жестокая усмешка на губах Морелла; страшная улыбка короля;
жалость в глазах королевы; взволнованный шепот толпы; быстрые, короткие
реплики адвокатов; скрип пера писца, безразличного ко всему, за исключе-
нием своей работы, когда он записывал решения; и над всем этим - прямой,
вызывающий, неподвижный Кастелл, окруженный служителями смерти, удаляю-
щийся в темноту галереи, уходящий в могильный мрак.

ГЛАВА XXIII
ОТЕЦ ЭНРИКЕ И ПЕЧЬ БУЛОЧНИКА
Прошла неделя. Маргарет жила во дворце, Питер дважды был у нее и на-
шел ее в полном отчаянии. Даже то, что они должны быть обвенчаны в сле-
дующую субботу, - день, на который назначен был также поединок между Пи-
тером и Морелла, не доставлял ей ни радости, ни утешения. Ведь на следу-
ющий день, на воскресенье, в Севилье был назначен "акт веры" - аутодафе,
на котором еретики - евреи, мавры и люди, занимавшиеся богохульством, -
должны ответить за свои преступления: одни будут сожжены на костре в
Квемадеро, другие - публично признаются в своих вопиющих грехах перед
тем, как их заточат на пожизненное одиночное заключение, а кое-кого за-
душат, прежде чем их тела будут преданы огню. Было известно, что Джону
Кастеллу предназначена главная роль в этой церемонии.
Маргарет на коленях, в слезах умоляла королеву о милосердии. Но слезы
действовали на сердце королевы не больше, чем вода, капающая на брилли-
ант. Мягкая в других вопросах, в делах, касающихся религии, она станови-
лась хитрой, как лиса, и жестокой, как тигр. Она была даже возмущена по-
ведением Маргарет. Разве мало для нее было сделано? - спросила королева.
Разве она не дала своего королевского слова не предпринимать никаких ша-
гов, чтобы лишить обвиняемого собственности, которая есть у него в Испа-
нии, если он будет признан виновным; разве она не обещала, что никакие
наказания, которые по закону и обычаю падают на детей этих людей, пре-
данных позору, не коснутся Маргарет? Разве Маргарет не будет обвенчана
со своим возлюбленным и, если он останется в живых после поединка, ей не
дадут возможность с почетом уехать вместе с ним и даже не заставят смот-
реть, как ее отец искупит свои преступления? Ведь как хорошая христианка
она должна радоваться, что он получил возможность примирить свою душу с
богом и его судьба станет уроком для других приверженцев его религии.
Может быть, она тоже еретичка?
Королева неистовствовала до тех пор, пока Маргарет, совершенно изму-
ченная, не ушла от нее, задавая себе вопрос, может ли быть справедливой
религия, которая требует от детей, чтобы они доносили на своих родителей
и обрекали их на муки. Где об этом сказано у спасителя или его апосто-
лов? А если об этом не сказано там, то кто это придумал?
- Спаси его! Спаси его! - в отчаянии рыдала Маргарет перед Питером. -
Спаси его или, клянусь тебе, как бы я ни любила тебя и сколько бы ни
считалось, что мы обвенчаны, ты никогда не будешь моим мужем.
- Это несправедливо, - мрачно покачал головой Питер, - ведь не я пе-
редал его в руки этих дьяволов. Скорее всего, это кончится тем, что я
разделю его участь. И все-таки я попытаюсь сделать все, что в человечес-
ких силах.
- Нет, нет! - закричала она в отчаянии. - Не делай ничего, что может
навлечь на тебя опасность!
Но Питер вышел, не ожидая ее ответа. Ночью Питер сидел в потайной
комнатке одной из булочных Севильи. Кроме него, там было несколько чело-
век - отец Энрике, ныне секретарь святейшей инквизиции, одетый как миря-
нин, Инесса, Бернальдес и старый еврей Израэль из Гранады.
- Я привела его сюда, - сказала Инесса, указывая на отца Энрике. - Не
важно, как мне удалось это сделать. Но поверьте, это было довольно рис-
кованно и неприятно. А какая от этого польза?
- Никакой пользы, - нагло заявил отец Энрике, - кроме той, что я по-
ложил в карман десять золотых.
- Тысяча дублонов, если наш друг будет спасен целым и невредимым, -
промолвил Израэль. - О бог мой! Подумай об этом - тысяча дублонов!
Глаза секретаря инквизиции загорелись.
- Они бы мне весьма пригодились, - сказал он, - и ад еще лет десять
свободно может обойтись без одного грязного еврея, но я не знаю, как это
сделать. Я знаю другое: что вас всех ждет его участь. Это страшное прес-
тупление - пытаться подкупить служителя святейшей инквизиции.
Бернальдес побледнел, Израэль стал кусать ногти, но Инесса похлопала
священника по плечу.
- Уж не думаешь ли ты предать нас? - спросила она своим нежным голос-
ком. - Послушай меня, я коечто понимаю в ядах и клянусь тебе, если ты
замыслишь дурное, то не пройдет и недели, как ты в судорогах отправишься
на тот свет и никто не узнает, откуда попал к тебе яд. Или я околдую те-
бя - ведь я недаром прожила дюжину лет среди мавров, - у тебя распухнет
голова, иссохнет тело и ты станешь богохульствовать, не понимая, что го-
воришь, пока тебя с позором не поджарят на костре.
- Околдуешь меня? - отозвался отец Энрике с дрожью. - Ты уже сделала
это, иначе я не был бы здесь.
- Тогда, если ты не хочешь очутиться на том свете раньше срока, -
продолжала Инесса, похлопывая его нежно по плечу, - думай, думай, ищи
выход, верный слуга святейшей инквизиции.
- Тысяча золотых дублонов! Тысяча дублонов! - прокаркал старый Изра-
эль. - Но если ты не сумеешь ничего сделать, то рано или поздно, теперь
или через месяц, - смерть, смерть медленная и жестокая.
Теперь отец Энрике совсем перепугался.
- Вам нечего бояться меня, - хрипло произнес он.
- Я рада, что ты наконец нас понял, друг мой, - прозвучал мягкий,
насмешливый голос Инессы, которая, подобно злому духу, все время стояла
позади монаха. Она опять нежно похлопала его по плечу, на этот раз обна-
женным лезвием кинжала. - А теперь быстро выкладывай свой план. Стано-
вится поздно, и всем святым людям пора уже спать.
- У меня нет никакого плана. Придумай сама! - сердито ответил священ-
ник.
- Хорошо, друг мой, очень хорошо. Тогда я попрощаюсь с тобой, потому
что вряд ли мы встретимся в этом мире.
- Куда ты идешь? - с беспокойством спросил он.
- Во дворец, к Морелла и к одному его другу и родственнику. Выслушай,
что я тебе скажу. Я могу заслужить прощение за мое участие в свадьбе,
если я смогу доказать, что некий подлый священник знал, что совершает
обман. Ну, а я могу доказать это - ты, надеюсь, помнишь, что дал мне
расписку, - а если я сделаю это, что произойдет со священником, который
вызвал ненависть испанского гранда и его знатного родственника?
- Я служитель святейшей инквизиции, никто не посмеет тронуть меня! -
выкрикнул отец Энрике.
- Я думаю, что найдутся люди, которые пойдут на риск. Король, напри-
мер.
Отец Энрике бессильно откинулся на спинку стула. Теперь он догадался,
кого подразумевала Инесса, говоря о знатном родственнике Морелла, и по-
нял, что попал в ловушку.
- В воскресенье утром, - заговорил он глухим шепотом, - процессия
направляется по улицам к театру, где будет прочитана проповедь тем, кто
должен будет идти в Квемадеро. Около восьми часов процессия ненадолго
вступит на набережную, где будет мало зрителей и потому дорога там не
охраняется. Если дюжина смелых молодцов, переодетых крестьянами, будет
ждать там с лодкой наготове, то, может быть, они сумеют... - И отец Эн-
рике замолк.
Тут в первый раз заговорил Питер, который до тех пор сидел молча,
наблюдая за этой сценой.
- В таком случае, преподобный отец, как эти смелые парни сумеют уз-
нать жертву, которую они ищут?
- Еретик Джон Кастел, - ответил священник, - будет сидеть на осле,
одетый в замарру из овчины, с нарисованными на ней чертями и подобием
пылающей головы. Все это очень хорошо нарисовано, я умею рисовать и сам
делал это. Кроме того, у него у одного будет на шее веревка, по которой
его можно будет узнать.
- Почему он будет сидеть на осле? - с яростью спросил Питер. - Пото-
му, что вы пытали его так, что он не может ходить?
- Нет, нет! - возразил доминиканец, съежившись под этим яростным
взглядом. - Его ни разу не допрашивали, ни одного поворота манкуэдры,
клянусь вам, сэр рыцарь! Зачем это - ведь он открыто признал себя през-
ренным евреем!
- Будь осторожнее в выражениях, друг мой, - прервала его Инесса, фа-
мильярно похлопывая его по плечу: - здесь есть люди, которые придержива-
ются другого мнения, чем вы в вашем святом доме, но которые умеют приме-
нять манкуэдру и могут устроить неплохую дыбу при помощи доски и одного
или двух воротов, какие есть в соседней комнате. Воспитывайте в себе уч-
тивость, высокоученый священник, иначе, прежде чем покинуть это место,
вы станете длиннее на целый локоть.
- Говори дальше, - приказал ему Питер.
- Кроме того, - продолжал дрожащим голосом отец Энрике, - был приказ
не пытать его. Инквизиторы полагали - это было, конечно, неправильно с
их стороны, - что у него есть соучастники, чьи имена он выдаст, но в
приказе было сказано, что так как он долго жил в Англии и только недавно
прибыл в Испанию, то у него не может быть сообщников. Так что он цел и
невредим. Я слышал, что никогда ни один нераскаявшийся еврей не шел на
костер в таком отличном состоянии, как бы богат и уважаем он ни был.
- Тем лучше для тебя, если ты не врешь, - заметил Питер, - Продолжай.
- Больше нечего рассказывать. Могу еще добавить, что я буду идти ря-
дом с ним вместе с двумя стражами, и, конечно, если его вырвут у нас и
под руками не окажется лодки для преследования, мы ничего не сможем сде-
лать. Ведь мы, священники, люди мирные и можем даже разбежаться при виде
грубого насилия.
- Я советую вам бежать быстро и как можно дальше, - проронил Питер. -
Однако, Инесса, где гарантия, что ваш друг нас не обманет? Ведь он может
провести кого угодно.
- Тысяча дублонов, тысяча дублонов, - пробормотал старик Израэль по-
добно сонному попугаю.
- Он, может быть, надеется выжать еще больше из наших трупов, старик.
Что вы скажете, Инесса? Вы лучше разбираетесь в этой игре. Как мы можем
заставить его сдержать слово?
- Я думаю, смертью, - сказал Бернальдес, понимая, какой опасности он
подвергается как компаньон и родственник Кастелла и номинальный владелец
судна "Маргарет", на котором тот должен был бежать. - Мы знаем все, что
он может рассказать, и, если мы отпустим его, он рано или поздно предаст
нас. Убейте его, чтобы он не смог мешать нам, и сожгите его труп в печи.
Тут отец Энрике упал на колени и со слезами и стонами начал умолять о
милосердии.
- Чего ты так хнычешь? - спросила Инесса, глядя на него задумчивым
взглядом. - Ведь твоя смерть будет гораздо легче, чем та, на которую ва-
ши праведники обрекают многих гораздо более честных мужчин... женщин.
Что касается меня, то я думаю, что сеньор Бернальдес дал правильный со-
вет. Лучше умереть одному, чем всем нам. Ведь ты понимаешь, что мы не
можем довериться тебе. Есть ли у кого-нибудь веревка?
Отец Энрике пополз к ней на коленях и начал целовать подол ее платья,
умоляя во имя всех святых пожалеть его. Ведь он попал в эту ловушку
из-за любви к ней.
- К деньгам, ты хочешь сказать, гадина, - поправила Инесса, отталки-
вая его туфлей. - Я вынуждена была слушать твои любовные бредни, когда
мы ехали вместе, и еще раньше, но здесь мне это ни к чему. И если ты за-
говоришь опять о любви, ты живым отправишься в печь булочника. О, ты за-
был об этом, но у меня к тебе большой счет. Ты ведь был связан с инкви-
зицией здесь, в Севилье, - не так ли, - еще до того, как Морелла дал те-
бе за твое рвение приход в Мотриле и сделал одним из своих капелланов. У
меня была сестра... - Она наклонилась и шепнула ему на ухо имя.
Он издал звук - это был скорее вопль.
- Я не имел никакого отношения к ее смерти! - запротестовал он. - Ее
предал в руки инквизиции кто-то другой, давший против нее ложные показа-
ния.
- Да, я знаю. Это был ты. Ты, мерзавец с душой змеи, ты был зол на
нее, и ты дал ложные показания. Ты добровольно, сам донес на Кастелла,
заявив, что в твоем доме в Мотриле он прошел мимо распятия, не поклонив-
шись. Это ты уговаривал учинить ему допрос, уверяя их, что он богат и у
него достаточно богатые друзья, чтобы и из них выжать немало денег. Ты
ведь рассчитывал получить свою долю, не так ли? Я неплохо осведомлена.
Даже то, что происходит в темницах святейшей инквизиции, доходит до ушей
Инессы. Ну что ж, ты все еще считаешь, что печь булочника слишком горяча
для тебя?
Теперь отец Энрике от ужаса вообще лишился языка. Он лежал на полу,
глядя на эту безжалостную женщину с нежным голосом. Она обманула его и
превратила в свое орудие, она завлекла его сюда сегодня, она ненавидит
его, и ненавидит по заслугам.
- Пожалуй, лучше будет не марать нам руки, - сказал Питер. - Душить
крыс - маленькое удовольствие, а его могли выследить. Пет ли какого-ни-
будь другого пути, Инесса?
Она подумала немного, затем ткнула отца Энрике ногой:
- Вставай, святой секретарь святейшей инквизиции, и садись писать.
Это будет нетрудно для тебя. Вот здесь есть перья и бумага. А я буду
диктовать:
"Обожаемая Инесса!
Твое долгожданное письмо благополучно дошло до меня в этом проклятом
святом доме, где мы избавляем еретиков от их грехов для пользы их душ и
от их богатств - для нашей собственной пользы..."
- Я не могу писать это, - простонал отец Энрике, - это страшная
ересь.
- Нет, это только правда, - возразила Инесса.
- Ересь и правда - это часто одно и то же. Они сожгут меня за это.
- Это как раз то, что утверждают многие еретики. Они умирают за то,
что считают правдой, почему бы и тебе этого не сделать? Слушай, - еще
более сурово сказала она, - что ты предпочитаешь: быть сожженным на
костре в Квемадеро, а это случится не раньше, чем ты предашь нас, или
сгореть более скромно - в печи булочника в ближайшие полчаса? Продолжай
свое письмо, ученый грамотей! Написал то, что я сказала? А теперь пиши:
Я понял все, что ты мне говорила о суде в Алькасаре в присутствии их
величеств. Я надеюсь, что англичанка выиграла свое дело. Это была пре-
лестная шутка, которую я сыграл с благородным маркизом в Гранаде. Такой
ловкой шутки не бывало даже у нас здесь, в инквизиции. Ну что ж, у меня
к маркизу был большой счет, и он заплатил мне сполна. Мне бы хотелось
видеть выражение его лица, когда он узнал в своей новобрачной служанку и
понял, что хозяйка бежала с другим. Племянник короля, мечтающий сам
стать королем, женился на английской служанке! Хорошо, очень хорошо, до-
рогая Инесса. Что касается этого еврея, Джона Кастелла, я думаю, что все
можно устроить, если есть деньги, потому что, ты знаешь, даром я ничего
не делаю. Таким образом...
И дальше Инесса с удивительной ясностью продиктовала его предложение,
как спасти Кастелла, с которым читатель уже знаком, и закончила письмо
так:
Эти инквизиторы - жестокие звери, хотя они еще больше любят деньги,
чем кровь; все их разговоры о борьбе за чистоту веры - все равно что ве-
тер в горах: они столько же думают о вере, сколько горы о ветре. Они хо-
тели пытать этого беднягу, думая, что из него посыпаются мараведи, но я
намекнул там, где надо, и их фокус не удался. Дорогая, я должен кончать,
время идти по делам, но я надеюсь увидеть тебя, как мы условились, и мы
проведем веселый вечерок. Мой привет новобрачному маркизу, если ты его
встретишь.
Твой Энрике.
Р.S. Моя служба вряд ли будет такой выгодной, как я надеялся, так что
я очень рад заработать что-нибудь на стороне, чтобы купить тебе подарок,
от которого заблестят твои прелестные глазки.
- Вот так, - тихо сказала Инесса. - Я думаю, что этого достаточно,
чтобы тебя сожгли три или четыре раза. Дай-ка мне прочитать: хочу прове-
рить, все ли здесь правильно написано и подписано, а то в подобном деле
очень многое зависит от почерка. Ну, так будет хорошо. Теперь ты понима-
ешь, что, если не выполнишь обещания, другими словами, если Джон Кастелл
не будет спасен или если кому-нибудь станет известно о нашем маленьком
заговоре, это письмо немедленно попадет куда следует и некий секретарь
инквизиции пожалеет, что он вообще родился на свет. Ты будешь умирать, -
прибавила она свистящим шепотом, - медленно, как умирала моя сестра.
- Тысяча дублонов, если дело удастся и ты будешь жив, чтобы потребо-
вать их, - проговорил Израэль. - Я не откажусь от своего слова. Смерть,
позор и пытки или тысяча дублонов. Теперь ему известны наши условия. За-
вяжите ему глаза, сеньор Бернальдес и уведите его отсюда, а то он отрав-
ляет здесь воздух. Но прежде, Инесса, пойди и спрячь письмо. Ты знаешь
где.
Той же ночью две фигуры, закутанные в плащи, плыли в маленькой лодке
по направлению к "Маргарет".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34