Вот и прикиньте, сколько часов она прослужит и сколько заработает вальщик. Моторная пила должна вернуть своему владельцу истраченные на нее сто тысяч, кроме того, обеспечить ему приличный заработок и проценты, если пила куплена в рассрочку. Но она не всегда делает это, пила то есть...
— Неужели рабочий должен приобретать инструмент за свой счет? — спросил Павел Иванович, все еще не веря своим ушам.
Начальник пожал плечами и ответил по-русски:
— Конечно. А гости, наверно, уже устали?
И он пошел к дороге,
— Пойдемте, пойдемте,— охотно присоединился к нему господин Халонен.
Рядом с бараком топилась баня. На пороге сидела старая женщина и вязала веники. Айно подошла к старушке и заговорила с ней:
— Вы, значит, работаете здесь, на лесопункте?
— А? Что? Где? — не поняла старушка.
— Ну, на лесозаготовках...
— Да я что-то...
— Так вы работаете в этом лесном хозяйстве? — Айно наконец вспомнила правильное название.
— Да я не то что работаю, стара уж я, вот веники вяжу да убираю и топлю. Наш начальник такой добрый, что дает мне, старой женщине, на хлеб да на кофе заработать.
Видимо, старушка была туга на ухо. Айно спросила громче:
— А семья у вас есть?
— Что? У кого? У кого есть, а у кого нет.
— А у тебя-то?
— У меня? Был старик дряхлый да больной. Вот уже два года, как господь прибрал.
Старуха посмотрела на Айно слезящимися глазами и спросила:
— А госпожа не из России ли, как тут поговаривают? Ты даже говоришь по-фински?
— Оттуда, оттуда.
Айно взяла березовые ветки и стала тоже вязать веник. Старушка прервала свою работу и внимательно следила за движениями рук гостьи.
— А что, у вас тоже веники делают? Уж больно умело ты вяжешь,— похвалила она.
— Значит, у тебя нет семьи, никого? — продолжала Айно разговор.
— Никого. Был сын, да там он остался... там... у вас... Так искромсали, что ничего не осталось, чтобы на кладбище везти... Значит, ты оттуда?
Старушка испытующе посмотрела на Айно, потом задумчиво поглядела на свои руки со вспухшими синими венами. Она глубоко вздохнула, поднялась с порога и стала подметать опавшие березовые листья.
Айно показала на контору, где их только что угощали обедом.
— Л ты там обедаешь?
— Что? Я? —старушка от удивления остановилась.— Я у господ? Ни разу не была... Хорошо, что и так.
Листья были подметены и убраны. Айно спросила, можно ли ей посмотреть, как живут в бараках.
— Конечно, можно, если госпоже интересно.
С трудом ступая и держась за поясницу рукой, старушка повела ее в обшитое досками здание. Из прихожей вошли в низкое помещение, где стоял длинный, сколоченный из досок стол на крестообразных ножках; по обе стороны его тянулись скамьи.
— Здесь столовая,—пояснила старушка.—Но не все едят из общего котла, кое-кто сам готовит, другие домой ездят.
Из столовой в глубь барака вели две двери. Старушка распахнула одну из них. Айно увидела жилье современного финского лесоруба. Комната — метров двадцать с небольшим. Койки в два этажа, четыре налево, четыре направо — на шестнадцать жильцов. Между койками узкий проход —
вдвоем не разойтись. У окна маленький столик и два стула. Для третьего стула места не оставалось.
— А здесь не слишком тесно? — спросила Айно.
— Тесно? — переспросила старушка.— Да ребята здесь мало бывают. Спят только. А платить за это не надо, ни марки. Компания заботится о своих работниках. Только с тех, кто столуется, удерживают за еду.
В помещении была безупречная чистота. Айно сказала об этом старушке. Та была довольна:
— Да кому же хочется жить в грязи? Ведь люди же.
Видимо, замечание Айно о тесноте задело старушку, и она начала расхваливать свою страну:
— Жить-то в Финляндии можно. У наших ребят и деньги есть, и кофе. А здесь живут только дальние. У кого дом близко, на велосипед — и дома. И господа такие любезные. Госпожа Халонен из самого города приезжает к рабочим и говорит, что хорошо было бы жить в мире...
Будто услышав, что говорят о ней, на пороге появилась Импи:
— Так вот куда запропастилась наша гостья! А мы-то диву дались, куда вы могли подеваться?
Она поздоровалась со старушкой за руку и засмеялась:
— Ну вот и бабушка Норонен повидала советских людей. Какая приятная встреча, правда?
Потом Импи сказала Айно:
— Нас ждут на ужин.
Поужинав, пошли в баню, сначала госпожа Халонен и Айно, потом мужчины. После бани пили кофе. Уже темнело. Начальник налил женщинам красного вина, а мужчинам коньяку. Господин Халонен поднял тост за здоровье советских гостей и, извинившись, что он непьющий, опустил рюмку на стол, не притронувшись к ней. Когда у мужчин завязался разговор о лесном хозяйстве в Финляндии и Советском Союзе, госпожа Халонен предложила Айно идти спать.
Они поднялись в маленькую, уютно обставленную комнатку наверху, из окна которой открывался вид на озеро. Расчесывая перед зеркалом свои каштановые волосы, госпожа Халонен заметила:
— А у нас одинаковые волосы.
Потом она погасила свет. В мягком сумраке летней ночи комната казалась еще уютнее. Откуда-то издали донесся шум машины.
— По-видимому, у нас много общего и в другом.— Госпожа Халонен села в кресло.— Я тоже хотела стать врачом. Но не сумела доучиться. Ваши родители были состоятельные?
Айно не сразу нашлась что ответить. Можно ли было назвать состоятельной их семью — обыкновенных крестьян глухой деревушки Кайтаниеми, затерянной в лесах северной Карелии? Пожалуй, так же жили и остальные их односельчане— Лампиевы, Ларинены, Кауронены. Были и совсем бедные. Например, дядя Теппана, у которого вовек не было коровы. У матери Айно коровенка все-таки была, хоть и не всегда.
— Вас родители выучили или кто-нибудь помогал еще? — спросила госпожа Халонен.
— А я не нуждалась в помощи. Мы все жили на стипендии. Из колхоза приходили небольшие переводы денег три раза в год — к Октябрьским праздникам, Новому году и Майским торжествам. Всем нам, кто из колхоза поехал учиться.
— Простите, если вы не хотите спать, пожалуйста, расскажите о себе. Значит, вы из колхоза поехали учиться на врача?
— Да, из колхоза...
Наверно, еще никто не слушал биографию Айно с таким интересом, как госпожа Халонен. Ничем особенным ее биография примечательна не была — обыкновенный жизненный путь обыкновенной карельской девушки.
...Бабушка Норонен подмела двор перед баней... Айно рассказывала, как она училась в медицинском училище в Петрозаводске. Практику она проходила в военном госпитале. Ее сестра в это время находилась в финском концлагере и муж сестры был на фронте... Рассказывая об этом, Айно видела, как русский инженер Павел Иванович и два финна сталкивали лодку на воду, собираясь покататься. Лодка отплыла от берега, а Айно рассказывала об оборонных работах, где пришлось потрудиться и лопатой и ломом. Когда шла битва на Курской дуге, она училась на первом курсе Воронежского медицинского института. Аудитории и общежитие не отапливались, студенты сидели на лекциях в пальто, многие спали, не снимая валенок... А за окном была теплая ночь, такая теплая, что катающиеся на лодке сидели в одних рубашках. Во время зимних каникул студенты выезжали на фронт выступать с концертами перед солдатами. Айно тоже ездила, хотя и не обладала особенным голосом. Поездка была интересная, и тогда студенты отведали солдатских харчей. Отведали по-настоящему... Айно рассказывала и смотрела на озеро. Павел Иванович, видимо, тоже что-то рассказывал. Господин начальник слушал, держа весла над водой... На выпускном вечере танцевали до упаду... Катавшиеся причалили к берегу и пошли спать. Поверхность озера заалела, из-за леса вставало большое и яркое солнце... Айно Андреевна получила направление в Туулилахти. Тогда в поселке было всего два домика люди жили в палатках и землянках. Врач принимала пациентов в своей комнатке, за стеной помещалась палата. Теперь в Туулилахти около двухсот домов. У Айно был муж, теперь его уже нет в живых. Осталась дочь... Где-то кололи дрова, и над столовой барака закурился дымок.
Госпожа Халонен вздохнула:
— Чего только людям не довелось испытать в те годы.. Большое спасибо за эту удивительную ночь. Не жалейте, что вам не удалось поспать. Зато у вас теперь есть искренняя подруга в Финляндии.
Госпожа Халонен протянула Айно Андреевне руку —то ли чтобы скрепить эти слова, то ли чтобы пожелать спокойной ночи — и ушла в соседнюю комнату. Тогда только Айно почувствовала, что ей хочется спать. Она опустила голову на подушку и сразу уснула.
Когда Айно проснулась, было около одиннадцати. У постели стояла госпожа Халонен.
— Господа ушли в лес, а нас оставили,— сказала она.— Умоемся здесь или же пойдем искупаемся в озере?
— Конечно, в озере!— обрадовалась Айно.
После еды отправились в город, где госпожа Халрнен обещала показать новой подруге больницу. Павел Иванович сидел рядом с Айно и клевал носом: он спал всего три часа, потому что хотелось пойти в лес вместе с рабочими. Машину тихо покачивало, и он задремал. Голова Павла Ивановича опустилась на плечо соседки, но Айно Андреевна не стала будить его.
Больницу осмотрели бегло — времени осталось в обрез. Врачу из карельского Туулилахти многое понравилось — порядок и чистота в палатах, режим и слаженность работы медицинского персонала, но была крайне удивлена тем, СКОЛЬКО больные должны платить за лечение: за сутки намного больше дневной зарплаты рабочего. У себя дома, она вспомнила, больные, выписавшись из больницы, даже спасибо не скажут.
Госпожа Халонен торопилась:
— Как нам быть? Через полчаса начинается кинофильм «Судьба человека». Если пойдем в кино, тогда не успеем поужинать до поезда.
Ее муж заявил решительно:
— Фильм — советский. Гости увидят его дома. Поехали в ресторан.
В ресторане было многолюдно. С небольшой эстрады в глубине зала мужчина средних лет пел в сопровождении оркестра сочным басом:
И ножиком острым брюхо соседа Потом я пощупал немного, И только позднее заметил я это — Уже на тюремном пороге.
— Нас неплохо встречают! — засмеялся господин Халонен и, словно извиняясь, пояснил: — В этом ресторане принято исполнять старинные народные песни, модные песни и куплеты на злобу дня. Публика может подпевать. Поэтому здесь всегда много народу.
Они заняли столик в конце зала. Сразу же подошла официантка с меню. Господин Халонен заметил ей:
— С нами советские гости.
Девушка сделала книксен и приятно улыбнулась.
— Вы меня поняли? — строго спросил господин Халонен.
Девушка покраснела и куда-то побежала. Скоро она вернулась и поставила на стол советский и финский флажки.
Когда подали блюда и вино, господин Халонен" заметил, что он не употребляет спиртного, но в порядке исключения выпьет полрюмочки за здоровье гостей.
Певец на эстраде запел:
В глубине тайги угрюмой Та розочка растет...
Зал подхватил песню. Айно тоже запела: слова песни она знала хорошо.
Господин Халонен снова, в порядке исключения, поднял бокал и выпил налитую до краев рюмку за советско-финскую дружбу и за хорошие торговые отношения, после чего его супруга незаметно отодвинула подальше от него рюмку, чтобы он больше не делал «исключения».
Певец объяснил, что с разрешения публики он исполнит куплеты на злобу дня. Айно не запомнила слов, но над содержанием смеялись: американские спутники крайне необходимы для рыбаков, потому что они падают в море и глушат рыбу, побольше бы таких спутников; в Западной Германии надо больше производить крысиного яда, потому что кое-кто вообразил себя последователем Гитлера...
Потом певец прошелся по поводу правительства Финляндии и закончил куплетом, в котором говорилось, что в Советском Союзе даже трактористов и шоферов считают высококвалифицированными специалистами, в Финляндии же любой мальчишка умеет водить машину.
Халонен подозвал официантку:
— Пригласите-ка сюда этого остряка!
С трудом пробираясь между столиками, подошел певец и любезно раскланялся.
— Вы видите эти флажки? — строго спросил Халонен.
— Простите, не заметил.
— Почему вы выбрали именно сегодняшний вечер для антисоветских выпадов?
— Я в самом деле не знал, что у нас советские гости,— извинялся певец.— Кроме того, господа слышали, я ведь высмеивал и Америку, и Западную Германию, и наше правительство. Конечно, я мог обойти Советский Союз, но тогда меня упрекнули бы в необъективности.
— Если вы хотите оставаться на службе, то зарубите себе на носу, что я запрещаю вам петь что-либо враждебное о Советском Союзе. Я—Халонен. Надеюсь, фамилия моя вам знакома? Можете идти.
— Я прошу прощения. Сейчас вы услышите песню «Стенька Разин».
Затем последовали в хорошем исполнении и в удачном переводе «Подмосковные вечера», «Дубинушка», «Летят перелетные птицы».
Госпожа Халонен озабоченно показала на часы.
— Счет! — потребовал господин Халонен.
Госпожа Халонен гнала машину, боясь опоздать к поезду, на котором советские туристы возвращались в Хельсинки.
Вдруг она резко затормозила машину. Кто-то рванул дверцу, и прямо в объятия Айно Андреевны влетела молодая девушка.
— Сотрудница нашего общества Мирья Матикайнен,— представила ее госпожа Халонен.
Тут-то они и встретились — Мирья и Айно Андреевна после того, как Мирья и Нийло смотрели кинофильм «Судьба человека».
У каждого — своя судьба.
Айно Андреевна с удивлением уставилась на девушку. Где же она видела ее? Нет, она никогда не встречала эту девушку. И вдруг она вспомнила. У Елены Петровны была фотография, сделанная еще в молодости... Какое поразительное сходство!
Машина остановилась у вокзала. На перроне их ждали другие советские туристы. Мирья Матикайнен несколько раз порывалась что-то сказать Айно, но ее и Павла Ивановича сразу окружили товарищи по группе. Потом откуда-то появился Куосманен, с которым Айно ехала в одном вагоне через границу.
— Извините меня, госпожа доктор. Я узнал, что вы сегодня будете проездом у нас. Разрешите сделать вам небольшой ответный подарок,— он протянул красиво завернутый пакет.
Туристы уже стали заходить в вагон. Мирья схватила Айно за руку:
— Будьте добры, возьмите и от меня...
— Кийтос, господин Куосманен,— поблагодарила Айно.— Кийтос, Мирья. Знаете, у меня есть подруга, которая в молодости была очень похожа на вас.
— Похожа на меня? — у Мирьи глаза сделались круглыми.—Интересно! Передайте, пожалуйста, ей привет от Мирьи.
Халонены крепко пожимали ей руки. Айно поднялась на подножку вагона. Мирья бежала рядом, говоря запыхавшись:
— Можно ли мне написать вам? Можно ведь, да? Скажите ваш адрес?
— Советская Карелия, Туулилахти, Айно Лампиева, врач.
— Спасибо, запомнила.
Колеса застучали, поезд набирал скорость. С перрона долго не уходили провожавшие, и дольше всех махала рукой девушка, удивительно похожая на Елену Петровну.
Выехав из Хельсинки и снова оказавшись в советском цельнометаллическом вагоне, туристы почувствовали себя почти дома. Мимо проплывали такие же леса и озерки, как и в Карелии, но в то же время в пейзаже было что-то неуловимо чужое и непривычное.
— Вот и эту страну узнали,— заговорила Айно, сидя у окна.
— Нет, Айно Андреевна,— ласково усмехнулся Павел Иванович.— Мы не узнали этой страны.
— Как так? Все-таки десять дней...
— Мы видели только фасад здания, а если и заходили внутрь, то были не дальше гостиной.
Айно прикусила губу. Конечно же именно фасад. И как она могла сказать, что они узнали страну. Они были в гостях и видели всё только глазами туриста. А жизнь людей в каждой стране куда сложнее, чем это представляли туристы. В каждой стране... Айно вспомнила Куосманена и Пентикяйнена, с которыми она переехала границу в одном вагоне. Они пробыли в Советском Союзе целый месяц. Что увидели? Дом отдыха в Крыму, горы, море, отдыхающих людей... Они видели только часть фасада советской жизни.
Вот опять Вайниккала. Граница. Поезд ненадолго остановился. Потом колеса его снова застучали.
Родина!
За окном вагона так же мелькают дома, дороги, переезды, машины, люди. Но все здесь другое, такое знакомое и родное, что к горлу подкатывается комок и начинает щипать глаза.
Рядом с железной дорогой бежало шоссе. По нему ехали две грузовые машины, разной величины, разных марок, но такие свои, отечественные, что их узнаешь с первого взгляда. Полная женщина в черном кителе стояла с желтым флажком в вытянутой руке — путь свободен. Айно Андреевна подмигнула ей, хотя железнодорожница даже не взглянула на окно.
Павел Иванович задумчиво курил у окна. Айно Андреевна обернулась к нему:
— А каково тем, кому приходится жить за границей годами? Например, дипломатам. Или, может, они привыкают к этому.
— Не думаю, что можно привыкнуть к этому,— ответил Павел Иванович.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
— Неужели рабочий должен приобретать инструмент за свой счет? — спросил Павел Иванович, все еще не веря своим ушам.
Начальник пожал плечами и ответил по-русски:
— Конечно. А гости, наверно, уже устали?
И он пошел к дороге,
— Пойдемте, пойдемте,— охотно присоединился к нему господин Халонен.
Рядом с бараком топилась баня. На пороге сидела старая женщина и вязала веники. Айно подошла к старушке и заговорила с ней:
— Вы, значит, работаете здесь, на лесопункте?
— А? Что? Где? — не поняла старушка.
— Ну, на лесозаготовках...
— Да я что-то...
— Так вы работаете в этом лесном хозяйстве? — Айно наконец вспомнила правильное название.
— Да я не то что работаю, стара уж я, вот веники вяжу да убираю и топлю. Наш начальник такой добрый, что дает мне, старой женщине, на хлеб да на кофе заработать.
Видимо, старушка была туга на ухо. Айно спросила громче:
— А семья у вас есть?
— Что? У кого? У кого есть, а у кого нет.
— А у тебя-то?
— У меня? Был старик дряхлый да больной. Вот уже два года, как господь прибрал.
Старуха посмотрела на Айно слезящимися глазами и спросила:
— А госпожа не из России ли, как тут поговаривают? Ты даже говоришь по-фински?
— Оттуда, оттуда.
Айно взяла березовые ветки и стала тоже вязать веник. Старушка прервала свою работу и внимательно следила за движениями рук гостьи.
— А что, у вас тоже веники делают? Уж больно умело ты вяжешь,— похвалила она.
— Значит, у тебя нет семьи, никого? — продолжала Айно разговор.
— Никого. Был сын, да там он остался... там... у вас... Так искромсали, что ничего не осталось, чтобы на кладбище везти... Значит, ты оттуда?
Старушка испытующе посмотрела на Айно, потом задумчиво поглядела на свои руки со вспухшими синими венами. Она глубоко вздохнула, поднялась с порога и стала подметать опавшие березовые листья.
Айно показала на контору, где их только что угощали обедом.
— Л ты там обедаешь?
— Что? Я? —старушка от удивления остановилась.— Я у господ? Ни разу не была... Хорошо, что и так.
Листья были подметены и убраны. Айно спросила, можно ли ей посмотреть, как живут в бараках.
— Конечно, можно, если госпоже интересно.
С трудом ступая и держась за поясницу рукой, старушка повела ее в обшитое досками здание. Из прихожей вошли в низкое помещение, где стоял длинный, сколоченный из досок стол на крестообразных ножках; по обе стороны его тянулись скамьи.
— Здесь столовая,—пояснила старушка.—Но не все едят из общего котла, кое-кто сам готовит, другие домой ездят.
Из столовой в глубь барака вели две двери. Старушка распахнула одну из них. Айно увидела жилье современного финского лесоруба. Комната — метров двадцать с небольшим. Койки в два этажа, четыре налево, четыре направо — на шестнадцать жильцов. Между койками узкий проход —
вдвоем не разойтись. У окна маленький столик и два стула. Для третьего стула места не оставалось.
— А здесь не слишком тесно? — спросила Айно.
— Тесно? — переспросила старушка.— Да ребята здесь мало бывают. Спят только. А платить за это не надо, ни марки. Компания заботится о своих работниках. Только с тех, кто столуется, удерживают за еду.
В помещении была безупречная чистота. Айно сказала об этом старушке. Та была довольна:
— Да кому же хочется жить в грязи? Ведь люди же.
Видимо, замечание Айно о тесноте задело старушку, и она начала расхваливать свою страну:
— Жить-то в Финляндии можно. У наших ребят и деньги есть, и кофе. А здесь живут только дальние. У кого дом близко, на велосипед — и дома. И господа такие любезные. Госпожа Халонен из самого города приезжает к рабочим и говорит, что хорошо было бы жить в мире...
Будто услышав, что говорят о ней, на пороге появилась Импи:
— Так вот куда запропастилась наша гостья! А мы-то диву дались, куда вы могли подеваться?
Она поздоровалась со старушкой за руку и засмеялась:
— Ну вот и бабушка Норонен повидала советских людей. Какая приятная встреча, правда?
Потом Импи сказала Айно:
— Нас ждут на ужин.
Поужинав, пошли в баню, сначала госпожа Халонен и Айно, потом мужчины. После бани пили кофе. Уже темнело. Начальник налил женщинам красного вина, а мужчинам коньяку. Господин Халонен поднял тост за здоровье советских гостей и, извинившись, что он непьющий, опустил рюмку на стол, не притронувшись к ней. Когда у мужчин завязался разговор о лесном хозяйстве в Финляндии и Советском Союзе, госпожа Халонен предложила Айно идти спать.
Они поднялись в маленькую, уютно обставленную комнатку наверху, из окна которой открывался вид на озеро. Расчесывая перед зеркалом свои каштановые волосы, госпожа Халонен заметила:
— А у нас одинаковые волосы.
Потом она погасила свет. В мягком сумраке летней ночи комната казалась еще уютнее. Откуда-то издали донесся шум машины.
— По-видимому, у нас много общего и в другом.— Госпожа Халонен села в кресло.— Я тоже хотела стать врачом. Но не сумела доучиться. Ваши родители были состоятельные?
Айно не сразу нашлась что ответить. Можно ли было назвать состоятельной их семью — обыкновенных крестьян глухой деревушки Кайтаниеми, затерянной в лесах северной Карелии? Пожалуй, так же жили и остальные их односельчане— Лампиевы, Ларинены, Кауронены. Были и совсем бедные. Например, дядя Теппана, у которого вовек не было коровы. У матери Айно коровенка все-таки была, хоть и не всегда.
— Вас родители выучили или кто-нибудь помогал еще? — спросила госпожа Халонен.
— А я не нуждалась в помощи. Мы все жили на стипендии. Из колхоза приходили небольшие переводы денег три раза в год — к Октябрьским праздникам, Новому году и Майским торжествам. Всем нам, кто из колхоза поехал учиться.
— Простите, если вы не хотите спать, пожалуйста, расскажите о себе. Значит, вы из колхоза поехали учиться на врача?
— Да, из колхоза...
Наверно, еще никто не слушал биографию Айно с таким интересом, как госпожа Халонен. Ничем особенным ее биография примечательна не была — обыкновенный жизненный путь обыкновенной карельской девушки.
...Бабушка Норонен подмела двор перед баней... Айно рассказывала, как она училась в медицинском училище в Петрозаводске. Практику она проходила в военном госпитале. Ее сестра в это время находилась в финском концлагере и муж сестры был на фронте... Рассказывая об этом, Айно видела, как русский инженер Павел Иванович и два финна сталкивали лодку на воду, собираясь покататься. Лодка отплыла от берега, а Айно рассказывала об оборонных работах, где пришлось потрудиться и лопатой и ломом. Когда шла битва на Курской дуге, она училась на первом курсе Воронежского медицинского института. Аудитории и общежитие не отапливались, студенты сидели на лекциях в пальто, многие спали, не снимая валенок... А за окном была теплая ночь, такая теплая, что катающиеся на лодке сидели в одних рубашках. Во время зимних каникул студенты выезжали на фронт выступать с концертами перед солдатами. Айно тоже ездила, хотя и не обладала особенным голосом. Поездка была интересная, и тогда студенты отведали солдатских харчей. Отведали по-настоящему... Айно рассказывала и смотрела на озеро. Павел Иванович, видимо, тоже что-то рассказывал. Господин начальник слушал, держа весла над водой... На выпускном вечере танцевали до упаду... Катавшиеся причалили к берегу и пошли спать. Поверхность озера заалела, из-за леса вставало большое и яркое солнце... Айно Андреевна получила направление в Туулилахти. Тогда в поселке было всего два домика люди жили в палатках и землянках. Врач принимала пациентов в своей комнатке, за стеной помещалась палата. Теперь в Туулилахти около двухсот домов. У Айно был муж, теперь его уже нет в живых. Осталась дочь... Где-то кололи дрова, и над столовой барака закурился дымок.
Госпожа Халонен вздохнула:
— Чего только людям не довелось испытать в те годы.. Большое спасибо за эту удивительную ночь. Не жалейте, что вам не удалось поспать. Зато у вас теперь есть искренняя подруга в Финляндии.
Госпожа Халонен протянула Айно Андреевне руку —то ли чтобы скрепить эти слова, то ли чтобы пожелать спокойной ночи — и ушла в соседнюю комнату. Тогда только Айно почувствовала, что ей хочется спать. Она опустила голову на подушку и сразу уснула.
Когда Айно проснулась, было около одиннадцати. У постели стояла госпожа Халонен.
— Господа ушли в лес, а нас оставили,— сказала она.— Умоемся здесь или же пойдем искупаемся в озере?
— Конечно, в озере!— обрадовалась Айно.
После еды отправились в город, где госпожа Халрнен обещала показать новой подруге больницу. Павел Иванович сидел рядом с Айно и клевал носом: он спал всего три часа, потому что хотелось пойти в лес вместе с рабочими. Машину тихо покачивало, и он задремал. Голова Павла Ивановича опустилась на плечо соседки, но Айно Андреевна не стала будить его.
Больницу осмотрели бегло — времени осталось в обрез. Врачу из карельского Туулилахти многое понравилось — порядок и чистота в палатах, режим и слаженность работы медицинского персонала, но была крайне удивлена тем, СКОЛЬКО больные должны платить за лечение: за сутки намного больше дневной зарплаты рабочего. У себя дома, она вспомнила, больные, выписавшись из больницы, даже спасибо не скажут.
Госпожа Халонен торопилась:
— Как нам быть? Через полчаса начинается кинофильм «Судьба человека». Если пойдем в кино, тогда не успеем поужинать до поезда.
Ее муж заявил решительно:
— Фильм — советский. Гости увидят его дома. Поехали в ресторан.
В ресторане было многолюдно. С небольшой эстрады в глубине зала мужчина средних лет пел в сопровождении оркестра сочным басом:
И ножиком острым брюхо соседа Потом я пощупал немного, И только позднее заметил я это — Уже на тюремном пороге.
— Нас неплохо встречают! — засмеялся господин Халонен и, словно извиняясь, пояснил: — В этом ресторане принято исполнять старинные народные песни, модные песни и куплеты на злобу дня. Публика может подпевать. Поэтому здесь всегда много народу.
Они заняли столик в конце зала. Сразу же подошла официантка с меню. Господин Халонен заметил ей:
— С нами советские гости.
Девушка сделала книксен и приятно улыбнулась.
— Вы меня поняли? — строго спросил господин Халонен.
Девушка покраснела и куда-то побежала. Скоро она вернулась и поставила на стол советский и финский флажки.
Когда подали блюда и вино, господин Халонен" заметил, что он не употребляет спиртного, но в порядке исключения выпьет полрюмочки за здоровье гостей.
Певец на эстраде запел:
В глубине тайги угрюмой Та розочка растет...
Зал подхватил песню. Айно тоже запела: слова песни она знала хорошо.
Господин Халонен снова, в порядке исключения, поднял бокал и выпил налитую до краев рюмку за советско-финскую дружбу и за хорошие торговые отношения, после чего его супруга незаметно отодвинула подальше от него рюмку, чтобы он больше не делал «исключения».
Певец объяснил, что с разрешения публики он исполнит куплеты на злобу дня. Айно не запомнила слов, но над содержанием смеялись: американские спутники крайне необходимы для рыбаков, потому что они падают в море и глушат рыбу, побольше бы таких спутников; в Западной Германии надо больше производить крысиного яда, потому что кое-кто вообразил себя последователем Гитлера...
Потом певец прошелся по поводу правительства Финляндии и закончил куплетом, в котором говорилось, что в Советском Союзе даже трактористов и шоферов считают высококвалифицированными специалистами, в Финляндии же любой мальчишка умеет водить машину.
Халонен подозвал официантку:
— Пригласите-ка сюда этого остряка!
С трудом пробираясь между столиками, подошел певец и любезно раскланялся.
— Вы видите эти флажки? — строго спросил Халонен.
— Простите, не заметил.
— Почему вы выбрали именно сегодняшний вечер для антисоветских выпадов?
— Я в самом деле не знал, что у нас советские гости,— извинялся певец.— Кроме того, господа слышали, я ведь высмеивал и Америку, и Западную Германию, и наше правительство. Конечно, я мог обойти Советский Союз, но тогда меня упрекнули бы в необъективности.
— Если вы хотите оставаться на службе, то зарубите себе на носу, что я запрещаю вам петь что-либо враждебное о Советском Союзе. Я—Халонен. Надеюсь, фамилия моя вам знакома? Можете идти.
— Я прошу прощения. Сейчас вы услышите песню «Стенька Разин».
Затем последовали в хорошем исполнении и в удачном переводе «Подмосковные вечера», «Дубинушка», «Летят перелетные птицы».
Госпожа Халонен озабоченно показала на часы.
— Счет! — потребовал господин Халонен.
Госпожа Халонен гнала машину, боясь опоздать к поезду, на котором советские туристы возвращались в Хельсинки.
Вдруг она резко затормозила машину. Кто-то рванул дверцу, и прямо в объятия Айно Андреевны влетела молодая девушка.
— Сотрудница нашего общества Мирья Матикайнен,— представила ее госпожа Халонен.
Тут-то они и встретились — Мирья и Айно Андреевна после того, как Мирья и Нийло смотрели кинофильм «Судьба человека».
У каждого — своя судьба.
Айно Андреевна с удивлением уставилась на девушку. Где же она видела ее? Нет, она никогда не встречала эту девушку. И вдруг она вспомнила. У Елены Петровны была фотография, сделанная еще в молодости... Какое поразительное сходство!
Машина остановилась у вокзала. На перроне их ждали другие советские туристы. Мирья Матикайнен несколько раз порывалась что-то сказать Айно, но ее и Павла Ивановича сразу окружили товарищи по группе. Потом откуда-то появился Куосманен, с которым Айно ехала в одном вагоне через границу.
— Извините меня, госпожа доктор. Я узнал, что вы сегодня будете проездом у нас. Разрешите сделать вам небольшой ответный подарок,— он протянул красиво завернутый пакет.
Туристы уже стали заходить в вагон. Мирья схватила Айно за руку:
— Будьте добры, возьмите и от меня...
— Кийтос, господин Куосманен,— поблагодарила Айно.— Кийтос, Мирья. Знаете, у меня есть подруга, которая в молодости была очень похожа на вас.
— Похожа на меня? — у Мирьи глаза сделались круглыми.—Интересно! Передайте, пожалуйста, ей привет от Мирьи.
Халонены крепко пожимали ей руки. Айно поднялась на подножку вагона. Мирья бежала рядом, говоря запыхавшись:
— Можно ли мне написать вам? Можно ведь, да? Скажите ваш адрес?
— Советская Карелия, Туулилахти, Айно Лампиева, врач.
— Спасибо, запомнила.
Колеса застучали, поезд набирал скорость. С перрона долго не уходили провожавшие, и дольше всех махала рукой девушка, удивительно похожая на Елену Петровну.
Выехав из Хельсинки и снова оказавшись в советском цельнометаллическом вагоне, туристы почувствовали себя почти дома. Мимо проплывали такие же леса и озерки, как и в Карелии, но в то же время в пейзаже было что-то неуловимо чужое и непривычное.
— Вот и эту страну узнали,— заговорила Айно, сидя у окна.
— Нет, Айно Андреевна,— ласково усмехнулся Павел Иванович.— Мы не узнали этой страны.
— Как так? Все-таки десять дней...
— Мы видели только фасад здания, а если и заходили внутрь, то были не дальше гостиной.
Айно прикусила губу. Конечно же именно фасад. И как она могла сказать, что они узнали страну. Они были в гостях и видели всё только глазами туриста. А жизнь людей в каждой стране куда сложнее, чем это представляли туристы. В каждой стране... Айно вспомнила Куосманена и Пентикяйнена, с которыми она переехала границу в одном вагоне. Они пробыли в Советском Союзе целый месяц. Что увидели? Дом отдыха в Крыму, горы, море, отдыхающих людей... Они видели только часть фасада советской жизни.
Вот опять Вайниккала. Граница. Поезд ненадолго остановился. Потом колеса его снова застучали.
Родина!
За окном вагона так же мелькают дома, дороги, переезды, машины, люди. Но все здесь другое, такое знакомое и родное, что к горлу подкатывается комок и начинает щипать глаза.
Рядом с железной дорогой бежало шоссе. По нему ехали две грузовые машины, разной величины, разных марок, но такие свои, отечественные, что их узнаешь с первого взгляда. Полная женщина в черном кителе стояла с желтым флажком в вытянутой руке — путь свободен. Айно Андреевна подмигнула ей, хотя железнодорожница даже не взглянула на окно.
Павел Иванович задумчиво курил у окна. Айно Андреевна обернулась к нему:
— А каково тем, кому приходится жить за границей годами? Например, дипломатам. Или, может, они привыкают к этому.
— Не думаю, что можно привыкнуть к этому,— ответил Павел Иванович.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31