На ровных лесных полянах его было по пояс. В лесу бураны намели огромные сугробы, скрыв небольшие овраги, лесные ручьи, бурелом. Ходьба оказалась чрезвычайно трудной и даже опасной. Мы воспользовались торной дорогой (ею местные жители возили с субальпийских лугов заготовленное сено) и все-таки проникли в глубину елового леса и к его верхней границе.
Мертвая тишина царит зимой в горном хвойном лесу. Как бы дремлют запорошенные снегом ели, подолгу не услышишь птичьего голоса. Только изредка появится стайка непоседливых птичек — корольков и синиц. Негромко перекликаясь нежными голосами, попискивая, они перепархивают с ветки на ветку, подвешиваются вниз головой, шуршат в древесной коре. Но вот стайка переместилась на группу соседних деревьев и исчезла из виду. И тогда в сонном лесу вновь воцаряется холодное безмолвие и неподвижность. На широкой поляне между ельников, у занесенного горного ключика, птиц значительно больше. Промерзшие ягоды барбариса и шиповника и журчание ручейка привлекают пернатых обитателей субальпийских лугов и горного леса. Стайки королевских вьюрков, розовые чечевицы да арчовые дубоносы прилетают сюда к водопою.
Хорошо было на этой полянке в дневные часы, когда высоко поднималось яркое солнце и под его лучами становилось тепло! Синело небо, на склонах темнели остроконечные ели да искрился
снег.
Переночевав у лесничего, на другой день мы возвратились в город и утром 23 января, простившись с гостеприимными родственниками Марата, тронулись в обратный путь по южному берегу озера Иссык-Куль. Утро было ясное и морозное. Нам так хотелось как можно скорее оставить позади зиму, увидеть не покрытую снегом, живую землю! Дорога на южном берегу озера оказалась прекрасной: справа от нас широко раскинулось озеро, слева тянулись горные хребты. Делая редкие остановки и ограничиваясь наблюдением сквозь стекло кабины, мы стремимся сегодня покрыть возможно большее расстояние: ведь 25 января нам необходимо возвратиться во Фрунзе. И наша машина с большой скоростью катится к западу.
С каждым часом снегу становится меньше. Наконец, он почти исчезает. Темная земля, покрытая сухой, прошлогодней травой да редким мелким кустарником, тянется по обеим сторонам вдоль дороги. После глубокого снега хочется побродить здесь с ружьем, но нам необходимо не слишком поздно добраться до селения Борскаул, где также живут родственники Марата и где мы рассчитываем провести эту ночь.
Солнце склоняется к западу. Потом наступают ранние сумерки. Вот впереди машины над серой степью плавно скользит какая-то крупная птица. Это болотная сова вылетела за добычей. Она поднимается высоко в воздух, а затем, часто взмахивая крыльями, бьется на одном месте, сверху высматривая грызуна. А вот на телеграфном столбе сидит другая сова — крупный филин.
Тараща глаза, он подпускает машину на несколько метров. И. фоне светлого неба хорошо видны его контуры, длинные ушные пучки перьев.
Потом ночь в гостеприимном домике, утро и опять дорог,
Двадцать четвертое января мы провели на колесах. Сначала мы двигались вдоль берега, затем обогнули безлесные горы с пологими склонами и опять приблизились к берегу. Много водяные птиц проводят здесь зиму. Темными пятнами они покрывают неподвижную воду заливов, табунами поднимаются в воздух Но и тут мы не делаем остановки. Надо спешить.
Спускается солнце, начинает темнеть. Коротки южные сумерки; на смену надвигается ночь.
— Давайте остановимся в Боамском ущелье, ведь это последнее теплое место! — предлагаю я на другое утро, после ночлс в Рыбачьем. Мои спутники соглашаются.
В ущелье как-то особенно тепло. Яркие лучи солнца зали вают поредевшие заросли облепихи, обрывы, обнаженную землю Над протоками перепархивают пестрые горихвостки, порой из-под самых ног вылетает фазан. Даже трудно поверить, что где-то лежит снег, бушуют метели. Но пора двигаться дальше. Еще три часа быстрой езды по дороге, и мы вновь попадаем в иные условия. Между Боамским ущельем и Фрунзе — типичный зимний ландшафт. Занесенные снегом поля и селения, на дорогах грачи и вороны. Потом столица Киргизии — Фрунзе и длинный путь по железной дороге.
В купе я один. Просматривая путевые заметки и подолгу просиживая у окна, гляжу на покрытые снегом пространства и вспоминаю чудную Иссык-Кульскую котловину. В памяти воскресают аул Торайгир, рыбацкий домик на берегу мрачного и холодного озера, его хозяин Михаил Коныч, метель, Тюп, Пржевальск, потом запорошенные снегом горные ельники. Много необычных картин, впечатлений, много не похожих друг на друга новых людей. И все это за такое короткое время — за 20 дней.

НА МАШИНЕ
За свою жизнь я побывал в разнообразных уголках нашей Родины. Но мне не удавалось посетить Туркмению. А ведь это интересная страна. Большая часть ее огромной территории занята безводными пустынями, и, зная другие наши пустыни — Аральские Каракумы и Кызылкумы, было интересно сравнить их природу с природой пустынь нашего крайнего юга. Ведь последние расположены южнее северной Индии. Посетить Туркмению был и другой повод. Читателю он может показаться неосновательным и даже смешным. Только в Туркмении и Таджикистане водится у нас пустынная куропаточка. Маленькая, красивая птичка с оперением, будто бы запорошенным туркменской пылью, она обитает в невысоких предгорьях. Я никогда не видел пустынных куропаток на воле, и для меня, натуралиста, это был повод, чтобы поехать в Туркмению, а шесть томительных дней пути по железной дороге — не препятствие, чтобы от этого отказаться. Случай вскоре представился, и сейчас я расскажу о своей поездке
по Туркмении.
Раннее московское утро второй половины марта. С чемоданом в руке, с рюкзаком за плечами и ружьем в чехле спешу на вокзал. За ночь выпал такой снег, что мои ноги, одетые в легкую обувь, утопают в сугробах; резкие порывы совсем не весеннего ветра бросают в лицо колючий снег. Долгожданная весна — и вдруг метель, холод. Ну и север! Скорей в метро, в теплый вагон поезда, скорей к югу, к солнцу!
Однообразна и скучна дорога. За окном серое небо и белый снег, а в вагоне сумерки — медленно тянется время.
На третий день пути я поднялся на рассвете и посмотрел в окно. Насколько хватает глаз, назад медленно ползла безжизненная степь, сплошь укутанная снежным покровом. На горизонте она сливалась с мглистым небом. Временами мелькнет бьющийся на ветру чахлый кустик, проползут мимо стекла клубы паровозного дыма, и опять та же безбрежная холодная равнина.
Но что это в пустой, запорошенной снегом степи? Собака? Нет — это злосчастный волк в капкане. Волоча тяжелый капкан, хромая и падая, он медленно пробивается сквозь снежные сугробы в сторону от железнодорожной линии. Несколько секунд, и все это далеко позади, но впечатление останется на всю жизнь. Я ложусь на полку, закрываю глаза и стараюсь заснуть. Но мне не спится, и в голове вновь встает только что промелькнувшая картина: безбрежная снежная равнина, стужа и ветер, и волк в капкане.
Мугоджары — пустынные горы. За окном все та же зима, и кажется, что нас окружают не холмистые увалы, а огромные сугробы снега. На платформе закутанные в овчинные шубы фигуры, лисьи шапки, красные от холода и ветра лица. С грохотом поезд несется вниз, минует последние холмы и обрыва и стремится вперед, в глубину степи.
За станцией Аральское море все меняется, как в сказке. Исчезает снег. Его сменяют поросшие кустарником пески, сера г полынная степь и желтые камыши, а над ними стаи уток. В окна поезда, наконец, заглядывают лучи солнца. С каждым километром к югу все ярче, теплее. Обнаженная земля пахнет горько. полынью, в голубом небе льется песня пролетного жаворонка. Еще двое суток езды. Мы минуем Кзыл-Орду, Арысь, Ташкент, Самарканд и продвигаемся все дальше к югу. Снег, холод позади.
Совсем по-летнему тепло в Ашхабаде. Цветет сирень и колючее иудово дерево. На станции — летние костюмы и уже успевшие загореть лица.
Несколько дней подготовки к выезду, и мы покидаем город Наша полуторка, поднимая мелкую пыль, беспрепятственно катится сначала по бездорожной, ровной как стол пустыне вдоль хребта Копетдаг, а затем круто поворачивает к югу, к загадочным холмам Батхызского заповедника.
На второй день пути мы наблюдали и добыли интереснейшую для нас, орнитологов, птицу. 26 апреля 1878 года в нашей стране в районе Ташкента, близ станции Чинар, был впервые добыт индийский сокол — лаггар. Но включению индийского сокола в список видов птиц нашей фауны мешало одно существенное обстоятельство. На ноге у птицы сохранилась так называемая ногавка — особый ремешок, одеваемый на ручных соколов, используемых для соколиной охоты. Сама ли птица залетела в нашу страну или ее завезли и случайно выпустили охотники-соколятники, оставалось тайной.
И вот в то время как на полуторке мы совершали свой путь, видимо, залетевшая из Афганистана величайшая редкость — индийский сокол, — сидя на телеграфном столбе, беспечно закусывал пойманным грызуном-песчанкой.
— Смотрите, впереди какой-то сокол,— обратил один из нас внимание на сидящую птицу.
Машина быстро подкатила к этому месту, прозвучал мой выстрел, и замечательный сокол попал нам в руки. Обрадованные драгоценной добычей, мы не заметили, как кончилась унылая равнина и началось холмистое предгорье. На подъемах напряженно гудит мотор, машина едва ползет, и мы медленно, но упорно поднимаемся все выше и выше, потом со стремительной быстротой скатываемся в долины и вновь вползаем по крутым извилистым склонам. Зима забыта, до новой зимы нам не видеть снега. Кругом, насколько хватает глаз, высокие холмы, глубокие долины, и все это покрыто зеленой травой выше пояса, яркими тюльпанами и маками, а над головой — безоблачное синее небо, жгучее солнце и бесчисленные голоса поющих жаворонков. И кажется, ничто не сравнится с этой картиной, с этим беспредельным степным простором. Но наши мысли стремятся вперед, к далекому горизонту, где в голубой дымке то едва маячит, то четко выступает невысокий горный хребет Гяз-гядык. Его темные ущелья и светло-желтые пятна освещенных солнцем обрывов притягивают нас своей неизвестностью, и чем ближе мы к нему приближаемся, тем сильнее возрастает нетерпение.
Машина пересекает развеянные пески, потом солончаковую степь, справа от нашего пути остается соленое озеро, и вот, наконец, мы на месте. Но вместо отдыха после долгого, утомительного переезда мы беремся за ружья — ив горы, где все так ново, так незнакомо.
Полдень. С ружьем наготове я медленно шел по дну ущелья. В этот жаркий час в нем было особенно душно — ни ветерка, ни живительной тени. Воздух как будто застыл, немилосердно пекло солнце. Но не замерла жизнь. На желтых обрывах, захлебываяоь, кричали горные поползни, выше, в каменистой россыпи, клохтал кеклик, около трещин суетились скворцы. Меня тянуло выше, где склон ущелья порос развесистыми деревцами фисташки, под тенью которых можно было укрыться от горячего солнца. Однако я не спешил. Затаив дыхание и осторожно передвигая ноги, я внимательно всматривался в каждый чахлый кустик, в темные трещины среди нагроможденных камней, в зелень травы, лентой извивавшейся вдоль ручейка по дну ущелья. Вскоре я нашел обладателя голоса, который привлек мое внимание и заставил насторожиться.
Я только что взобрался на обломок скалы, преграждавшей мне дорогу, как из-под нее вылетели две пустынные куропатки и стремительно понеслись вперед. Стоя на обломке каменной глыбы, я с трудом сохранял равновесие. Не желая упустить добычу, я поспешно вскинул ружье и выстрелил. В тот же момент одна из птиц комочком свалилась на дно ущелья. Я торжествовал. Но, увы, недолго. На месте падения я не нашел ценной для меня добычи — как сквозь землю провалилась. Вероятно, раненная в крыло куропатка укрылась в надежном месте, и только выбитые дробью перья свидетельствовали о ее недавнем здесь присутствии. Однако я не хотел с этим мириться и тщательно стал обыскивать каждый кустик, камень, каждое углубление в почве. Зная окраску оперения птицы, столь похожую на окраску камня, я уже не доверял глазам и ощупью проверял метр за метром. Это продолжалось очень долго.
Тщетные поиски раненой птицы завели меня в низкую, довольно просторную пещеру. Здесь царил полумрак. Яркие лучи солнца проникали сквозь узкие, глубокие трещины, наполняя пещеру местами розовым, местами голубым полусветом. В этом освещении я увидел змею, поразившую меня своими крупными размерами. Приподняв голову и переднюю часть длинного тон кого тела, она неподвижными, стеклянными глазами следила за моими движениями. Большие размеры змеи и форма ее головы ввели меня в заблуждение. Я решил, что это незнакомый для меня неядовитый полоз. Змея недолго оставалась неподвижной. Близкое присутствие человека нарушило ее покой. Медленно подползла она к нависшему выступу, и спустя несколько секунд ее длинное тело почти целиком исчезло под камнем.
Вот тут-то я не выдержал и наделал глупостей, за которые чуть не поплатился жизнью. Быстро на четвереньках я приблизился к выступу, схватил змею за хвост и осторожно стал тянуть ее обратно. Она оказалась довольно сильной, сопротивлялась, пытаясь залезть возможно глубже, а я все с большей силой тянул ее наружу. Неожиданно сопротивление прекратилось, и змея, издавая не то громкое шипение, не то кошачье фырканье, появилась в пещере. В тот же момент я, наконец, понял, с каким видом змеи имею дело, и отскочил назад, насколько было возможно в низкой пещере.
Передо мной, расширив шею, в мягком фантастическом полусвете медленно покачивалась в воздухе голова кобры. Это было замечательно эффектно, красиво, но змея была раздражена, шипение становилось громче, она была готова укусить меня своими ядовитыми зубами. Я схватил ружье, которое, к счастью, оказалось близко, наскоро прицелился и спустил курок. Пещера наполнилась грохотом, огнем и дымом. Казалось, горы рушились. Длинное тело змеи в тот же миг свилось в большой клубок и в судорогах покатилось по каменным плитам ко мне, прямо под мои колени. Я вновь отскочил в сторону и, как оказался снаружи, не вполне помню.
К счастью, все обошлось благополучно. За свою неосмотрительность я отделался дешево — большой шишкой, стукнувшись впопыхах головой о нависший свод пещеры.
Убитая змея еще долго продолжала биться, свиваясь в клубок, дрожала, а я сидел у входа в пещеру, следил за ее движениями и радовался, что все хорошо кончилось. А если бы я растерялся, что бы я стал делать, не имея ничего под руками? Наконец, когда змея почти перестала двигаться, я палкой извлек ее наружу. Это был великолепный экземпляр длиной в метр 60 сантиметров.
После столкновения с коброй я решил быть более осторожным. Однако легко обещать, но не так-то просто выполнить обещание. Природа щедро наградила страну солнца — Туркмению — всевозможными животными, которых человеку нужно опасаться. Укус крошечного зеленого москита, проникающего даже в городские квартиры, очень часто влечет за собой появление на теле человека пендинской язвы, укус малярийного комара может передать вам страшную тропическую лихорадку. Легче избежать, но приходится остерегаться также скорпионов, фаланг и ядовитых змей. Конечно, змеи обитают не только в Туркмении. Они отнюдь не редки и в других местах, но змеи Туркмении, так сказать, вне конкуренции. Укус красавицы кобры крайне опасен, но почти так же опасны маленькая песчаная змейка золотистой окраски — эфа и огромная серая змея — гюрза. Это поистине чудовище среди змеиного царства, одна внешность которого вызывает отвращение. Но бояться москитов, малярийных комаров и ядовитых змей — значит, не познакомиться с природой замечательной Туркмении. Нельзя ведь в жару во избежание укуса натягивать высокие сапоги — ноги таскать в них не сможешь, или надевать на лицо сетку от комаров, когда и без того душно.
На другой день после инцидента с коброй я ходил осторожно: наступишь, пожалуй, случайно на одну из спящих змей, и, конечно, та с перепугу схватит за голую ногу. Но невозможно же все время смотреть под ноги, когда кругом так много интересного! И, отказавшись от столь стесняющих предосторожностей, я вновь бродил по зарослям, лазал по каменистым россыпям и обрывам. Однако уже в ближайшие дни я опять пережил чрезвычайно неприятные минуты, столкнувшись на этот раз с гюрзой.
Однажды я возвращался высокими тамарисковыми зарослями к нашему лагерю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36