Не был Матикайнен и против того, что Мирья устроилась на работу по рекомендации госпожи Халонен и жила у нее в городе.
Из кабинета Халонена доносился громкий храп, от которого у Импи по спине пробегала дрожь. Ее отношения с мужем были довольно странные. Она никогда не любила Арно, даже когда обвенчалась с ним, но и не сожалела, что вышла за него, хотя впоследствии муж опостылел ей. Импи была из тех женщин, для которых брак дело второстепенное. И никогда она не изменяла мужу, хотя такие разговоры ходили.
Ей казалось, что в мире она любила только одного человека. Да и то это было почти двадцать лет назад. Молодой врач-практикант Калерво Похьянпяя пригласил ее поехать с ним поразвлечься на две недели в Стокгольм. Вернувшись, они не поженились и даже не переписывались. Калерво только поставил ее в известность, что он обручен. Импи ответила тем же, хотя предприняла этот шаг уже после получения телеграммы. Позднее она узнала, что Похьянпяя погиб в годы войны на Карельском перешейке. Иногда вечерами, когда на душе было тоскливо, она думала о Калерво, строя вокруг его имени воздушные замки.
Арно Халонен и боготворил жену, и боялся ее. Боготворил потому, что действительно любил ее, и его привязанность к ней становилась сильнее потому, что он никогда не мог завладеть ее сердцем и видел ее только изредка. Боялся потому, что в известной степени был зависим от нее. После войны Импи принимала участие в раскрытии одного большого тайного склада оружия. Один из главных преступников успел в последний момент сесть на пароход и улизнуть из страны. Он так спешил, что не успел оформить свои финансовые дела... И деньги остались у Арно Халонена. Единственный человек, который мог бы это доказать, была Импи. Она могла бы внести ясность и в кое-какие другие вопросы, связанные со складом оружия и именем ее мужа. Импи не сделала этого, но Халонен знал свою жену: если ей вздумается затеять дело, она пойдет на все.
Вот почему достаточно ей было сказать одно слово, как муж был готов сделать что угодно.
Она знала, что в мире редко встречаются такие сложные натуры, как ее муж. Говорят, что коммерческое дело — холодное и жестокое и пьяницами там становятся одни неудачники. Халонен преуспевал и пил. Опьянев, он говорил на вульгарном, иногда даже неприличном жаргоне. Трезвый, и среди людей своего круга он становился изысканно вежливым. Он был жаден до бесцеремонности, циничен даже по отношению к своим компаньонам, и сердце
его не дрогнуло, когда он отобрал землю у своего отца, да притом так умело, что старику даже на смертном одре не пришло в голову, что сын ограбил его. А начав кутить, он мог бросать на ветер целые миллионы. Привязанность его к жене, похожая на привязанность хорошо вышколенной собаки, не мешала ему водиться с другими женщинами. Господин Халонен был ярым врагом коммунизма, но, будучи дальновидным дельцом, он стал активным сторонником дружбы с Советским Союзом и внешне относился к коммунистам» своей страны доброжелательно.
Вечерело. Храп в соседней комнате стал тише. Муж мог проснуться с минуты на минуту. Импи встала, быстро собралась и пошла в гараж.
Мирья боялась, что госпожа Халонен передумает и отложит отъезд на завтра. Она была добросовестной служащей и ни в коем случае не хотела опаздывать на работу. Услышав стук в дверь, Мирья облегченно вздохнула.
Алина уже успела накрыть на стол и стала подавать кофе. Госпожа Халонен торопилась. Дорога проходила под окнами их дома, и ей не хотелось, чтобы муж видел, как она уезжает. Но из вежливости она все-таки села за стол и выпила чашку горячего черного кофе. Потом бодро встала и, помахав рукой, потащила Мирью за собой к выходу. Матти и Алина вышли во двор проводить их.
Проезжая мимо своего дома, госпожа Халонен не оглянулась, а только прибавила газу. Роскошный лимузин с легким шелестом несся по асфальтированному шоссе. Мирья перебирала в памяти события за день. Обычно она приезжала в местечко на несколько часов и только расстраивала родных. И на этот раз она не успела толком поговорить с отцом и матерью. Нийло тоже обиделся: они так мало смогли побыть вместе. Да и у постели больной Лейлы тоже надо было посидеть подольше. Мирья вздохнула: вечно приходится спешить.
Госпожа Халонен вела машину и о чем-то думала. Мирья опять вспомнила Нийло и вдруг решилась:
— А вы случайно не слышали, где нужны квалифицированные конторские работники?
— Конторские служащие бывают всякие. Кого ты имеешь в виду?
— Да я так, вообще...— Мирья не хотела называть имени Нийло.— Ну, например, если человек окончил коммерческое училище.
Госпожа Халонен сбавила ход — спешить им все равно было некуда — и заговорила вкрадчивым назидательным тоном, каким обычно беседовала с Мирьей:
— Видишь ли, в этой отрасли у нас безработицы нет. Конечно, люди меняют место работы, но это волен каждый сам решать. Все ищут места получше...
Немного помолчав, она продолжала:
— Если взять проблему безработицы в целом, то левые газеты сильно преувеличивают. Допустим, число безработных даже соответствует действительности, все равно к этому надо относиться очень осторожно. Ведь все находят какую-то временную работу. Кто у нас сидит без работы? Это или люди без квалификации, или мелкие землевладельцы, которые не заняты на своих участках целый год. Значит, встает проблема повышения квалификации и организации различных работ там, где существует так называемая сезонная безработица... В Финляндии теперь решаются проблемы и посложнее...
Мирье нравилось слушать ласковый и спокойный голос Импи, хотя в нем и сквозили поучающие нотки. Она верила тому, что говорила госпожа Халонен,— ведь Импи желала ей только хорошего. Правда, Мирья не раз задумывалась: почему взгляды госпожи так противоположны взглядам отца. Мирья соглашалась про себя, что левые газеты могут, конечно, освещать факты односторонне. Но одно только оставалось ей непонятным: если среди конторских служащих нет безработицы, почему Нийло не может найти работу.
В квартире госпожи Халонен было как-то особенно легко дышать: комнаты большие, светлые, нет ничего лишнего, все на своем месте. Они приготовили кофе и, как обычно, пили его в просторной гостиной за широким низким столом, за которым уместилась бы большая семья. Приятно было, развалившись в удобном кресле, листать газеты и беседовать.
— Ты целый день провела у Матикайненов? — Импи не хотелось произносить слова «дома».
— Я гуляла немного... Потом забежала к Лейле.
— Это к той, что учится в институте Сирола? В общем- то, она кажется неплохой и веселой девушкой. Ну, и что нового она рассказала тебе?
— О Кирсти. Вы ее не знаете.—Мирья еще не привыкла говорить с Импи на «ты».— После фестиваля Кирсти получила от советского парня-переводчика посылку с пластинками, но не хочет даже написать ему, поблагодарить. Разве это хорошо?
Госпожа вздохнула:
— Да, Мирья, это нехорошо...— Она пыталась поставить стоймя сахарные щипцы на столе.— За пластинки, разумеется, следовало поблагодарить. Но я сейчас подумала о другом... Видишь ли, Советский Союз — великая и могучая страна. В настоящее время ее отношение к Финляндии дружественное. Эту дружбу надо беречь как маленького ребенка, чтобы она развивалась и крепла. Если она нарушится— будут ужасные страдания, тысячи, десятки тысяч сирот... Нет благороднее дела, чем укреплять эту дружбу.
Госпожа встала и взяла со столика журнал «Советский Союз».
— Вот посмотри... Этот журнал издается в Москве на многих языках, в том числе и на финском. Видишь, бумага какая хорошая, а иллюстрации... Это очень дорогое удовольствие— издавать такой журнал на языке маленькой страны... А вот о чем я думаю: что, если каждый гражданин Финляндии будет получать оттуда посылки? Была я как-то в одной семье. Прихожу — все сидят у приемника и слушают Москву... И соседи с ними. Ответили на мое приветствие и предложили стул: сиди, мол, и тоже слушай. И знаешь, Мирья, мне тогда стало страшно — что же будет с нашей маленькой страной?
Мирья сидела, подпирая рукой щеку, и, пожалуй, впервые за многие годы не совсем понимала госпожу Халонен: что же ее страшит? Ведь она так хорошо говорит о необходимости для Финляндии дружить с Советским Союзом. Мирья встала с кресла, подошла к книжной полке, взяла энциклопедию и стала перелистывать ее.
— Что ты ищешь?
— Да вот не знаю даже, в каком году Чайковский родился.
— Он жил до революции.— Импи тоже поднялась.— За пластинки, конечно, следовало поблагодарить... Не пора ли нам, Мирья, спать?
Мирья тщательно изучила объявления в газетах и обзвонила все учреждения, где могла оказаться работа для Нийло. Но безработных служащих в городе было и без него немало. Иногда ее спрашивали: кто звонит?
— Из отделения общества «Финляндия — СССР»,— говорила она как можно вежливее, но скоро перестала отвечать так, потому что после этих слов на другом конце нередко вешали трубку.
— Знакомая ищущего работу,— коротко стала говорить она. Иногда ее просили позвонить через несколько дней. Мирья записывала номера и звонила снова, но безуспешно.
Лучше всего, конечно, было бы обратиться к госпоже Халонен, у которой такие обширные связи и авторитет, но Мирье не хотелось этого. Госпожа и так много сделала для нее; кроме того, девушка стеснялась признаться ей, что так обеспокоена судьбой Нийло.
Настал день, когда советские туристы должны были проехать мимо их города. В отделении общества к встрече особо не готовились, поскольку туристы пробудут на их станции каких-нибудь десять минут. Сегодня Мирья позавидовала госпоже и господину Халоненам — они сопровождали двух туристов, приехавших ранее. Халонены уехали с ними в лес, где руководимая Арно акционерная компания вела заготовки. Оттуда они должны были приехать прямо на вокзал.
Мирья решила во что бы то ни стало повидать туристов и вручить им кое-какие подарки. Она купила деревянную статуэтку, изображающую старого финна, куклу в национальной одежде и кожаный бумажник, украшенный финским пейзажем.
День выдался горячий. Мирье поручили продать билеты на советский фильм «Судьба человека», который .должен был демонстрироваться в 6 часов.
В полдень приехал Нийло. Он постеснялся зайти к Мирье, и ей пришлось бежать в парк, где они договорились встретиться.
То ли оттого, что сегодня было так много дел, то ли оттого, что так ярко светило солнце, настроение у Мирьи было приподнятое, радостное. Светлые волосы ее развевались, когда она, перебежав улицу, влетела в парк. Именно такой Нийло хранил ее в своей памяти. Он обрадовался, увидев девушку, и по ее радостному лицу решил, что она принесла добрые вести.
— Хорошо, что ты приехал,— Мирья бросилась к нему.— Но мне сейчас ужасно некогда, Нийло, ужасно... Надо идти продавать билеты, вечером — советская картина, а потом надо мчаться на вокзал к туристам. А потом... потом я свободна весь вечер.
— А куда мне сейчас идти? — растерялся Нийло.
— Пойдем со мной продавать билеты, а затем в кино.
— А тебе обязательно нужно смотреть этот фильм? — спросил Нийло.— Продай билеты, и пусть другие наслаждаются. Там ведь одна политика и пропаганда.
— Слушай, давай не будем сейчас препираться,— серьезно сказала Мирья.— Я не могу не идти и хотела бы, чтобы и ты был вместе со мной. Иначе...
— Ну что ж, давай...— смутился Нийло.— Я только думал, что...
— Значит, договорились. А теперь — пошли.
Отделение общества «Финляндия — СССР» помещалось
в старом каменном здании. Войдя со двора через низкую дверь, Мирья и Нийло поднялись по крутым ступенькам узкой лестницы на второй этаж. Узкий темный коридор, двери — точно в купированном вагоне. На одной из них вывеска: «Отделение общества «Финляндия — СССР».
Нийло остался в коридоре. В ожидании Мирьи он разглядывал массивные стены здания: «Наверно, дом из самых старых в городе».
Отделение общества помещалось в двух комнатушках. Книги, подшивки газет, советские фотоальбомы, подарки гостей из Советского Союза — все это занимало так много места, что в две комнаты с трудом втиснулось три небольших стола.
Секретарь отделения Танттунен, уже немолодой, сухопарый и седой, продавал билеты. Покупателей было четверо, больше в комнату и не вошло бы.
— Пожалуй, лучше отнести билеты прямо на предприятия,— сказал Танттунен, обращаясь к Мирье.— Вот адреса
Адреса Мирье были знакомы. Она взяла пачку билетов и вышла.
— Так быстро? — удивился Нийло.
Но Мирья потянула его за рукав.
— Пойдем в город. За мной!
Сначала зашли в городской магистрат. Здесь Мирья была впервые. Оставив Нийло во дворе, она поднялась по широкой лестнице мимо важного швейцара. Побродив по гулким просторным коридорам, Мирья нашла нужную комнату. Высокая худощавая госпожа в роговых очках уставилась на вошедшую девушку.
— Что ж, попытаюсь продать,— сухо ответила госпожа,— раз ваши так просят. Конечно, десять билетов много, самое большее — пять. Надеюсь, вы понимаете, что люди
1 ГА
не очень охотно идут на такие фильмы, разве только из любопытства.
Вся робость слетела с Мирьи, и она решительно заявила:
— Дело ваше. Мы только не хотели оставлять магистрат без билетов. Значит, пять?
Госпожа заулыбалась.
— А вы, оказывается, не из робких... Давайте пятнадцать.
Мирья лукаво улыбнулась. Госпожа пояснила:
— У нас в магистрате больше пяти в самом деле не возьмут, но у меня есть знакомые...
Затем Мирья и Нийло поехали на вокзал. Среди живописного соснового бора поднимались окруженные строительными лесами стены нового здания, которые собирали из блоков при помощи крана. Наверху воздвигали стены, а внизу уже отделывали помещения изнутри.
По зданию гулял холодный влажный ветер. Лавируя между кучами кирпича и глины, Мирья и Нийло выбрались на светлую площадку. Здесь Мирья чуть было не сбила с ног светловолосого мужчину, в котором она узнала жильца того дома, где они жили с госпожой Халонен. По утрам, ровно в восемь, в любую погоду — и в дождь, и в зной — этот господин прогуливался по двору с огромной, свирепой на вид овчаркой. Мирья привыкла видеть его всегда в изящном костюме, важным и неторопливым. Сейчас на нем был чистый комбинезон.
— Каким ветром вас сюда занесло? — мужчина изучающе оглядел ее.
— Я продаю билеты на советский фильм «Судьба человека». Может быть, желаете?
— Нет, избавьте. Я сам знаю, на какой фильм мне идти, и не имею обыкновения покупать билеты с рук — на то есть касса.
Он повернулся с важным видом и пошел. Мирья показала ему вслед язык. Нийло рассмеялся: такого он не ожидал от нее.
На втором этаже в большой светлой комнате настилали пол. Мирья уже на пороге поздоровалась с рабочими и, стараясь не мешать, прошла к широкоплечему высокому мужчине, подгонявшему доски. Видимо, что-то было не так, потому что он снял доску и стал подбирать другую.
— А, Мирья! — произнес он вместо приветствия.
Рабочие не прервали своих дел, только приветливо заулыбались.
— Это и есть дочурка Матикайнена? — спросил незнакомый Мирье рабочий с рябым от оспы лицом.
— Она самая.
— Когда-то мы сидели в одной тюрьме. С Матикайненом, конечно. Ну, как он поживает?
— Хорошо.— Мирья с любопытством рассматривала рябого рабочего. Отец много рассказывал о тех, с кем он сидел в тюрьме. И Мирья знала их всех по фамилиям. Интересно, кто же этот рабочий? Мирья видела только старого коммуниста Нуутинена, который часто заходил к отцу.
— Ишь какой красавицей стала! Молодец!—говорил рабочий, нажимая на рубанок.
— Ну, что хорошего скажешь, Мирья? — спросил широкоплечий рабочий.
— Вот принесла билеты в кино. Начало в шесть... «Судьба человека».
— Это по рассказу Шолохова, что ли?
— Да, по Шолохову.
— Ну тогда пойдем. Сколько билетов принесла?
— Берите хоть тридцать.
— Мы пойдем туда все. Оставь штук семьдесят.
Мирья растерялась.
— Как же быть? Надо же и другим...
— Не один день будут фильм крутить. Ты не жадничай, слышишь?
Мирья оставила семьдесят билетов и решила сразу же позвонить Танттунену.
К четырем часам билеты были проданы. Только теперь она почувствовала усталость. С Нийло пот бежал ручьями.
Мирья на минутку забежала в отделение общества и быстро вернулась.
— Билетов больше нет,— огорченно сообщила она Нийло.— Но для тебя удалось достать. А я пройду так.
На улице она сказала тоном, не терпящим возражений:
— Мы проголодались и зайдем в ресторан. И не смей спорить со мной — платить буду я. Ты сегодня мой гость.
Зал, арендованный обществом «Финляндия — СССР» на этот вечер, вмещал человек двести. У входа собралось немало желающих попасть в кино. Поставили дополнительный ряд стульев, но все равно всех вместить не удалось.
Нийло был удивлен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Из кабинета Халонена доносился громкий храп, от которого у Импи по спине пробегала дрожь. Ее отношения с мужем были довольно странные. Она никогда не любила Арно, даже когда обвенчалась с ним, но и не сожалела, что вышла за него, хотя впоследствии муж опостылел ей. Импи была из тех женщин, для которых брак дело второстепенное. И никогда она не изменяла мужу, хотя такие разговоры ходили.
Ей казалось, что в мире она любила только одного человека. Да и то это было почти двадцать лет назад. Молодой врач-практикант Калерво Похьянпяя пригласил ее поехать с ним поразвлечься на две недели в Стокгольм. Вернувшись, они не поженились и даже не переписывались. Калерво только поставил ее в известность, что он обручен. Импи ответила тем же, хотя предприняла этот шаг уже после получения телеграммы. Позднее она узнала, что Похьянпяя погиб в годы войны на Карельском перешейке. Иногда вечерами, когда на душе было тоскливо, она думала о Калерво, строя вокруг его имени воздушные замки.
Арно Халонен и боготворил жену, и боялся ее. Боготворил потому, что действительно любил ее, и его привязанность к ней становилась сильнее потому, что он никогда не мог завладеть ее сердцем и видел ее только изредка. Боялся потому, что в известной степени был зависим от нее. После войны Импи принимала участие в раскрытии одного большого тайного склада оружия. Один из главных преступников успел в последний момент сесть на пароход и улизнуть из страны. Он так спешил, что не успел оформить свои финансовые дела... И деньги остались у Арно Халонена. Единственный человек, который мог бы это доказать, была Импи. Она могла бы внести ясность и в кое-какие другие вопросы, связанные со складом оружия и именем ее мужа. Импи не сделала этого, но Халонен знал свою жену: если ей вздумается затеять дело, она пойдет на все.
Вот почему достаточно ей было сказать одно слово, как муж был готов сделать что угодно.
Она знала, что в мире редко встречаются такие сложные натуры, как ее муж. Говорят, что коммерческое дело — холодное и жестокое и пьяницами там становятся одни неудачники. Халонен преуспевал и пил. Опьянев, он говорил на вульгарном, иногда даже неприличном жаргоне. Трезвый, и среди людей своего круга он становился изысканно вежливым. Он был жаден до бесцеремонности, циничен даже по отношению к своим компаньонам, и сердце
его не дрогнуло, когда он отобрал землю у своего отца, да притом так умело, что старику даже на смертном одре не пришло в голову, что сын ограбил его. А начав кутить, он мог бросать на ветер целые миллионы. Привязанность его к жене, похожая на привязанность хорошо вышколенной собаки, не мешала ему водиться с другими женщинами. Господин Халонен был ярым врагом коммунизма, но, будучи дальновидным дельцом, он стал активным сторонником дружбы с Советским Союзом и внешне относился к коммунистам» своей страны доброжелательно.
Вечерело. Храп в соседней комнате стал тише. Муж мог проснуться с минуты на минуту. Импи встала, быстро собралась и пошла в гараж.
Мирья боялась, что госпожа Халонен передумает и отложит отъезд на завтра. Она была добросовестной служащей и ни в коем случае не хотела опаздывать на работу. Услышав стук в дверь, Мирья облегченно вздохнула.
Алина уже успела накрыть на стол и стала подавать кофе. Госпожа Халонен торопилась. Дорога проходила под окнами их дома, и ей не хотелось, чтобы муж видел, как она уезжает. Но из вежливости она все-таки села за стол и выпила чашку горячего черного кофе. Потом бодро встала и, помахав рукой, потащила Мирью за собой к выходу. Матти и Алина вышли во двор проводить их.
Проезжая мимо своего дома, госпожа Халонен не оглянулась, а только прибавила газу. Роскошный лимузин с легким шелестом несся по асфальтированному шоссе. Мирья перебирала в памяти события за день. Обычно она приезжала в местечко на несколько часов и только расстраивала родных. И на этот раз она не успела толком поговорить с отцом и матерью. Нийло тоже обиделся: они так мало смогли побыть вместе. Да и у постели больной Лейлы тоже надо было посидеть подольше. Мирья вздохнула: вечно приходится спешить.
Госпожа Халонен вела машину и о чем-то думала. Мирья опять вспомнила Нийло и вдруг решилась:
— А вы случайно не слышали, где нужны квалифицированные конторские работники?
— Конторские служащие бывают всякие. Кого ты имеешь в виду?
— Да я так, вообще...— Мирья не хотела называть имени Нийло.— Ну, например, если человек окончил коммерческое училище.
Госпожа Халонен сбавила ход — спешить им все равно было некуда — и заговорила вкрадчивым назидательным тоном, каким обычно беседовала с Мирьей:
— Видишь ли, в этой отрасли у нас безработицы нет. Конечно, люди меняют место работы, но это волен каждый сам решать. Все ищут места получше...
Немного помолчав, она продолжала:
— Если взять проблему безработицы в целом, то левые газеты сильно преувеличивают. Допустим, число безработных даже соответствует действительности, все равно к этому надо относиться очень осторожно. Ведь все находят какую-то временную работу. Кто у нас сидит без работы? Это или люди без квалификации, или мелкие землевладельцы, которые не заняты на своих участках целый год. Значит, встает проблема повышения квалификации и организации различных работ там, где существует так называемая сезонная безработица... В Финляндии теперь решаются проблемы и посложнее...
Мирье нравилось слушать ласковый и спокойный голос Импи, хотя в нем и сквозили поучающие нотки. Она верила тому, что говорила госпожа Халонен,— ведь Импи желала ей только хорошего. Правда, Мирья не раз задумывалась: почему взгляды госпожи так противоположны взглядам отца. Мирья соглашалась про себя, что левые газеты могут, конечно, освещать факты односторонне. Но одно только оставалось ей непонятным: если среди конторских служащих нет безработицы, почему Нийло не может найти работу.
В квартире госпожи Халонен было как-то особенно легко дышать: комнаты большие, светлые, нет ничего лишнего, все на своем месте. Они приготовили кофе и, как обычно, пили его в просторной гостиной за широким низким столом, за которым уместилась бы большая семья. Приятно было, развалившись в удобном кресле, листать газеты и беседовать.
— Ты целый день провела у Матикайненов? — Импи не хотелось произносить слова «дома».
— Я гуляла немного... Потом забежала к Лейле.
— Это к той, что учится в институте Сирола? В общем- то, она кажется неплохой и веселой девушкой. Ну, и что нового она рассказала тебе?
— О Кирсти. Вы ее не знаете.—Мирья еще не привыкла говорить с Импи на «ты».— После фестиваля Кирсти получила от советского парня-переводчика посылку с пластинками, но не хочет даже написать ему, поблагодарить. Разве это хорошо?
Госпожа вздохнула:
— Да, Мирья, это нехорошо...— Она пыталась поставить стоймя сахарные щипцы на столе.— За пластинки, разумеется, следовало поблагодарить. Но я сейчас подумала о другом... Видишь ли, Советский Союз — великая и могучая страна. В настоящее время ее отношение к Финляндии дружественное. Эту дружбу надо беречь как маленького ребенка, чтобы она развивалась и крепла. Если она нарушится— будут ужасные страдания, тысячи, десятки тысяч сирот... Нет благороднее дела, чем укреплять эту дружбу.
Госпожа встала и взяла со столика журнал «Советский Союз».
— Вот посмотри... Этот журнал издается в Москве на многих языках, в том числе и на финском. Видишь, бумага какая хорошая, а иллюстрации... Это очень дорогое удовольствие— издавать такой журнал на языке маленькой страны... А вот о чем я думаю: что, если каждый гражданин Финляндии будет получать оттуда посылки? Была я как-то в одной семье. Прихожу — все сидят у приемника и слушают Москву... И соседи с ними. Ответили на мое приветствие и предложили стул: сиди, мол, и тоже слушай. И знаешь, Мирья, мне тогда стало страшно — что же будет с нашей маленькой страной?
Мирья сидела, подпирая рукой щеку, и, пожалуй, впервые за многие годы не совсем понимала госпожу Халонен: что же ее страшит? Ведь она так хорошо говорит о необходимости для Финляндии дружить с Советским Союзом. Мирья встала с кресла, подошла к книжной полке, взяла энциклопедию и стала перелистывать ее.
— Что ты ищешь?
— Да вот не знаю даже, в каком году Чайковский родился.
— Он жил до революции.— Импи тоже поднялась.— За пластинки, конечно, следовало поблагодарить... Не пора ли нам, Мирья, спать?
Мирья тщательно изучила объявления в газетах и обзвонила все учреждения, где могла оказаться работа для Нийло. Но безработных служащих в городе было и без него немало. Иногда ее спрашивали: кто звонит?
— Из отделения общества «Финляндия — СССР»,— говорила она как можно вежливее, но скоро перестала отвечать так, потому что после этих слов на другом конце нередко вешали трубку.
— Знакомая ищущего работу,— коротко стала говорить она. Иногда ее просили позвонить через несколько дней. Мирья записывала номера и звонила снова, но безуспешно.
Лучше всего, конечно, было бы обратиться к госпоже Халонен, у которой такие обширные связи и авторитет, но Мирье не хотелось этого. Госпожа и так много сделала для нее; кроме того, девушка стеснялась признаться ей, что так обеспокоена судьбой Нийло.
Настал день, когда советские туристы должны были проехать мимо их города. В отделении общества к встрече особо не готовились, поскольку туристы пробудут на их станции каких-нибудь десять минут. Сегодня Мирья позавидовала госпоже и господину Халоненам — они сопровождали двух туристов, приехавших ранее. Халонены уехали с ними в лес, где руководимая Арно акционерная компания вела заготовки. Оттуда они должны были приехать прямо на вокзал.
Мирья решила во что бы то ни стало повидать туристов и вручить им кое-какие подарки. Она купила деревянную статуэтку, изображающую старого финна, куклу в национальной одежде и кожаный бумажник, украшенный финским пейзажем.
День выдался горячий. Мирье поручили продать билеты на советский фильм «Судьба человека», который .должен был демонстрироваться в 6 часов.
В полдень приехал Нийло. Он постеснялся зайти к Мирье, и ей пришлось бежать в парк, где они договорились встретиться.
То ли оттого, что сегодня было так много дел, то ли оттого, что так ярко светило солнце, настроение у Мирьи было приподнятое, радостное. Светлые волосы ее развевались, когда она, перебежав улицу, влетела в парк. Именно такой Нийло хранил ее в своей памяти. Он обрадовался, увидев девушку, и по ее радостному лицу решил, что она принесла добрые вести.
— Хорошо, что ты приехал,— Мирья бросилась к нему.— Но мне сейчас ужасно некогда, Нийло, ужасно... Надо идти продавать билеты, вечером — советская картина, а потом надо мчаться на вокзал к туристам. А потом... потом я свободна весь вечер.
— А куда мне сейчас идти? — растерялся Нийло.
— Пойдем со мной продавать билеты, а затем в кино.
— А тебе обязательно нужно смотреть этот фильм? — спросил Нийло.— Продай билеты, и пусть другие наслаждаются. Там ведь одна политика и пропаганда.
— Слушай, давай не будем сейчас препираться,— серьезно сказала Мирья.— Я не могу не идти и хотела бы, чтобы и ты был вместе со мной. Иначе...
— Ну что ж, давай...— смутился Нийло.— Я только думал, что...
— Значит, договорились. А теперь — пошли.
Отделение общества «Финляндия — СССР» помещалось
в старом каменном здании. Войдя со двора через низкую дверь, Мирья и Нийло поднялись по крутым ступенькам узкой лестницы на второй этаж. Узкий темный коридор, двери — точно в купированном вагоне. На одной из них вывеска: «Отделение общества «Финляндия — СССР».
Нийло остался в коридоре. В ожидании Мирьи он разглядывал массивные стены здания: «Наверно, дом из самых старых в городе».
Отделение общества помещалось в двух комнатушках. Книги, подшивки газет, советские фотоальбомы, подарки гостей из Советского Союза — все это занимало так много места, что в две комнаты с трудом втиснулось три небольших стола.
Секретарь отделения Танттунен, уже немолодой, сухопарый и седой, продавал билеты. Покупателей было четверо, больше в комнату и не вошло бы.
— Пожалуй, лучше отнести билеты прямо на предприятия,— сказал Танттунен, обращаясь к Мирье.— Вот адреса
Адреса Мирье были знакомы. Она взяла пачку билетов и вышла.
— Так быстро? — удивился Нийло.
Но Мирья потянула его за рукав.
— Пойдем в город. За мной!
Сначала зашли в городской магистрат. Здесь Мирья была впервые. Оставив Нийло во дворе, она поднялась по широкой лестнице мимо важного швейцара. Побродив по гулким просторным коридорам, Мирья нашла нужную комнату. Высокая худощавая госпожа в роговых очках уставилась на вошедшую девушку.
— Что ж, попытаюсь продать,— сухо ответила госпожа,— раз ваши так просят. Конечно, десять билетов много, самое большее — пять. Надеюсь, вы понимаете, что люди
1 ГА
не очень охотно идут на такие фильмы, разве только из любопытства.
Вся робость слетела с Мирьи, и она решительно заявила:
— Дело ваше. Мы только не хотели оставлять магистрат без билетов. Значит, пять?
Госпожа заулыбалась.
— А вы, оказывается, не из робких... Давайте пятнадцать.
Мирья лукаво улыбнулась. Госпожа пояснила:
— У нас в магистрате больше пяти в самом деле не возьмут, но у меня есть знакомые...
Затем Мирья и Нийло поехали на вокзал. Среди живописного соснового бора поднимались окруженные строительными лесами стены нового здания, которые собирали из блоков при помощи крана. Наверху воздвигали стены, а внизу уже отделывали помещения изнутри.
По зданию гулял холодный влажный ветер. Лавируя между кучами кирпича и глины, Мирья и Нийло выбрались на светлую площадку. Здесь Мирья чуть было не сбила с ног светловолосого мужчину, в котором она узнала жильца того дома, где они жили с госпожой Халонен. По утрам, ровно в восемь, в любую погоду — и в дождь, и в зной — этот господин прогуливался по двору с огромной, свирепой на вид овчаркой. Мирья привыкла видеть его всегда в изящном костюме, важным и неторопливым. Сейчас на нем был чистый комбинезон.
— Каким ветром вас сюда занесло? — мужчина изучающе оглядел ее.
— Я продаю билеты на советский фильм «Судьба человека». Может быть, желаете?
— Нет, избавьте. Я сам знаю, на какой фильм мне идти, и не имею обыкновения покупать билеты с рук — на то есть касса.
Он повернулся с важным видом и пошел. Мирья показала ему вслед язык. Нийло рассмеялся: такого он не ожидал от нее.
На втором этаже в большой светлой комнате настилали пол. Мирья уже на пороге поздоровалась с рабочими и, стараясь не мешать, прошла к широкоплечему высокому мужчине, подгонявшему доски. Видимо, что-то было не так, потому что он снял доску и стал подбирать другую.
— А, Мирья! — произнес он вместо приветствия.
Рабочие не прервали своих дел, только приветливо заулыбались.
— Это и есть дочурка Матикайнена? — спросил незнакомый Мирье рабочий с рябым от оспы лицом.
— Она самая.
— Когда-то мы сидели в одной тюрьме. С Матикайненом, конечно. Ну, как он поживает?
— Хорошо.— Мирья с любопытством рассматривала рябого рабочего. Отец много рассказывал о тех, с кем он сидел в тюрьме. И Мирья знала их всех по фамилиям. Интересно, кто же этот рабочий? Мирья видела только старого коммуниста Нуутинена, который часто заходил к отцу.
— Ишь какой красавицей стала! Молодец!—говорил рабочий, нажимая на рубанок.
— Ну, что хорошего скажешь, Мирья? — спросил широкоплечий рабочий.
— Вот принесла билеты в кино. Начало в шесть... «Судьба человека».
— Это по рассказу Шолохова, что ли?
— Да, по Шолохову.
— Ну тогда пойдем. Сколько билетов принесла?
— Берите хоть тридцать.
— Мы пойдем туда все. Оставь штук семьдесят.
Мирья растерялась.
— Как же быть? Надо же и другим...
— Не один день будут фильм крутить. Ты не жадничай, слышишь?
Мирья оставила семьдесят билетов и решила сразу же позвонить Танттунену.
К четырем часам билеты были проданы. Только теперь она почувствовала усталость. С Нийло пот бежал ручьями.
Мирья на минутку забежала в отделение общества и быстро вернулась.
— Билетов больше нет,— огорченно сообщила она Нийло.— Но для тебя удалось достать. А я пройду так.
На улице она сказала тоном, не терпящим возражений:
— Мы проголодались и зайдем в ресторан. И не смей спорить со мной — платить буду я. Ты сегодня мой гость.
Зал, арендованный обществом «Финляндия — СССР» на этот вечер, вмещал человек двести. У входа собралось немало желающих попасть в кино. Поставили дополнительный ряд стульев, но все равно всех вместить не удалось.
Нийло был удивлен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31