— Пошлите мне машину,— сказал он Николаю.— Я очень устал... Ночь в самолете...
Сегодня Вадим вернулся с работы раньше обычного. Черемных ушел на склад — подготовить взрывчатку и запалы на завтрашний день. Вадим вызвался пойти помочь.
Черемных ласково потрепал его по плечу.
— Спасибо, сынок, управлюсь. Иди отдыхай. А то молодому времени всегда не хватает.
И вот Вадим один в комнате, и только четыре одинаково заправленные койки еловно смотрят на него из четырех углов.
Время есть, а деть его некуда...
За окном студеный зимний вечер. Там, дома, Вадим с нетерпением ждал зимы. Зима там короткая и теплая. Ждешь не дождешься, когда можно будет выйти на каток. Здесь катка нет. Да если бы и был... После того как проведешь целый день на морозе, на улицу не тянет...
Пойти в клуб? Сегодня в драмкружке читают новую пьесу. Ему обещана чуть ли не главная роль. Там его ждут. Полина расплывется в улыбке и, щуря свои пронзительные глаза, скажет: «Наконец-то и пай-мальчик!» Нет, в клуб он не пойдет. Не манит его
к этой Полине — очень навязчивая. А в последний раз, когда он не пошел проводить ее, сказала как будто шутя, а на самом деле с досадой и вызовом: «Или я хуже Нелечки?» Все знают! И Наташа, конечно, знает. Если бы не это, подошла бы, заговорила. Каждый день встречаются на работе. Должна же она понимать, что сам он не может теперь первый подойти...
А может быть, Наташа о нем и думать не хочет?.. Аркашка что-то болтал о каком-то бывшем их бригадире. Хотя Аркашка любит сболтнуть. Он и про начальника участка Звягина... Может быть, Аркашка и прав. Уж если выбирать между ним, Вадимом, и Звягиным... Начальник участка, инженер...
Но тут Вадиму стало стыдно.Думает или не думает о нем Наташа, но так она, конечно, о нем не думает... И совсем ни к чему его глупое упрямство. По его вине оборвалась их дружба, ему и надо делать первый шаг.
И Вадим решил пойти к Наташе и все-все ей откровенно высказать. И, главное, прямо сказать ей, что она ему нужна, что без ее дружбы ему плохо...
Да, он пойдет. Сейчас пойдет. Если он не пойдет теперь, когда понял, что должен пойти, он будет просто трус. Нечего откладывать!
Уже в дверях, как всегда, выходя из дома, взглянул на часы.Без четверти пять. Она еще не пришла с работы. Конечно, не пришла. Идти надо через полтора часа. Через час. Она уже будет дома... Всегда приходится ждать!
Он снова подошел к окну. Время тянулось нестерпимо медленно. Попробовал читать, но глаза машинально перебегали от строки к строке, а смысл прочитанного не доходил до сознания...
Ровно через час Вадим постучался в дверь Наташиной комнаты.
— Не заперто! — ответили ему. Вадим узнал голос Нади.
Люба откровенно удивилась появлению Вадима. А Надя так же откровенно обрадовалась, пригласила проходить и пообещала напоить чаем с конфетами.
Вадим как будто и не слышал ее любезного приглашения, спросил с порога:
— Где Наташа? — На работе,— ответила Люба.
А Надя, обиженная невниманием Вадима, добавила нараспев:
— По всей вероятности.
Вадим услышал насмешку в ее словах.И все-таки он увидит ее. Увидит сегодня. Подождать можно и на крыльце.Они поднимались из распадка по узкой, петлявшей между высоких сосен тропинке. Идти рядом не хватало места, и Николай то шел за Наташей, то, стараясь поравняться с ней, оступался в сугроб. Сегодня работы на участке, прерванные с утра опусканием второго ряжа, закончились позднее обычного. И когда они вышли из диспетчерской, Николай решился спросить: можно ли ее проводить?
К вечеру ветер стих, и мороз уже не казался таким злым и колючим. Шли не торопясь. Над гребнем горы висела полная луна, и длинные темные тени, догоняя одна другую, неслышно скользили по синеватому снегу.
Николаю надо было многое, очень многое высказать Наташе. Ему хотелось прямо спросить ее, почему она так грустна и подавлена в последние дни. Надо было, чтобы она поняла, как ему больно видеть ее опечаленной и что он все отдал бы, только б она стала снова оживленной и веселой. Надо же все это высказать ей... И вот они шли и говорили... Говорили, как всегда, о своей работе. Совместная работа — это в конце концов единственное, что их связывало.
Временами Николаю казалось, что и Наташа ждет от него других слов. И она действительно ждала их. Но в этом ожидании было больше тревоги, нежели
радостного нетерпения. Она догадывалась, что у Николая на душе, но готова была принять только его дружбу... Только дружбу, не больше.
Чувство к Вадиму все еще стояло между ними.Николай так добр и внимателен. Вадим тоже был когда-то таким. Но теперь он уже не вернется к ней... А если бы захотел вернуться?.. Нет, что было, прошло... «Наши судьбы — две дороги, перекресток позади...» Николай честнее, душевнее и, наверно, ближе ей. Она рада быть ему другом. Но ему-то этого теперь уже мало...
Ей очень не хотелось огорчать Николая. И, если он откроется в своих чувствах, ей трудно будет отвечать ему... И они шли и говорили о своей работе...
— Николай Николаевич, вы тоже очень тревожились сегодня?
— Наташа! — сказал он.— Неужели вы всегда так и будете звать меня?
Она ответила нерешительно, как бы оправдываясь:
— Я уж так привыкла.
— Могу я вас разозлить,— воскликнул Николай,— чтобы вы назвали меня... ну хоть Колькой!
Наташа рассмеялась.
— Вы-то сможете. Я, наверное, не смогу.
— Я вас очень прошу, Наташа. Когда вы называете меня так по-стариковски, я не могу ни о чем говорить, кроме гидротехники.
— Хорошо,— сказала Наташа.— Я постараюсь вас называть Николаем.
— Это уже чуточку лучше.
— Только чуточку? Может быть, тогда уж товарищем Звягиным?
— Нет, нет! — Николай замахал руками.— Согласен на Николая.
— То-то же! Но вы, Николай, не ответили на мой вопрос. Вы очень тревожились?
- Очень. Особенно после того, как Перевалов сказал, что сам сядет на экскаватор,
— А правильно он поступил?
— Конечно, правильно. А если и неправильно, то все равно каждый на его месте поступил бы так же.
— Каждый? И Калиновский тоже?
— Калиновскому никогда не быть на его месте.
— Да, конечно,— согласилась Наташа.— А почему так рассердился Кузьма Сергеевич?
— Рассердился — не то слово. Он был огорчен, взволнован. Нелегко остаться одному, когда все против тебя... Он привык, чтобы ему верили, а тут все были против. Калиновский не в счет. Его мнение в глазах Кузьмы Сергеевича мало весит. А вот Перевалов и Швидко... Кузьме Сергеевичу было очень тяжело.
— Но Перевалов же поддержал.
— Не поддержал, а согласился. У него не было другого выхода. Он знал, что Кузьма Сергеевич все равно сделает, как решил... Вы говорите: поддержал? Если бы поддержал, не согнал бы экскаваторщика с места, чтобы сесть самому. Значит, не верил или в крайнем случае не очень верил Набатову.
— А вы верили?
— Тоже не верил,— честно признался Николай. Несколько шагов они прошли молча, потом Наташа сказала:
— А все-таки Кузьма Сергеевич оказался прав.
— Я надеялся, что он окажется прав. Но у меня не хватило бы смелости поступить так, как поступил он.
— А поступить, как Перевалов? Сесть в кабину экскаватора?
— Думаю, что хватило бы. Это ведь много легче.
Они поднялись из распадка. Тропка влилась в широкую, гладко укатанную дорогу. Здесь можно было идти рядом.
Наташа сама взяла Николая под руку и сказала:
— Вы очень хороший человек, Николай Николаевич.
После этого Николай уже никак не мог заговорить с нею о том, о чем ему так хотелось говорить.Они вышли на главную улицу поселка. Сегодня здесь было пустынно.
Мороз давал себя знать.Сейчас поворот направо, и второй от угла ее дом. Сейчас она уйдет. Крепко, по-мужски тряхнет его руку, улыбнется с едва заметной лукавинкой и скажет: «До свидания, Коля!» Нет, не скажет она «Коля». Да если бы и сказала! Все равно ведь уйдет...
И Николай решил: как только свернут за угол, он скажет: «Наташа, я проводил вас, теперь проводите меня». И еще полчаса вместе.
Но он не успел ничего сказать.На крыльце общежития, прислонясь к поддерживающему навес столбику, стоял высокий парень в кожаной тужурке.
— Вадим!— прошептала Наташа с изумлением, которое Николаю показалось испугом.
Вадим тоже заметил их.
Заслонясь рукой от бьющего в глаза света уличного фонаря, он пристально всматривался в приближающуюся пару. Потом резким движением спрыгнул с крыльца, секунду-другую постоял неподвижно, как бы решаясь, в какую сторону пойти, резко повернулся лицом к Наташе и Николаю и не спеша, вразвалочку пошел им навстречу.
Когда их разделяло всего несколько шагов, Наташа подняла голову и встретилась с ним глазами. Вадим усмехнулся. Половина его лица была в тени, и оттого усмешка показалась Наташе уничтожающей, почти зловещей. Она, конечно, не поняла, что за усмешкой этой кроются стыд и боль.
Не спуская с Наташи пристального взгляда, Вадим посторонился, давая им дорогу.
— Добрый вечер, Вадим!—сказала Наташа. В ответ он подчеркнуто внятно процитировал:
— «И когда с другим по переулку ты пройдешь, болтая про любовь...»
Николай круто повернулся к Вадиму. Вадим неторопливо уходил, что-то насвистывая,
— Не надо, Николай Николаевич, не надо! — прошептала Наташа.— Он прав... И не надо вам меня провожать.
Она резко выдернула свою руку и убежала.
Ряж опустился на дно, но оба экскаватора, ни на минуту не замедлив ритма работы, продолжали загружать его камнем.
Иван Соломин, верткий молодцеватый парень лет двадцати пяти, поднялся в кабину экскаватора и сказал сидевшему за рычагами Перевалову:
— Семен Александрович, теперь, поди, мне можно поработать?
Сказал с не остывшей еще обидой. Перевалов то ли не слышал его, то ли сделал вид, что не слышит.
— Семен Александрович,— громче повторил Соломин,— разрешите приступить к работе.
Перевалов оглянулся.
— Будь человеком, Иван. Дай душу отвести. Когда еще доведется!
Соломин сдвинул на затылок потертый, заношенный танкистский шлем, показав русые с рыжинкои кудри, и засмеялся.
— Беда с такими начальниками! У рабочего человека хлеб отбивают.
— Не плачь. И на твою долю останется,— сказал Перевалов.
— Вы что же теперь, Семен Александрович, каждый ряж сами начинать будете?
— Не задирай старших. Нехорошо.
— А вот мне батя рассказывал,—не унимался Соломин,— на фронте был такой случай: один генерал попер сам в атаку. Разжаловали его за геройство.
— Не разжаловали — только выговор объявили,— уточнил Перевалов.—И не генерал,а маршал. И пример твой неудачный: я не генерал, а рядовой.
— Как же, рядовой! — возразил Соломин.-Так бы я уступил рядовому!
Перевалов ничего не ответил. Соломин оглянулся, ища, где пристроиться, бросил на пол большие, лохматые, собачьего меха рукавицы, сел на них и закурил. Но долго молчать Соломин не умел.
— Семен Александрович! Если можно, объясните, пожалуйста: вы это жалеючи меня прогнали с экскаватора или по какой другой причине?
— Знал бы, что ты такая заноза, и не подошел бы к. твоему экскаватору,— ответил Перевалов.
— Я, Семен Александрович, серьезно интересуюсь.
— Посуди сам,— с нарочитой степенностью отвечал Перевалов.— За тобой девки табуном ходят. Случись что, они бы меня по клочкам разнесли. Выходит: куда ни кинь — везде клин. Безвыходное у меня было положение, товарищ Соломин.
— С вами, Семен Александрович, говорить надо, пообедавши,— уже с обидой сказал Соломин.
— Вот, наконец, дельное слово сказал. Сходи в столовую, перекуси, чтобы потом не отрываться, и... садись за рычаги.
— Понятно! — сказал Соломин.— Вы пока ряж загрузите, а мне, как извозчику, обратно гнать колымагу на правый берег.
— Не тревожься. Загрузки хватит до вечера. А экс-. каватор твой, я думаю, здесь останется до весны. Сегодняшний день — всем наука.
— Ну, коли так,— сказал Соломин,— придется выполнять приказание. Есть сходить в столовую! — Он откозырял, сделал налево кругом, гулко топнув огромным валенком, и вышел.
«Будут мне теперь промывать косточки,— подумал Перевалов.— А до райкома дойдет, так и мозги промоют. Ну и пусть! Посмотрел бы я на вас, что бы вы стали делать на моем месте!»
В парткоме машинистка сказала Перевалову, что звонил Набатов и просил после работы зайти к нему домой..
— Просили, если сможете, к шести часам.
«Ну что ж, поговорим по душам,— подумал Перевалов.— Прятаться не станем».
А сейчас за работу. И так полдня отводил душу.И он погрузился в свои так называемые текущие дела.В большом настольном блокноте записаны самые неотложные. И этих самых неотложных почти целая страница. Первая запись:
«Подобрать пропагандиста в тракторный парк вместо Казаченкова».Отличный пропагандист. Перевалов вспомнил, как однажды, зайдя к нему на кружок с намерением пробыть несколько минут, просидел два с лишним часа, пока не закончилось занятие. А на другой день собрал всех пропагандистов и рассказал им, как проводит занятия Казаченков. И вот Казаченкова отправляют в длительную командировку, месяца на полтора, а то и на два. В резерве пропагандистов нет. Люди все на деле. Сам Казаченков советует поручить кружок бригадиру первой бульдозерной Перетолчину. Кандидатура подходящая: мужик серьезный, обстоятельный.
Перевалов звонит и говорит машинистке (она же и заведующая учетом):
— Принесите карточку Перетолчина Федора Васильевича из парторганизации механизаторов.
В партии с 1943 года. Образование — среднее. Водитель танка. Отличные данные.
В блокноте появляется новая запись: «Побеседовать с Перетолчиным».
Возвращая карточку, Перевалов говорит:
— Вызовите ко мне завтра, после работы.
— К вам заведующая клубом с правого берега.
— Пусть заходит.
Заведующая клубом явно взволнована. Говорит она быстро, как бы опасаясь, что ей не дадут высказаться до конца.
— При таком отношении совершенно невозможно вести никакой культурной работы. Хозяйственники не только не помогают, а прямо суют палки в колеса. С большим трудом подготовили программу для ново-
годнего молодежного вечера, и все срывается. Веру Гончаренко не освобождают от вечерней работы. Срывается вся программа, а Ершов говорит, что это его не касается: он не отвечает за работу клуба, он отвечает за работу стройучастка. Никакого у людей сознания...
Перевалов звонит несознательному Ершову и убеждает его перевести Веру Гончаренко в дневную смену.
Разговор с заведующей клубом еще не закончен, входит секретарь комитета комсомола Саша Долгушин. У. него тоже неотложное дело.
— Помогайте, Семен Александрович. Комсомольцы автобазы решили создать комсомольско-молодежную колонну. Начальник автобазы противится.
Перевалов звонит начальнику автобазы. Тот оправдывается, приводит свои доводы.
— У тебя в автобазе прогулы есть? — спрашивает Перевалов.— Есть. Аварии есть? Тоже есть. После получки выходят на работу под хмельком? Случается. Так вот, комсомольцы хотят тебе помочь. Создать колонну, в которой не будет прогулов и аварий. Советую не отказываться от их помощи, а поддержать инициативу.
...День уже клонится к вечеру. А время не просто идет, оно подбрасывает один за другим все новые и новые вопросы.
Приносят заявление группы рабочих бетонного завода. Домоуправ спекулирует квартирами, а начальник жилищно-коммунального отдела его покрывает.
Женщина из далекого белорусского города Бобруйска просит написать ей, как работает ее сын, уехавший на стройку по комсомольской путевке.
Приходит слесарь ремонтно-механического завода: начальник цеха плохо помогает рационализаторам.
Приносят телеграмму: строители Нижне-Волжской гидроэлектростанции вызывают на социалистическое соревнование строителей Устьинской ГЭС.
Пишут ученики десятого класса из неизвестного Перевалову города Мензелинска: они решили после
окончания школы всем классом ехать на великую стройку и просят партийный комитет помочь им в этом.
...День окончен. Многие вопросы решены. Но в блокноте заполнена новая страничка. Разные, самые разные вопросы. И все тоже неотложные.
И все это вместе взятое — только небольшая часть того, что именуется — партийная работа.
— Вот молодец, что пришел без опоздания! — сказал Набатов, встречая Перевалова в дверях.— А то бы мне Софья Викентьевна дала такой разгон! Чего смотришь? Она у меня женщина строгая, особенно когда дело коснется ее кулинарной репутации.
— Не слушайте вы его, Семен Александрович,— сказала Софья Викентьевна, выглянув в прихожую.— Раздевайтесь, мойте руки и проходите к столу.
— С удовольствием! — совершенно искренне признался Перевалов и подумал: «Конечно, лучше начать с этого, а пошуметь друг на друга всегда успеем».
Стол был накрыт с необычайным для здешних отдаленных мест щедрым разнообразием. Заметив изумление Перевалова, Набатов пояснил:
— Дары московского «Гастронома». Все свои чертежи и расчеты оставил Майорову на память, а чемодан загрузил более питательными вещами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35