— А куда их деть? — пожал плечами ее спутник. Он наклонился, разглядывая их.
Лаура тоже смотрела в эти бледные, отупевшие, отрешенные лица. Теперь она была почти уверена: где-то здесь должна быть Корина.
Однажды, когда Лолы не было дома, Лаура застала подругу в таком же состоянии. Ее дочка надрывалась от крика, но Корина была совершенно безучастна к плачу ребенка.
— Кто платить будет за место в больнице? — продолжал мужчина.— К тому же результаты лечения практически равны нулю.
— Свободу наркоманам! Наркоманов в правительство! — заорал юноша с туго набитым рюкзаком на спине.—За экзотику гоните доллары!
Застрекотала кинокамера, англичанин, судя по репликам, которыми обменялся он со своим спутником, наводил аппарат так, чтобы этот ряд сидящих под цоколями попал в кадр вместе, с собором святой девы Марии.
- Какой ужас,— шептала Лаура. Она крепко держалась за руку Джованни и шла наклонившись, чтобы разглядеть тех, что лежали и сидели у стен.
Джованни был бледен. Это зрелище, казалось, производило на него еще более страшное впечатление, чем «аттракцион» с бутылкой.
— Вот она, наша благословенная Италия! Наш Вечный город! — произнес тучный человек с седыми усами.— Агония цивилизации!
Реплики с удивленными, возмущенными, насмешли-выми интонациями слышались на французском, неме-цком, английском и других языках, которых Лаура раньше и не слышала.
— Можно подумать, что у них там, дома, иначе,— хмуро проговорил Джованни.
— Обреченные. Все они уже по существу не люди,,— продолжал старик, который двигался вместе со своим юным спутником неподалеку от Лауры и Джованни.
— Я бы расстреливал на месте тех, кто производит, кто продает эту мерзость! — с жаром воскликнул юноша и оглянулся, будто ожидая поддержки, и встретился взглядом с Джованни.— Ты согласен со мной?
Тот зло рассмеялся:
— Как будто в продаже дело! Нам они кажутся несчастными. А для них это, может, самое отрадное в жизни!
Лаура остановилась, широко открытыми глазами глядя на своего жениха.
— Не шути так... Разве можно?! — пролепетала она. Но Джованни и не думал шутить.
— Если б не порция порошка, разве тот, в цепях, подставил бы голову, а второй опустил бы на нее бутылку? Юноша, сжав кулаки, возмущенно воскликнул:
— Ты не итальянец!
Лаура потащила Джованни за собой — боялась, что начнется драка.
А там, в центре площади, снова слышалось гудение столпы — шел еще один «аттракцион», кто-то за две тысячи лир брался пробежать по трубе, обмотанной паклей и облитой горючей смесью, как только смесь подожгут. По выкрикам, что неслись с центра площади, было ясно: несчастный уже зарабатывает свой хлеб — бежит босой по языкам огня.
— Мы ее не найдем! — Джованни старался, чтобы Лаура, всецело занятая поисками, не взглянула туда, где сгрудились любители острых ощущений.
— Она здесь. Куда ей еще деться?! — не поворачивая головы, ответила Лаура. Она упрямо разглядывала девушек, чем-то похожих на Корину. Впрочем, они все походили друг на друга: тусклые, давно не мытые волосы, грязные руки, ноги, потрепанные, уже непонятного цвета джинсы, рваные юбки. Лауре казалось, что видится ей страшный сон, что кошмар этот исчезнет... И продолжала искать...
За ее спиной, подбадривая себя неистовыми выкриками, похожий на сумасшедшего — да он и был в эту минуту сумасшедшим — молодой парень босиком вытанцовывал на куче битого стекла какой-то неистовый танец.
Миновав храм, молодые люди перешли на противоположную сторону площади. Сюда еще падали косые лучи заходящего солнца, и несколько наркоманов, прислонившись спиной к цоколю, блаженно улыбались или безучастно смотрели перед собой.
— Марко! — вдруг воскликнул Джованни, указывая на лохматого парня, голова которого была как-то странно склонена набок.
Да, Марко. Он был сыном видного адвоката, но жил у тетки, которая после смерти любимого песика и увернувшегося из ее рук жениха всю неизрасходованную энергию тратила на своего дорогого племянника, вколачивая в него святые заповеди воскресным еженедельником. Именно вследствие этого Марко слыл «свободомыслящим», на лету подхватывая все то, против чего восставала тетка.. Да, это был Марко... И Джованни бросился к нему.
Тот, не меняя положения головы, безразлично смотрел на своего бывшего соученика, на Лауру. Конечно, Марко их узнал.
Чего он тут сидит?
Не все ли равно, где сидеть?! Отдыхает.
— Марко, помнишь, когда учитель физиологии поставил тебе двойку и выгнал за дверь, я в отместку оторвал клешню у учебного скелета?! — с деланной веселостью скороговоркой сыпал Джованни, обращаясь то к Лауре, то к Марко, чтобы как-то оживить его, заставить вспомнить прошлое.— И учитель, чтобы вернули части его экспоната, вынуж'ден был поставить всем сносные оценки за год.
Лаура улыбнулась и, понимая, зачем все это говорится, добавила:
— А помнишь, как вы вместо школы удирали на футбольное поле?!
У Марко был все тот же отсутствующий взгляд, и, убедившись, что этими детскими воспоминаниями его не расшевелить, Джованни уже вяло досказал:
— Сколько голов было забито на футбольном поле, куда там Пеле!.. Слушай, а не пойти ли нам выпить по чашечке кофе?
Марко заметно оживился. Даже собрался было подняться, но снова откинулся назад, упершись спиной в стену дома.
— Ты мне... Я сам потом выпью,—запинаясь, медленно проговорил Он.— Раз хочешь угостить... оставь денег...
я сам. Джованни полез в карман.
— А Корину ты не видел? — уже прямо спросила Лаура, взяв за плечо парня.
— Видел,—пробормотал тот, не отрывая взгляда от руки Джованни, извлекшей из кармана пятьсот лир. Марко проворным движением выхватил деньги.— Добавь еще... Не хватит на... кофе.
Джованни и Лаура старались не смотреть друг на друга.
— Дам, дам еще. Но сначала скажи, где Корина,— нетерпеливо проговорил Джованни.
— Не обманешь?! — Марко сунул руку с зажатыми в ней деньгами за пазуху.
— Дам. Сказал же! Так где она?
— Здесь была... О друге не забыла... Купила и мне, и себе,— униженно глядя на Джованни, еле ворочая языком, проговорил Марко.— Ты обещал...
Лаура тормошила его: пусть толком скажет, где Корина, где ее искать.
— Тут была...— Он указал на лист оберточной бумаги, где, очевидно, сидела Корина.— Дай еще сто лир.
Джованни наклонился к нему и резко проговорил:
— Не дам, пока не скажешь! Понял?!
Сидевший рядом мальчишка поднял голову и рассмеялся:
— Ни за что не 'вспомнит!.. Не вспомнишь, Марко?
Тот покачал головой: нет, не вспомнит.
— Лишнего взял. Они с Кориной цепочку на порошочек выменяли. Вон его как развезло, а уж ее прямо в больницу...
— Куда? В какую? — в волнении воскликнула Лаура.— Да говори же!
Но мальчишка пожал плечами:
— Чего говорить?! Ему деньги, а мне?.. Он все равно уснул. Теперь не разбудишь.
Глаза Марко действительно были закрыты. Руку с деньгами он так и держал за пазухой.
Джованни потряс это, казалось, безжизненное тело, и оно соскользнуло набок.
— Убедились? — насмешливо проговорил мальчишка и вдруг стукнул себя по лбу: — О дьяболо! Как же я сразу не сообразил!—Он поднял глаза на Лауру: — Синьорина, я могу узнать, куда отвезли эту дурищу!
— Врешь ты,— усомнился Джованни. Мальчишка истово прижал обе руки к груди:
— Клянусь мадонной!.. Сколько синьор заплатит?
— Сто лир.
Прокашлявшись, мальчишка с напускной решительностью бросил:
— Двести,—прикрыл глаза и даже руку проподнял, видимо, ожидая подзатыльника.
— Иди узнавай. Деньги потом,— строго сказал Джованни. Мальчишка мгновенно вскочил с тротуара.
— Ждите меня здесь! — и помчался в другой конец площади.
Лаура вздохнула. Она устала, голова кружилась. Скорей бы выбраться отсюда. Но уйти, сейчас было невозможно, хоть она и не верила, что мальчик что-либо узнает.
Однако Джованни сказал: вероятно, кого-то уже забирали отсюда в больницу, так что, если спросить...
Неожиданно Марко приоткрыл глаза и совершенно отчетливо произнес:
— Спасите... спасите наши души... Ее, Корину... Оттуда не возвращаются...
— Почему ты так думаешь?! — Лаура склонилась к нему.
— Я знаю... Все знаю... Спасите...— Он снова закрыл глаза и ни на что уже не реагировал.
— Ты помнишь, за ним ходили толпы ребят,— глядя на Марко, задумчиво проговорила Лаура.— Даже мальчишки из нашего класса. Они были младше, но считали его своим кумиром. Марко ведь был умницей. Удивительно, почему учителя ставили ему двойки?
Джованни невесело улыбнулся:
— Потому и ставили, что он порой знал больше их и не делал из этого тайны. К тому же всем дерзил. Когда Марко выгнали, родители забрали его от тетки домой. В школе, конечно, папа с его связями все уладил. Мне кажется, что именно тогда парень совсем отбился от рук. Мать, конечно, не работала, но почему-то страшно уста-вала. И вообще, сын у них был как мозоль на левой ноге.
— Ты разве к нему ходил? — удивилась Лаура. В те времена все свободное время Джованни обычно торчал в их дворе.
— Был раза два. Не понравилось мне в их доме. Все вроде бы для выставки: и убранство, и сама хозяйка...
Незаметно на площадь опустились сумерки. Толпы, собиравшиеся вокруг «аттракционов», расходились. Складывали свои мольберты и картины художники. Они шли через площадь не разговаривая, даже не глядя друг на друга, удрученные, хмурые.
Лаура стиснула локоть Джованни и взглядом указала на согбенного старика в надвинутой на глаза шляпе. Он брел несколько в стороне от других и, не подозревая, что на него смотрят, еле волочил ноги.
— Сосед! Синьор Поджио,— шепнула Лаура. Значит, никакой мастерской у него нет. И он такой же нищий, как все то, что предлагают за гроши написать любой портрет е кого угодно... Сейчас и но разглядишь его приятного, умного лица из-за широких полой отарой шляпы. Веро-ятно, подходя к дому, он выпрямит спину, постарается тверже ступать и поднимет голову, чтоб видели его гордый профиль — единственное, что позволяет окружающим думать: этот человек не может, как другие, оказаться на самом дне...
— Бессмысленно еще ждать,— печально сказала. Лау- ра, подавленная видом синьора Поджио. И в эту минуту к ним подлетел их новый знакомый.
— Узнал, все узнал! Давайте мои триста лир!..
— Ах, уже триста?! — улыбнулась Лаура. Она очень обрадовалась, что наконец-то отыщется Корина и они успокоят тетушку Лолу, которая за эти дни совсем извелась.
Но деньги мальчишка получил только тогда, когда сообщил и адрес больницы, и номер автобуса, и даже подробности, как ему удалось все выяснить.
— Очень просто,— небрежно проговорил он.— Пина — есть тут такая — два дня бегала к своему коту, когда его оттарабанили в больницу. На третью ночь он отправился на тот свет, и Пина взвыла,— деловито пояснял паренек и, презрительно сплюнув, добавил: — Радовалась бы, что освободилась, синяки сойдут. Так нет же! Повыла, повыла и нового себе, дура, завела. Он колется, она платит.
Джованни протянул мальчику деньги.
— А, ты? — с дрожью в голосе спросила Лаура.— А ты... этого не делаешь?
— Я— нет! Мне папиросы. Только марихуану.....
— Отдай деньги! Джованни, ты слышишь? Забери у него деньги. Сам купи ему хлеба, колбасы...— взмолилась Лаура.
Джованни усмехнулся. А мальчишка, покрутив перед носом Лауры тремя бумажками, нырнул в толпу.
— Ужасно... ужасно...— Она повисла на руке жениха, не хотела больше ничего ни видеть, ни слышать. Своими руками дать ребенку деньги на эту отраву. Потом он так же, как Корина, украдет у матери единственное колечко, цепочку, последнюю тряпку. И стайет таким же, как Марко.
Неужели Джованни не поразило, что тот ни слова не сказал о своих друзьях, о своей организации молодежи? Однажды Корина уговорила ее сходить на это сборище. Все кричали, топали ногами, свистели, выражая этим свой восторг, одобрение тому, что проповедовал Марко. Но трудно было понять и Корине, и тем более Лауре, почему надо оставить дом и присоединиться к тем толпам немытых, оборванных парней и девушек, что сидят на ступенях базилик.
Корина нее разузнала и потом восторженно расска-эывала: и Латинскую Америку убегает молодежь и живет там, как жили Адам и Ева — ни о чем не заботясь, никому не причиняя вреда, наслаждаясь цветами, синевой неба, свободной любовью. А теперь Марко, очевидно, и не вспомнит'о свободном обществе молодежи, о чем совсем недавно говорил с таким воодушевлением.
— Ужас... Какой ужас,— негромко повторяла Лаура.— И завтра, и послезавтра, и всю жизнь для них все будет так, каксегодня. Только это — и ничего больше. Почему ты молчишь?
— А что можно изменить? Что я могу изменить? — раздраженно спросил Джованни, выслушав ее бессвязные сетования.— Так уж лучше помолчать,— и гораздо мягче добавил: — Каждый отвечает только за себя.
— А как же я? — вырвалось у Лауры.
— Перестань, прошу, перестань! — глухо проговорил Джованни.
Если б Лаура знала, что он возил в машине помимо груза, когда работал на этой проклятой международной линии! Там к нему долго присматривались, нет, не только присматривались — проверяли. Он и не подозревал, какую дотошную проходит проверку...
Ну, а потом разговор был короток. К чему притворяться перед самим собой?! После первого же вполне приличного куша, он понял, в какую влип историю. Первой мыслью было отказаться, даже сбежать, но отступать было некуда. Ему прозрачно намекнули: предателю место в девятом круге Дантова ада. А уйти — значило
предать. И все же однажды он попытался. Напоминание об этой попытке — шрам. Конечно, отказаться открыто не посмел, только попробовал хитростью вывернуться, когда это стало особенно опасно. «Случайно» не ушел в рейс, и удар последовал тоже «случайный» — с кем-то его спутали. В полицию нечего было и соваться.
Но потом пришлось... Это когда начался провал. Большие рыбы, вильнув хвостом, ушли на глубину. Осталась «Мелочь», такая, как они с Агостино. Вот тут-то и произошли «пьяная драка», благодари которой он спокойно отсиживался в тюрьме, пока искали. Потом все затихло. Агостино откупился. А сегодня он опять заговорил об этом. Неужели снова лезть в петлю? Но ничего другого не остается. По его следу уже идут двое «полицейских». Сразу же понял, кто эти «полицейские», когда синьор Антонио сказал, как «подмигивал» красавчик. Он всего один раз видел Ливио, но хорошо запомнил: мигнет несколько раз, плотно смежит веки и сразу же вытаращит глаза. Да, если уж на сцене появился Ливио — ничего хорошего не жди. Шефы, конечно, без труда установили, где его искать. А тут совершенно случайно сам полез в логово зверя... Да кто же знал, что «седой» зовется синьором Туллио? Вот уж, действительно, каких только нелепостей не случается в жизни!..
Может, так и с Агостино? Ведь тот прямо не сказал, чем занимается. А вдруг это обычная коммерция с туристами — доллары, фунты? И этим, насколько ему, Джованни, известно, не брезговали «шефы». А он с перепугу решил... Да, лучше всего принять предложение Агостино, затаиться в бухточке и ждать, пока все
прояснится... Машина остановилась возле мрачного, давно не ремонтированного здания, в котором помещалась больница.
Расплатившись с таксистом, Джованни вслед за Лаурой вошел в полутемный вестибюль. Мужчина в белом халате даже не взглянул в их сторону, когда они обратились с просьбой разыскать Корину.
— Побудь тут,— сказал Джованни, усаживая Лауру на темную, изъеденную шашелем скамью, стоявшую у покрытой плесенью стены.
Он достал бумажник, рассовал по карманам деньги и отправился на переговоры.
Лаура ждала довольно долго, все успокаивая себя: Здесь врачи, они помогут. Окажут помощь. Мало ли что болтал там мальчишка! Корина молодая, здоровая, быть может, она уже чувствует себя сносно, и они отвезут ее домой. Успокоится тетушка Лола и дед, конечно, тоже. А уж она, Лаура, будет просить, молить Корину ради ее маленькой дочери, ради матери отказаться от этого безумия. Корина добрая, хорошая, все поймет и согласится,..
— Я сказал, что Корина твоя сестра,— шепнул Джованни, вернувшись.— Пойдем.
Какой-то широкоплечий мрачный мужчина в грязном халате, очевидно, санитар, ввел их в коридор, и Лаура невольно ухватилась за руку Джованни. За одной дверью кто-то неистово стучал, за другой — пыл, слышались стоны, чей-то плач.
Наконец они остановились.
— Только недолго,— хмуро проговорил санитар и Оглянулся по сторонам, словно чего-то опасаясь. Джованни понял и сунул в карман деньги.
Лаура, осмелев, спросила, что случилось с Кориной, почему ее сюда привезли.
— Отравление,— безразлично пожал плечами санитар. Он явно не был расположен к разговорам.
— А можно уже взять ее домой? — с робкой надеждой проговорила Лаура.
Санитар мрачно усмехнулся и открыл дверь в полутемную келию. На узкой койке, запрокинув голову, лежала женщина. Руки ее судорожно мяли край свесившегося на пол потертого серого одеяла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20