- Остерегайся любви в Византии! - пронзительно вскричала ясновидица.
- Остерегайся! Остерегайся!
- ...зубов, кусающих, опаснейших когтей! - пропел Сигемицу.
Я пообещал Эмили, что буду крайне осторожен.
Но свет ясновидения внезапно пропал в ее глазах. Она села, ничего не
понимая, моргнула несколько раз, как-то нерешительно улыбнулась и
произнесла:
- Кто вы? - при этом она при этом крепко обхватила мою левую руку.
- Почетный гость этого дома. Джад Эллиот.
- Я с вами не знакома. А чем вы занимаетесь?
- Я курьер времени. Будущий. Завтра начинается первый в моей жизни
самостоятельный маршрут.
- Вот теперь, кажется, я вас припоминаю. Меня зовут Эмили.
- Да, я это знаю. Вы работаете в генетическом ателье?
- Кто-то здесь уже обо мне разболтался!
- Не очень. Что вы там делаете?
- Я расщепительница, - поведала она. - Я отделяю один от другого
гены. Видите ли, если кто-нибудь является носителем гена рыжих волос и
желает передать его своим детям, но ген этот связан, ну скажем, с геном
гемофилии, то я расщепляю эти гены и удаляю вредный.
- Мне это кажется очень трудной работой, - отважился заметить я.
- Нет, если, конечно, представляешь себе, что ты делаешь. Я прошла
шестимесячный курс обучения.
- Понятно.
- Это очень интересная работа. Она способна очень многое поведать о
естестве человека, помочь разобраться в том, какими родители хотят видеть
своих детей. Видите ли, далеко не все согласны с тем, чтобы производилось,
так сказать, редактирование, улучшение генов. И у нас бывают такие
поражающие воображение заказы!
- Как я полагаю, все зависит от того, что считать улучшением, -
сказал я.
- Ну, видите ли, есть же определенные стандарты внешности. Мы
считаем, что лучше иметь густые, блестящие волосы, чем вовсе не иметь их.
Мужчине лучше быть двухметрового роста, чем коротышкой ростом в один метр.
Лучше иметь ровные зубы, чем кривые. Но вот что бы вы сказали, если бы к
вам пришла женщина и заявила, что она желает, чтобы у ее сына не
опускалась мошонка, и кое-что не болталось между ногами?
- Но почему кому-то вздумалось обзавестись именно таким ребенком?
- Ей претит мысль о том, что сын ее станет волочиться за девчонками,
- сказала Эмили.
- И вы выполнили ее заказ?
- Заказ этот по шкале генетических отклонений был на целых два
порядка ниже установленной нормы. Все такие заказы мы вынуждены отсылать в
Совет по рассмотрению генетических проблем.
- И они взялись за его выполнение? - спросил я.
- Нет. Они не дают санкций на осуществление мутаций, препятствующих
продолжению рода.
- И значит, этой бедняжке пришлось довольствоваться нормальным
мальчонкой с кое-чем между ногами?
Эмили улыбнулась.
- Она может еще обратиться к подпольным расщепителям, если ей так уж
хочется. Они согласны сделать все, что угодно с кем угодно. Неужели вы
ничего о них не слышали?
- Нет, пожалуй.
- Они делают разные мутации для заказчиков, обожающих во всем
авангард. Детей с жабрами и чешуей, с двадцатью пальцами на руках, с
кожей, полосатой, как шкура зебры. Подпольщики вообще согласны вырезать
какой угодно ген - за соответствующую плату. Но они очень дорого берут.
Зато прокладывают дорогу в будущее человеческого рода.
- В самом деле?
- На очереди косметические мутации, - провозгласила Эмили. - Только
поймите меня правильно - наше ателье к этому не имеет никакого отношения.
Но наше поколение является последним в своем единообразие из всех, что еще
будет иметь род человеческий. Необычайное разнообразие генотипа и фенотипа
- вот что нас ждет впереди! Глаза ее загорелись безумным блеском, и я
понял, что медленно действующий наркотический газ только в последние
несколько минут вскипел в ее венах. Плотно прижавшись ко мне, она
зашептала: - А как вы лично относитесь к подобной идее? Давайте заделаем
ребенка прямо сейчас, а я переделаю его генную структуру в свободное от
работы в ателье время! Нужно шагать в ногу со временем!
- Мне очень жаль, - произнес я, - но я совсем недавно принял свои
ежемесячные таблетки.
- Давайте все равно попробуем, - сказала она, и ее рука нетерпеливо
полезла мне под брюки.

18
Я прибыл в Стамбул дождливым летним днем и тотчас же переправился в
подземке через Босфор на азиатскую сторону, где размещалась местная
штаб-квартира Службы Времени. Город мало изменился со времени моего
последнего посещения год назад. В этом не было ничего удивительного.
Стамбул фактически почти не изменился со времен Кемаля Ататюрка, а это
было сто пятьдесят лет тому назад. Те же серые здания, та же архаичная
суматоха на безымянных улицах, та же грязь и хрустящая на зубах пыль. И те
же минареты, вознесшиеся высоко в небо над общим упадком и разрушением.
Я восхищаюсь архитектурой мечетей. Она показывает, что хоть в
чем-нибудь, а были все-таки сильны турки. Но для меня лично Стамбул -
скорее черная пародия на город, которая была создана над смертельно
раненым телом столь любимого мною Константинополя. Оставшиеся крохотные
фрагменты византийского города влекут меня куда сильнее, чем мечеть
султана Ахмеда, Сулеймания и мечеть Баязеда вместе взятые.
От одной только мысли, что скоро я увижу Константинополь живым
городом, без всех этих турецких наслоений, я едва не наложил в штаны.
Служба Времени размещалась в огромном приземистом здании конца
двадцатого столетия, вдали от Босфора, практически напротив турецкой
крепости Румели Хизари, откуда султан Мехмед Второй Завоеватель буквально
удушил Константинополь в 1453 году. Меня уже дожидались, но даже несмотря
на это, мне еще пришлось минут пятнадцать потолкаться в приемной в
окружении разгневанных туристов, жаловавшихся на какую-то напряженку с
графиком их отправки вверх по линии. Один красномордый мужчина не
переставал орать: "Где здесь входной терминал компьютера? Я хочу, чтобы
все это было введено в память компьютера!" А уставшая ангелоподобная
секретарша не переставала напоминать ему тоскливым голосом, что все, о чем
бы он ни говорил, и без того записывается на пленку, вплоть до самого
ничтожного его блеяния. Два самодовольных хлыща в форме патруля времени
хладнокровно пересекли приемную, в которой уже начиналась настоящая
свалка, у них были угрюмые лица, все внимание их, казалось, было приковано
только к выполнению своих служебных обязанностей. Я почти слышал, как они
мысленно восклицают: "Вот! Вот!" К ним наперерез бросилась какая-то очень
худая женщина с изможденным, принявшим форму клина, лицом, размахивая
бумагами перед их сильно выступающими раздвоенными подбородками, и что
было мочи завопила: "Я еще семь месяцев тому над подтвердила эти заявки!
Сразу же после Рождества! А теперь мне заявляют..." Патрули времени
продолжали с той же важностью шагать дальше. Затем в приемную вкатился
торговый робот и начал продавать лотерейные билеты. Позади него шествовал
диковатого вида небритый турок в мятом черном пиджаке и продавал лежавшие
на грязном подносе медовые пряники.
Я восхищался масштабами сутолоки. Они верно отражали саму атмосферу
этого города.
Но несмотря на это, я не ощутил себя особенно обделенным, когда в
конце концов ко мне пришло спасение в лице некоего мужчины явно
левантийского происхождения, который вполне мог бы оказаться двоюродным
братом горячо мною любимого пресловутого инструктора Наджиба Дайани. Он
представился мне, как Спирос Протопопулос и поспешно провел меня через
узенькую дверь, которую поначалу я не заметил.
- Вам следовало бы войти через служебный вход, - сказал он. - Я прошу
прощения за эту задержку. Мы не сразу поняли, что вы уже здесь.
Ему было около тридцати лет, он весь был такой пухленький, такой
гладенький, в обязательных темных солнцезащитных очках и с полным ртом
крупных белоснежных зубов. В кабине лифта, который нес нас на самый верх,
где размещалась комната отдыха для курьеров, он спросил у меня:
- Вы никогда раньше не работали курьером самостоятельно, это верно?
- Да, ответил я. - Никогда. Это мой первый маршрут.
- Вы обязательно полюбите свою работу! В особенности этот
византийский маршрут. Византия, это... это... - ну как мне выразить это
словами? - Он восторженно прижал друг к другу свои коротенькие,
толстенькие ладони. - Вы обязательно проникнитесь этим тоже, хотя,
наверное, лишь частично. Только греки, как я, например, способны полностью
оценить достоинства той эпохи. Византия! О, Византия!
- Я тоже грек, - произнес я.
Он остановил лифт и поднял очки.
- Разве вы не Джадсон Дэниэль Эллиот Третий?
- Он самый.
- И к тому же еще и грек?
- Девичья фамилия моей матушки была Пассилидис. Она родилась в
Афинах. Дедушка со стороны матери был мэром Спарты. По материнской линии
он происходит из знаменитого рода Маркезинисов.
- Значит вы мой брат! - вскричал Спирос Протопопулос.
Оказалось, что шесть из девяти остальных курьеров времени,
прикрепленных к византийскому маршруту, были греками еще двое - немцами:
Гершель и Меламед, а девятый был приятного вида испанец по фамилии
Капистрано, который позже, будучи в стельку пьяным, признался мне, что его
прабабка была турчанкой. Не исключено, что он это придумал специально для
того, чтобы я стал презирать его, - у него отчетливо проступали черты
характера, свойственного мазохистам.
Пятеро из девяти моих коллег в настоящее время вверху по линии, а
четверо - еще в Стамбуле нынешнего времени из-за путаницы в расписании
отбытия отдельных групп, что и вызвало такой переполох в вестибюле.
Протопопулос представил меня: Меламед, Капистрано, Паппас, познакомьтесь с
Джадом Эллиотом. Меламед был светловолосым, большую часть его лица
покрывала песочного цвета борода. У Паппаса были впалые щеки, печальные
глаза и свисающие книзу усы. Им обоим было лет по сорок. Капистрано
выглядел чуть помоложе.
Светящееся табло отображало, где в настоящее время находятся
остальные члены бригады, обслуживающие маршрут "Византия": Гершель,
Колеттис, Пластирас, Метаксас и Гомперс.
- Гомперс? - удивленно повторил я. Мне ответил Протопопулос:
- Его бабка была чистейшей гречанкой.
Эта пятерка рассеялась на временном отрезке, перекрывавшем целое
тысячелетие: согласно табло Колеттис был в 1651, а Метаксас - в 606 годах
до нынешнего времени, что соответствовало 408 и 1453 годам после Рождества
Христова. Остальные работали с экскурсантами между этими двумя датами.
Пока я глазел на табло, Колеттис переместился верх по линии более, чем на
столетие.
- Они убыли, чтобы посмотреть на мятежи, - кротко заметил Меламед, а
Капистрано, тяжело вздохнув, кивком подтвердил правильность его догадки.
Паппас сварил для меня крепкий кофе. Капистрано откупорил бутылку
турецкого бренди, которое, как я тут же обнаружил, проглотить было не так
уж легко. Он ободряюще подтолкнул меня под ребра:
- Пейте, это лучшее пойло из всех, что удастся вам испробовать на
протяжении последних пятнадцати столетий!
Я вспомнил совет Сэма, заключавшийся в том, что мне не помешает, если
я научусь пить спиртные напитки, и через силу протолкнул пойло внутрь
желудка, страстно при этом мечтая о травке, о наркопузырьке, о табачном
дыме - то есть, о чем-нибудь более пристойном.
Пока я в расслаблении отдыхал со своими товарищами по новой работе, в
комнату вошел один из патрулей времени. Он не воспользовался сканирующим
устройством, чтобы получить разрешение войти, не удосужился даже
постучаться - просто ввалился.
- Неужели нельзя быть повежливее? - пробурчал Паппас.
- Разлагаетесь? - иронично произнес патруль. Он с размаху плюхнулся в
гамак и расстегнул гимнастерку. Это был нордической внешности верзила с
волосатой грудью, которая, вследствие этого, казалась покрытой золотой
кольчугой до самых ключиц. - Новичок? - спросил он, рывком повернув голову
в мою сторону.
- Джад Эллиот, - сказал я. - Курьер.
- Дэйв Ван-Дам, - представился он в ответ. - Патруль. - Моя рука
скрылась в его огромной лапище. - Смотрите, не попадайтесь мне на любовных
штучках вверху по линии. Лично меня это не трогает, но в интересах дела я
человек строгих правил. За что всех нас и ненавидят - мы люди неподкупные.
Попробуйте сунуться ко мне - сами убедитесь.
- Это комната для отдыха курьеров, - попробовал было возмутиться
такой бесцеремонностью Капистрано.
- Вам нет нужды напоминать мне об этом, - сказал Ван-Дам. - Хотите
верьте, хотите - нет, но читать я умею.
- Значит, вы теперь - еще один курьер, так что ли?
- Вы, наверное, не станете возражать, если я позволю себе немного
расслабиться среди своих оппонентов? - Патруль ухмыльнулся, почесал грудь
и приложил к губам горлышко бутылки с бренди. Довольно много отпив, он
громко рыгнул. - Господи, что за гнусный сегодня денек! Знаете ли вы, где
мне довелось побывать сегодня?
Внешне, казалось, всем это было совершенно безразлично. Но он все
равно продолжал:
- Весь день я провел в тысяча, будь он проклят, девятьсот шестьдесят
втором году! Обследуя каждый этаж этого стамбульского, черти бы его
побрали, отеля "Хилтон" в поисках двух подозреваемых времяпреступников,
занимающихся нелегальным провозом произведений искусства. Мы прослышали о
том, что они проносят с собою золотые монеты и римскую стеклянную посуду
из 1400 года перед нынешним и перепродают их американским туристам,
останавливающимся в "Хилтоне". Вырученные за это деньги вкладывают в
покупку биржевых акций и доход с них припрятывают в одном из швейцарских
банков, откуда и изымают значительно округлившиеся за много лет суммы -
сами понимаете, за счет процентов - в наши дни. Господи! Ведь, ну сами же
понимаете, так можно сделать МИЛЛИАРДЫ! Акции покупаются в годы бурного
подъема и изымаются из обращения на целое столетие, в результате чего
можно завладеть всем миром. Так вот, может быть так оно и есть на самом
деле, но перерыв весь этот чертов "Хилтон", мы ничего не обнаружили, кроме
законного для тогдашнего времени свободного предпринимательства! Вот! - Он
еще раз приложился к горлышку. - Пусть произведут повторную проверку там,
наверху по линии. И сами ищут этих своих чертовых времяпреступников!
- Это комната отдыха курьеров, - еще раз напомнил ему Капистрано.
Патруль снова не обратил ни малейшего внимания на его слова. Когда он
в конце концов ушел минут через пять, я спросил:
- Они, что, все такие?
- Этот - как раз один из тех, у кого наиболее изысканные манеры, -
пояснил мне Капистрано. - Большинство остальных - это настоящие грубияны!

19
Меня уложили в постель, включили гипнокурс греческого языка периода
Византийской империи, и, когда я проснулся, я был в состоянии не только
заказать себе еду в таверне, купить тунику или соблазнить девственницу,
прибегнув к византийскому жаргону, но знал и несколько таких фраз, от
которых могли покраснеть святые, изображенные на настенных фресках
Айя-Софии. Мне были неведомы такие выражения, когда я был студентом в
Гарварде, Йеле или Принстоне. Хорошее дело - этот гипносон.
И все же я еще не был готов к тому, чтобы выступать в роли курьера
самостоятельно. Протопопулос, который в этом месяце был старшим на
маршруте, устроил меня в одну группу с Капистрано для первой моей вылазки
в Византию. Если все пройдет гладко, то через несколько недель я уже буду
предоставлен самому себе.
Маршрут "Византия" - один из самых популярных, которые предлагает
Служба Времени, - на самом деле является вполне заурядным мероприятием.
Каждый маршрут включает в себя возможность увидеть коронацию императора,
гонку колесниц на ипподроме, освящение храма Айя-София, разграбление
города во время Четвертого Крестового похода и покорение его турками.
Такой маршрут продолжается вверху по линии в течение семи дней.
Четырнадцатидневный маршрут включает в себя все вышеупомянутые события
плюс прибытие участников Первого Крестового похода в Константинополь,
мятежи 532 года, бракосочетание императора и парочку менее важных событий.
Курьеру дано право самому решать что показывать сопровождаемым им
туристам: коронацию или свадьбу императора и какие именно гонки колесниц
такая свобода выбора позволяет избежать пагубного влияния парадокса
кумуляции при той кутерьме, которая возникала бы в момент посещения одного
и того же события большим числом туристов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34