Она замолчала, улыбаясь. Но по ее глазам он видел – ей есть что сказать еще. С улыбкой он вернул купюру, она взяла ее, засунула в свой гроссбух наподобие закладки и захлопнула книгу. Чань ждал. Миссис Уэллс хохотнула каким-то особенно неприятным смехом.
– Да, миссис Уэллс?
– Нет, ничего, – ответила она. – Просто вы уже третий, кто интересуется этой девицей.
– Неужели?
– Да-да.
– Позвольте спросить, кто были двое других?
– Чего ж не спросить?
Она улыбнулась, но не сделала больше ни одного движения – безмолвное требование увеличить сумму. Чань был взбешен. Ведь он уже заплатил ей больше, чем следовало, но, если он полоснет ее бритвой, ему придется иметь дело с двумя громилами.
– По-моему, я поступил с вами по справедливости, миссис Уэллс… разве нет?
Она снова хохотнула, выставив вперед зубы.
– Да, Кардинал, по справедливости, и я уверена, так будет и впредь. Те, другие, были не столь… почтительны. А потому я скажу вам, что первая появилась сегодня утром – молодая дама, сказавшая, что она сестра этой девицы, а второй – всего час назад, человек в форме, военный.
– В красной форме?
– Нет-нет, в черной. Он был весь в черном.
– А женщина, – он попытался представить себе Розамонду, – высокая? Черные волосы? Фиолетовые глаза? Красивая? Миссис Уэллс покачала головой.
– Нет, не черные. Светло-каштановые. И довольно хорошенькая… вернее, была бы хорошенькой, если бы не ожоги на лице. – Миссис Уэллс улыбнулась. – Вокруг глаз. Такое несчастье. Зеркала души, вы же понимаете.
* * *
Чань поплелся назад в «Ратон марин», кипя от ярости. Добро бы он еще узнал, что он один из нескольких интересующихся этой женщиной, но то, что он сам в этом деле подвергается страшной опасности (независимо от того, убил он Траппинга или нет, его вполне могли за это повесить), вдвойне выбивало его из колеи. Его одолевали подозрения. Когда он добрался до «Ратон марин», было почти темно. От Джона Карвера никаких известий не поступало. Он не был еще готов напрямую обратиться с вопросом к своей клиентке и потому направился по следующему наиболее вероятному адресу – рядом со зданием суда. Этот дом был известен под названием «Вторая скамья», находился не очень далеко и в гораздо более безопасной части города. По дороге он приводил в порядок свои мысли.
Заставив себя разделить части на составные элементы, он вынужден был признать: нет ничего странного в том, что миссис Уэллс не знает его Персефоны. Когда он видел ее в поезде, у него возникло ясное впечатление, что зрелище, которое она являла собой, было какое-то нарочитое, что ее состояние (каким бы откровенным оно ни казалось и какие бы события ни предшествовали ее появлению в вагоне поезда) не было для нее делом обычным. Ее кудрявые волосы, пусть растрепанные и заляпанные кровью, несомненно, знали уход, может, даже гребень служанки. А это подразумевало «Вторую скамью» или даже еще один дом, который был у него на уме, – «Старый замок». В этих заведениях клиентам более высокого пошиба предлагались соответственно и более высокого пошиба шлюхи. Каждый из этих домов представлял собой окно в тот или иной уровень городского рынка, на котором покупалась и продавалась плоть. Сам Чань мог наведываться в «Замок», только если приводил себя в порядок и имел в кармане достаточно наличности, но при всем при том был вхож туда лишь благодаря тому, что в свое время оказал кое-какие услуги управляющей этим заведением. А «Нижний шлюз» был столь низкопробен, что неизбежно возникал вопрос: каким образом двое других, интересовавшихся его вчерашней знакомой, обнаружили это заведение или надумали отправиться туда? Что касается военного, это он еще мог понять, но женщина – ее сестра? У женщины было не так уж много способов узнать о существовании этого заведения, потому что «Нижний шлюз» был практически неизвестен среди городских обывателей. Тот факт, что об этом доме было известно Розамонде, вызывал у него не меньшее удивление, чем если бы он получил личное послание от папы римского. Но эти двое других так или иначе знали о «Нижнем шлюзе». Кто были такие и кому служат? И кто эта женщина, которую они все ищут?
Ничто не подтверждало историю его клиентки о несчастном убитом друге, который никак не мог быть этакой невинной овечкой – наверняка с ним были связаны какие-то другие проблемы (наследство? титул? преступление?), и обо всех них она ни словом не обмолвилась во время их разговора. Чань снова мысленно вернулся в поезд, заглянул в эти непроницаемые серые глаза. Кого он видел перед собой – убийцу или свидетеля? А если она и убила, то злонамеренно или защищаясь? Каждая из этих возможностей изменяла мотивы тех, кто ее искал. То, что никто из них не обратился в полицию (даже если по настоятельному и категорическому требованию Роберта Вандаариффа), отнюдь не свидетельствовало об их благих намерениях.
* * *
Не то чтобы благие намерения были естественной составляющей жизни Чаня. Обычно из всех борделей он предпочитал «Вторую скамью», хотя и объяснялось это не какими-то особыми достоинствами дома, а желанием за разумные деньги подстраховаться от опасности подхватить какую-нибудь заразу. Тем не менее он был знаком с персоналом и нынешним управляющим – жирным потным человеком с бритой головой; звали его Юргинс, он носил на пальцах большие кольца – Чаню всегда казалось, что именно так и должен выглядеть современный придворный евнух. Юргинс напускал на себя улыбчивое выражение, хотя, как только речь заходила о деньгах, эта маска слетала с его лица и возвращалась на свое место лишь после того, как ненасытная жажда денег отходила на второй план. А поскольку многие клиенты заведения принадлежали к деловой или юридической сфере, подобные хищные манеры оставались незамеченными или по меньшей мере не рассматривались как нечто оскорбительное.
После того как Чань обменялся несколькими негромкими словами с человеком у дверей, его провели в комнату Юргинса, увешанную коврами и освещаемую хрустальными лампами, лучи которых играли всеми цветами радуги; воздух здесь был так насыщен благовониями, что даже Чаню эта атмосфера показалась гнетущей. Юргинс сидел за своим столом; он знал Чаня слишком хорошо, а потому принимал его с глазу на глаз, но не закрывая двери, чтобы телохранитель мог услышать призыв о помощи. Чань сел на стул против него и вытащил из кармана купюру. Он подержал ее так, чтобы Юргинс понял, о чем идет речь. Тот не мог сдержаться – его пальцы непроизвольно застучали по столешнице.
– Что мы можем для вас сделать, Кардинал? – Он кивнул, глядя на банкноту. – Просьба о чем-нибудь необыкновенном? О чем-нибудь… экзотическом?
Чань выдавил из себя улыбку.
– Дело у меня простое. Я ищу женщину, которую, может быть, зовут Изобела Гастингс; она, возможно, прибыла сюда – или в другое подобное заведение – сегодня рано утром в черном пальто и вся измазанная кровью.
Юргинс задумчиво нахмурился, кивнул.
– Так вот, я ее ищу.
Юргинс кивнул еще раз. Чань встретился с ним взглядом и нарочито улыбнулся. Естественный угоднический импульс заставил Юргинса улыбнуться в ответ.
– А еще, – Чань сделал многозначительную паузу, – меня интересуют те двое, что уже расспрашивали вас о ней, без толку отнимая ваше драгоценное время.
Юргинс буквально расплылся в улыбке.
– Ясно. Все совершенно ясно. Вы умный человек – я всегда это говорил.
Чань язвительно уставился на него, услышав этот комплимент.
– Полагаю, это были мужчина в черной форме и женщина – хорошо одетая, с каштановыми волосами и… ожогом странной формы вокруг глаз. Я не ошибся?
– Ничуть! – Юргинс ухмыльнулся. – Он сегодня с утра пришел – разбудил меня! А она немного спустя после ленча.
– И что же вы им ответили?
– Увы, но то же самое, что буду вынужден сказать вам. Это имя мне ничего не говорит. И я ничего не знаю об окровавленной женщине – ни в этом и ни в каком другом доме. Мне очень жаль.
Чань наклонился вперед и уронил банкноту на стол.
– Это не имеет значения. Я и не думал, что вы знаете. Расскажите мне о двух других.
– Все как я вам уже говорил. Мужчина – какой-то офицерский чин. Я не очень разбираюсь во всех этих военных премудростях, вероятно вашего возраста, довольно-таки настойчивый грубиян, вел себя так, будто я ему подчиняюсь, если вы меня понимаете. Женщина сказала, что эта девица приходится ей сестрой, довольно миленькая, вот только эти шрамы, как вы уже сказали. Но при всем при том встречаются мужчины, которые находят в таких вещах изюминку.
– А как их зовут… вернее, как они представились?
– Офицер назвался майор Блэк. – Юргинс ухмыльнулся – имя явно было вымышленное. – Женщина представилась как миссис Марчмур. – Он усмехнулся с похотливым выражением на лице. – Я был бы рад предложить ей работу, если бы не ее затруднительное положение – пропажа родственницы и все такое.
* * *
«Вторая скамья» и «Старый замок» находились на противоположных сторонах северного берега, и Чань, направляясь в «Замок», оказался так близко к «Ратон марин», что решил заглянуть туда – узнать, не прислал ли Карвер весточку. Никаких писем для Чаня не приходило. Это было не похоже на Карвера, который воображал себя такой важной персоной, что при нем всегда были посыльные и курьеры – и уж обязательно вечером. Возможно, Карвер находился за городом, а это значило, что Розамонда вряд ли могла получить от него рекомендации в промежутке времени между вчерашним вечером и сегодняшним утром. Вероятность этого, однако, оставалась, и потому он пока решил не думать об этом. Он выудил из Юргинса еще кое-какие подробности о форме офицера – серебряные нашивки и странный полковой значок с изображением волка, глотающего солнце, – и мог вернуться в Библиотеку, прежде чем ее двери закроются на ночь. Но он решил, что ему важно посетить «Замок». В том маловероятном случае, если он обнаружит какие-нибудь полезные сведения, он хотел получить их как можно скорее – майор и сестра либо уже побывали, либо все еще находились там. Он сможет легко установить полк и личность офицера утром, если нужда в этом еще сохранится.
Выйдя из «Ратон марин», он остановился и постарался как можно объективнее оценить свое одеяние. Выглядел он никудышно, и ему нужно было побыстрее добраться до дома, чтобы переодеться. В «Замок» всяких там с улицы не пускали, и если в его планы входило поговорить с управляющей, выглядеть он должен наилучшим образом. Он чертыхнулся – задержка была совсем некстати – и быстро пошел по темной улице. Теперь больше людей, чем прежде, кивали, приветствуя его, или просто делали вид, что его не существует, что было обычно для этой части города. Чань добрался до своей двери, вытащил ключ из кармана, но, когда попытался вставить его в скважину, обнаружил, что замок сдвинут со своего места. Он встал на колени и принялся разглядывать его. Дерево у дверной ручки было расщеплено сильным ударом. Он легонько толкнул дверь, и она распахнулась с обычным скрипом.
Чань осмотрел пустую, плохо освещенную лестницу. В здании царила тишина. Он постучал в дверь хозяйки своей тростью. Миссис Шнайдер была большой любительницей джина, хотя в такое время обычно еще не допивалась до бесчувствия. Он подергал за ручку – дверь была заперта. Он постучал еще раз, выругал – в который уже раз – женщину и повернулся к лестнице. Шел он быстро, беззвучно, держа перед собой наготове свою трость. Его комната находилась наверху, и у него вошло в привычку, проходя по каждой лестничной площадке, бросать взгляд в коридор. Сегодня все двери были закрыты, а обитатели дома за ними помалкивали. Может быть, замок был сломан одним из жильцов, у которого застрял ключ в скважине? Такое не исключалось, но природная подозрительность Чаня не успокоилась, пока он не добрался до площадки шестого этажа… и увидел, что его дверь распахнута.
Быстрым движением Чань вытащил рукоятку из своей трости, обнажив длинный обоюдоострый кинжал, а трость перехватил другой рукой – он в любую минуту мог воспользоваться этой полированной дубовой палкой как дубинкой или для отражения нападения. Вооруженный таким образом, он притаился в тени и прислушался. Он слышал только звуки города – слабые, хотя и хорошо узнаваемые. Окна у него были открыты, а это означало, что кто-то через них ушел на крышу – может, спасаясь бегством, а может, чтобы все тут разузнать. Он ждал, не сводя глаз с двери. Тот, кто находился внутри, наверняка слышал, как он поднимался по лестнице, и теперь ждал, когда он войдет… и, вероятно, пребывал в таком же ожидании, как и он. Чань напрягся в полуприседе. Он беззвучно набрал в легкие воздуха, желая расслабиться, и в этот момент отчетливо услышал шуршание в темной комнате. Вскоре звук повторился. Потом – трепет крыльев. Это наверняка голубь пробрался в комнату через открытое окно. Чань раздраженно выпрямился и шагнул к двери.
Войдя в своих очках в темную комнату, Чань не то чтобы полностью ослеп, но погрузился в полный мрак, и, возможно, это обострило другие его чувства, потому что, когда его нога шагнула за порог, он ощутил движение слева и инстинктивно (благодаря впитавшемуся ему в кровь знанию комнаты) метнулся вправо в пространство между высоким шкафом и стеной, выставив перед собой на всю длину трость. В свете лунного света из окна он уловил блеск сабельного клинка – удар из-за двери предназначался ему. Он увернулся от удара и уже на излете погасил его тростью. В то же мгновение Чань ринулся прямо на нападавшего, отводя тростью клинок противника, который в тесноте неловко замахнулся и безуспешно попытался нанести удар еще раз. Чань резко выбросил вперед правую руку с кинжалом.
Человек вскрикнул от боли, а Чань почувствовал, что нож вонзился во что-то плотное, мясистое, хотя в темноте он и не мог сказать, куда пришелся удар. Человек боролся со своим длинным клинком, пытаясь зацепить Чаня острием или кромкой, но тот ухватил противника за руку, держащую оружие, а правой нанес еще три коротких – словно игла швейной машинки – удара, проворачивая кинжал. После третьего удара Чань почувствовал, как сопротивление руки с клинком ослабело, отпустил ее и шагнул назад. Человек испустил вздох и рухнул на пол, а потом забился в судорогах. Лучше было бы, конечно, задать ему несколько вопросов, но теперь думать об этом было поздно.
Если дело доходило до драки, то тут Чань был реалистом. Хотя опыт и мастерство увеличивали его шансы выйти победителем, он прекрасно понимал, что до ошибки слишком близко, а результат зависит не столько от везения, сколько от собранности и воли. На этих коротких дистанциях критическую роль играла твердая, даже беспощадная решимость, а любая неуверенность была чревата гибелью. Кто угодно может убить кого угодно другого независимо от обстоятельств, и всегда существует вероятность, что человек, никогда не державший в руках сабли, нанесет ею такой удар, какого не ждет самый опытный и прожженный дуэлянт. Чань в своей жизни получал и раздавал немало ударов и не заблуждался на свой счет: не всегда и не против каждого противника сможет защитить его опыт. В данном конкретном случае ему повезло, что желание убрать его без лишнего шума заставило врага выбрать – вместо револьвера – оружие, которое никак не подходило для убийства в такой тесноте. Не закончив дела первым ударом, он дал возможность Чаню нанести ответный, но, промедли Чань, уйди он дальше в комнату или попытайся выскочить назад на лестницу, второй удар сабли рассек бы его, как травинку.
* * *
Чань зажег лампу, обнаружил голубя и (чувствуя себя оскорбленным до глубины души, когда ему пришлось перешагнуть через мертвое тело) выгнал птицу через открытое окно на крышу. Беспорядок в комнате не был чрезмерным – ее тщательно обыскали, но без намерения уничтожить что-либо, а поскольку вещей у него было немного, вернуть все на свои места не составляло труда. Он подошел ко все еще открытой двери, прислушался. С лестницы не доносилось ни звука, а это означало, что либо никто не слышал происходившей в его комнате борьбы, либо он и в самом деле был один в здании. Он закрыл дверь – замок был сломан, как и на входной двери, – и забаррикадировал ее стулом. Только после этого он встал на колени, вытер кинжал об одежду убитого и засунул его назад в свою трость. Он осмотрел трость по всей ее длине – удар сабли пришелся по трости плашмя, а потому никаких трещин на дереве не образовалось. Он поставил трость к стене и посмотрел на распростертое на полу тело.
Это был молодой человек с коротко подстриженными светлыми волосами, в черной форме с серебряными нашивками, в черных сапогах и серебряным значком с изображением волка, глотающего солнце. На его правом плече была одна серебряная эполета – лейтенантская. Чань быстро обшарил его карманы, в которых ничего (если не считать небольшого количества денег, которые он взял себе, и носового платка) не обнаружилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101