князей Ростовских, Суздальских, Ярославских, Шуйских, Оболенских, Репниных…
Репнин . Стой, князь Оболенский-Овчина! Не хочу тебя слушать. (Боярам.) Невзначай, в пустой речи, – ишь ты, – место наше утянул ….место наше утянул… – Местничество существовало в Московском государстве с конца XV века, когда были введены разрядные книги, в которых отмечался порядок замещения должностей в Думе, в войске и даже за царским столом. Репнины вели свой род от черниговского князя Михаила.

– Оболенские, а потом Репнины. Мы, Репнины, от Рюрика – прямые. Мои племянники твоему второму сыну в версту. Мои племянники твоему второму сыну в вepcту. – Спор идет о месте в иерархии родов. «Был выработан особый способ определять отечество (значение лица по отношению к другим лицам. – А. М.) с математической точностью, – пишет Ключевский. – Возьмем семью из родных братьев с детьми. Первое место принадлежало старшему брату, домохозяину, большаку, два за ним следующие – двум его младшим братьям, четвертое место – его старшему сыну. Если у большака был третий брат, он не мог сесть пи выше, ни ниже старшего племянника, был ему ровня (ровесник) (…) Это правило выражалось формулой: „первого брата сын четвертому (считая и отца) дяде в версту“, т. е. сверстник, ровня, ровесник (верста – мера, уравнение)» (Ключевский, с. 148).


Оболенский. Твои племянники ровня моему сыну? Слезь с печи, я сяду, а ты постой – у двери.
Репнин . Это я слезу – тебе место уступлю? Оболенский. Слезешь, уступишь. Репнин. Ах, вор, ах, собака!

Входит Сильвестр, высокий, сутулый, постный, с пристальными глазами, одет в широкую лиловую рясу.

Сильвестр . Князья, местничать-то нашли бы палату где-нибудь укромнее, подалее. Государевой душе покой дайте.
Курбский . Сильвестр, поди, послушай…
Сильвестр . Кончается государь?
Курбский . Хрипит так-то страшно… Как брат он мне был, вместе книги читали при восковой свече. Ради славы его тело мое изъязвлено ранами. И все то червям могильным брошено… Ум мутится…
Сильвестр . Смутны твои речи, князь Андрей… От тебя жду, чтобы ты был тверд. (Нагнувшись, – шагает в дверь, ведущую в соседнюю палату.)
Оболенский (Репнину). Слезь! Ай за бороду стащить?..
Репнин . Эй, Митрий, я вцеплюсь – не оторвешь тогда…

Сидящий среди бояр игумен Соловецкого монастыря Филипп – строгий, истощенный постами человек лет шестидесяти, в узкой рясе с заплатами, поднял посох и стукнул о дубовый пол.

Филипп . Аки бесы бесовствующие, псы бешеные, лаетесь из-за места на печи! Князья удельные, умалилась ваша гордость, приобычась лизать царские блюда. Быть вам холопами царя Московского.
Оболенский. Боже мой, малый на великих глас поднял!
Репнин . Не кричи на нас, Филипп, ты хоть и Колычев, да место свое знай. Мы перед тобой – не на исповеди в Соловецком монастыре. То-то.

Из соседней палаты появляется Сильвестр, нахмурен, решителен.

Сильвестр . У государя уже пена на устах. И ворожба не помогла. Очнулся царь Иван и вымолвил одно слово: «Крестоцелование». Крестоцелование – клятва, сопровождавшаяся целованием креста.

Князья, бояре московские, и думные дворяне, и ты, игумен Филипп, думайте – час дорог: кому будете целовать крест на царство? Сыну царя Ивана, младенцу, за коим стоит весь род дворян московских Захарьиных, Сыну царя Ивана, младенцу, за коим стоит весь род дворян московских Захарьиных… – Сын Ивана IV Дмитрий родился в 1550 г.; его мать Анастасия Романовна Захарьина-Юрьева (ум. 1560) могла стать, по примеру Елены Глинской, опираясь на свой боярский род, правительницей при малолетнем царе.

не любых нам, да Воротынские, да Юрьевы… Или крест целовать двоюродному брату его, князю Старицкому Владимиру Андреевичу, который живет и думает по отчей старине?
Оболенский. Себе! Крест на княжение каждый себе будет целовать, чтоб каждому на вотчинах своих сидеть и государить, отныне и навечно.
Сильвестр . Князь Дмитрий Петрович, люби слово не сказанное, бойся слова сказанного. Я бил челом княгине Ефросинье Ивановне, смиренно просил ее с сыном, князем Старицким Владимиром Андреевичем, прийти к нам на совет и думу.
Репнин . Думать нам недолго. Князь Старицкий – кроток и старину почитает, пусть сидит на Москве царьком.
Сильвестр . Князю Старицкому – первому крест целовать, пусть он нас и рассудит в нашем великом смущении.
Оболенский. Князь Старицкий пойдет ко кресту по своему месту, – одиннадцатым.
Репнин . Истинно так.
Оболенский. И первому идти мне.
Репнин . Тебе?
Оболенский. Мне.
Репнин . Место твое седьмое.
Оболенский. Чего? Чего? Ах, собачий сын, досадник! Дайте мне разрядную книгу, вон в печурке лежит.

Один из бояр встает, отсунув кверху рукава, обеими руками с бережением берет из печурки большую книгу в коже с медными застежками и подает ее Оболенскому. Тот так же отсовывает рукава и, сев на скамью, отстегивает застежки, раскрывает книгу и, мусля палец, медленно листает ее. Курбский подходит к Сильвестру.

Курбский . Поп, ты сам-то тверд?
Сильвестр . Господь меня не вразумил еще: и так и эдак. Что лучше для твердыни власти? Скорблю, плачу, лоб разбил молясь.
Курбский . Издревле в великокняжеской избе собирались удельные князья с великим князем, как единокровные, как равные, – думали и сказывали, – войну ли, мир ли. За такое благолепие целую крест.
Сильвестр . Ты – непобедимый воевода, будь смел, скажи про древний-то обычай князьям и боярам, тебя послушают.
Курбский . Клятву дал царю Ивану на том, чтобы его сыну помочь возвысить царскую власть – по примеру византийскому, примеру императоров римских. Ужаснулся я, но дал клятву. Поп… В силах тебе клятву мою разрешить? Разорвать ее, как грамоту кабальную? Сильвестр. Клятву разрешает бог да совесть… А я – червь малый.

Входит княгиня Ефросинья Ивановна Старицкая с с ы н о м . Она тучна, в широких одеждах и в накинутой шубе темного шелка; голова и щеки ее туго обвязаны златотканым платом; в руке – посох, другой рукой она держит за руку сына Владимира Андреевича, – ему лет под тридцать, он среднего роста, нежный, с блуждающей улыбкой. За Ефросиньей – дьяк с кошелем.

Ефросинья . Преставился? Помер?
Репнин (сполз с лежанки, поклонился и опять сел). Будь здорова, матушка Ефросинья Ивановна, нет, не помер еще, томится и нас томит.
Ефросинья . Что за напасть! Третьи сутки не спим, не едим… Кто его душу держит? Уж не когтями ли? Чего ж она не летит ко господу? А я уж поминки принесла. Как быть-то? (Дьяку.) Ивашко, отдай кошель игумену Филиппу, он раздаст, кому надо. Сына моего привела к вам, князья и бояре. Володимир, сядь на печь. Князь Михайло, уступи место сыну моему.
Репнин . Ефросинья Ивановна, не утягивай моего места.

Голоса бояр. Не надо, не надо.

Оболенский (показывая книгу). Ты вот с чего начинай, Ефросинья Ивановна, – с нашей чести…
Ефросинья. Сядь, Володимир.
Владимир Андреевич. Матушка, я еще молод, перед старыми людьми постоять – отечеству моему порухи большой не будет.
Оболенский, Репнин и другие бояре. Добро, добро, добро!
Ефросинья . Будь по-вашему. Володимир, стой без места. Пришли мы сказать вам, князья и бояре, что ни я, ни Володимир, сын мой, целовать креста Иванову сыну не хотим… Хоть голову на плаху. Голоса бояр. Добро, добро.
Ефросинья (указывая на дверь). При его, Ивана, малолетстве давно ли ваши головы летели прочь, на Москве Шуйские да Глинские ваши дворы разбивали, …на Москве Шуйские да Глинские ваши дворы разбивали… – Князья Шуйские Василий и Иван были назначены Василием III перед смертью опекунами малолетнего Ивана IV. После смерти Елены Глинской они захватили власть и стали фактическими правителями страны (до 1543 г.). Глинские после смерти матери Ивана IV находились в тени, но по достижении Иваном IV совершеннолетия выдвинулись на первые роли. Они безжалостно грабили казну и облагали горожан денежными поборами, казнили бояр и в конце концов снискали общую ненависть.

шубы с ваших плеч обдирали. Опять того ж хотите? Нужен вам вот какой царь: ты ему шепнул в ухо или ты шепнул. А царь-то кроток, милостив, царское ухо приклончиво. У тебя, князь Ухтомский, али у тебя, князь Мосальский, вотчины-то захудали, обезлюдели. Ай, ай, бедные! На то и царская казна, чтобы своим подсобить. Шепнул, глядь, и опять зажил на вотчине волостелем… …зажил на вотчине волостелем… – правителем области, волости.

Плавай, как блин в масле.
Голоса бояр. Добро, добро.
Ефросинья . Филипп, а ты раскрой кошель, не стыдись. Кто возьмет хоть рубль, хоть пятьдесят руб-лев – я на том памятки не беру.

Входят Михаил Иванович Воротынский и Никита Романович Юрьев – воеводы. Боротынский – с умным, открытым и суровым лицом. Юрьев – средних лет, дородный.

С чем, воеводы, пришли?
Воротынский. А тебе, матушка Ефросинья Ивановна, надо бы сначала поклон вести по-ученому да вперед меня слова не молвить.
Ефросинья . Ох, князь Воротынский, ты, чай, не в поле на коне, а я не татарин. Как напужал.
Юрьев . Государыня, выдь в сени, послушай: Москва гудит, как бы чего не вышло. Люди царя Ивана любят.
Ефросинья . И ты с ними заодно?
Воротынский. Мы с Никитой Романовичем Юрьевым пришли крест целовать сыну царя Ивана. Служили царю Василию и царю Ивану и сыну его будем служить своими головами. А ты, Владимир, не хоронись за материнский подол, служить тебе не хочу… А придется – и драться с тобой готов.
Ефросинья . Холоп! Смерд смердящий! Вор! Шпынь ненадобный! Как у матери твоей утробу не разорвало!
Воротынский (отталкивая ее). Пошел молоть бабий язык!..
Ефросинья . Видели? Убил, убил меня… Что же вы… Бояре!..

Сидящие в палате зашумели, поднялись с лавок.

Оболенский (наседая). Воротынской, Воротынской… За чьи деньги крест целуешь?
Репнин . Захарьиных да Юрьевых денежки. Христопродавец!
Оболенский. Мятежники!
Ефросинья . Ободрать обоих да выбить прочь!
Репнин . Их ко святому кресту нельзя допускать. Юрьев, крошки мясные с бороды смахни, пост ведь.
Ефросинья . Псарям их отдать! Псарей зовите! Псарей!

В правой двери появляется царь Иван. На нем длинная белая холщозая, будто смертная, рубаха. Он высок ростом, плечи его подняты. Лицо его с горбатым, большим носом, с остекленевшими глазами пылает и все дрожит.

Курбский (громким голосом). Царь! Царь Иван!
Иван . Кого псарям кинуть? Терзать чье тело? Меня кинуть псарям? Сына моего, младенца, из колыбели взять, – псарям, псам на терзание? Настасью, жену, волшбой извели… Меня с сыном, сирот горьких, заживо хороните? Не вижу никого… Свечей зажгите. (Идет к светцу, берет несколько свечей, зажигает, вставляет в светец. Голова его кружится, ноги подкашиваются, он садится на лежанку.) Сильвестр, светец души моей. Сильвестр, светец души моей. – Сильвестр, по признанию современников, был подлинным учителем жизни. Высокообразованный человек, он многое передал Ивану IV. «Припоминая свои взаимоотношения с Сильвестром, царь писал много лет спустя, что, следуя библейской заповеди, покорился благому наставнику без всяких рассуждений. Сильвестр воспользовался покорностью питомца и через Домострой старался всесторонне регламентировать его жизнь: учил, как следует посещать церкви, ездить на богомолье, вершить всемозможные житейские дела (…) Первоначально Сильвестр ограничивался поучениями морального и житейского толка. Осложнение политической ситуации после Казанской войны позволило ему взять на себя роль политического советника Грозного» (Скрынников, с. 42–43).

Ты здесь? Не откликается. Придешь, когда третьи петухи закричат. Придешь, когда третьи петухи закричат. – Перефразировка евангельской легенды об апостоле Петре, ученике Иисуса Христа, который из страха трижды отрекся от него за одну ночь, вспомнив, после крика третьих петухов, что Христос предсказывал это его отречение.

Воротынский, князь Михаиле Подойди ко мне, стань о правую руку… Никита Юрьев, пришел крест целовать? Я тебя любил. Стань о левую руку. (Нагнув голову, покачиваясь, разглядывает лица, и они, видимо, плывут в глазах его.) Уста жаждут, губы высохли, язык почернел… Пустыня человеческая суха… Душа моя еще здесь, с вами, а уж горит на адском огне злобы вашей. (Опять вскинув голову, глядит.) Курбский, ты здесь? Подойди ко мне, друг. Дай испить последний вздох любовной дружбы.

Глаза всех устремляются на Курбского. Он кивает кудрявой головой и подходит к Ивану.

Курбский . Дай на руки тебя возьму, отнесу в постелю.
Иван . Вынь меч. Сей час нужен меч! (Увидев протискивающегося к нему Сильвестра). Гряди ко мне, гряди, поп…
Сильвестр . Молился я, государь, и господь тебя воздвиг. Велико милосердие…
Иван (исказившись, встает во весь рост, бешеным движением срывает крест с груди Сильвестра. Протягивает крест перед собой). Целуйте крест по моей близкой смерти – сыну моему… На верность государству нашему… Володимир, подходи первым… Ефросинья, подводи сына.

Бояре в смятении. Все молча придвигаются к Ивану.


Картина вторая

Там же. У дубового стола, с одного края, сидит Сильвестр и пишет, положив бумагу на колено. Около лежат свитки грамот и книги. Другой конец стола покрыт полотенцем, там стоят солонка, чашка с квасом, ковшик и на деревянной тарелке хлебец. Входит Филипп, смиренно кланяется. Сильвестр встает и низко кланяется.

Сильвестр . Садись, Филипп. Что поздно пришел?
Филипп . Живу далеко, на подворье. Шел пеший. Зачем ко мне послали? Зачем понадобился царю?
Сильвестр . Не знаю.
Филипп . Царь, говорят, смирён?
Сильвестр . Смирён… Ужаснулся смерти. Она, проклятая, бездну разверзла перед его очами, в тьме смрадной все грехи свои прочел… Как встал от одра болезни, наложил на себя сорокадневный пост.
Филипп . Дешево свои грехи ценит.
Сильвестр . Строг ты, Филипп… А здесь язык надо бы прикусить.
Филипп . Чего государь держит меня в Москве? Проелся я на подворье. Впору милостыню просить. Домой хочу, на Соловки…
Сильвестр . Чай, на Москве каждый боярский двор тебе родня. Только постучись в ворота.
Филипп . Невместно это мне.
Сильвестр . Гордыня колычевская – вот где у тебя щель, Филипп.
Филипп . Ты, поп, знай свое место! Чин на мне ангельский.
Сильвестр . Прости.
Филипп . Царь, говорят, войну новую затевает?

Сильвестр продолжает писать.

Мало ему вдов горемычных, мало ему сирот… Нужна ему потеха кровавая… С Ливонией война, С Ливонией война… – Ливония представляла собой конфедерацию пяти феодальных государств: Ливонский орден, Рижское архиепископство, Курляндское, Дерптское и Эзель-Викское епископства (занимавших территорию нынешних Латвии и Эстонии). В 1558 г., борясь за выход к Балтийскому морю, Иван IV начал войну против Ливонского ордена, представлявшего католическое государство и военную организацию немецких рыцарей-крестоносцев; война продолжалась с переменным успехом около двадцати пяти лет.

что ли?
Сильвестр . Не быть этой войне… И казны у нас нет, и лето было дождливое, весь хлеб сгнил, людишки и без того мрут… Бояре стеной супротив войны стали.
Филипп . Это хорошо. Жить надо тихо. Пчела ли зазвенит, или птица пропела – вот и весь шум. Да бей себя в перси, не переставая, – кайся… Вот как жить надо.
Сильвестр . Войны не допустим.

Слышен заунывный звон колокола. Сильвестр встает.

Поди, Филипп, посиди в сенях. Царь спросит – я тебя скличу.

Филипп уходит налево. Из двери в глубине выходят Иван и блаженный Василий. У Ивана темная бородка и усы выделяются на бледном лице. Он в смирном платье. Блаженный Василий – согнутый старичок в рубище.

Иван . Входи, входи, блаженный, не бойся… (Сильвестру.) На паперти, – вышел я, народ раздался, пропустили ко мне блаженного… Он мне: «Царь, царь, на денежку…» И подает мне милостыню. (Показывает.) И люди все закричали: «Василий блаженный царю денежку подал».
Василий (оглядывая палату). Высоко живешь, родимый… Солнце красное, месяц ясный, звезды частые – все твое… Красно, пестро… Могучий наш-то… Ай, ай, ай… Наш-то-о, хо-хо.
Иван . Пожалуй меня, блаженный, откушай со мной хлеба.
Василий . Ох, как бы твой кусок на моем горбу не отозвался, ты ведь хитрой.
Иван . Грешен, грешен, хитрый, двоесмысленный.
Василий . Ну, врешь, ты умной. (Садится.) Ты гордой.
Иван . Грешен. (Ломает хлеб.) Прими для бога. Посоли покрепче. Я ем хлеб несоленый.
Василий . Я соль люблю. Дорого соль продаешь, родимый. Слезами куски-то солим.
Иван . Соль ныне будет дешева.
Василий . Дешева? О, хо-хо… Соль дешева! Ой, врешь.
Иван . Я сказал.
Василий . Ты меня не обманывай… Я ведь все расскажу людям.
Иван . Блаженный, ты на что мне денежку подал?
Василий . А я – дурак, я не знаю.
Иван . Ты меня давно на паперти поджидаешь. Мне все ведомо. Скажи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61