Она сердито их смахнула, но потом задумалась. Я знал, что выиграю в этой игре.
– Две дозы, – сказала она наконец.
– Извини. Я плачу их из своего кармана. Я хочу это знать не по службе, а для себя.
– Знать что?
– Ты трахалась с ним? С Харди?
Она широко раскрыла глаза:
– Что?
– Ты с ним трахалась?
– Шутишь? Он мой мужик, я же сказала.
– На улице говорят другое. Что ты надрывалась для него, а он тебя поколачивал. Ты же знаешь, шлюха не обязана спать со своим сутенером. Поэтому повторяю вопрос: ты с ним трахалась?
– Каждую ночь.
– Он кончал?
Она пожала плечами:
– Со мной все кончают, – она нагнулась и собрала деньги с пола, засунув их в карман джинсов. Потом пошла к выходу, но чуть погодя обернулась.
– А теперь послушай, коп. Джонни был хорошим человеком и классным любовником. Да, он посадил меня на иглу, но он был единственным мужиком, которого я хотела. Понимаешь, что это значит? Ты думаешь, я обычная шлюха, которую оседлал черный «кот»? – она опять плюхнулась на стул. – Что ж, может, и так. Я вот что скажу: он и правда здорово побил меня, когда я продала одну его вещь. Старую маску. Но я не обижалась. Он по этой маске прямо с ума сходил.
– А почему ты продала маску, а не его «Поляроид»?
– Не смеши меня. У Джонни никогда не было таких вещей. Он и фотографировать не умел.
Она встала и вышла. Я не задерживал ее, она сказала все, что я хотел.
Она пошла колоться, и я немного завидовал ей.
Пусть на несколько минут, но она будет счастлива.
* * *
Я нашел их в кафе на Мейн и подсел за столик. Они вели обычный полицейский разговор.
– Она утверждает, что украла зажигалку потому, что нервничала, когда крала другие товары, и ей захотелось курить, – сказал Рик Скарлетт.
Все рассмеялись, и Уильям Типпл вставил:
– Неплохо, но я думаю, приз получит Бешеный Пес. Все согласны? Эд, получи шесть четвертаков.
– Что это? – спросил я. – Воссоединение?
– Нет, просто совпадение, Скарлетт, Спэн и я выступаем свидетелями в деле Ракстроу. Сообщничество и контрабанда наркотиков. Макдональд и Льюис встречаются с американцами по поводу Мэттью Пола Питта. А у Рабидовски здесь вор под судом.
– Такая скука, – пожаловался Рабидовски, – с тех пор, как распустили отряд. Лучше бы мы до сих пор ловили его.
– Может, мы его и не поймали, – сказал я.
В этот момент я понял, что чувствовал полковник Тиббетс, когда сбросил атомную бомбу на Хиросиму.
Я сказал им все. Почему человек с нормальной потенцией шел убивать женщин и при этом ни разу не имел оргазма? Может быть, это сделал тот, кто как раз не был способен на нормальную половую связь? Может, он заразился сифилисом и ненавидел всех женщин?
Мою теорию встретили без восторга.
Скарлетт как-то странно поглядел на меня, встал и ушел.
Остальные под разными предлогами тоже разошлись. Я остался один над остывшей чашкой кофе.
* * *
Каждый человек одинок.
Не от этого ли отец начал пить?
Если так, я его понимаю.
Когда я вновь просматривал дело Охотника, из одной папки выпал негатив.
К тому времени я уже решил, что дело закончено и незачем ворошить прошлое. К тому же у меня были другие дела.
Странно, что я совсем забыл про эту фотографию. Может, это было подавление, о котором говорил доктор Рурик. Но обнаружив ее сейчас, я понял, что заберу ее домой.
И вот она вставлена в мой увеличитель.
Отец, смотри на нее вместе со мной.
Помнишь, ты наказал меня, когда я швырялся камнями в соседскую кошку? Я тогда очень сердился на тебя. Я сказал, что ты плохой и поэтому не можешь найти работу.
Сколько раз я потом пожалел об этом!
Ведь ты погиб из-за меня. Из-за меня ты нашел эту работу и сел в самолет, уносящий тебя к смерти.
Прости меня, отец.
* * *
Господи, насколько негатив четче снимка «Поляроида». Как на нем видны ее спутанные волосы, ее ссохшийся язык в раскрытом для последнего крика рту. Как раздулись ее ноздри, пытаясь поймать хоть немного воздуха. Как полоски кожи обвиваются вокруг шеста, подобно мертвым змеям.
Минутку. Это что-то новое. На других фотографиях был виден только шест. Здесь он стоит в ведре с песком.
Теперь понятно, как действовал Охотник.
Вернувшись с трофеем, он насыпает в ведро песок, надевает голову на шест, втыкает его в ведро и ставит на фоне белой простыни.
Потом делает снимок.
Возможно, он хотел купить пленку для «Поляроида», почувствовал неладное и воспользовался простой пленкой.
И что это в ведре, среди песка?
Листья. Опавшие листья.
* * *
Я нашел ботаника, работающего в саду Ван-цзена, и показал ему увеличенное фото ведра с песком – конечно, без головы.
– Как вы думаете, это листья клена?
Он вооружился парой очков и сказал:
– Да, это они.
А сколько в городе кленов?
– Тысяч сто, – усмехнулся он. Потом еще раз посмотрел на фото. – Вот это Acer macroghyllum, клен болыпелистный. Самое типичное дерево для этой области.
– Спасибо, – сказал я и уже собирался уходить, когда он добавил:
– А вот другой вид здесь вряд ли можно встретить. Это сикомор или Acer pseudoplatanus. Они растут в Европе и Западной Азии.
– Простите?
– Вот эти, маленькие. Видите, они здесь смешаны с большими? Здесь они не растут, если только высажены искусственно. А где сделан этот снимок?
* * *
Я постучал и стал ждать.
Довольно нескоро послышалось какое-то шуршание, потом дверь приоткрылась. В щелочке показался глаз.
– Что вам угодно?
– Доброе утро, мэм. Я хотел бы поговорить с миссис Эльвирой Франклен.
– Мисс Франклен, молодой человек. Кто вы?
– Меня зовут Эл Флад, мэм, – я сунул в щель удостоверение.
Глаз открылся еще шире:
– Вы что, за книгами из библиотеки? Я же их вернула! К тому же, и задержка была не такая уж большая.
– Нет, мэм. Мне сказали, что здесь я могу найти миссис...
– Мисс!
– Мисс Франклен. Я детектив из Отдела расследования убийств городской полиции.
– Детектив! – воскликнула женщина, распахивая дверь. – Входите, детектив Флад! Входите!
Эльвира Франклен напомнила мне инопланетное создание из фильма «Звездные войны». В ней было не больше пяти футов роста. На морщинистом личике под шапкой белых волос выделялись большие голубые глаза. Я подумал, что ей по меньшей мере лет семьдесят пять.
– Можно еще взглянуть на ваше удостоверение?
– Конечно, мэм.
– Здесь написано, что ваше полное имя Элмор. Люди должны звать друг друга полным именем.
– Да, мэм. Но меня все время сокращают.
Она неожиданно рассмеялась:
– Вы говорите, как Джек Уэбб, – понизив голос на несколько октав, она прорычала, «только фа-акты, мэ-эм».
На этот раз рассмеялся я.
– Хотите чаю, детектив?
– Благодарю вас.
– Вам «Дарджилинг» или «Пунаканди»? Королева Елизавета пьет «Пунаканди». Думаю, это хорошая реклама.
– Да, мэм, – согласился я.
Она провела меня по длинному темному коридору в комнату, больше похожую на музей. На полках и на столах теснились фарфор, бронза, медь. Среди них стояли фотографии членов королевской семьи – я узнал принца Чарльза и принцессу Диану. Мебель в комнате казалась такой старой и хрупкой, что я не решался к ней приближаться. Но лучше всего были фотографии на стенах. Я насчитал их сорок две. Это были мастера детектива – каждое фото с автографом и в серебряной рамочке.
Услышав звяканье фарфора, я повернулся и увидел, что мисс Франклен катит чайный столик. Там стояли две миниатюрные чашки, серебряный чайник, сливки, сахар, два ножа, две ложки и тарелки с печеньем, вафлями и пастилой, которых хватило бы на весь Фолклендский экспедиционный корпус.
– Вижу, вам понравились фото.
– Да, мэм. Блестящая компания.
Она улыбнулась, отчего ее личико распалось на сотню морщинистых кусочков.
– Моя любимая – сэр Артур Конан-Дойл. Он подписал мне ее незадолго до смерти. Вам один кусочек сахара или два?
– Один, пожалуйста.
Она налила мне чаю, и я отхлебнул ароматный напиток под пристальным взглядом Агаты Кристи с противоположной стены.
– А теперь скажите, детектив, что вас ко мне привело.
– Я надеюсь, мэм, что вы поможете мне найти убийцу.
Если бы в комнате появился дух Эдгара По, она вряд ли удивилась бы больше.
– Я? – она поставила свою чашку на столик.
– Мисс Франклен, – я понизил голос в лучших детективных традициях, мы нашли тело в пластиковом мешке, покрытое грязью и листьями. Это листья двух видов кленов. Большелистный...
– Acer macrohyllum, – прошептала она, подавшись вперед.
– Да, распространенный в Британской Колумбии. Но второй здесь не встречается. Это сикомор или Acer pseudoplatanus, растущий в Европе. Если вы можете...
– ...найти место, где растут оба этих вида, – закончила мисс Франклен, – то можно найти, где тело было зарыто вначале.
– Именно так.
– Что ж, тогда начнем, – она с неожиданной резвостью вскочила и повлекла меня в холл. Вскоре мы оказались в галерее, из окон которой открывался вид на роскошный даже в это осеннее время сад. На деревьях то там, то сям оставались красные, оранжевые, бурые листья, а внизу их мазки сливались с широким пастельным фоном палой листвы. Пройдя галереей, мы вошли в комнату, где меня поразило количество книг. Их было, должно быть, больше, чем в библиотеке Конгресса, и все в твердой обложке.
– Я сейчас, – сказала мисс Франклен и скрылась за другой дверью. Заглянув туда, я увидел на столах и на полу пачки пожелтевших газет и брошюр. На полках громоздились рукописи и размноженные на мимеографе отчеты вперемешку с гербариями, проложенными прозрачной бумагой. Все свободное место на стенах занимали многочисленные грамоты в рамках.
– Я была президентом восемнадцати растениеводческих обществ, – сказала мисс Франклен. – Садитесь за стол у окна, а я займу этот.
– Но на это уйдут годы!
– Стыдно! – мисс Франклен погрозила мне пальцем. – Вы же детектив!
И мы взялись за работу.
* * *
Декабрь
Я питался холодной индейкой и должен был забыть про курение. Таковы были правила этого дома.
Но больше всего меня поражала работоспособность хозяйки. В первый же день мы провели шесть часов, разбирая вырезки.
Когда я пришел на следующий день, она уже приготовила больше семисот публикаций, начиная с 1923 года.
Мы работали десять дней подряд.
В один из вечеров Эльвира предложила мне остаться.
– Мы сможем начать работу с утра, – сказала она.
– А что скажут соседи? – пошутил я.
– О, это не в первый раз.
И я остался.
После вечернего чая я нашел в комнате для гостей книгу – «Десять плюс один» Эда Макбейна. Никогда не любил детективы, но этот прочел. Как ни странно, мне понравилось.
* * *
Мама, она бы тебе понравилась, я даже немножко ощущал себя ее сыном.
Один раз я работал в ночную смену, и утром она предложила мне отдохнуть. Сказала, что все сделает сама. Но я отказался.
В тот день я сидел в нашем святилище и читал про Конвенцию об охране деревьев, заключенную в Стэнли-парке в 1917 году, когда внезапно Эльвира Франклен буквально подпрыгнула в кресле.
– О Боже! – воскликнула она. – Я нашла!
Я смотрел на мою милую старушку, размахивающую листком бумаги, и не верил своим глазам.
Вот что мы прочли в выпуске «Тихоокеанского садовода» за июль 1955 года:
ГОТОВЬСЯ К ВОЙНЕ, НО НАДЕЙСЯ НА МИР.
Сегодня над бомбоубежищем мистера Альберта Стоуна зацвели клены. Мистер Стоун приобрел этот участок на аукционе собственности, конфискованной в годы войны у японцев. Раньше здесь был гараж, но это никак не отразилось на плодородии почвы.
Мы стояли с ним в его саду на южном берегу реки Фрэзер. Ваш репортер спросил, почему он посадил клены над бомбоубежищем. Не странная ли это идея?
«Вовсе нет, – ответил мистер Стоун. – Если коммунисты пошлют сюда ракеты, я буду готов. Но до тех пор этот сад будет памятью моей жене».
Вот что привело нас сюда: в саду мистера Стоуна среди обычных кленов растет, быть может, единственный в этой области сикомор или Acer pseudoplatanus.
«Моя жена с Украины, – объяснил хозяин. – Она привезла с собой на Запад семена этого клена. Это было ее Дерево Свободы. И вот, когда она умерла...»
Я прервал чтение и нашел точный адрес сада. Потом повернулся к мисс Франклен и поцеловал ее в щеку.
* * *
Клены за оградой давно росли без ухода.
Зато о самой ограде явно заботились. Быть может, это начал сам мистер Стоун, когда толпы читателей «Тихоокеанского садовода» сходились поглазеть на его сикомор. Во всяком случае, теперь к ограде прибавился барьер из колючей проволоки, идущий до самой реки. Непонятно, кто и зачем захотел бы штурмовать эту преграду – на территории сада виднелся только сарай из ржавого железа, крыша которого еще хранила следы оранжевой краски.
Я решил попробовать подобраться со стороны реки – там не было никаких заграждений.
Сад находился в Стивстоне – тихом поселке, безмятежно процветающем на берегу Фрэзера, там, где в море безмятежно дремал болотистый островок Лулу.
В местном магазинчике я нашел объявление: «Сдается лодка. Оплата вперед». Магазин был полон канатов, якорей, блоков и рыбацких шляп. Над прилавком висела надпись: «Те, кто не верит в воскресение мертвых, потеряют здесь время».
– Нужна помощь? – спросил хозяин.
– Хочу нанять вашу лодку.
Через десять минут я уже плыл на запад к морю. По берегам тянулись болота и редкие хижины. На полусгнившем пирсе рыбачил старик, помахавший мне рукой.
В 14.53 я подплыл к сараю. Собственно, это был целый дом с несколькими хозяйственными пристройками, но все это давно пришло в упадок, и, похоже, никто здесь постоянно не жил.
В 15.09 я высадился на берег. Почва была болотистой, и вода на каждом шагу хлюпала под ногами. Сарай напоминал шляпу, надетую на бетонный бункер, видимый только вблизи. От основания бункера вверх вела шаткая деревянная лестница, такая же гнилая, как и все здесь.
Теперь оставалась вероятность, что, если песок был отсюда, его перевезли в другое место. Или что в округе есть и другие сикоморы.
Но когда работаешь копом так же долго, как я, учишься доверять инстинкту. А инстинкт говорил мне, что Охотник обосновался здесь.
Я провел целую жизнь в страхе, боясь наступления этого момента. Я пошел в полицию, чтобы преодолеть боязнь крови. Но после того случая, когда старик в одном из предместий убил своего лучшего друга, отрезал у него голову и подложил ее на блюде под дверь своей квартирной хозяйке, я попросил шефа посадить меня за руль. Конечно, я увеличивал эти фотографии. Но пленка – это одно, а искромсанная человеческая плоть – совсем другое.
Мне хотелось бежать.
«Не бойся, сынок. Мы с этим справимся».
Конечно, мой отец был прав.
Я влез наверх по лестнице, на ходу доставая из кобуры свой 38-й.
С близкого расстояния сарай был таким же, как и с дальнего. Окон в нем не было – только дверь, закрытая на новый кодовый замок. Я постучал и отошел на случай, если в дверь будут стрелять. Никакой реакции. Я постучал еще и решил, что хозяина нет дома.
Осмотревшись, я увидел с другой стороны что-то вроде щели между полом сарая и бетонной крышкой бункера. Чтобы добраться до этого отверстия нужно было обогнуть бункер. Я спрыгнул в холодную воду – глубина была всего лишь по колено, – и подобрался к отверстию. Это оказалась деревянная дверь, закрывающая прорубленный в бетоне проход. Чтобы справиться с замком, мне хватило десяти минут. В нашем деле инструменты всегда носишь с собой.
Скрипнули петли, и передо мной открылся темный коридор шириной фута три. Я достал фонарик и двинулся вперед. Проход становился все теснее, и наконец я застрял.
Знаете ли вы, что такое клаустрофобия? Мне показалось, что я сойду с ума, если немедленно, сейчас же не двину рукой или ногой. Что будет, если я не смогу отсюда выбраться?
Несмотря на панику, я начал различать детали. Запах – в туннеле пахло горелым человечьим мясом. Под моими ногами блеснули глазки водяной крысы. Потолок лаза был покрыт зеленым мхом, черневшим там, куда не доставал луч фонарика. Тут мне в голову пришла идея.
Я начал вертеться, отталкиваясь руками и ботинками, в надежде, что сумею проскользнуть вперед по слою мха и крысиного помета.
Это сработало.
Понемногу туннель становился шире, и я свободно вздохнул, только для того, чтобы столкнуться вскоре с очередным препятствием – перекрестьем железных прутьев с замком на той стороне.
На этот раз я трудился двадцать пять минут. Мне пришлось орудовать отмычкой, прижимая фонарик подбородком, но в конце концов я справился. Решетка распахнулась, и я свалился вниз с высоты шести футов.
Слава Богу, фонарик при падении уцелел. Подобрав его, я осмотрелся.
В бомбоубежище мистера Альберта Стоуна было на что посмотреть. Толстенные бетонные стены окружали комнату размером десять футов на двенадцать. Пол и потолок тоже были из бетона, и еще одна бетонная плита могла в любой момент подняться, чтобы обеспечить дополнительную защиту от радиации. Справа был ход, оканчивающийся лестницей.
Поднимаясь, я наткнулся на новое препятствие – стальную дверь с кодовым замком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
– Две дозы, – сказала она наконец.
– Извини. Я плачу их из своего кармана. Я хочу это знать не по службе, а для себя.
– Знать что?
– Ты трахалась с ним? С Харди?
Она широко раскрыла глаза:
– Что?
– Ты с ним трахалась?
– Шутишь? Он мой мужик, я же сказала.
– На улице говорят другое. Что ты надрывалась для него, а он тебя поколачивал. Ты же знаешь, шлюха не обязана спать со своим сутенером. Поэтому повторяю вопрос: ты с ним трахалась?
– Каждую ночь.
– Он кончал?
Она пожала плечами:
– Со мной все кончают, – она нагнулась и собрала деньги с пола, засунув их в карман джинсов. Потом пошла к выходу, но чуть погодя обернулась.
– А теперь послушай, коп. Джонни был хорошим человеком и классным любовником. Да, он посадил меня на иглу, но он был единственным мужиком, которого я хотела. Понимаешь, что это значит? Ты думаешь, я обычная шлюха, которую оседлал черный «кот»? – она опять плюхнулась на стул. – Что ж, может, и так. Я вот что скажу: он и правда здорово побил меня, когда я продала одну его вещь. Старую маску. Но я не обижалась. Он по этой маске прямо с ума сходил.
– А почему ты продала маску, а не его «Поляроид»?
– Не смеши меня. У Джонни никогда не было таких вещей. Он и фотографировать не умел.
Она встала и вышла. Я не задерживал ее, она сказала все, что я хотел.
Она пошла колоться, и я немного завидовал ей.
Пусть на несколько минут, но она будет счастлива.
* * *
Я нашел их в кафе на Мейн и подсел за столик. Они вели обычный полицейский разговор.
– Она утверждает, что украла зажигалку потому, что нервничала, когда крала другие товары, и ей захотелось курить, – сказал Рик Скарлетт.
Все рассмеялись, и Уильям Типпл вставил:
– Неплохо, но я думаю, приз получит Бешеный Пес. Все согласны? Эд, получи шесть четвертаков.
– Что это? – спросил я. – Воссоединение?
– Нет, просто совпадение, Скарлетт, Спэн и я выступаем свидетелями в деле Ракстроу. Сообщничество и контрабанда наркотиков. Макдональд и Льюис встречаются с американцами по поводу Мэттью Пола Питта. А у Рабидовски здесь вор под судом.
– Такая скука, – пожаловался Рабидовски, – с тех пор, как распустили отряд. Лучше бы мы до сих пор ловили его.
– Может, мы его и не поймали, – сказал я.
В этот момент я понял, что чувствовал полковник Тиббетс, когда сбросил атомную бомбу на Хиросиму.
Я сказал им все. Почему человек с нормальной потенцией шел убивать женщин и при этом ни разу не имел оргазма? Может быть, это сделал тот, кто как раз не был способен на нормальную половую связь? Может, он заразился сифилисом и ненавидел всех женщин?
Мою теорию встретили без восторга.
Скарлетт как-то странно поглядел на меня, встал и ушел.
Остальные под разными предлогами тоже разошлись. Я остался один над остывшей чашкой кофе.
* * *
Каждый человек одинок.
Не от этого ли отец начал пить?
Если так, я его понимаю.
Когда я вновь просматривал дело Охотника, из одной папки выпал негатив.
К тому времени я уже решил, что дело закончено и незачем ворошить прошлое. К тому же у меня были другие дела.
Странно, что я совсем забыл про эту фотографию. Может, это было подавление, о котором говорил доктор Рурик. Но обнаружив ее сейчас, я понял, что заберу ее домой.
И вот она вставлена в мой увеличитель.
Отец, смотри на нее вместе со мной.
Помнишь, ты наказал меня, когда я швырялся камнями в соседскую кошку? Я тогда очень сердился на тебя. Я сказал, что ты плохой и поэтому не можешь найти работу.
Сколько раз я потом пожалел об этом!
Ведь ты погиб из-за меня. Из-за меня ты нашел эту работу и сел в самолет, уносящий тебя к смерти.
Прости меня, отец.
* * *
Господи, насколько негатив четче снимка «Поляроида». Как на нем видны ее спутанные волосы, ее ссохшийся язык в раскрытом для последнего крика рту. Как раздулись ее ноздри, пытаясь поймать хоть немного воздуха. Как полоски кожи обвиваются вокруг шеста, подобно мертвым змеям.
Минутку. Это что-то новое. На других фотографиях был виден только шест. Здесь он стоит в ведре с песком.
Теперь понятно, как действовал Охотник.
Вернувшись с трофеем, он насыпает в ведро песок, надевает голову на шест, втыкает его в ведро и ставит на фоне белой простыни.
Потом делает снимок.
Возможно, он хотел купить пленку для «Поляроида», почувствовал неладное и воспользовался простой пленкой.
И что это в ведре, среди песка?
Листья. Опавшие листья.
* * *
Я нашел ботаника, работающего в саду Ван-цзена, и показал ему увеличенное фото ведра с песком – конечно, без головы.
– Как вы думаете, это листья клена?
Он вооружился парой очков и сказал:
– Да, это они.
А сколько в городе кленов?
– Тысяч сто, – усмехнулся он. Потом еще раз посмотрел на фото. – Вот это Acer macroghyllum, клен болыпелистный. Самое типичное дерево для этой области.
– Спасибо, – сказал я и уже собирался уходить, когда он добавил:
– А вот другой вид здесь вряд ли можно встретить. Это сикомор или Acer pseudoplatanus. Они растут в Европе и Западной Азии.
– Простите?
– Вот эти, маленькие. Видите, они здесь смешаны с большими? Здесь они не растут, если только высажены искусственно. А где сделан этот снимок?
* * *
Я постучал и стал ждать.
Довольно нескоро послышалось какое-то шуршание, потом дверь приоткрылась. В щелочке показался глаз.
– Что вам угодно?
– Доброе утро, мэм. Я хотел бы поговорить с миссис Эльвирой Франклен.
– Мисс Франклен, молодой человек. Кто вы?
– Меня зовут Эл Флад, мэм, – я сунул в щель удостоверение.
Глаз открылся еще шире:
– Вы что, за книгами из библиотеки? Я же их вернула! К тому же, и задержка была не такая уж большая.
– Нет, мэм. Мне сказали, что здесь я могу найти миссис...
– Мисс!
– Мисс Франклен. Я детектив из Отдела расследования убийств городской полиции.
– Детектив! – воскликнула женщина, распахивая дверь. – Входите, детектив Флад! Входите!
Эльвира Франклен напомнила мне инопланетное создание из фильма «Звездные войны». В ней было не больше пяти футов роста. На морщинистом личике под шапкой белых волос выделялись большие голубые глаза. Я подумал, что ей по меньшей мере лет семьдесят пять.
– Можно еще взглянуть на ваше удостоверение?
– Конечно, мэм.
– Здесь написано, что ваше полное имя Элмор. Люди должны звать друг друга полным именем.
– Да, мэм. Но меня все время сокращают.
Она неожиданно рассмеялась:
– Вы говорите, как Джек Уэбб, – понизив голос на несколько октав, она прорычала, «только фа-акты, мэ-эм».
На этот раз рассмеялся я.
– Хотите чаю, детектив?
– Благодарю вас.
– Вам «Дарджилинг» или «Пунаканди»? Королева Елизавета пьет «Пунаканди». Думаю, это хорошая реклама.
– Да, мэм, – согласился я.
Она провела меня по длинному темному коридору в комнату, больше похожую на музей. На полках и на столах теснились фарфор, бронза, медь. Среди них стояли фотографии членов королевской семьи – я узнал принца Чарльза и принцессу Диану. Мебель в комнате казалась такой старой и хрупкой, что я не решался к ней приближаться. Но лучше всего были фотографии на стенах. Я насчитал их сорок две. Это были мастера детектива – каждое фото с автографом и в серебряной рамочке.
Услышав звяканье фарфора, я повернулся и увидел, что мисс Франклен катит чайный столик. Там стояли две миниатюрные чашки, серебряный чайник, сливки, сахар, два ножа, две ложки и тарелки с печеньем, вафлями и пастилой, которых хватило бы на весь Фолклендский экспедиционный корпус.
– Вижу, вам понравились фото.
– Да, мэм. Блестящая компания.
Она улыбнулась, отчего ее личико распалось на сотню морщинистых кусочков.
– Моя любимая – сэр Артур Конан-Дойл. Он подписал мне ее незадолго до смерти. Вам один кусочек сахара или два?
– Один, пожалуйста.
Она налила мне чаю, и я отхлебнул ароматный напиток под пристальным взглядом Агаты Кристи с противоположной стены.
– А теперь скажите, детектив, что вас ко мне привело.
– Я надеюсь, мэм, что вы поможете мне найти убийцу.
Если бы в комнате появился дух Эдгара По, она вряд ли удивилась бы больше.
– Я? – она поставила свою чашку на столик.
– Мисс Франклен, – я понизил голос в лучших детективных традициях, мы нашли тело в пластиковом мешке, покрытое грязью и листьями. Это листья двух видов кленов. Большелистный...
– Acer macrohyllum, – прошептала она, подавшись вперед.
– Да, распространенный в Британской Колумбии. Но второй здесь не встречается. Это сикомор или Acer pseudoplatanus, растущий в Европе. Если вы можете...
– ...найти место, где растут оба этих вида, – закончила мисс Франклен, – то можно найти, где тело было зарыто вначале.
– Именно так.
– Что ж, тогда начнем, – она с неожиданной резвостью вскочила и повлекла меня в холл. Вскоре мы оказались в галерее, из окон которой открывался вид на роскошный даже в это осеннее время сад. На деревьях то там, то сям оставались красные, оранжевые, бурые листья, а внизу их мазки сливались с широким пастельным фоном палой листвы. Пройдя галереей, мы вошли в комнату, где меня поразило количество книг. Их было, должно быть, больше, чем в библиотеке Конгресса, и все в твердой обложке.
– Я сейчас, – сказала мисс Франклен и скрылась за другой дверью. Заглянув туда, я увидел на столах и на полу пачки пожелтевших газет и брошюр. На полках громоздились рукописи и размноженные на мимеографе отчеты вперемешку с гербариями, проложенными прозрачной бумагой. Все свободное место на стенах занимали многочисленные грамоты в рамках.
– Я была президентом восемнадцати растениеводческих обществ, – сказала мисс Франклен. – Садитесь за стол у окна, а я займу этот.
– Но на это уйдут годы!
– Стыдно! – мисс Франклен погрозила мне пальцем. – Вы же детектив!
И мы взялись за работу.
* * *
Декабрь
Я питался холодной индейкой и должен был забыть про курение. Таковы были правила этого дома.
Но больше всего меня поражала работоспособность хозяйки. В первый же день мы провели шесть часов, разбирая вырезки.
Когда я пришел на следующий день, она уже приготовила больше семисот публикаций, начиная с 1923 года.
Мы работали десять дней подряд.
В один из вечеров Эльвира предложила мне остаться.
– Мы сможем начать работу с утра, – сказала она.
– А что скажут соседи? – пошутил я.
– О, это не в первый раз.
И я остался.
После вечернего чая я нашел в комнате для гостей книгу – «Десять плюс один» Эда Макбейна. Никогда не любил детективы, но этот прочел. Как ни странно, мне понравилось.
* * *
Мама, она бы тебе понравилась, я даже немножко ощущал себя ее сыном.
Один раз я работал в ночную смену, и утром она предложила мне отдохнуть. Сказала, что все сделает сама. Но я отказался.
В тот день я сидел в нашем святилище и читал про Конвенцию об охране деревьев, заключенную в Стэнли-парке в 1917 году, когда внезапно Эльвира Франклен буквально подпрыгнула в кресле.
– О Боже! – воскликнула она. – Я нашла!
Я смотрел на мою милую старушку, размахивающую листком бумаги, и не верил своим глазам.
Вот что мы прочли в выпуске «Тихоокеанского садовода» за июль 1955 года:
ГОТОВЬСЯ К ВОЙНЕ, НО НАДЕЙСЯ НА МИР.
Сегодня над бомбоубежищем мистера Альберта Стоуна зацвели клены. Мистер Стоун приобрел этот участок на аукционе собственности, конфискованной в годы войны у японцев. Раньше здесь был гараж, но это никак не отразилось на плодородии почвы.
Мы стояли с ним в его саду на южном берегу реки Фрэзер. Ваш репортер спросил, почему он посадил клены над бомбоубежищем. Не странная ли это идея?
«Вовсе нет, – ответил мистер Стоун. – Если коммунисты пошлют сюда ракеты, я буду готов. Но до тех пор этот сад будет памятью моей жене».
Вот что привело нас сюда: в саду мистера Стоуна среди обычных кленов растет, быть может, единственный в этой области сикомор или Acer pseudoplatanus.
«Моя жена с Украины, – объяснил хозяин. – Она привезла с собой на Запад семена этого клена. Это было ее Дерево Свободы. И вот, когда она умерла...»
Я прервал чтение и нашел точный адрес сада. Потом повернулся к мисс Франклен и поцеловал ее в щеку.
* * *
Клены за оградой давно росли без ухода.
Зато о самой ограде явно заботились. Быть может, это начал сам мистер Стоун, когда толпы читателей «Тихоокеанского садовода» сходились поглазеть на его сикомор. Во всяком случае, теперь к ограде прибавился барьер из колючей проволоки, идущий до самой реки. Непонятно, кто и зачем захотел бы штурмовать эту преграду – на территории сада виднелся только сарай из ржавого железа, крыша которого еще хранила следы оранжевой краски.
Я решил попробовать подобраться со стороны реки – там не было никаких заграждений.
Сад находился в Стивстоне – тихом поселке, безмятежно процветающем на берегу Фрэзера, там, где в море безмятежно дремал болотистый островок Лулу.
В местном магазинчике я нашел объявление: «Сдается лодка. Оплата вперед». Магазин был полон канатов, якорей, блоков и рыбацких шляп. Над прилавком висела надпись: «Те, кто не верит в воскресение мертвых, потеряют здесь время».
– Нужна помощь? – спросил хозяин.
– Хочу нанять вашу лодку.
Через десять минут я уже плыл на запад к морю. По берегам тянулись болота и редкие хижины. На полусгнившем пирсе рыбачил старик, помахавший мне рукой.
В 14.53 я подплыл к сараю. Собственно, это был целый дом с несколькими хозяйственными пристройками, но все это давно пришло в упадок, и, похоже, никто здесь постоянно не жил.
В 15.09 я высадился на берег. Почва была болотистой, и вода на каждом шагу хлюпала под ногами. Сарай напоминал шляпу, надетую на бетонный бункер, видимый только вблизи. От основания бункера вверх вела шаткая деревянная лестница, такая же гнилая, как и все здесь.
Теперь оставалась вероятность, что, если песок был отсюда, его перевезли в другое место. Или что в округе есть и другие сикоморы.
Но когда работаешь копом так же долго, как я, учишься доверять инстинкту. А инстинкт говорил мне, что Охотник обосновался здесь.
Я провел целую жизнь в страхе, боясь наступления этого момента. Я пошел в полицию, чтобы преодолеть боязнь крови. Но после того случая, когда старик в одном из предместий убил своего лучшего друга, отрезал у него голову и подложил ее на блюде под дверь своей квартирной хозяйке, я попросил шефа посадить меня за руль. Конечно, я увеличивал эти фотографии. Но пленка – это одно, а искромсанная человеческая плоть – совсем другое.
Мне хотелось бежать.
«Не бойся, сынок. Мы с этим справимся».
Конечно, мой отец был прав.
Я влез наверх по лестнице, на ходу доставая из кобуры свой 38-й.
С близкого расстояния сарай был таким же, как и с дальнего. Окон в нем не было – только дверь, закрытая на новый кодовый замок. Я постучал и отошел на случай, если в дверь будут стрелять. Никакой реакции. Я постучал еще и решил, что хозяина нет дома.
Осмотревшись, я увидел с другой стороны что-то вроде щели между полом сарая и бетонной крышкой бункера. Чтобы добраться до этого отверстия нужно было обогнуть бункер. Я спрыгнул в холодную воду – глубина была всего лишь по колено, – и подобрался к отверстию. Это оказалась деревянная дверь, закрывающая прорубленный в бетоне проход. Чтобы справиться с замком, мне хватило десяти минут. В нашем деле инструменты всегда носишь с собой.
Скрипнули петли, и передо мной открылся темный коридор шириной фута три. Я достал фонарик и двинулся вперед. Проход становился все теснее, и наконец я застрял.
Знаете ли вы, что такое клаустрофобия? Мне показалось, что я сойду с ума, если немедленно, сейчас же не двину рукой или ногой. Что будет, если я не смогу отсюда выбраться?
Несмотря на панику, я начал различать детали. Запах – в туннеле пахло горелым человечьим мясом. Под моими ногами блеснули глазки водяной крысы. Потолок лаза был покрыт зеленым мхом, черневшим там, куда не доставал луч фонарика. Тут мне в голову пришла идея.
Я начал вертеться, отталкиваясь руками и ботинками, в надежде, что сумею проскользнуть вперед по слою мха и крысиного помета.
Это сработало.
Понемногу туннель становился шире, и я свободно вздохнул, только для того, чтобы столкнуться вскоре с очередным препятствием – перекрестьем железных прутьев с замком на той стороне.
На этот раз я трудился двадцать пять минут. Мне пришлось орудовать отмычкой, прижимая фонарик подбородком, но в конце концов я справился. Решетка распахнулась, и я свалился вниз с высоты шести футов.
Слава Богу, фонарик при падении уцелел. Подобрав его, я осмотрелся.
В бомбоубежище мистера Альберта Стоуна было на что посмотреть. Толстенные бетонные стены окружали комнату размером десять футов на двенадцать. Пол и потолок тоже были из бетона, и еще одна бетонная плита могла в любой момент подняться, чтобы обеспечить дополнительную защиту от радиации. Справа был ход, оканчивающийся лестницей.
Поднимаясь, я наткнулся на новое препятствие – стальную дверь с кодовым замком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32