Я кивнул:
– Да, это она.
Он снова накрыл тело простыней. Обернувшись, я увидел, что Фокс сидит на краю стола и прикуривает сигарету.
– Как я уже сказал, в ее сумке обнаружили карточку с вашей фамилией.
Когда он произнес это, у меня в голове как будто что-то щелкнуло, я очнулся и начал анализировать происходящее. Сбить человека и скрыться с места происшествия – это, конечно, серьезное преступление, но почему этим делом занимается старший инспектор уголовного розыска? Да и сам Фокс – лицо угрюмое, глаза темные, настороженные. Разве похож он на обычного полицейского? Наверняка он из Специальной службы.
Всегда выгодно говорить правду, по возможности. Я давно открыл для себя эту истину.
– Она сказала мне, что приехала из Бостона, здесь работает в Лондонском университете, собирает материал для книги.
– О чем же этот материал, сэр?
Этот вопрос сразу же подтвердил мои подозрения.
– Что-то о второй мировой войне, инспектор. Я тоже писал о войне.
– Понятно. И она просила помочь ей, дать консультацию, да?
Тут уж я не стал говорить правду.
– Да нет. Зачем ей это нужно? По-моему, она доктор наук. Понимаете, инспектор, я написал довольно удачную книгу о второй мировой войне. И она просто хотела познакомиться со мной. Кажется, завтра она собиралась улетать в Штаты.
Содержимое ее сумочки и портфеля было разложено перед ним на столе, и я сразу же увидел билет авиакомпании «Пан Америкэн». Он взял его в руки.
– Похоже, что так.
– Я могу идти?
– Конечно. Констебль отвезет вас домой.
Мы прошли в вестибюль и остановились у выхода. Он кашлянул, прикуривая очередную сигарету.
– Проклятый дождь. Должно быть, ту машину занесло. Конечно, это просто несчастный случай. Но зачем же водитель скрылся с места происшествия? Нельзя же так, в самом деле.
– До свидания, инспектор. – Я попрощался и спустился к полицейской машине.
* * *
Когда я уходил, я не выключил свет в прихожей. Войдя в квартиру, я сразу, не раздеваясь, прошел на кухню, поставил чайник, включил плиту и только потом направился в комнату. Я налил себе виски и повернулся к камину. Только тут я заметил, что папка с документами, лежавшая на столике, исчезла. На мгновение я оцепенел, подумал, что ошибся, что положил ее куда-то в другое место, но, конечно, это была чушь.
Я поставил бокал с виски на столик и закурил, размышляя о случившемся. Этот загадочный Фокс – теперь я не сомневался, что он из Специальной службы. Эта несчастная женщина на столе в морге. Мне припомнилось чувство тревоги, которое я испытал, когда Рут рассказала, как она возвратила секретные документы в Государственный архив. Я представил себе, как она идет по улице, переходит через дорогу возле Британского музея, и вдруг – машина. Вечер, идет дождь, машину занесло, как выразился Фокс. Вроде бы обычный несчастный случай. Но я не верил в это – ведь папка-то пропала. Кстати, теперь вставал вопрос, долго ли осталось жить мне самому.
Нужно уехать куда-нибудь на время, но куда? И тогда я вспомнил ее слова. Есть человек, который может подтвердить подлинность фактов, изложенных в этих документах. Я собрал в сумку самые необходимые вещи, затем осмотрел улицу сквозь щель между занавесками. На дороге стояло несколько машин, и невозможно было определить, следят за мной или нет.
Я вышел через заднее крыльцо, осторожно прошел по глухой аллее и быстро зашагал по лабиринту тихих улочек, одновременно размышляя над тем, что произошло. Все это, конечно, связано с деятельностью спецслужб. В службе DI5 наверняка есть какой-нибудь отдельчик без названия, занимающийся людьми, которые суются куда не надо. Но значит ли это, что они захотят убрать меня? В конце концов, девчонка погибла, документы в Государственном архиве, единственная копия тоже у них. Что я могу доказать, кто мне поверит? С другой стороны, я должен был получить доказательства для самого себя. На ближайшем перекрестке я сел в такси.
* * *
Над входом в бар «Грин Мэн» в Килбурне висела огромная картина, на которой был изображен лудильщик-ирландец. Этот район Лондона популярен среди ирландцев, и картина над входом не оставляла сомнений в том, что это бар в ирландском стиле. В баре было полно народу. Я заглянул в окно, потом завернул за угол и вошел во двор. Занавески не были задернуты, и я увидел Шона Райли. Он сидел за заваленным бумагами столом и разбирал счета. Невысокого роста, с коротко постриженными белыми волосами, этот человек был не по возрасту энергичен (я знал, что ему уже семьдесят два года). Райли был владельцем бара «Грин Мэн», но одновременно выполнял и более важную работу – он был одним из руководителей лондонской организации партии Шин Фейн, политического крыла Ирландской республиканской армии. Я постучал в окно. Он встал из-за стола, придвинулся ближе к окну, затем повернулся и отошел. Через минуту дверь открылась.
– Господин Хиггинс? Что привело вас ко мне?
– Я не буду заходить, Шон. Я еду в Хитроу.
– Вот как. Собрались погреться на солнышке?
– Не совсем. Я еду в Белфаст. На последний рейс я уже, наверное, опоздал. Полечу первым утренним. Свяжись с Лайамом Девлином. Скажи ему, что я остановлюсь в гостинице «Европа». Мне нужно с ним встретиться.
– Бог мой, господин Хиггинс, почему вы решили, что я знаком с этим отчаянным парнем?
Из бара доносилась музыка. Там распевали песню «Пушки ИРА».
– Не надо спорить, Шон, просто выполни мою просьбу, – сказал я. – Это важно.
Я знал, что он обязательно сделает это, и, не говоря больше ни слова, ушел. Через пару минут я остановил такси и поехал в Хитроу.
* * *
О гостинице «Европа» в Белфасте журналисты всего мира рассказывали легенды. Несмотря на многочисленные диверсии боевиков ИРА, эта гостиница по-прежнему возвышалась у вокзала на Грейт-Виктория-стрит. Большую часть дня я провел в своем номере на восьмом этаже. Просто сидел и ждал. Казалось, все было спокойно, но в этом спокойствии чувствовалась тревога. Ближе к вечеру я внезапно услышал взрыв бомбы и, выглянув в окно, увидел вдалеке черное облако дыма.
В начале седьмого, как только начали сгущаться сумерки, я решил спуститься в бар выпить чего-нибудь и стал надевать куртку. В этот момент зазвонил телефон. Чей-то голос произнес:
– Господин Хиггинс? Это дежурный портье. Такси, которое вы заказывали, у подъезда.
* * *
Такси было черного цвета, какие есть и в Лондоне. За рулем сидела средних лет женщина с приятным лицом, совсем как у вашей любимой тетушки. Я опустил стеклянную перегородку, разделявшую нас, и поприветствовал ее, как принято в Белфасте:
– Добрый вечер.
– Добрый.
– Не часто встретишь женщину за рулем такси, в Лондоне таксисток я не видел.
– Ужасный город. Чему тут удивляться? А теперь сидите спокойно, как добропорядочный джентльмен, и смотрите в окошко.
Она задвинула перегородку. Мы ехали не более десяти минут. Миновав Фолз Роуд – район, где живут католики и который я знаю с детства, – такси въехало в лабиринт убогих улочек и наконец остановилось у церкви. Женщина опустила стеклянную перегородку и сказала:
– Как войдете, первая исповедальня справа.
– Ясно.
Я вышел из машины, и женщина тут же уехала. На церкви висела табличка: «Церковь святого Имени». Здание было в прекрасном состоянии. Золотой краской было написано время начала служб и исповеди. Поднявшись по ступенькам, я открыл дверь и вошел. Церковь оказалась не очень большая, внутри царил полумрак. У алтаря мерцали свечи, а рядом в молельне я увидел скульптуру Богоматери. Как бы по наитию я опустил пальцы в сосуд со святой водой и перекрестился. Мне припомнилось, как сокрушалась о моей темной протестантской душе моя тетушка, добропорядочная католичка из графства Южная Арма, которая занималась некоторое время моим воспитанием.
Вдоль стены стояли кабинки-исповедальни. Никто не томился в ожидании, что само по себе было неудивительно, так как, согласно расписанию у входа в церковь, до начала исповеди оставался еще целый час. Я вошел в первую кабинку справа и закрыл дверь.
Посидел немного в темноте, затем решетчатое окошко бесшумно отворилось.
– Слушаю, – сказал кто-то тихим голосом.
Я ответил, не задумываясь:
– Благословите меня, святой отец, ибо грешен я.
– Уж ты-то точно грешен, сын мой. – В окошке зажегся свет, и я увидел улыбающееся лицо Лайама Девлина.
* * *
Он выглядел великолепно. Гораздо лучше, чем во время нашей последней встречи. Ему исполнилось уже шестьдесят семь лет, но, как сказал я Рут Коуэн, он был все такой же бодрый и веселый. Невысок ростом, но очень энергичный, волосы по-прежнему черные, ясные голубые глаза. Слева на лбу шрам – след давнего пулевого ранения, а на лице все та же едва заметная ироничная улыбка. На нем была сутана и пасторский воротник; в ризнице, куда он меня провел, он чувствовал себя как дома.
– Неплохо выглядишь, сынок. Конечно, такой успех и деньги. – Он ухмыльнулся. – За это надо выпить. Здесь наверняка найдется бутылочка.
Из шкафчика в стене он извлек бутылку моего любимого виски и два бокала.
– А что скажет на это хозяин ризницы? – поинтересовался я.
– Отец Мерфи? – Он плеснул виски в бокалы. – Да он и сам не прочь выпить. Сейчас его нет, ушел, как всегда, помогать ближнему.
– Значит, он старается не замечать?
– Пожалуй, что так. – Он поднял бокал. – За тебя, сынок.
– И за тебя, Лайам, – ответил я. – Ты не перестаешь удивлять меня. Уже пять лет британская армия охотится за тобой как за одним из самых опасных преступников, а ты преспокойно сидишь здесь, в самом центре Белфаста.
– Что ж, каждый развлекается по-своему. – Он достал сигарету из серебряного портсигара, затем протянул его мне. – Однако чем заслужил я удовольствие видеть тебя?
– Ты слышал что-нибудь о человеке по имени Дагал Манроу?
Он вытаращил глаза от удивления.
– Что ты раскопал на этот раз, черт возьми? Сто лет не слышал ничего про эту сволочь.
– А про Шелленберга?
– Вальтер Шелленберг? Вот это был человек. В тридцать лет стал генералом. Шелленберг и Манроу? Какая тут связь?
– А Курт Штайнер? – продолжал я. – О котором все, и ты в том числе, говорят, что он погиб при попытке убить подставного Черчилля в особняке Мелтам Хауз.
Девлин выпил глоток виски и дружелюбно улыбнулся.
– Я никогда не умел врать. Но скажи мне, что все это значит?
Тогда я рассказал ему про Рут Коуэн, папку с документами, в общем, про все; он слушал внимательно, не перебивая.
Когда я закончил, он произнес:
– Ловко убрали девчонку, в этом ты прав.
– А мне теперь каково?
Где-то неподалеку раздался взрыв, а когда Девлин поднялся и открыл дверь во двор, стала слышна перестрелка.
– Скучать здесь не приходится, – сказал я.
– Да, не соскучишься. Сейчас лучше сидеть дома.
Он закрыл дверь и повернулся ко мне.
– Слушай, это все правда? – спросил я.
– Славная история.
– Пока это лишь набросок.
– Хочешь знать остальное?
– Я должен знать.
– Ну что ж. – Он улыбнулся, вернулся к столу и протянул руку к бутылке. – Расскажу, пожалуй. А заодно посижу здесь, от греха подальше. С чего же начать?

Берлин – Лиссабон – Лондон
1943
Глава 2
Бригадный генерал Дагал Манроу жил на Хастон-Плейс, всего в десяти минутах ходьбы от штаба Отдела операций особого назначения, который располагался на Бейкер-стрит. В Отделе он возглавлял сектор "Д" и обязан был находиться на связи двадцать четыре часа в сутки. Поэтому кроме обычного телефона дома у Манроу стоял аппарат засекреченной связи, напрямую соединенный с его служебным кабинетом. По этому аппарату ему и позвонили поздним ноябрьским вечером, когда он сидел у камина и работал с документами.
– Это Картер, бригадный генерал. Я только что вернулся из Норфолка.
– Хорошо, – ответил Манроу. – Загляни ко мне по пути домой. Расскажешь, как дела.
Он положил трубку и поднялся, чтобы налить себе бокал виски. Манроу был мощный коренастый мужчина с седыми волосами; он носил очки в металлической оправе. Манроу не был профессиональным военным; звание бригадного генерала обеспечивало ему широкие полномочия и авторитет в определенных кругах. Ему было шестьдесят пять лет. В этом возрасте большинство людей вынуждены уходить на пенсию даже в Оксфордском университете, и война – что уж тут скрывать – стала для Манроу своего рода спасением. Он как раз размышлял над этим, когда в дверь позвонили. Это пришел капитан Джек Картер.
– Я вижу, ты совсем замерз, Джек. Выпей чего-нибудь.
Джек Картер поставил трость к спинке стула и скинул шинель. Он был в форме капитана Гринхорвардского полка, которую украшала ленточка Военного креста. В боях под Дюнкерком Картер потерял ногу и теперь носил протез. Заметно хромая, он подошел к бару и налил себе виски.
– Ну что там, в Стадли Констабл? – спросил Манроу.
– Все в порядке, сэр. Группа немецких десантников в полном составе похоронена в братской могиле на местном кладбище.
– Могила, конечно, безымянная?
– Пока да. Но странные люди в этой деревне. Кажется, они считают Штайнера героем.
– Что ж, их можно понять. Ты же помнишь, один из его сержантов погиб, спасая двух деревенских ребятишек, которые упали в мельничный лоток. Фактически из-за этого группа и была обнаружена, поэтому операция и провалилась.
– Кроме того, Штайнер дал жителям возможность уйти из деревни до того, как начался бой, – добавил Картер.
– Вот именно. У тебя есть данные о нем?
Картер взял портфель и достал два скрепленных листа бумаги. Манроу взял их и стал читать:
– "Подполковник Курт Штайнер, возраст 27 лет. Завидный послужной список. Крит, Северная Африка, Сталинград. Награжден Рыцарским крестом с дубовыми листьями".
– Интересна информация о матери Штайнера, сэр. Она из бостонских аристократов, из тех, кого называют «бостонские брамины».
– Все это замечательно, Джек, но не забывай, что отец его был немецким генералом, да еще каким! Ну а Штайнер? Как он?
– Пожалуй, теперь можно с уверенностью сказать, что он поправится. Недалеко от Нориджа есть военный госпиталь, совсем небольшой, в котором лечатся от ожогов военные летчики. Раньше там была частная лечебница. Мы поместили Штайнера в этот госпиталь. Его надежно охраняют. Для персонала он – военный летчик, сбитый над Англией. Хорошо, что форма немецких десантников почти такая же, как у военных летчиков.
– Куда он ранен?
– Ему чертовски повезло, сэр. Одна пуля попала сзади в правое плечо. Вторая убила бы его наповал, но она застряла в грудной кости и не дошла до сердца. Врачи считают, что он скоро будет здоров, тем более что физически он очень крепок.
Манроу поднялся и налил себе еще немного виски.
– Давай обсудим все, что нам известно, Джек. Всю эту историю: план похищения Черчилля, подготовку операции. Значит, адмирал Канарис ничего не знал?
– По-видимому, нет, сэр. Операцией руководил Гиммлер. Он дал особые указания Максу Радлу из штаба абвера подготовить операцию втайне от адмирала. Так нам сообщили из Берлина.
– Но теперь-то он знает все? – спросил Манроу. – Я говорю о Канарисе.
– Похоже, что знает, сэр, и очень недоволен, но что он может сделать? Вряд ли он побежит докладывать фюреру.
– Да и Гиммлер тоже, – заметил Манроу. – Ведь вся операция проводилась без ведома фюрера.
– Однако Радл получил от Гиммлера документ, подтверждающий его полномочия, который был подписан самим Гитлером, – возразил Картер.
– Якобы самим Гитлером, – ответил Манроу. – Держу пари, этот документ сожгли в первую очередь. Гиммлер не оставит такую улику.
– Да и нам ни к чему, чтобы об этой операции писали в «Дейли экспресс», сэр. Подумать только: немецкие десантники предпринимают попытку захватить премьер-министра Великобритании, вступают в бой с американскими «рейнджерами» в небольшой деревне на территории Англии.
– Да, такое сообщение вряд ли повысило бы боевой дух наших войск. – Манроу снова заглянул в документы, лежавшие перед ним. – Этот парень из ИРА, Девлин. Интересный персонаж. Значит, по твоим данным, он был ранен в ходе операции?
– Да, сэр. После этого он находился на лечении в Голландии и однажды ночью ушел из госпиталя и не вернулся. Насколько нам известно, сейчас он в Лиссабоне.
– Вероятно, он попытается как-нибудь перебраться в США. За ним следят наши люди? Кто наш резидент в Лиссабоне?
– Майор Артур Фрэр, военный атташе посольства, – ответил Картер. – Ему даны необходимые инструкции.
– Хорошо, – кивнул Манроу.
– Так что нам делать со Штайнером, сэр?
Манроу нахмурился, размышляя.
– Как только он поправится, перевезите его в Лондон. Немецкие военнопленные по-прежнему содержатся в Тауэре?
– Немногие, сэр. Только те, которых выписывают из госпиталя ВВС. Это в начале войны туда направляли почти всех немецких подводников, захваченных в плен.
– Гесса тоже поместили в Тауэр.
– Значит, дело особой важности, сэр?
– Давайте сделаем так. Переведем Штайнера в Тауэр. Пока не подыщем какое-нибудь надежное место, пусть полежит в госпитале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26