину, желуди были с кулак величиной. Эти же были куда крупнее, с ананас. И бока куда четче рубленые, чем у маленьких…
Леха сглотнул. Теперь понял, что они напоминают. Никакие это не желуди.
На песке возле кабанов лежали две горки этих желудей, чуть поодаль друг от друга.
Альбинос стоял спиной, глядя на Клыка. Сам Клык глядел на плато, лениво перекинув руки через огромный стальной сук, лежавший на плечах коромыслом. Встретился взглядом – и ощерился от уха до уха.
Дернул подбородком альбиносу, что-то скомандовал. Альбинос шмыгнул к одной куче желудей, черноухий бросился ко второй. Сам Клык сбросил с плеч сучок. Взялся обеими лапищами за узкий конец, замахнулся, будто собрался поиграть в лапту… Альбинос и черноухий уже держали в лапах по желудю.
Черноухий швырнул в Клыка желудем – и тот смачно рубанул сучком. Со всего размаха. Точно по желудю. Желудь отлетел высоко в небо, а Клык уже замахивался с другого бока. Альбинос швырнул желудь – и Клык опять отбил его высоко вверх. А черноухий уже швырял третий…
Клык махал битой, как заведенный. Слева, справа, слева, справа. Альбинос и черноухий едва успевали подавать. Самый первый желудь завис где-то высоко-высоко едва различимой точкой на ярком небе, только достиг пика, еще даже не начал падать вниз, а Клык уже послал ему вслед еще штук пять. Первый желудь перевалил через пик, понесся вниз, вновь набирая скорость…
Леха захлопнул отвисшую челюсть и пришел в себя. Если эти рубленые желуди как мины… Удар битой активизирует взрыватели ничуть не хуже, чем если бы их выпускали из миномета. И это значит, что когда они стукнутся обо что-то, то от второго сильного удара…
Очередь желудей валилась прямо сюда, на плато, а кабаны все подавали и подавали Клыку новые, и он отсылал их следом…
Леха крутанулся назад, втягивая полную грудь воздуха, и заревел. Изо всех сил, оглушая себя собственным ревом. Обернитесь! К черту немцев! Обернитесь сюда!!! За камнями застучали сразу два немецких автомата. Леха ревел во все горло, и рев бил по ушам, оглушая, – но впереди все грохотали немецкие автоматы, не давая каперам ни обернуться, ни оглядеться…
Над головой мелькнуло – и первый желудь врезался в валуны. Метрах в тридцати впереди. Там, где лежали каперы.
Полыхнуло огнем, брызнули осколки, по ушам врезала тугая волна воздуха. И тут же еще раз, чуть правее. Левее.
И еще левее. И чуть дальше…
Взрывы встряхивали воздух и камни под ногами, месили валуны впереди…
Леха вжался в камни, но сюда осколки почти не долетали. Большой валун возле схрона хорошо прикрывал.
А впереди, за ним, желуди все валились, валились, валились…
Еще раз мелькнуло над головой – близко-близко. Леха невольно вжался в камни. Желудь рухнул с неба вниз совсем близко, в каких-то трех-четырех метрах впереди, прямо за валуном.
На миг накатило облегчение – что валун прикрыл… А потом Леха взвыл. Не от боли, от ярости.
Валун ухнул точно туда, где был…
Взрыв тряхнул землю, всаживая камни в живот, – и за валуном взметнулись гарь, песок, осколки камня… и тяжеленная крышка схрона. Погнутая, с разорванным боком. Тяжело вращаясь, подлетела метра на три над верхушкой валуна – и…
И пропала. Растворилась, словно мираж. Словно ее и не было.
Исчезла. Вместе со всей беготней последних дней, полными жара и рябящих в глазах камней. С шансом на спасение.
На миг забыв про обстрел, Леха поднялся. Рвануло справа, но Леха даже не оглянулся. Не пригибаясь, пошел вокруг валуна. Все еще отказываясь поверить своим глазам.
К ямке, занесенной песком…
Там, где раньше была ямка, теперь были такие же камни, как и везде вокруг.
Ударил взрыв совсем рядом, и Леха словно очнулся. Прижался к земле, огляделся вокруг.
Впереди все грохотало. Желуди все валились с неба.
Кэпу и Даньке уже не помочь. Они уже превратились в кровавые ошметки. Если от них вообще что-то осталось. А вот Молчун… Он был сильно правее…
Леха поднялся и бросился назад. Через последние валуны плато. На песок – и дальше, дальше, разгоняясь.
Клык как заведенный махал битой, в воздух летели все новые желуди. Но кучки боезапаса у альбиноса и черноухого уменьшились едва ли наполовину.
Набирая скорость, Леха помчался по песку. Метров сто между краем плато и опушкой. Не так уж и много.
Все желуди Клык посылал далеко вперед, на край плато. Теперь они проносились высока вверху и падали далеко позади. Там они, встряхивая камни, молотили валуны в каменную крошку, но сюда долетали только толчки воздуха, хлеставшие по спине и затылку.
Но это все дальше и дальше позади…
Клык – вот он, в каких-то пятидесяти метрах, а черноухий и альбинос и вовсе ничего не видят, стоят спинами…
Черноух швырнул очередной желудь, но Клык не ударил. Выпустив из руки сучок-биту, он поймал желудь лапой. Второй поймал желудь от альбиноса.
– Задницы поверните! – рявкнул он на застывших от удивления подручных.
Врезал желудями друг о друга, активизируя взрыватели, и швырнул желудь правой лапой. Тут же перекинул в нее желудь из левой, замахнулся…
Леха нырнул вправо, уходя от первого желудя и изо всех сил работая ногами. Какие-то десятки метров до кабанов, совсем близко…
Сзади ухнуло, в бок ударило, с визгом отрикошетило. Кажется, не задело.
Нет, задняя нога отяжелела. Но еще можно бежать, инерция несет тело вперед, и уже совсем близко…
Клык швырнул второй желудь. А слева и справа от него уже стучали желудями альбинос и черноухий, активизируя взрыватели, замахиваясь…
Леха заметался, уходя от посыпавшихся залпом желудей, но их было слишком много.
Перед глазами небо, под спиной камни Кремневой долины. Сколько раз уже вставал с них?…
Только на этот раз вставать, кажется, и незачем. Последний шанс…
– Вставай, рогатое, – сатир был тут как тут. – Вот ведь сволочь, а? – покосился он на опушку Блиндажного леса. – Наф-Нафчик-то наш, а… Злопамятный, оказывается, с-сука… И ведь нашел моментик поквитаться, чтоб его свиную мать под хвост и в тушенку, как нарочно подгадал, боров вислоухий… Ладно! – приободрился сатир. – Теперь это уже фигня! Схрон-то мы нашли, а это главное. Вставай, прелесть моя парнокопытная, вставай! Ничего, денечек можно и дотерпеть. Ну и завтра еще. Зато потом… – Сатир мечтательно зажмурился. – Ну, вставай.
Но Леха не спешил подниматься.
– Ну чего ты?
Сатир присел на камень рядом с Лехой.
– Совсем вымотался, что ли? Ничего, теперь все будет ладненько… – Он потрепал Леху по плечу. – Поднимайся. Ничего, последний денек здесь остался, можно и потерпеть, не страшно. Главное, схрон у нас теперь есть!
Но Леха все лежал и глядел в небо.
– Схрона у нас нет…
– Вставай, вста…
Сатир замер, на миг превратившись в каменное изваяние.
– Что?… Что ты сказал?!
– Схрона. У нас. Нет.
– Как это «нет»?… – Сатир медленно приподнимался, уставившись на Леху совершенно пораженным взглядом. – Как это «нет»?!! – взвизгнул он, стиснув кулачки. И наконец-то в глаза вернулась осмысленность. – Это эта свинья? Эта гребаная свинья, да?! Из-за нее? Во время обстрела, да?!
Он вскочил, и маленькие кулачки сжимались и разжимались, сжимались и разжимались. Только сам сатир едва ли замечал это.
– Сука… Сука гребаная… – бормотал он.
Глаза были открыты, но, кажется, ничего не видели.
– Без схрона… Как же без схрона-то… Мы же без схрона никому тут нах…
Сатир взвыл и вцепился зубами в руку, болью перебивая страх. Забегал вокруг, все причитая…
И от этих воплей было еще противнее.
Мало того, что без схрона остались, так теперь еще и его слушать, все это бесконечное нытье и болтовню…
Накатила дикая злость – на кабана, разбомбившего схрон, даже не зная, что он там есть; на сатира, ноющего и пускающего слюни; на себя, безвольно валяющегося здесь, словно мешок с отрубями, и покорно принимающего все это…
Леха тряхнул головой, перевернулся на живот и огляделся. Нашел взглядом сатира. Скомандовал:
– Успокойся!
– Успокойся?! – взвился сатир. – У нас нет схрона! И уже не будет! До гонки меньше суток, мы уже не найдем его по второму разу! Не найдем! Ты это понимаешь?!
– Значит, попытаемся помочь каперам завтра. Во время гонки.
– Во время гонки?… Как?! – Сатир разве что не плевался от избытка чувств. – Там будет два десятка команд! Профи! По четыре лба в команде! На джипах! При вооружении и бронежилетах! Что ты с ними сделаешь – ты, тупое парнокопытное?! Да ты даже с одной командой один на один ничего не сможешь сделать, а их завтра будет двадцать. Двадцать!!!
– И все-таки это шанс. И нельзя его упускать.
– Шанс? Это?!!
Сатир взвыл, воздев кулачки к небу. Круто развернулся, аж щебенка брызнула из-под копыт, и метнулся прочь. Стрелой понесся вниз в долину, к озерцам. Подлетел к ближайшему, прямо к одуванчику, вытянувшемуся стальной спицей из камней, – и в ярости, с разворота, лягнул. Облако стальных семян-парашютиков взметнулось вверх, к тяжелым тучам, подсвеченным всполохами…
Сверкнуло, через миг долетел тяжелый удар. А сатир уже мчался к следующему озерцу и следующему одуванчику. Молния, тяжелый удар. Молния, тяжелый удар… Леха отвернулся и побрел к своему спальному закутку. Плюхнулся на плоский камень. Подобрал под себя ноги, закрыл глаза.
Надо выспаться.
Если схрона не нашли, то единственный шанс…
А до этого, до завтрашнего полдня, предстоит сделать еще кое-что важное. Чертовски важное, если честно. Может быть, самое важное, что приходилось делать за все последние годы…
Нет, не сейчас! Не надо ничего решать на очумевшую голову.
Слишком много всего случилось за последние дни и часы. И слишком мало спал в последнее время.
И для начала надо поспать. Просто выспаться. Прочь все эти мысли о том, что будет завтра. Сейчас – прочь. Просто ни о чем не думать…
Дрема не заставила себя ждать. Тяжелый сон накрыл мутной волной, сомкнулся, отдаляя от всего…
Чьи-то ручки теребили, противно вырывая из спасительного сна.
– Эй!
Леха на миг открыл глаза – тут же в глаза ударила ослепительная опушка Блиндажного леса. Мириады отражений солнца, крошечных, но злых, впивающихся в глаза булавками… И рожа сатира, уже порядком опостылевшая…
– Отвали, – буркнул Леха и закрыл глаза.
Не надо сейчас просыпаться. Еще не выспался. А выспаться надо. Нужна свежая голова…
– Эй! Ну-ка…
Не слушая, Леха дернул плечом, сбрасывая ручку, перевернулся на другой бок и уткнулся мордой в валун. Здесь не достанет…
– Да открой же ты глаза, сволочь! Немцы…
– Немцы?! – Леха мигом перевернулся и вскочил. Клацнул по карте. Но то ли со сна мало что соображал, то ли…
– Где они?!
– Да не сейчас… Там, на плато когда был. Хрюшки когда вас обстреливали. Тогда всего один немец уцелел. А остальных кто пришиб? Каперы – или хрюшки своими минами?
Леха поморгал, пытаясь понять, что нужно сатиру. Хорошо, что не надо убегать от немцев сейчас…
– Да протри глаза, тугодумное! – не выдержал сатир. – Кто троих немцев пришиб? Вы с каперами – или хрюшки?
– Каперы…
– Точно?
Леха кивнул.
– Ты мне не мордой мотай, ты мне внятно скажи: точно или нет?!
– Да. Точно. Одного Данька снял сразу, потом Кэп из гранатомета… А что случилось?
Но сатир уже потерял к беседе всякий интерес. Раздраженно пнул валун и пошел прочь, шипя ругательства.
Леха глядел ему вслед с тихой ненавистью. Ну точно – козел… Мало того, что разбудил, так еще и объяснить ничего толком не может!
Ну и черт с ним.
Леха рухнул на камень, подтянул под себя ноги и снова отдался на волю сна…
По-настоящему проснулся уже вечером, на закате.
Самого заката отсюда не видно – солнце садилось как раз по ту сторону скальной стены. Лишь краснеют самые-самые верхушки Блиндажного леса, да быстро темнеет небо, прямо на глазах.
И на фоне темнеющего неба – черный силуэт сатира. Расселся на валуне рядышком, весь ссутулившись, подперши голову кулаками.
И глядит сюда. Как-то задумчиво… И еще что-то в этом лице сейчас творится, вот только не разглядеть – спиной к светлому небу сидит…
И, кажется, давно.
– Что? – спросил Леха.
Вместо ответа сатир тяжело вздохнул. И снова лишь глядит, задумчиво и тяжело. Можно подумать, сложнейшую теорему пытается доказать в уме.
Хотя да, есть о чем задуматься…
– Ты вот что, рогатенький… – наконец начал сатир. Неуверенно как-то, что с ним редко бывало.
И опять замолчал. Лишь разглядывает, будто за неделю здесь еще чего-то не рассмотрел.
Леха тоже молча разглядывал сатира.
Иногда много дал бы, чтобы заглянуть в чужую голову…
– Не переживай так, что-нибудь придумаем, – сказал Леха. – Ты только все же предупреди каперов, что немцев, может быть, кто-то водит…
– Тьфу, дурак! – в сердцах бросил сатир, спрыгнул с валуна и зашагал прочь.
– Эй?
Но сатир только отмахнулся, не останавливаясь. Маленькая черная фигурка на фоне пурпурной опушки Блиндажного леса…
Леха проводил его взглядом, пока сатир не скрылся за валунами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50