А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Комплекс влияет на сознание непрямым путем. Чем уродливее монстр, тем извилистее его путь.
Так, сказал доктор, бывает и с той навязчивой идеей смерти, о которой я спросил.
Допустим, случилось что-то, вызвавшее у человека сильную душевную боль. Вы знаете таких людей?
(Знаю, по меньшей мере, одного)
Во время такой боли структуры сознания расшатываются, и комплекс именно тогда может вырваться наружу. Часто это происходит в символической форме. Например, человек начинает считать, что он Наполеон. А иногда происходит то, что психологи называют «проецированием».
Комплекс как бы вытесняется, проецируясь на другого человека. Если это реальный человек, то пациенту может показаться, что он представляет для него опасность. Он может даже убить этого человека.
Если это воображаемая личность или тот, кто давно умер, проецирование приобретает характер галлюцинаций. Пациент видит призраков или слышит голоса, приказывающие ему. Иногда это голоса из ада.
Фрейд говорил, что большинство случаев подавления комплексов связаны с сексом.
Возможно, он прав.
В любом случае, дефекты сознания не рождаются в мозгу. Они происходят из материала, данного жизнью.
Прежде чем отвечать на вопрос, здоровы ли вы, спросите себя: не прячутся ли в моем сознании монстры?
Но здесь кроется последняя проблема!
Вы можете сами не знать, что они там есть.

* * *

Вот что сказал мне доктор Рурик.
Он предложил мне походить на семинар одной из своих бывших студенток. Ее зовут Женевьева.
Нужно попробовать.
Конечно, я не сказал ему о моих проблемах с головами.
Комплекс в психологии то же, что сила в физике.
Что ж, посмотрим, с чего все это началось.

* * *

1954
Год был еще тот.
Я помню, как отец стоял у прилавка аптеки, держа в руке сдачу, и разговаривал с мистером Торсоном. Я в это время пошел к тому прилавку, где лежали комиксы. Это был первый вторник месяца, когда вышел новый «Черный Ястреб».
Путь к прилавку пролегал мимо длинного ряда журналов для взрослых. «Лайф», «Лук», «Сэтердей Ивнинг пост» и все такое. Там меня и поджидала голова. Она глядела на меня с обложки бульварного журнала под названием «Приключения настоящего мужчины».
Эти слова были напечатаны ярко-красным, тем же цветом, что и кровь, текущая из шеи, из глаз, из носа головы, надетой на палку. Среди лохмотьев кожи на шее можно было увидеть оголенные позвонки. Но особенно меня поразили ее глаза: выкаченные, с налившимися кровью белками, они глядели прямо на меня. Мне было семь лет.
В тот момент произошла очень странная вещь. Какая-то сила будто подхватила меня и перенесла из аптеки на обложку этого журнала. Я помню, что оказался на борту каноэ, лицом к лицу с Великим Белым Охотником. Его куртка цвета хаки взмокла от пота и прилипла к мускулистой груди. Я помню медальон святого Христофора у него на шее и шляпу сафари с лентой из леопардовой шкуры. Он держал указательный палец на спусковом крючке «ремингтона».
Я знал, что мы окружены.
Вокруг нас было кольцо челноков, на каждом из которых стоял столб с отрубленной головой. В челноках сидели индейцы хиваро (теперь я это знаю) с бронзовой кожей и длинными черными волосами. Все они были вооружены – копьями с пучками человеческих волос на древке, длинными духовыми трубками, трехфутовыми мачете, на лезвиях которых блестело солнце. Потом что-то ударилось о наш челнок, и на плечо мне легла рука.
Не знаю, как я не умер со страха.
Ведь в следующую минуту сверкающее лезвие должно было снести мне голову.
– Эй, сын! Повернись и посмотри на меня.
Но я не мог – картинка меня не отпускала.
Потом другая рука взяла «Приключения настоящего мужчины» и повернула их обложкой вниз.
– Вот, – сказал отец, опускаясь на корточки. – С глаз долой, из сердца вон. Эта картинка тебя напугала?
– Нет – сказал я, отчаянно встряхивая головой.
– А меня напугала. Слишком уж она реальная. Но не бойся, сынок. Иди выбирай комикс, да побыстрее, а то мама нас заждалась.
Я послушался, и скоро мы вышли из магазина. На обычном пути я успел бросить взгляд на заднюю обложку журнала. Там Чарльз Атлас демонстрировал бицепсы и спрашивал: «Хочешь быть похожим на меня?»

* * *

Самолет пропал в декабре, когда отец летел в Торонто. Он как раз бросил пить, сумел найти работу и отправился на восток в командировку.
Два месяца я целыми днями сидел у окна и ждал, что он вернется.
Обломки самолета нашли только в конце февраля. Он разбился в Скалистых горах.

* * *

Вторая голова подстерегла меня в первый вторник марта.
Глаза увидели ее тут же, но какое-то время отказывались сообщать сигнал в мозг. Я помню, как глаза мне сразу залил пот, будто меня жгло солнце тропиков.
Эта голова была еще хуже первой.
Опять передо мной появился Великий Белый охотник в своей куртке хаки. Только на этот раз он стоял с «ремингтоном» наперевес в дверях тростниковой хижины. Я видел его из-за плеча индейца, сжимавшего в одной руке окровавленный мачете. В другой руке он держал кожаную веревку с заостренной костью, продетой через уши отрезанной головы. Сама голова занимала треть картинки. Глаза ее закатились так, что были видны только белки, пронизанные кровяными жилками. Из углов глаз стекали струйки крови.
Я пытался отвернуться и не мог. Хотел закрыть глаза и тоже не мог.
– Прошу тебя, папа, – прошептал я. – Убери от меня эту картинку.
– Что такое? Ты с кем говоришь?
– Папа, оно вернулось. Оно опять здесь.
Рука легла мне на плечо и слегка тряхнула.
– С тобой все в порядке, сынок? – голос аптекаря.
Только в этот момент я по-настоящему понял, что отец никогда уже не вернется.
На миг я снова взглянул на обложку, и мне почудилось, что на меня смотрят серые глаза отца. В следующую секунду я вырвался от аптекаря и побежал. Сзади послышался звон стекла – я выбежал прямо сквозь витрину.
Снаружи шел дождь, как часто бывает в этом городе.
Уже в квартале от аптеки я обнаружил, что порезался. Из обеих рук текла кровь. Я сел на асфальт и целых полчаса сидел, думая об отце и глядя, как дождь смывает кровь с моих пальцев.

* * *

Через четыре дня я понял, что что-то не так.
В поликлинике доктор наложил мне на руки сорок семь швов. Мать была очень расстроена и напугана. За разбитую витрину с нее взяли пятьдесят баксов, а на счету у нас из-за пьянства отца ничего не было. Но гораздо больше ее беспокоила мысль, что у меня не в порядке нервы. Прошло совсем немного времени после гибели отца, а ей нужно было поднимать нас с братом.
Я не сказал ей про головы. Мне было восемь лет, и я уже начал ощущать себя главой семьи.
Единственным наказанием было то, что четыре дня подряд она посылала меня в аптеку за бинтами для моей руки. Как все матери, она говорила при этом что-то вроде: «Надеюсь, ты запомнишь этот урок. Подумай только, ты ведь мог себя убить!»
Но я не пошел в ту аптеку – с тех пор я ни разу там не был. Я прошел шесть кварталов и отыскал другую. Через стекло я видел полки с лекарствами, бинтами, игрушками и лысого аптекаря, который показывал что-то покрасневшей девушке. Похоже, это ее ждал на улице такого же возраста парень. Тут и началась фантастика. Я не мог заставить себя войти.
Не мог поднять руки и толкнуть металлическую перекладину на двери.
– Что, не можешь открыть дверь? – спросил парень.
– Да, – я беспомощно поглядел на него. Теперь уже не только мои руки, но и ноги налились тяжестью и как будто вросли в бетон.
– Я купила! Эти со смазкой – вылетевшая из аптеки девица задела меня дверью.
– Осторожнее, Джин, – укоризненно заметил парень. – Ты ушибла его.
– О, прости, мальчик, – тут она заметила мое бледное лицо. – Тебе чем-нибудь помочь?
– Да. Купите мне, пожалуйста, бинт, а я постою здесь.
Она сделала, как я просил, но, уходя, сказала парню:
– Знаешь, Тим, с ним что-то не в порядке.
И она была права.

* * *

Об этом быстро узнали мои друзья. Когда мальчик не может зайти в аптеку, чтобы купить жвачку или комиксы, и просит сделать это других, это не могут не заметить.
Так и случилась история с Джимбо.
Однажды мы – Кори, Джимбо и я, – пошли в магазин «Деловая пчела» купить попкорна. А я хотел еще взять бутылочку крем-соды – не обычную розовую, а белую, она мне очень нравилась. Хозяйка магазина была знакомой матери и специально оставляла мне бутылку белой.
Я знал, что надо быть осторожней – это ведь было первого апреля, – но ярко светило солнце, с меня только что сняли бинты, и, вопреки страхам матери, мои пальцы не были парализованы.
Мы вошли в магазин, и я дал Джимбо мой десятицентовик.
– Тебе белую? – спросил он.
– Да, – я ничего не заподозрил. Краем глаза я видел полки внутри магазина, куда не мог, просто не мог войти.
– Первое апреля! – выкрикнул вдруг Джимбо и изо всех сил толкнул меня в дверь.
Никогда я не испытывал такой паники. Сердце у меня в буквальном смысле ушло в пятки. Я рванулся обратно, но они загородили мне дорогу. Джимбо хохотал, а Кори хлопал себя по бокам.
Тогда я и разбил Джимбо нос. Я ударил его кулаком прямо по лицу и услышал, как хрустнула какая-то косточка. Он так и повалился, как мешок с картошкой. Кори перестал смеяться, но все еще загораживал дверь, и я оттолкнул его. Помню свой крик: «Пусти! Пусти меня!»
Кори завизжал.

* * *

Когда я пришел домой вечером, дверь мне открыл брат.
Он только взглянул на меня и сразу заплакал. Мой брат был совсем другим, не таким, как я. Почему он умер?

* * *

Позже я обнаружил, что боюсь крови.
Помню, как мать в кухне резала овощи, а я за столом читал комикс. Комикс про «Мясничиху» – героиню, вооруженную громадным сверкающим ножом.
Плип... плип... плип...
Я слышал, как разрезанные овощи ложатся на доску. Должно быть, именно с таким звуком гильотина отрубает человеку голову.
Тут мать вскрикнула и бросилась в ванную, прижав к груди руку. На доске остался нож, запачканный кровью.
Я побежал в ванную за ней и увидел, что весь пол забрызган кровью. Вода лилась из крана с оглушительным шумом, как водопад. Комната начала кружиться вокруг меня. «Ты не подашь мне марлю?» – попросила мать, но я ее почти не слышал. Пол с удивительной скоростью поднялся и ударил меня по голове.
Очнулся я на кровати, на руках у матери.
Она плакала (мы все много плакали той весной) и все еще пыталась остановить текущую из пальца кровь. Я люблю тебя, мама.

* * *

Ночью я проснулся от какого-то шепота.
Оглядевшись я не увидел ничего, кроме темноты.
Потом в углу под потолком показалась полоска света. Это оттуда доносился шепот, такой тихий, что я не разбирал слов. Свет кружился и постепенно спускался ко мне.
Помню, что я закрылся простыней, оставив снаружи только глаза.
В центре светлого круга появилось лицо.
Это был Великий Белый Охотник, и он шептал: «Берегись! Берегись! Я заберу и ее!»
Я не спал ту ночь и еще несколько.
В конце концов решение придумал Джимбо – мы с ним остались друзьями, несмотря на разбитый нос.
– Мы заведем тебя в аптеку, – сказал он, – и проведем мимо полки. Я закрою от тебя те журналы курткой, а Кори проследит, чтобы ты не подглядывал. Потом мы выйдем. Если не поможет, повторим еще раз.
Удивительно, но это помогло. Джимбо сделал так, что я больше не боялся магазинов, аптек, почт. Но он не мог ничего поделать с кровью.

* * *

О Боже, не могу в это поверить! Я влюблен!
Я пошел на семинар, то ли из-за Рурика, то ли потому, что сам хотел найти разгадку.
Господи, что за женщина! Вы бы видели ее!
Женевьева, Женевьева, ЖЕНЕВЬЕВА – где ты была всю мою жизнь?
Хорошо, что она замужем, и любовь не будет взаимной.
Женевьева Деклерк, я люблю тебя.

* * *

О, блаженный день!

* * *

Поговорим об отрубленных головах.
Без притока кислорода человеческий мозг может жить не больше минуты. Но это тоже немало.
Почему люди так боятся отрубленных голов?
Не потому ли, что они инстинктивно догадываются, что в них продолжает жить сознание?
Но почему у меня этот страх сильнее в тысячу раз?

* * *

Женевьева, Женевьева, Женевьева! Стань моим спасением!
Я вслушивался в каждое слово, что ты сказала вчера на семинаре.
Женевьева, ты будешь моим тайным психотерапевтом.
Даже если ты об этом никогда не узнаешь.
После семинара я некоторое время смотрел в телескоп на каналы Марса. Сделал еще несколько снимков Юпитера. Фото отрезанных голов – их уже четыре, – все еще лежат на столе.
Женевьева, я стараюсь бороться со своим монстром.
Завтра после работы я увеличу эти фотографии. Надеюсь, это поможет.

* * *

По-моему, все определило убийство брата. Его тело так и не нашли, но я видел следы уколов на его предплечье и знаю, почему убивают таких людей.
Мать после этого так и не оправилась. Она сидела в отцовском кресле – том же, где теперь сижу я, – и смотрела в занавешенное окно.
Я знал человека, смертельно боявшегося уколов. Он излечил свой страх, когда стал врачом.
Я решил излечиться, став полицейским.
Господи, зачем я снял эти головы?
* * *
Это невероятно! Она пригласила меня на ланч! В 10.45, сказала она по телефону.
Какой счастливый день!

* * *

Сегодня пришла еще одна фотография, вместе с новостью, что его поймали.
На этот раз Охотник использовал не «Поляроид», как будто знал, что мы отслеживаем всех, кто покупает эту пленку.
Женевьева так рада, что ее кошмар закончился. Я не стану ее расстраивать.
«Берегись! Берегись! Я заберу и ее!»
Вспомнил про тебя, Кэти Дженкинс, моя школьная любовь. Я знаю, это была случайность – что на выпускном балу ты танцевала именно со мной. Но я любил до сих пор только тебя и не успел сказать тебе это до катастрофы. Может быть, поэтому на твоих похоронах я был без зонтика?
Вся моя жизнь – потерянные шансы.

* * *

Происходит странное: я не верю, что Охотник пойман.
Меня беспокоит вот что. Все жертвы, кроме последней – там Охотнику помешали, – были изнасилованы им. Но следы эякуляции обнаружены только на теле Джоанны Портмэн.
Допустим, Охотник не может кончить и винит в этом женщин. Поэтому он убивает их.
Так что отсюда следует? В тот вечер, когда убили Харди, я пропустил семинар и несколько часов после смены думал над этим делом. Тогда я и нашел записку Деклерка, касающуюся заявления Энид Портмэн:
«Джек, проверьте, был ли у Джоанны Портмэн мужчина. Сперма сохраняется в вагине тридцать шесть часов. Если она имела сношение в этот период, это объясняет следы эякуляции. Немедленно доложить мне».
К записке был приложен рапорт. Парня нашли, это оказался женатый врач из той же больницы. Он снимал квартиру через улицу, где они с Джоанной занимались любовью во время обеденного перерыва. Да, они делали это и в последний день ее жизни.
Что-то в облике Харди не вязалось с тем, что мы знали об Охотнике. Копы не любят неувязок в деле, даже когда оно закрыто. Это продолжало беспокоить меня, пока сегодня я не нашел ответ.

* * *

Найти ее было нелегко.
Сперва я два вечера бродил по улицам Вест-Энда. Я сравнивал каждое встречное лицо с ее фотографией из картотеки. Те, что помоложе, при виде меня выпячивали груди и виляли задом; те, на ком годы и наркотики уже оставили отпечаток, наоборот, прятались в тень. На Бут-стрит проститутки просто кишели, а на Никола они уступили место молодым парням, ищущим клиентов. Там я ее не нашел.
Потом я обыскал Угол и его стриптиз-бары и забегаловки, но и там ее не было.
Наконец, я нашел ее в пабе на Гренвилл-стрит.
Парень за стойкой весил фунтов триста, а по лицу его кто-то прошелся в свое время очень острым лезвием. Посмотрев на фото, он кивнул в угол.
Я подошел и сел напротив нее.
Шарлотта Кларк сидела над кружкой пива, подперев голову рукой. На локтевом сгибе я увидел свежие следы от иглы с засохшей кровью. Я взял ее за плечо и тряхнул. Через несколько минут она очнулась от оцепенения.
– Какого черта?
– Полиция, – тихо сказал я. – Мне нужно кое-что у вас узнать.
Человек за соседним столом услышал мои слова и быстро вышел, оставив полный бокал пива.
– Отсоси, – прошептала она. – Я не стукачка, так что чеши отсюда, – она попыталась снова уронить голову на руку, но я остановил ее, взяв за подбородок.
– Ты была подружкой Харди. Я хочу поговорить о нем.
– Покажи ксиву.
Увидев мою карточку, она сморщила нос.
– Повторяю: я хочу поговорить о...
– Вы его убили! – внезапно она ударила меня по щеке. Я ударил ее в ответ. Человек за другим столом тоже поспешил к выходу. Как и первый, он оставил пиво и сдачу.
– Я никого не убивал. И не повторяй этого.
Слезы брызнули у нее из глаз.
– Ты коп, а его убили копы, вот что я знаю.
– Скажи мне, это он убил тех женщин?
– Говорю, отвяжись от меня! Моего мужика убили, это ты понимаешь? Конечно, для вас он только кусок дерьма, но для меня он был всем.
– Скажи мне. Я заплачу стоимость дозы.
– Отвяжись!
Я достал семьдесят долларов и положил на стол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32