Боэмунд повернулся и стал в недоумении смотреть на нее. Как я
полагаю, один только вид здоровенной, как буйволица, пронзительно
кричащей, полуобнаженной бабищи, в исступлении рванувшейся прямо к нему,
должен был привести его в немалое замешательство. Но Мэрдж не удалось
приблизиться к нему на расстояние ближе пяти метров.
Какой-то рыцарь, находившийся непосредственно перед Боэмундом, решил,
что достиг своей кульминации предательский заговор с целью убийства его
сюзерена, выхватил огромный кинжал и воткнул его прямо в ложбину между
огромными грудями Мэрдж. Удар кинжала затормозил ее безумный порыв, и она,
шатаясь, отпрянула назад, лицо ее подернулось глубокой печалью. На губах
вспузырилась кровь. Когда она уже падала, едва ли не вверх ногами, на
землю, взмахнул широким мечом другой рыцарь и рассек почти до половины ее
туловище. Высыпавшиеся из живота внутренности разлетелись по всей
мостовой.
Вся эта сцена длилась не более пятнадцати секунд. У меня не было ни
малейшей возможности даже пошевелиться. Я стоял, объятый ужасом, четко
осознавая, что именно сейчас обрывается моя карьера в качестве курьера
времени. Потерять туриста - это самое худшее, что только может случиться у
курьера, за исключением разве что совершения времяпреступления.
Мне нужно было действовать очень быстро.
- Никто из вас не двигается с места ни на сантиметр! - решительно
объявил я своим туристам. - Это приказ!
Было весьма маловероятным, что они ослушаются. Они сгрудились все
вместе в состоянии, близком к истерике, рыдая, дрожа и едва сдерживая
собственные внутренности, чтобы они не вывалились от приступа охватившей
их рвоты. Одно только перенесенное ими потрясение должно было удержать их
на месте в течение нескольких минут - а это было больше, чем необходимо.
Я настроил свой таймер на двухминутный бросок вверх по линии и тотчас
же шунтировался.
Мгновенно я обнаружил, что стою рядом с самим же собою. Вот он я, с
безобразно большими ушами и всем остальным, глазею на то, как по городу
вышагивает Боэмунд. Мои туристы стоят по обе стороны от меня. Мэрдж
Хефферин, тяжело дыша от охватившего ее возбуждения, привстала на цыпочки,
чтобы лучше разглядеть своего кумира и уже начала высвобождаться из своей
туники.
Я занял положение чуть позади нее.
Как только она сделала первое же движение в направлении мостовой,
руки мои сами выбросились вперед. Крепко обхватив левой рукой ее за
задницу, а правой перехватив грудь, я прошипел ей на ухо:
- Стойте там, где стоите, иначе ох как пожалеете!
Она напряглась, вся стала извиваться и корчиться в моих объятиях. Я
глубоко впился кончиками пальцев в мясистую плоть ее, мелкой дрожью
трепещущей, кормы и фактически повис на ней. Она выгнула шею, чтобы
посмотреть, кто это посмел на нее напасть, увидела, что это я, и изумленно
уставилась на другого меня, который стоял в нескольких шагах слева от нее.
Весь ее боевой пыл тотчас же пропал. Она грузно осела, и я еще раз шепотом
напомнил ей, чтобы она даже не подумала шевельнуться. А тем временем
Боэмунд прошествовал мимо нас и величавой походкой продолжал двигаться по
улице дальше.
Я отпустил Хефферин, перенастроил свой таймер и шунтировался вниз по
линии на шестьдесят секунд.
Полное время моего отсутствия среди туристов было менее одной минуты.
Я даже не очень-то удивился бы, если бы застал их давящимися от блевоты и
изрыгавшими ее на окровавленные останки Мэрдж Хефферин. Однако проведенная
мною корректировка оказалась удачной. На улице не было никакого трупа. И
не отшвыривали крестоносцы своими сапогами разбросанные по всей мостовой
внутренности Мэрдж Хефферин. Она продолжала стоять вместе со всей
остальной группой, смущенно тряся головой и потирая заднюю часть. Туника
ее осталась нараспашку, и мне были хорошо видны красные отпечатки моих
пальцев на мягком полушарии ее правой груди.
Кто-нибудь из туристов хотя бы догадывался о том, что только что
произошло? Нет. Никаких, даже остаточных, призрачных воспоминаний. Моим
туристам не довелось испытать воздействия парадокса транзитного
отстранения, ибо не совершали они прыжка внутри прыжка, который пришлось
совершить мне. И поэтому только я один помнил то, что сейчас начисто
исчезло из их памяти, и мог четко себе представить ту кровавую драму,
которую я трансформировал в неосуществившееся событие.
- Вверх по линии! - вскричал я, и шунтировал их всех в 1098 год.
На улице царила полная тишина. Крестоносцы давно покинули город и
теперь ошивались где-то в Сирии, готовясь к штурму Антиохии. День выдался
жаркий и влажный, летняя дымка зависла над улицей и поэтому не было
свидетелей нашего неожиданного появления.
Мэрдж была единственной, кто догадывался о том, что произошло нечто
совершенно нелепое. Остальные не заметили ничего экстраординарного, но она
со всей определенностью знала о том, что возле нее материализовался еще
один Джад Эллиот и помешал ей выскочить на мостовую.
- Что, как вы думаете, вы собирались тогда сделать? - спросил я у
нее. - Вы ведь хотели выбежать на мостовую и броситься на колени перед
Боэмундом, разве не так?
- Я ничего не могла с собою поделать. Это был какой-то совершенно
неожиданный даже для меня самой порыв. Мне всегда очень нравился Боэмунд,
неужели вы этого не замечали? Он был моим героем, моим богом... Я прочла
все до последней строчки, что только было о нем написано... И вот он
явился теперь во плоти, прямо передо мною...
- Позвольте рассказать вам, как разворачивались события на самом
деле, - сказал я и описал ей, какой ужасной смертью она погибла.
Затем я рассказал ей, как мне удалось отредактировать прошлое, каким
образом я перевел весь этот эпизод, связанный с ее гибелью, на
параллельную ветвь времени. И сказал ей вот еще что:
- Я хочу, чтоб вы знали - единственной причиной, по которой я
предотвратил вашу гибель, было то, что я не хотел потерять эту работу.
Плох тот курьер, который не в состоянии сохранить контроль над своими
подопечными. В противном случае я был бы просто счастлив бросить вас там,
в том виде, в каком вы были - с выпотрошенными внутренностями. Разве я не
твердил вам миллион раз о том, что ни в коем случае нельзя выскакивать
из-под прикрытия?
Я предупредил ее, чтобы она навсегда позабыла о том, что я изменил
ход событий для спасения ее жизни.
- Если вы хотя бы самым малейшим образом выйдете из повиновения еще
раз, то тогда...
Я намеревался ей сказать, что тогда я сверну ей голову, а из
содранной с нее кожи сделаю ленту Мебиуса, но вдруг осознал, что курьер не
имеет права подобным тоном разговаривать со своими клиентами независимо от
того, что они там вытворяли.
- ...мне придется запретить вам дальнейшее прохождение по маршруту и
немедленно отправить вас вниз по линии в наше нынешнее время, вы меня
слышите?
- Я постараюсь больше никогда ничего такого не делать, - пробормотала
она. - Клянусь. Вы знаете, теперь, когда вы рассказали мне об этом, я
почти ощущаю, как это все со мной происходило. Этот кинжал, входящий...
- Этого никогда не было.
- Этого никогда не было, - повторила она не очень-то уверенно.
- Ну-ка, побольше убежденности в голосе. ЭТОГО НИКОГДА НЕ БЫЛО.
- ЭТОГО НИКОГДА НЕ БЫЛО, - снова повторила она. - Но ведь я всеми
фибрами ощущаю это!

38
Мы все вместе провели ночь в 1098 году на постоялом дворе. Все еще
испытывая нервное возбуждение и чувствуя себя разбитым после столь
деликатной операции, я решил совершить прыжок вниз по линии в 1105 год,
пока мой люд спит, и заглянуть к Метаксасу. Я даже не знал, находится ли
он в данный момент на своей вилле, но попытаться стоило. Я испытывал
крайнюю необходимость проветриться.
Время я подобрал с как можно большей тщательностью.
Последний отпуск Метаксаса начался где-то в самом начале ноября 2059
года, а прыжок он совершил в середину августа 1105 года. Там он, по моим
прикидкам, провел от десяти до двенадцати дней. Он должен был вернуться в
2059 год к концу ноября, и, проведя свою группу по двухнедельному
маршруту, попасть на свою виллу где-то примерно к 15 сентября 1105 года.
Я решил не рисковать и шунтировался вниз в 20 сентября.
Теперь оставалось только правильно отыскать дорогу к его вилле.
Одной из наиболее странных особенностей эпохи использования эффекта
Бенчли является то, что легче перепрыгнуть через семь лет во времени, чем
проделать несколько десятков километров в окрестностях Византии. Вот с
такой проблемой я теперь столкнулся. У меня не было доступа к колеснице, а
нанять такси в двенадцатом столетии, разумеется, не было никакой
возможности.
Пройтись пешком? Трудно придумать что-либо более нелепое!
Я размышлял над тем, не отправиться ли мне на ближайший постоялый
двор и не побренчать ли византами перед самым носом у свободных возниц,
пока кто-нибудь из них не вызовется добровольно проехать к тому месту, где
должно было располагаться поместье Метаксаса. И вот, обдумывая это, я
услышал знакомый голос, который громко вопил:
- Герр курьер Эллиот! Герр курьер Эллиот!
Я обернулся. Ученый-администратор Шпеер.
- Гутен таг, герр курьер Эллиот! - произнес он.
- Гутен... - я нахмурился, осекся и поздоровался с ним в манере,
более соответствовавшей византийской. Он снисходительно улыбнулся такому
неукоснительному соблюдению правил с моей стороны.
- Этот мой визит сейчас такой успешный, как никогда ранее, - поспешил
уведомить он меня. - С той поры, как мне в последний раз выпало счастье
побывать в обществе с вами, я нашел "Темира" Софокла, а также "Меланиппу"
Еврипида, и еще один фрагмент, который, как мне кажется, взят из "Архелая"
Еврипида. И еще попался мне здесь текст пьесы, приписываемой Эсхилу, под
названием "Гелиос". О такой пьесе пока нигде не найдено каких-либо
упоминаний. Так что, если это не подделка, я совершил настоящее большое
открытие. Только после прочтения можно будет сказать что-либо более
определенное. А? Действительно, превосходный визит, герр курьер!
- Великолепный, - сказал я.
- А теперь я возвращаюсь на виллу к нашему общему другу Метаксасу,
как только сделаю кое-какие покупки в этой лавке пряностей. Не угодно ли
составить мне компанию?
- У вас есть колеса? - спросил я.
- Что это вы подразумеваете под словом "колеса"?
- Любое транспортное средство. Вот, хотя бы, колесницу.
- Естественно! Она дожидается меня вон там, вместе с возницей,
принадлежащим Метаксасу.
- Вот здорово! - воскликнул я в восторге. - Тогда поскорее
закругляйтесь в этой вашей лавке и двинули к Метаксасу вместе, о'кей?
Темная лавка была наполнена самыми различными ароматами. В бочонках,
кувшинах, бутылях и корзинах были выставлены для обозрения различные
товары: оливки, орехи, финики, фиги, изюм, фисташки, сыры и пряности, как
молотые, так и необработанные, притом самых различных сортов. Шпеер,
по-видимому, выполняя какое-то поручение повара Метаксаса, отобрал нужные
ему пряности и вынул кошелек, полный византов, чтобы расплатиться. В это
самое время к лавке подкатила роскошно украшенная колесница, с нее сошли
три женские фигуры и прошли внутрь лавки. Первой шла девушка-рабыня,
взятая, очевидно, для того, чтобы переносить покупки в колесницу. Следом
за ней шествовала женщина в зрелом возрасте и скромном одеянии - я
предположил, что это дуэнья, как раз такого рода дракон и нужен был, чтобы
сопровождать жену знатного византийца при ее выезде за покупками. И
наконец, третьей оказалась сама жена, по всей вероятности, женщина самого
высокого положения, совершающая выезд в город.
Была она фантастически прекрасной.
Я сразу же определил, что ей не более семнадцати лет. Ее характерная
средиземноморская красота отличалась плавностью и текучей подвижностью
линий, глаза были большие, темные, с поволокой, длинными ресницами, кожа
светло-оливкового оттенка, губы полные, нос орлиный, и вся осанка ее
отличалась элегантностью и аристократизмом. Ее свободная одежда из белого
шелка не скрывала контуры высокой пышной груди, крутого изгиба бедер,
роскошной нижней части тела. Она являлась совокупностью всех тех женщин,
которых я когда-либо желал, соединенных в одно идеальное целое.
Я откровенно любовался ею, не испытывая ни малейшего чувства стыда.
Она одарила меня ответным взглядом, также не испытывая неловкости.
Наши взгляды встретились и задержались на какое-то время. Это было
достаточно, чтобы пространство, разделявшее нас, оказалось пробитым мощным
потоком энергии, и я весь затрепетал, когда ощутил этот поток,
обрушившийся на меня. Она слегка улыбнулась, обнажив ослепительно белые
зубы. Это была улыбка, приглашавшая меня, улыбка, исполненная вожделения.
Она едва-едва, почти незаметно кивнула мне.
Затем отвернулась и стала показывать на лари, на один и другой, а я
все продолжал смотреть, пока дуэнья, заметив это, не метнула в мою сторону
яростный, предостерегающий взгляд.
- Идемте, - нетерпеливо позвал меня Шпеер. - Колесница ждет...
- Ну и пусть себе ждет.
Я вынудил его остаться в лавке до тех пор, пока три женщины не
сделали свои покупки. Я смотрел на то, как они уходят, глаза мои были
будто прикованы к плавным покачиваниям задрапированных в шелка бедер моей
возлюбленной. Затем я вихрем бросился к хозяину лавки, схватил его за руку
и выпалил:
- Эта женщина? Как ее зовут?
- Господин мой, я... то есть...
Я швырнул на прилавок золотой.
- Ее имя!
- Это Пульхерия Дукас, - хватая ртом воздух, выдавил он из себя. -
Жена бог... знаменитого Льва Дукаса, который...
Я простонал и опрометью бросился из лавки.
Ее колесница уже катила по направлению к Золотому Рогу.
Из лавки появился Шпеер.
- Вам стало нехорошо, герр курьер Эллиот?
- Я болен, как кабан, - пробормотал я. - Пульхерия Дукас... значит,
это была Пульхерия Дукас...
- Ну и что из этого?
- Я влюблен в нее, Шпеер, в состоянии ли вы понять?
На это он невозмутимо ответил:
- Колесница ждет.
- Бог с нею. Я остаюсь здесь. Передайте Метаксасу привет от меня.
Испытывая острую тоску, я бесцельно бродил по улицам, разум мой и все
мое естество воспламенялись каждый раз, когда перед моим мысленным взором
представала Пульхерия. Я дрожал. Я весь покрылся испариной. Я рыдал. В
конце концов я вышел к какой-то церквушке и прижался щекой к холодным
камням ее стены, затем рассеянно прикоснулся к таймеру и шунтировался
назад, к своим туристам, которых я оставил безмятежно спящими в 1098 году.

39
Я был препаршивейшим курьером всю оставшуюся часть маршрута.
Унылый, весь ушедший в себя, терзаемый любовными муками, совершенно
сбитый с толку, я галопом прокатил своих подопечных по хрестоматийным
событиям византийской истории, начиная с нашествия венецианцев в 1204 году
и кончая завоеванием империи турками в 1453 году, ведя экскурсии без
всякого внутреннего подъема, чисто механически. Впрочем, скорее всего моим
туристам было невдомек, что они получили минимум с моей стороны. Так или
иначе, лучше или хуже, но я показал им все, что полагалось на этом
маршруте, и благополучно доставил их вниз по линии в нынешнее время, после
чего постарался поскорее от них избавиться.
Для меня снова наступил отпуск, но душа моя была заражена страстным
желанием.
Вернуться в 1105 год? Принять предложение Метаксаса, позволить ему
познакомить меня с Пульхерией?
Я ужаснулся при одной мысли об этом.
Правила, установленные патрулем времени, самым строжайшим образом
запрещают водить дружбу любого рода (курьеров это касалось в такой же
мере, как и других путешественников во времени) с людьми, живущими вверху
по линии. Контакты, которые нам разрешены с обитателями прошлого, должны
быть кратковременными и случайными - например, покупка корзины с
маслинами, вопрос к прохожему, как пройти к Айя-Софии, и тому подобное.
Нам не разрешено обзаводиться друзьями, затевать продолжительные
философские дискуссии или вступать в половую связь с представителями
предыдущих эпох.
А со своими собственными пращурами - в особенности.
Табу, налагаемое на кровосмешение, само по себе не очень-то меня
пугает;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34