— Заорало еблище.
— Всем стоять! — Крикнул милиционер, и выстрелил в воздух.
И в этот момент на участок вошла Ирка…
— Хорошо отдохнули, блять… — Я сидела в пятичасовом утреннем автобусе, увозящим меня и Вовку обратно в Москву, и куталась в Вовкину куртку.
— Да брось. — Вовка грыз семечки, и незаметно сплёвывал шелуху на пол. — По-моему, смешно получилось. Ирку жалко только.
— Нихуя смешного не вижу. И Ирку мне не жалко. Предупреждать нужно было.
— Откуда ж Ирка знала, что этот мудвин сам за своей лопатой попрётся, а тут мы в кустах: «Я буду тебя ебать, пока ты не сдохнешь, ты должна быть наказана!» Кстати, соседа тоже жалко. Просто так сложились звёзды, гыгыгы. — Вовка заржал, и тут же поперхнулся семечкой.
Я с чувством ударила его по спине:
— Никогда в жизни больше в Рязань не поеду. Мне кажется, об этом ещё лет десять все говорить будут.
— Да брось. Порнуху любую возьми — там такое сплошь и рядом.
— Вова, я не смотрю порнуху, к тому же, такую грязную. Тьфу.
Полчаса мы ехали молча.
— Знаешь, — я нарушила молчание, — а я всё-таки до сих пор не пойму: зачем Ирке надо было говорить соседу, что к ней на дачу приехала подруга с братом? Муж с женой, заметь, законные муж с женой — это что, позор какой-то?
— Ты сильно на неё обиделась? — Вовка обнял меня за плечи, заправил мне за ухо прядь волос. — Всё равно помиритесь. Подумаешь, горе какое: сосед поцарапанный, Ирка с приступом астмы, и Марья Николаевна с инсультом. Не помер же никто. Помиритесь, зуб даю.
Я отвернулась к окну, ковырнула в носу, и начала писать на стекле слово «Хуй»
Дерьмовая ситуация
04-03-2009 07:00
Театр начинается с вешалки, а крупные неприятности — с Ершовой. Мелкие, впрочем, тоже начинаются с Ершовой, но кто их считает?
Всё началось в тот день, когда у меня закончился дома шампунь. Не тот, который Советский, а тот, что от перхоти. Перхоти, кстати, у меня нет. Прибеднятся не буду. А вот шампуни от перхоти люблю. Они ментоловые.
Так вот, шампунь от перхоти у меня закончился, и не от перхоти тоже. И даже собачий противоблошиный шампунь — и тот иссяк. А если б не иссяк — я б и им не побрезговала, ибо в этот знаковый день мне, после трёхнедельного отключения, включили горячую воду. Полдня я истово ликовала и провоцировала по телефону Ершову, которой воду обещали дать не раньше чем через неделю, на чёрную нечеловеческую зависть, а потом ликование иссякло как собачий шампунь.
Только женщина, десять лет имитирующая блондинистость, меня поймёт. Пергидрольную голову хуй наны отмоешь мылом или гелем для душа. Её непременно нужно мыть шампунем. Иначе, в процессе расчёсывания волос после мытья, ты рискуешь потерять половину растительности. А я вообще рисковать зря не люблю. Даже когда вся страна упоительно проёбывала в автоматах железные пятачки — я презирала этих одержимых, и в сомнительных развлечениях не участвовала. Да и пятачков мне было жалко, я их тогда копила.
Короче, шампунь был необходим мне как бутылка пива утром 1 января. О чём я с грустью сообщила в телефонную трубку Ершовой, моментально уняв её приступ чёрной зависти к моей горячей воде.
— Это пиздец, Юля. — Закончила я изливать посильно.
— А я щас в ухе почесала, а у меня накладной ноготь отклеился, и провалился мне в организм. — Невпопад посочувствовала мне Ершова, и закончила: — Встречаемся через пятнадцать минут у «Семейной выгоды».
«Семейная выгода» — это такой полезный магазин. В «Выгоде» есть очень много нужного и ненужного. И если ты идёшь туда купить туалетную бумагу — ты всё равно оставишь там сто баксов. Потому что:
А) Там продаётся бытовая химия по низким ценам, и придя туда за туалетной бумагой, ты дополнительно вспоминаешь что надо ещё купить «Туалетного утёнка» (а вот он, кстати), лак для волос (надо же, акция: «Купи два баллона, получи третий бесплатно»), и «Ух ты! Мега-ебанись-какая-здоровенная пачка прокладок с надписью „Восемнадцать прокладок в подарок“
Б) Помимо бытовухи там продаётся куча всяких приблуд типа консервных ножей, керамических чашечек со знаками зодиака, салфетниц, и подставочек под чайные пакетики. В общем всё то, без чего ты, оказываецца, жить не можешь.
В) Пока ты стоишь в очереди к кассе, ты всегда покупаешь три зубных щётки с покемонами, резинку для волос, пузырёк с какими-то блёстками (нахуй ненужный, как и покемоны, но я блёстки всегда покупаю, если очередь длинная), и запасные кассеты к бритве „Венус“, потому что некстати вспомнилось, что в трусах у тебя противотанковый ёж. А мерзопакостные хозяева магазина, как нарочно, развесили всё это говно возле касс.
Г) И самое главное, из-за чего стоит посетить этот магазин — там всегда можно что-то спиздить. Ибо видеонаблюдения нет, а охранник в „Выгоде“, как правило, дед-подагрик в бифолокальных диоптриях, или рахитичный юноша, сутками разглядывающий в казённое зеркало свои прыщи.
„Семейная выгода“ находится в пяти минутах ходьбы от моего дома, и на первом этаже Юлькиного. Хорошо устроилась баба. Теперь у неё дома всегда есть неиссякаемый запас резинок для волос, пузырьков с блёстками, консервных ножей, и всего того, что можно спиздить, не боясь огрести по горбу от прыщавого охранника.
— Привет, вшивая. — Уважительно поздоровалась со мной Ершова, стоя на пороге „Выгоды“.
— Здравствуй, воровка тампаксов. — Громко ответила я на приветствие, отчего Юлька набычилась, а охранник чудо-магазина просканировал Ершову взглядом.
— А сказала б ты это на полтона ниже, — наклонилась к моему уху Юлька, — был бы у тебя щас бесплатный годовой запас шампуня. Но теперь у тебя будет бесплатный хуй на воротник.
С этими словами Ершова повернулась лицом ко входу в магазин, и тут случилось ЭТО.
Трудно сказать, что произошло в ту секунду. Я сразу и не поняла. Лишь по отчётливой вибрации, исходящей от Юльки, я догадалась, что что-то произошло.
— Лида, это ОН… — Враз посиневшими губами прошептала Юлька, и на них запузырилась слюна.
— Кто? — Я пыталась понять, куда смотрят Юлькины глаза, но они смотрели в разные стороны, что усложняло мою задачу. — Вова-Невопрос?
Вове-Невопросу Юлька уже год торчала пятьсот баксов, и отдавать их не собиралась, несмотря на то, что ей неоднократно передавали Вовины пожелания: „Встретить бы эту убогую — и жопу ей порвать“.
— Нет… — Стучала зубами Юлька. — Вот ОН! — И она страшным Виевским жестом указала на охраника магазина. — Ты посмотри, как он похож на Рики Мартина!
Я посмотрела. На мой дилетанский взгляд, я гораздо больше похожа на Рики Мартина, чем указанный Юлией охранник. Он, скорее, был похож на Дроботенко. Но Юля продолжала вибрировать, и тащила меня в магазин.
— Слушай… — Ершова, не глядя, сметала с полок всё подряд: пачку памперсов для взрослых, освежитель для туалета, резиновую шапочку для душа и бальзам Дикуля от артрита. — Ты веришь в любовь с первого взгляда?
— Ты ёбнулась, Юля. — Я вырвала из Юлькиных непослушных рук керамическую негритянку с одной сиськой. — Так не бывает. В кого ты влюбилась? Вот в эту сироту вокзальную?
— Что?! — Ершова выдрала у меня негритянку-ампутантку. Её глаза метали молнии и бомбы. — Он похож на Рики Мартина, и мою детскую мечту одновременно! Он охуителен!
— Даже я в детстве не так голодала. — Злость на Юльку сразу испарилась. — Хотя у меня папа алкоголик. Ну, чо трясёшься? Иди, познакомься.
— Лида, — Юлька нащупала на полке лампу-ночник в виде безносого колобка-сифилитика, и положила её в корзинку. — Я не могу. Вот, хошь верь — хошь нет — не могу. Ноги как ватные… Может, ты подойдёшь? Только, умоляю, не позорь меня. Давай так: щас мы выйдем отсюда, я покурю на улице, а ты задержись тут, типа чота забыла купить, и подойди к нему… Ну и… Блять, сама придумай, чо ему сказать. Твоя цель — всучить ему мой номер телефона. Если он позвонит, с меня… — Ершова беспомощно огляделась по сторонам, заглянула в свою корзинку, и вздрогнула: — С меня вот этот колобок, и вот этот прекрасный бальзам от артрита.
Конечно же, бальзам решил. Так бы я хуй ввязалась в эту авантюру.
— Пиздуй курить. — Я подтолкнула Юльку к кассе, а сама начала наворачивать круги по магазину, одним глазом выбирая шампунь от перхоти и блох, а вторым следя за предметом Ершовской страсти. И у меня это даже получилось. Захватив на кассе ещё три зубных щётки с покемонами, пузырёк с блёстками и резинку для волос, и забыв спиздить кассеты для бритвы, я оплатила покупки, и уверенно подошла к охраннику.
— Витя? — Сурово кивнула я на его бейджик.
— Паша… — Испугалось воплощение Ершовского временного (я надеялась) слабоумия.
— А почему написано Витя? — Я выпучила грудь, и честно отрабатывала артритную мазь.
— Он болеет, а я за него… — Рики Мартин для слепых был окончательно сломлен. — Зачем я вам?
Он посмотрел на меня глазами изнасилованного толпой армян эмо-боя, и на меня одновременно накатила тошнота и чувство жалости к Юльке.
— Слушай меня, Витя… — Я грохнула на пол корзинку с шампунями, и наклонилась к Юлькиному принцу.
— Я Паша… — Задушенно пискнул Витя, и потупил взор.
— У тебя мобила есть, Паша?
Двойник Дроботенко нервно похлопал себя по груди, по ногам, попал ненароком по яйцам, огорчился, но телефон мне протянул.
— Возьмите…
Блин, а я-то, дура, резиночки для волос пизжу. Да мне с моим талантом можно мобилы у лохов отжимать!
Я сурово внесла в его записную книжку Юлькин номер, и показала ему:
— Вот по этому номеру позвонишь через полчаса. Спросишь Юлю. Дальше следуй инструкциям. Всё понял, Витя?
— Паша… — С надрывом крикнул охранник, а я заволновалась. На нас уже странно смотрели кассирши. — Я позвоню!
— Вот и хорошо. — Я выдохнула, и моя грудь впучилась обратно в рёбра. — И ты тоже хороший, Витя.
Переложив свои покупки в фирменный бесплатный пакет, и попутно спиздив их ещё штук двадцать, я вышла на улицу, и подошла к лихорадочно жующей незажжённую сигарету Юльке.
— Гони сифилитика и суспензию. Дело в шляпе.
Ершова вздрогнула, и подняла на меня глаза:
— Когда?!
— Через полчаса. Жди, галоша старая. Позвонит обязательно.
Юлька затряслась, а я выудила из её пакета лампу и бальзам Дикуля, и лёгкой походкой отправилась навстречу своему щастью. К горячей воде, чистой башке, и к джакузи для нищих.
* * *
Телефон, который я предусмотрительно не взяла с собой в ванную, разрывался на все лады уже полчаса. Судя по мелодиям, Юлька вначале звонила (телефон говорил аденоидным голосом „Здравствуй дорогой друг. Пойдём бухать?“), а потом слала смс-ки.
Я же решила дожидаться звонка в дверь. Тем более, что он не заставит себя долго ждать.
И дождалась. И даже успела намотать на себя полотенце, и открыть входную дверь.
— Собирайся! — Юлькины глаза горели нехорошим огнём. — Быстро, я сказала! Он позвонил! Ты понимаешь? Паша позвонил! Его Пашей зовут, представляешь? Павлик… Павлушка… Пашунечка… Охуительное имя! Чо стоишь? Башку суши! Он нас в гости пригласил. Потому что скромный. Не хотел, чтобы я подумала, будто он хочет мной воспользоваться бессовестно. А галантно сказал: „Приходите, Юлия, с подругой своей“. Вот так именно и сказал. На „вы“! Юлией называл! Только попробуй при Пашунечке назвать меня Ершепатологом!
Я молча вытирала полотенцем жопу, и с тоской смотрела в никуда. За все семнадцать лет, что я знаю Юльку, ТАК у неё колпак снесло впервые. И кажется, я точно знала, почему Пашунечка побоялся приглашать Ершову тет-а-тет. Он просто ссал, щщщенок. Хотя, за что его винить? Я б сама на его месте…
Через три часа мы с Юлькой стояли у Пашиной двери. Я ковырялась в носу и зевала, а Юлька нервничала:
— Слушай, чота у меня живот разболелся — сил нет. От нервов что ли? У тебя с собой вечно в сумке вся аптека — дай чонить сожрать.
— Успокоительное? — Я открыла сумку.
— Опиздинительное, блять! — Юлька покраснела. — Поносоостанавливающее!
— А нету. — Я захлопнула сумку. — Ты вчера последнее сожрала, фабрика жидкого говна. И перестань трястить — смотреть тошно. Звони уже.
Ершова побледнела, быстро перекрестилась, и вдавила кнопку звонка.
„А кука-ра-ча, а кука-ра-ча, а ля-ля-ля-ля-ля-ля!“ — послышалось за закрытой дверью, и у меня тоже вдруг заболел живот.
Щёлкнул замок, и на пороге возник Пашунечка, которому, судя по цвету его лица, тоже требовалось поносоостанавливающее.
— Юлия? — Слабо похожий на Рики Мартина Юлькин принц попятился.
— Да-а-а-а, это йа-а-а-а… — Провыла Ершова, и семенящими шажками рванула в жилище своего возлюбленного, где затравленно начала открывать все двери подряд, пока не скрылась за нужной.
— А это я, Витя. — Я вздохнула, и потрепала полуобморочную тушку по щеке. — Пойдём, самовар вздуем, родимый.
Самовар мы вздувать даже не начали, как у меня в сумке раздался голос: „Здравствуй, дорогой друг. Пойдём бухать?“
— Меня вызывает Таймыр. — Веско доложила я Паше, и вышла в прихожую.
— Чего тебе? — Рявкнула я в трубку, одновременно дёргая ручку на двери в туалет.
— Воды-ы-ы-ы… — Стереозвуком в оба уха ворвался Ершовский стон.
— Какой, блять, тебе воды, уёбище поносное? — Я слегка занервничала. — Ты в сортире сидишь, квазимода! Хоть упейся там из бачка! Хоть жопу мой! Хоть ныряй бомбочкой! Долго я буду с твоим гуманоидом тут сидеть? Я его боюсь, у него глаз дёргается, и вилы на кухне стоят, прям возле холодильника.
Раздался щелчок, и дверь туалета приоткрылась. Я расценила это как предложение войти, и вошла.
И очень зря.
— У Паши воды нет! — Простонала с унитаза Ершова, и заплакала. По-настоящему.
Мне стало не по себе. Присев на корточки, я схватила Юлькины ладони, и начала их гладить, приговаривая:
— А мы ему купим водичку, Юль. Купим пять литров, и он попьёт. Он не умрёт, ты не переживай. Я щас сама…
— Дура, блять! — Юлька выдернула из моих рук свои ладони, и трагически воздела их к небу. — У него воды в доме нет! Вообще! В кране нет, в трубах нет, и в бачке унитазном, соответственно, тоже нет, я проверила! Но поздно. Ничего уже не исправить.
С этими словами Ершова вновь завыла как оборотень.
— Ты насрала? — Я начала издалека.
— Нет! — На ультразвуке взвизгнула Юлька. — Я не насрала! Я навалила мамаев курган! Я, блять, сижу на его вершине! Что делать-то будем, а?! Как мы кал утопим?
Честно сказать, я дохуя раз в своей жизни попадала в дерьмовые ситуации. В дерьмовые и идиотские. Но это ведь было до сегодняшнего дня. И теперь я точно могу сказать: у меня никогда не было дерьмовых и идиотских ситуация. Не было. Пока я не вошла в этот сортир. Дерьмовее ситуацию представить трудно. Но делать что-то было нужно. И срочно. Потому что у Юльки истерика, а у Паши-гуманоида вилы на кухне, нехороший взгляд, и нет воды.
Я поднялась с корточек, и твёрдо сказала:
— Короче, я пойду за водой, а ты пока закидывай свой курган салфетками. Иначе мы его не потопим. Я-то знаю.
Юлька смотрела на меня как на Вову Невопроса. Затравленно, и с ужасом. Я похлопала её по спине:
— Всё будет хорошо. Ведь я с тобой.
И я даже криво улыбнулась. Почти позитивно. После чего покинула туалет.
Юлькин Рики Мартин со взглядом Чикатилы, сидел на кухне, крепко прижав к себе вилы, отчего я не решилась подойти к нему близко, и крикнула из прихожей:
— Что-то жажда меня одолела, Витя! Дурно мне что-то. И Юлии тоже подурнело малость. Нервы, духота, чувства — сам понимаешь. Не найдётся ли у тебя стаканчика водицы? Литров пять-десять?
— Пепси есть. — Паша не отпускал вилы, и пугал меня ещё больше чем Юлька. — И пиво Очаковское. Поллитра осталось ещё.
— А как же ты срёшь, Витенька? — Действовать надо было решительно. Юлькины стоны из туалета доносились всё сильнее и сильнее.
— К соседям хожу. — Рики Мартин поднял вилы, и постучал ими в потолок: — У нас по всему стояку воду перекрыли, уж три дня как. У соседей снизу трубу прорвало.
— Заебись. — Я широко улыбнулась. — Дело крепко пахло говном. Причём, в прямом смысле. — Пепси я не пью, а у Юлии с пива отрыжка. Нам бы водицы обычной. И поболе. Сгоняй-ка в магазин, Витёк. А мы тут с Юлей пока закуску постругаем. Ну, что стоишь? Бери свои вилы — и пиздуй, за оградой дёргай хуй, как говорится.
Паша кивнул, бережно прислонил вилы к холодильнику, и вышел из квартиры, закрыв нас с Юлькой с обратной стороны на ключ. А ведь я была уверена, что он неизлечим. Приятно иногда ошибаться в лучшую сторону.
— Ну что? — Высунулось в прихожую заплаканное Юлькино лицо. — Я всё закидала. Когда топить будем?
— Через пять минут. Расслабься, и постарайся больше не срать.
— Мне кажется, я больше никогда уже срать не буду… — Юлька всхлипнула, и снова скрылась в своём убежище.
Через пять минут я постучалась к Юльке, и принесла ей щастье.
— Держи. — Я бухнула на пол пятилитровую канистру „Святого источника“, а Юлька отшатнулась.
— Блять, неудобно-то как… Святой водой говно смывать.
Я устало присела на край ванны, и достала из кармана сигареты.
— Слушай, ты или туда, или сюда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61