Наскоро подвязал я к ногам подковки с острыми Шипами, чтобы ноги не скользили при спуске, взвалил мешок на плечи и все еще под впечатлением пирушки хищников двинулся к дому. Нелегок показался мне обратный путь. Вспотела спина под тяжелым мешком, а тут как назло из ущелья потянуло холодным ветром. И жарко мне, и в то же время холодно. Снял я тогда с плеч мешок, привязал к нему длинный ремень и стал спускаться другим способом. Я осторожно шагаю вниз, а мешок на ремне сбоку катится.
Так добрался я до большого сыпца. Сыпец — это масса камней, щебня и песка, скопившихся в лощинке крутого склона. Встанешь на такой сыпец, а он начнет сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее двигаться вниз, точно течет по склону с глухим рокотом каменная река. Проехал я на сыпце метров сто вниз, а когда течение каменного потока стало слишком быстрое, выскочил на «берег» — твердую почву, переждал, пока сыпец успокоился, и снова вступил на него.
Вскоре, однако, склон стал настолько крутым, что катиться на сыпце было небезопасно. Пришлось перебраться на твердую почву крутого склона и, медленно спускаясь, тащить на ремне мешок с мясом косули.
Спускался я так, спускался и совсем измучился. Сам с большим трудом удерживаешься на крутизне, а тут еще мешок дергает тебя за руку — тащит за собой.
Вдруг что-то метнулось у меня из-под ног и быстро поскакало вниз по каменистому склону, поросшему колючим шиповником. Инстинктивно я вскинул ружье и прицелился. Такая уж вырабатывается у охотника привычка: хвататься за ружье, как только завидишь убегающего зверя.
Но в следующую же секунду я убедился, что целюсь в собственный мешок. Ремень, на котором я его удерживал, оборвался, и мешок, как живой, катился к обрыву, где речка Кара-Балта с ревом несла свои воды в долину.
СИНЯЯ ПТИЦА, ИЛИ ЛИЛОВЫЙ ДРОЗД
Хорошо бывает в лесу ранней весной! Снег уже стаял, но земля не просохла, местами чуть поднялась перезимовавшая зеленая травка, а осина и береза еще не успели покрыться новыми листьями. Только вечнозеленые сосна да ель поднимают свои темные остроконечные вершины над прозрачным лиственным мелколесьем. Войдите перед вечером в лес, встаньте на лесной опушке, пробудьте до захода солнца, и вы обязательно услышите пение замечательных наших певцов — дроздов. В это время они поют особенно часто. В наших лесах их несколько видов, и каждый из них поет по-своему. Громко свистит дрозд черный, еще лучше поет сравнительно маленький певчий дрозд. Неподвижно сидит он на вершине ели и распевает свою чудную долгую песню, немногим уступающую пению соловья. Как оживляет весеннее пение дроздов нашу северную природу!
Среди сравнительно некрупных птиц — дроздов, населяющих нашу страну, есть и такие, которые достигают размеров галки, как, например, лиловый дрозд. Его часто называют синей птицей. Он водится в Индии и Гималаях. Оттуда- через Афганистан лиловый дрозд проникает в горы нашей Средней Азии. Окраска оперения лилового дрозда издали кажется почти черной; если удастся увидеть его вблизи, то сразу станет понятным, почему его называют синей птицей. Оперение птицы темно-синее или лиловое с блестящими серебристыми блестками.
Хотя это и не водяная птица, но селится она всегда возле воды, точнее — возле горных ручьев, потоков и водопадов. Там, где русло горной реки круто обрывается вниз, где вода с шумом падает с высоты, там наверняка найдешь лилового дрозда. Гнезда лиловые дрозды прикрепляют к камням крутого обрыва и особенно охотно устраивают их в трещинах камней, нависших близ водопада.
С ревом падает на камни вода, пенится, рассыпается брызгами. Воздух вокруг насыщен холодной водяной пылью, река грохочет, а лиловый дрозд под этот аккомпанемент водопада распевает звонкую песню. Рев потока не может заглушить его голос, похожий на флейту.
Попал я как-то весной в горы Киргизии, увидел этих птиц, послушал их звучное пение и решил добыть хоть парочку горных певцов для Московского зоопарка Часто мы увлекаемся погоней за животными, которые не водятся в наших краях, как диковины выписываем их из-за границы, а не учитываем, что у нас в стране есть свои изумительные диковины — сказочные синие птицы. Более 60 лет существует Московский зоопарк, много в нем побывало интересных животных, но лиловый дрозд еще ни разу не попадал в его вольеры.
Задумав добыть лиловых дроздов, я при каждом походе в горы старался отыскать их гнезда и особенно примечал те, к которым, как мне казалось, было легче добраться.
Облюбовал я одно гнездо, выждал, когда из яиц вылупятся птенцы, и отправился на разведку. Постучал я палкой о скалу, на которой находилось гнездо, и птенчики, заслышав стук, по-видимому, решили, что мать прилетела с кормом. Высунули они головы из гнезд и давай кричать, требовать пищи. Голоса у них звонкие, как серебряные колокольчики.
Полез я по уступам скалы вверх к гнезду, и хотя невысоко оно помещалось и казалось доступным, но никак не мог я до него добраться. Метра два, не больше, отделяло меня от гнезда, но крутизна тут была такая, что сорвешься — живым не останешься, костей не соберешь.
Больше часа провозился я возле гнезда, все надеялся найти безопасный путь. Но, увы! Пришлось вернуться домой с пустыми руками.
Как же быть? И вот что я придумал: «Дай-ка попробую ловить птенцов удочкой, как ловят рыбу, только без крючка, конечно». Достал я удилище, привязал к нему короткую леску, прикрепил грузило близ конца лески и на конце сделал волосяную петлю. Приготовив снасть, я в тот же день отправился в горы к знакомому гнезду.
Вот и нависшая скала, где грохочет бурный ручей, вот и гнездо с крикливыми дроздятами. Забрался я на скалу, уселся поудобнее, приготовил удочку. Все пять птенцов в гнезде видны мне как на ладони, но, пока они лежат спокойно, петлей их не выловишь. Осторожно подвел я конец удилища к гнезду и поскреб им о камень. Заслышав этот звук, птенцы как по команде вытянули шеи и, широко раскрыв рты, подняли крик. Этим моментом я и воспользовался. Быстро накинув петлю на шею одного из птенцов, легонько затянул ее и поднял злополучного дрозденка на воздух. Хоть бедный птенец и проболтался в петле несколько секунд, но ничего с ним не случилось — остался целехонек. Таким же манером, немного переждав, выудил я второго птенца. Положив дроздят в карман, чтобы не озябли, я скорее направился домой.
Дома я устроил для своих питомцев гнездо из лукошка. Насыпал туда песку, положил сена и поставил лукошко на теплую печь, прикрыв его полотенцем. Маленькие голые птенцы больше всего боятся холода. Если они замерзнут, сразу перестанут есть, потеряют силы, тогда трудно их выходить. Снимая с гнезда полотенце, я всегда давал им корм. Птенцы в первый же день привыкли к этому и стали, как только их откроешь, сами требовать пищи, жадно раскрывая большие рты.
В первые дни дроздята были ужасно уродливы, но все же заинтересовали ребят моей хозяйки. Ребятишки стали ловить на лугу кузнечиков, собирать дождевых червей и все это тащили моим питомцам. Корм этот птенцам и приятный, и самый полезный. Как на дрожжах росли дроздята. Скоро они уже стали взбираться на край лукошка и встречали каждого входившего в комнату человека мелодичным, серебристым писком.
Прошло две недели. Дроздята стали большие, длиннохвостые — совсем как взрослые лиловые дрозды, только рты у них еще в углах оставались желтыми.
Жалко было мне запирать дроздят в клетку, и, мирясь с неудобствами, я предоставил им полную свободу в комнате. Они ловко ловили мух на окнах, прыгали по столу, подъедали крошки, а на ночь всегда усаживались на высокую русскую печку. Одно меня смущало: в доме у нас появился маленький сибирский котенок. Как ни мал он был, но держать кошку в одной комнате с птенцами небезопасно. Очень рано у кошек проявляются наклонности хищника.
Однако пока все шло благополучно. Уход за дроздятами к этому времени стал много легче. Их уже не надо было кормить из рук — они научились находить пищу сами. Уходя из дому, я ставил на пол посреди комнаты блюдце с мелкими кусочками сырого мяса. Что не съедали дроздята, то подбирал котенок.
Быстро подрастая, котенок стал интересоваться птицами, и, возвращаясь домой, я не раз с тревогой думал: «Живы ли дроздята?» Пора было прекратить это опасное сожительство, но я все медлил.
Однажды, вернувшись, я не нашел котенка в комнате. Обыскал все уголки, где котенок любил дремать, звал его по имени — все напрасно. Куда исчез котенок из запертой комнаты? И вдруг из-за шкафа послышалось слабое и жалобное мяуканье.
— Так вот ты где! Что ты там делаешь?
Щель между стеной и шкафом была настолько узка, что я не смог всунуть руку, чтобы извлечь оттуда котенка; он же на мой зов отвечал только мяуканьем, но не двигался с места. Решив, что котенок, застряв в щели, не может сам выбраться, я отодвинул тяжелый шкаф. Взяв котенка на руки, погладил его, дал ему кусочек сырого мяса, но четвероногого шалуна и лакомку будто подменили. Есть-то он, правда, ел из моих рук, но все время щурился и беспокойно ? озирался по сторонам. А когда я посадил его к блюдечку, где еще оставались нарезанные кусочки мяса, котенок со страхом попятился назад. Что могло с ним случиться в мое отсутствие? Чем он так напуган? И тут же все разъяснилось само собой. С печки легко соскользнул дрозденок и прямо с разлета сильно ударил котенка всем своим телом и клювом в мордочку. Тот отскочил назад, выгнул спину, готовый к защите. Однако новый сильный удар другой птицы сбил котенка с занятой им позиции. Ошеломленный маленький хищник бросился наутек. Оба лиловых дрозда с громким писком щипали свою жертву клювами, били его в спину, пока перепуганный котенок не скрылся в свое надежное убежище — узкую щель между шкафом и стенкой.
Теперь, уходя из дому, я уже не боялся за жизнь своих питомцев. Нападение дроздов надолго сохранилось в памяти котенка. Хотя он сильно подрос и был раза в три больше преследующих его птиц, но по-прежнему боялся встречи с дроздятами и старался не оставаться в комнате, когда в ней не было людей, на которых он смотрел как на защитников.
Осенью я привез лиловых дроздов в столицу и подарил зоопарку. Один лиловый дрозд прожил в Москве 8 лет. Он улетел, выскользнув из рук сотрудника, при пересадке из зимнего помещения в летнюю вольеру.
ОРЛИНОЕ ГНЕЗДО
— Доставь мне удовольствие, Андрей,— просил я,— пойдем за уларами, а кстати, и на козлов поохотимся. Если бы я знал ваши горы, как знаешь ты, я пошел бы один. Но обидно забраться на такую высь и не увидеть птиц.
— Увидишь! Как поднимешься до сплошного снега, там и ула- ров найдешь. Они сами себя свистом выдадут.
Этот разговор происходил в селении Сосновка, расположенном у подножия Киргизского хребта. Моим собеседником был колхозный пастух Андрей Уразовский
Горный пастух не похож на пастухов Среднерусской равнины. Он пасет отару высоко в горах на субальпийских лугах. Пастух не ходит пешком за стадом, а ездит верхом на быстроногой киргизской лошадке. За поясом у него нож, за плечами — ружье. Охота для горного пастуха—любимое дело, только охотиться летом времени нет. Зато зимой он каждую неделю ходит в горы за козлами, а попутно бьет и уларов.
Улары, как вы уже знаете из моих рассказов, о горной Армении,— крупные горные птицы. Они населяют альпийскую зону, редко спускаясь ниже верхней границы хвойного леса. В Киргизии живет гималайский, или темнобрюхий, улар.
Охота за уларами трудная. Не у всякого хватит выносливости забраться на такую высоту в горы. К тому же птица эта хотя и глупая, но очень пугливая и осторожная. Редко кому посчастливится не только убить, но даже увидеть улара.
Трудность охоты за уларами меня только подзадоривала, и я очень обрадовался, когда как-то вечером Андрей сказал, что завтра может пойти со мной на охоту. С вечера мы зарядили патроны, положили в мешок немного провизии, осмотрели, в порядке ли наш охотничий наряд: полушубки, шерстяные носки, специальные горные подковки. И на следующий день, встав на заре, мы направились в горы.
Дойдя до начала ущелья на берегу реки Кара-Балта, мы сделали привал, чтобы позавтракать. Андрей отрезал по большому куску свиного сала и по маленькому куску хлеба, так что ели мы не хлеб с салом, а сало с хлебом. Перед горной охотой нужно поесть сытно, но немного, не отягощая желудка, иначе на первом же километре подъема выдохнешься.
Внизу у селения совсем рассвело, а в ущелье царил холодный сырой полумрак. Поеживаясь от холода, мы разглядывали в бинокли ближайшие увалы, в надежде увидеть козерогов. Эти животные спускаются в ущелье только ранним утром, пока нет мух. Пригреет солнце, появятся мухи, и козлы немедленно уйдут выше в горы.
Вскоре Андрей заметил на сочном лугу табунчик пасущихся козерогов. Самки безмятежно щипали траву, а старый самец, украшенный рогами, стоял на вершине небольшой скалы и наблюдал за окрестностями. Если сторожевой козел заметит человека, то свистнет - сейчас же все стадо собьется в кучу и пойдёт к неприступным вершинам.
При виде козлов Андрея охватил охотничий азарт. Очень удобно захватить добычу так близко от селения. Убьешь — дотащить домой ничего не стоит, а кроме того, и место для подхода удобное.
Мы с Андреем сговорились так: один из нас зайдет по балке выше стада и отрежет отступление козлам в горы; другой попытается подкрасться снизу и выстрелить по зверю на большом расстоянии на всякий случай — авось попадет в цель. Андрей поставил условием, что какого бы другого зверя мы ни подняли — ни в кого не стрелять, только в козлов.
Андрей пошел вперед, а я стал понемногу отставать. Мне надо было спугнуть табун снизу и нагнать его на Андрея. Не прошел я и полкилометра, слышу выстрел — громкое эхо прокатилось по горной долине. «Неужели Андрей на другое стадо козлов наскочил?» Спешу к нему. Андрей стоит смущенный, перезаряжает ружье. Выскочила у него из-под самых ног косуля, не удержался он, выстрелил, забыв про уговор, да к тому же еще промахнулся.
Козлы, конечно, после такого предупреждения нас ждать не стали. Поскакали через перешеек, где Андрей предполагал в засаде спрятаться,— только мы и слышали, как посыпались вниз камни и щебень. Махнули мы на них рукой и стали подниматься туда, где белели и искрились на солнце вечные снега.
Часа два лезли вверх и, наконец, добрались до скал в верхнем поясе гор. Неприступной стеной возвышалась темная, мрачная скала, покрытая снегом сверху, как шапкой. Обходя ее, мы слышали шорох сыплющегося сверху щебня. Стали мы рассматривать в бинокль темные расселины и уступы и вскоре обнаружили не только козлов и уларов, но киргиза-охотника с собакой на привязи.
Тут мы с Андреем разделились. Я пошел влево к охотнику, а он стал с другой стороны подходить к скале.
Поднявшись по склону на верхнюю часть утеса, я забрался в небольшое ущелье и стал наблюдать за пробиравшимся по узкой горной тропинке киргизом-охотником. Его поведение было мне совершенно непонятно. Собака, привязанная на длинном ремне к поясу охотника, шла впереди, а киргиз — за ней, не снимая ружья с плеч, но, видимо, все время чутко прислушиваясь.
Прошли они немного, вдруг зазвенел по скале щебень, посыпался вниз. Охотник быстро лег на тропинку, ухватившись руками за выступы. В тот же момент его собака рванулась вперед — вот-вот своего хозяина с уступа стащит. Но киргиз подозвал собаку, осторожно поднялся и снова пошел дальше. Через некоторое время повторилась та же история.
Я недоумевал: какой смысл с таким псом охотиться, ведь не для того же охотник его берет, чтобы каждую минуту смерть за плечами чувствовать. Того и гляди, собака сдернет хозяина с узкой тропки и оба погибнут.
Тем временем охотник забрался на середину скалы, снял ружье и, прижав собаку к земле, стал стрелять. Раза четыре выпалил, видимо, промахнулся, но пятой пулей все же свалил козла и стал спускаться вниз, куда скатился убитый зверь. Посмотрел я в бинокль на то место, куда пули ложились,— вижу, там стоят еще три козла — не шелохнутся. Не успел охотник со своей собакой скрыться за камнями, как вновь зазвенел щебень, более десятка козлов пошли по уступам вверх и вскоре скрылись за перевалом.
Только теперь я понял, зачем киргиз таскал за собой собаку. От человека козлы убегают, а завидев собаку, забьются в укромное место и стоят неподвижно. Тут их всех перестрелять можно.
Я был так увлечен этой своеобразной охотой, что ничего не замечал вокруг. Когда же козлы ушли, я стал различать какие-то странные звуки: «Уль-уль, уль-уль» — как будто кто-то ударяет по пустой бутылке металлическим предметом. Звуки слышались с небольшой скалы, нависшей над самой моей головой. Пока я крутился на одном месте, пытаясь заглянуть на скалу, с другой стороны ущелья совсем близко раздалось:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Так добрался я до большого сыпца. Сыпец — это масса камней, щебня и песка, скопившихся в лощинке крутого склона. Встанешь на такой сыпец, а он начнет сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее двигаться вниз, точно течет по склону с глухим рокотом каменная река. Проехал я на сыпце метров сто вниз, а когда течение каменного потока стало слишком быстрое, выскочил на «берег» — твердую почву, переждал, пока сыпец успокоился, и снова вступил на него.
Вскоре, однако, склон стал настолько крутым, что катиться на сыпце было небезопасно. Пришлось перебраться на твердую почву крутого склона и, медленно спускаясь, тащить на ремне мешок с мясом косули.
Спускался я так, спускался и совсем измучился. Сам с большим трудом удерживаешься на крутизне, а тут еще мешок дергает тебя за руку — тащит за собой.
Вдруг что-то метнулось у меня из-под ног и быстро поскакало вниз по каменистому склону, поросшему колючим шиповником. Инстинктивно я вскинул ружье и прицелился. Такая уж вырабатывается у охотника привычка: хвататься за ружье, как только завидишь убегающего зверя.
Но в следующую же секунду я убедился, что целюсь в собственный мешок. Ремень, на котором я его удерживал, оборвался, и мешок, как живой, катился к обрыву, где речка Кара-Балта с ревом несла свои воды в долину.
СИНЯЯ ПТИЦА, ИЛИ ЛИЛОВЫЙ ДРОЗД
Хорошо бывает в лесу ранней весной! Снег уже стаял, но земля не просохла, местами чуть поднялась перезимовавшая зеленая травка, а осина и береза еще не успели покрыться новыми листьями. Только вечнозеленые сосна да ель поднимают свои темные остроконечные вершины над прозрачным лиственным мелколесьем. Войдите перед вечером в лес, встаньте на лесной опушке, пробудьте до захода солнца, и вы обязательно услышите пение замечательных наших певцов — дроздов. В это время они поют особенно часто. В наших лесах их несколько видов, и каждый из них поет по-своему. Громко свистит дрозд черный, еще лучше поет сравнительно маленький певчий дрозд. Неподвижно сидит он на вершине ели и распевает свою чудную долгую песню, немногим уступающую пению соловья. Как оживляет весеннее пение дроздов нашу северную природу!
Среди сравнительно некрупных птиц — дроздов, населяющих нашу страну, есть и такие, которые достигают размеров галки, как, например, лиловый дрозд. Его часто называют синей птицей. Он водится в Индии и Гималаях. Оттуда- через Афганистан лиловый дрозд проникает в горы нашей Средней Азии. Окраска оперения лилового дрозда издали кажется почти черной; если удастся увидеть его вблизи, то сразу станет понятным, почему его называют синей птицей. Оперение птицы темно-синее или лиловое с блестящими серебристыми блестками.
Хотя это и не водяная птица, но селится она всегда возле воды, точнее — возле горных ручьев, потоков и водопадов. Там, где русло горной реки круто обрывается вниз, где вода с шумом падает с высоты, там наверняка найдешь лилового дрозда. Гнезда лиловые дрозды прикрепляют к камням крутого обрыва и особенно охотно устраивают их в трещинах камней, нависших близ водопада.
С ревом падает на камни вода, пенится, рассыпается брызгами. Воздух вокруг насыщен холодной водяной пылью, река грохочет, а лиловый дрозд под этот аккомпанемент водопада распевает звонкую песню. Рев потока не может заглушить его голос, похожий на флейту.
Попал я как-то весной в горы Киргизии, увидел этих птиц, послушал их звучное пение и решил добыть хоть парочку горных певцов для Московского зоопарка Часто мы увлекаемся погоней за животными, которые не водятся в наших краях, как диковины выписываем их из-за границы, а не учитываем, что у нас в стране есть свои изумительные диковины — сказочные синие птицы. Более 60 лет существует Московский зоопарк, много в нем побывало интересных животных, но лиловый дрозд еще ни разу не попадал в его вольеры.
Задумав добыть лиловых дроздов, я при каждом походе в горы старался отыскать их гнезда и особенно примечал те, к которым, как мне казалось, было легче добраться.
Облюбовал я одно гнездо, выждал, когда из яиц вылупятся птенцы, и отправился на разведку. Постучал я палкой о скалу, на которой находилось гнездо, и птенчики, заслышав стук, по-видимому, решили, что мать прилетела с кормом. Высунули они головы из гнезд и давай кричать, требовать пищи. Голоса у них звонкие, как серебряные колокольчики.
Полез я по уступам скалы вверх к гнезду, и хотя невысоко оно помещалось и казалось доступным, но никак не мог я до него добраться. Метра два, не больше, отделяло меня от гнезда, но крутизна тут была такая, что сорвешься — живым не останешься, костей не соберешь.
Больше часа провозился я возле гнезда, все надеялся найти безопасный путь. Но, увы! Пришлось вернуться домой с пустыми руками.
Как же быть? И вот что я придумал: «Дай-ка попробую ловить птенцов удочкой, как ловят рыбу, только без крючка, конечно». Достал я удилище, привязал к нему короткую леску, прикрепил грузило близ конца лески и на конце сделал волосяную петлю. Приготовив снасть, я в тот же день отправился в горы к знакомому гнезду.
Вот и нависшая скала, где грохочет бурный ручей, вот и гнездо с крикливыми дроздятами. Забрался я на скалу, уселся поудобнее, приготовил удочку. Все пять птенцов в гнезде видны мне как на ладони, но, пока они лежат спокойно, петлей их не выловишь. Осторожно подвел я конец удилища к гнезду и поскреб им о камень. Заслышав этот звук, птенцы как по команде вытянули шеи и, широко раскрыв рты, подняли крик. Этим моментом я и воспользовался. Быстро накинув петлю на шею одного из птенцов, легонько затянул ее и поднял злополучного дрозденка на воздух. Хоть бедный птенец и проболтался в петле несколько секунд, но ничего с ним не случилось — остался целехонек. Таким же манером, немного переждав, выудил я второго птенца. Положив дроздят в карман, чтобы не озябли, я скорее направился домой.
Дома я устроил для своих питомцев гнездо из лукошка. Насыпал туда песку, положил сена и поставил лукошко на теплую печь, прикрыв его полотенцем. Маленькие голые птенцы больше всего боятся холода. Если они замерзнут, сразу перестанут есть, потеряют силы, тогда трудно их выходить. Снимая с гнезда полотенце, я всегда давал им корм. Птенцы в первый же день привыкли к этому и стали, как только их откроешь, сами требовать пищи, жадно раскрывая большие рты.
В первые дни дроздята были ужасно уродливы, но все же заинтересовали ребят моей хозяйки. Ребятишки стали ловить на лугу кузнечиков, собирать дождевых червей и все это тащили моим питомцам. Корм этот птенцам и приятный, и самый полезный. Как на дрожжах росли дроздята. Скоро они уже стали взбираться на край лукошка и встречали каждого входившего в комнату человека мелодичным, серебристым писком.
Прошло две недели. Дроздята стали большие, длиннохвостые — совсем как взрослые лиловые дрозды, только рты у них еще в углах оставались желтыми.
Жалко было мне запирать дроздят в клетку, и, мирясь с неудобствами, я предоставил им полную свободу в комнате. Они ловко ловили мух на окнах, прыгали по столу, подъедали крошки, а на ночь всегда усаживались на высокую русскую печку. Одно меня смущало: в доме у нас появился маленький сибирский котенок. Как ни мал он был, но держать кошку в одной комнате с птенцами небезопасно. Очень рано у кошек проявляются наклонности хищника.
Однако пока все шло благополучно. Уход за дроздятами к этому времени стал много легче. Их уже не надо было кормить из рук — они научились находить пищу сами. Уходя из дому, я ставил на пол посреди комнаты блюдце с мелкими кусочками сырого мяса. Что не съедали дроздята, то подбирал котенок.
Быстро подрастая, котенок стал интересоваться птицами, и, возвращаясь домой, я не раз с тревогой думал: «Живы ли дроздята?» Пора было прекратить это опасное сожительство, но я все медлил.
Однажды, вернувшись, я не нашел котенка в комнате. Обыскал все уголки, где котенок любил дремать, звал его по имени — все напрасно. Куда исчез котенок из запертой комнаты? И вдруг из-за шкафа послышалось слабое и жалобное мяуканье.
— Так вот ты где! Что ты там делаешь?
Щель между стеной и шкафом была настолько узка, что я не смог всунуть руку, чтобы извлечь оттуда котенка; он же на мой зов отвечал только мяуканьем, но не двигался с места. Решив, что котенок, застряв в щели, не может сам выбраться, я отодвинул тяжелый шкаф. Взяв котенка на руки, погладил его, дал ему кусочек сырого мяса, но четвероногого шалуна и лакомку будто подменили. Есть-то он, правда, ел из моих рук, но все время щурился и беспокойно ? озирался по сторонам. А когда я посадил его к блюдечку, где еще оставались нарезанные кусочки мяса, котенок со страхом попятился назад. Что могло с ним случиться в мое отсутствие? Чем он так напуган? И тут же все разъяснилось само собой. С печки легко соскользнул дрозденок и прямо с разлета сильно ударил котенка всем своим телом и клювом в мордочку. Тот отскочил назад, выгнул спину, готовый к защите. Однако новый сильный удар другой птицы сбил котенка с занятой им позиции. Ошеломленный маленький хищник бросился наутек. Оба лиловых дрозда с громким писком щипали свою жертву клювами, били его в спину, пока перепуганный котенок не скрылся в свое надежное убежище — узкую щель между шкафом и стенкой.
Теперь, уходя из дому, я уже не боялся за жизнь своих питомцев. Нападение дроздов надолго сохранилось в памяти котенка. Хотя он сильно подрос и был раза в три больше преследующих его птиц, но по-прежнему боялся встречи с дроздятами и старался не оставаться в комнате, когда в ней не было людей, на которых он смотрел как на защитников.
Осенью я привез лиловых дроздов в столицу и подарил зоопарку. Один лиловый дрозд прожил в Москве 8 лет. Он улетел, выскользнув из рук сотрудника, при пересадке из зимнего помещения в летнюю вольеру.
ОРЛИНОЕ ГНЕЗДО
— Доставь мне удовольствие, Андрей,— просил я,— пойдем за уларами, а кстати, и на козлов поохотимся. Если бы я знал ваши горы, как знаешь ты, я пошел бы один. Но обидно забраться на такую высь и не увидеть птиц.
— Увидишь! Как поднимешься до сплошного снега, там и ула- ров найдешь. Они сами себя свистом выдадут.
Этот разговор происходил в селении Сосновка, расположенном у подножия Киргизского хребта. Моим собеседником был колхозный пастух Андрей Уразовский
Горный пастух не похож на пастухов Среднерусской равнины. Он пасет отару высоко в горах на субальпийских лугах. Пастух не ходит пешком за стадом, а ездит верхом на быстроногой киргизской лошадке. За поясом у него нож, за плечами — ружье. Охота для горного пастуха—любимое дело, только охотиться летом времени нет. Зато зимой он каждую неделю ходит в горы за козлами, а попутно бьет и уларов.
Улары, как вы уже знаете из моих рассказов, о горной Армении,— крупные горные птицы. Они населяют альпийскую зону, редко спускаясь ниже верхней границы хвойного леса. В Киргизии живет гималайский, или темнобрюхий, улар.
Охота за уларами трудная. Не у всякого хватит выносливости забраться на такую высоту в горы. К тому же птица эта хотя и глупая, но очень пугливая и осторожная. Редко кому посчастливится не только убить, но даже увидеть улара.
Трудность охоты за уларами меня только подзадоривала, и я очень обрадовался, когда как-то вечером Андрей сказал, что завтра может пойти со мной на охоту. С вечера мы зарядили патроны, положили в мешок немного провизии, осмотрели, в порядке ли наш охотничий наряд: полушубки, шерстяные носки, специальные горные подковки. И на следующий день, встав на заре, мы направились в горы.
Дойдя до начала ущелья на берегу реки Кара-Балта, мы сделали привал, чтобы позавтракать. Андрей отрезал по большому куску свиного сала и по маленькому куску хлеба, так что ели мы не хлеб с салом, а сало с хлебом. Перед горной охотой нужно поесть сытно, но немного, не отягощая желудка, иначе на первом же километре подъема выдохнешься.
Внизу у селения совсем рассвело, а в ущелье царил холодный сырой полумрак. Поеживаясь от холода, мы разглядывали в бинокли ближайшие увалы, в надежде увидеть козерогов. Эти животные спускаются в ущелье только ранним утром, пока нет мух. Пригреет солнце, появятся мухи, и козлы немедленно уйдут выше в горы.
Вскоре Андрей заметил на сочном лугу табунчик пасущихся козерогов. Самки безмятежно щипали траву, а старый самец, украшенный рогами, стоял на вершине небольшой скалы и наблюдал за окрестностями. Если сторожевой козел заметит человека, то свистнет - сейчас же все стадо собьется в кучу и пойдёт к неприступным вершинам.
При виде козлов Андрея охватил охотничий азарт. Очень удобно захватить добычу так близко от селения. Убьешь — дотащить домой ничего не стоит, а кроме того, и место для подхода удобное.
Мы с Андреем сговорились так: один из нас зайдет по балке выше стада и отрежет отступление козлам в горы; другой попытается подкрасться снизу и выстрелить по зверю на большом расстоянии на всякий случай — авось попадет в цель. Андрей поставил условием, что какого бы другого зверя мы ни подняли — ни в кого не стрелять, только в козлов.
Андрей пошел вперед, а я стал понемногу отставать. Мне надо было спугнуть табун снизу и нагнать его на Андрея. Не прошел я и полкилометра, слышу выстрел — громкое эхо прокатилось по горной долине. «Неужели Андрей на другое стадо козлов наскочил?» Спешу к нему. Андрей стоит смущенный, перезаряжает ружье. Выскочила у него из-под самых ног косуля, не удержался он, выстрелил, забыв про уговор, да к тому же еще промахнулся.
Козлы, конечно, после такого предупреждения нас ждать не стали. Поскакали через перешеек, где Андрей предполагал в засаде спрятаться,— только мы и слышали, как посыпались вниз камни и щебень. Махнули мы на них рукой и стали подниматься туда, где белели и искрились на солнце вечные снега.
Часа два лезли вверх и, наконец, добрались до скал в верхнем поясе гор. Неприступной стеной возвышалась темная, мрачная скала, покрытая снегом сверху, как шапкой. Обходя ее, мы слышали шорох сыплющегося сверху щебня. Стали мы рассматривать в бинокль темные расселины и уступы и вскоре обнаружили не только козлов и уларов, но киргиза-охотника с собакой на привязи.
Тут мы с Андреем разделились. Я пошел влево к охотнику, а он стал с другой стороны подходить к скале.
Поднявшись по склону на верхнюю часть утеса, я забрался в небольшое ущелье и стал наблюдать за пробиравшимся по узкой горной тропинке киргизом-охотником. Его поведение было мне совершенно непонятно. Собака, привязанная на длинном ремне к поясу охотника, шла впереди, а киргиз — за ней, не снимая ружья с плеч, но, видимо, все время чутко прислушиваясь.
Прошли они немного, вдруг зазвенел по скале щебень, посыпался вниз. Охотник быстро лег на тропинку, ухватившись руками за выступы. В тот же момент его собака рванулась вперед — вот-вот своего хозяина с уступа стащит. Но киргиз подозвал собаку, осторожно поднялся и снова пошел дальше. Через некоторое время повторилась та же история.
Я недоумевал: какой смысл с таким псом охотиться, ведь не для того же охотник его берет, чтобы каждую минуту смерть за плечами чувствовать. Того и гляди, собака сдернет хозяина с узкой тропки и оба погибнут.
Тем временем охотник забрался на середину скалы, снял ружье и, прижав собаку к земле, стал стрелять. Раза четыре выпалил, видимо, промахнулся, но пятой пулей все же свалил козла и стал спускаться вниз, куда скатился убитый зверь. Посмотрел я в бинокль на то место, куда пули ложились,— вижу, там стоят еще три козла — не шелохнутся. Не успел охотник со своей собакой скрыться за камнями, как вновь зазвенел щебень, более десятка козлов пошли по уступам вверх и вскоре скрылись за перевалом.
Только теперь я понял, зачем киргиз таскал за собой собаку. От человека козлы убегают, а завидев собаку, забьются в укромное место и стоят неподвижно. Тут их всех перестрелять можно.
Я был так увлечен этой своеобразной охотой, что ничего не замечал вокруг. Когда же козлы ушли, я стал различать какие-то странные звуки: «Уль-уль, уль-уль» — как будто кто-то ударяет по пустой бутылке металлическим предметом. Звуки слышались с небольшой скалы, нависшей над самой моей головой. Пока я крутился на одном месте, пытаясь заглянуть на скалу, с другой стороны ущелья совсем близко раздалось:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36