Правда, когда Дино стал прикидывать разные формы причесок, я внезапно поняла, что теперь свободна и могу делать со своими волосами все, что душа пожелает. Даже налысо побриться, если захочу.
– Только не слишком коротко.
– С твоим лицом ты можешь себе это позволить.
– Но с моими волосами – не могу. Если они короче семи сантиметров, то закручиваются в отвратительные кудряшки. Я сразу становлюсь похожа на цветную капусту.
Я столько разных причесок перепробовала за эти годы: «фокстрот», «боб», «под горшок», под Рейчел из сериала «Друзья». Но я постоянно жила под гнетом страха, что у меня будет ужасный венчик из кудряшек, который в народе именуется «ирландской мамочкой».
– Слышу-слышу, – сказал Дино, щелкая такими огромными стальными ножницами, что они едва не царапали землю.
– Помой сначала ей голову, – прошептала Лара.
– Не учи ученого.
Черные клочки мокрых волос падали на белоснежный кафель, вес моей шевелюры заметно уменьшался. Это было странное ощущение. Уже десять лет я ничего не делала со своей головой, только подравнивала кончики. Время от времени меня охватывало беспокойство, потому что я забывала, как сильно изменилась моя жизнь. Гарв убил бы меня. Но тут я вспомнила, что он меня не убьет. Не сможет.
– Как твоя свиданка с танцовщицей? – спросил Дино Лару. – Изложи мне последние известия.
И они защебетали о своем, словно старушка Мэгги исчезла вовсе. Потом меня сушили, водя феном во всех направлениях. И только после этого наконец повернули лицом к зеркалу, откуда на меня смотрела новая Мэгги, с гладкими, блестящими волосами. Если сравнивать с предыдущей версией, то та Мэгги была трогательной недотепой, довольно скучной. Но это было уже так давно.
Наконец я нашла слова:
– Я совсем другая. Моложе.
– Хорошая стрижка так же хорошо омолаживает, как подтяжка, – заметил Дино.
Ага, и стоит примерно столько же. А стоила она просто до фига – сто двадцать баксов плюс двадцать на чай. Дома я бы за такие деньги подстриглась четыре раза. Еще и на коробку шоколадных конфет хватило бы, чтобы на обратной дороге полакомиться. Но если тут так принято…
Когда мы уходили, Дино сказал:
– Знаешь, у тебя превосходные брови, только надо придать им форму… Ты понимаешь, о чем я думаю? – обратился он к Ларе.
– Аннушка! – воскликнули они вместе.
– Кто?
– Мастер по бровям. Работает со звездами, – объяснил Дино.
По уже знакомому сценарию Лара держала наготове карманный компьютер и начала названивать по мобильному.
– Мадам Аннушка? У моей подруги кризис с бровями. – Она посмотрела на меня. – Это срочно, мадам Аннушка.
Почему-то я даже не смогла на нее обидеться. Лара беспокойно начала расхаживать по комнате, потом спросила:
– В субботу, в пять тридцать?
Она повернулась ко мне:
– Нормально.
Я кивнула. Почему бы и нет?
Следующая остановка в Лариной квартире в районе Венеция, выбираем одежду для презентации. Район мне очень понравился. Что-то было суровое, но очаровательное в этих маленьких дощатых домиках с облезшей краской, потайными маленькими улочками, ответвляющимися от главной дороги, нависающими над двориками пыльными деревьями, сквозь ветви которых пробивался загадочный свет, словно мы в подводном мире.
Квартира Лары занимала полностью верхний этаж большого деревянного дома. Из ее окна слышны были плеск и шорох океана.
– Шкаф у меня вон там.
Она прошла в спальню, я прямо за ней.
Я взглянула на ее кровать, и на память мне пришли названия порнофильмов. «Горячие лесбийские штучки». «Леди, которые занимались оральным сексом». «Городские лизуньи».
Я ничего не могла с собой поделать. Это была первая лесбийская спальня в моей жизни. С трудом представляю себе, что у кого-то могла быть другая реакция.
Радостная и ничего не подозревающая Лара начала вынимать из шкафа одежду и раскладывать на кровати. Никаких низкопробных хлопчатобумажных тряпок и в помине не было.
– Вот брючный костюм. А как тебе эта юбка с пиджаком? Дай-ка я тебе покажу, с какой юбкой это комплектуется. Померь вот это… – то и дело советовала она. – Или вон то.
Когда я поддалась на уговоры и решилась что– то примерить, она деликатно вышла из комнаты, дав мне спокойно переодеться.
Потом Лара доставила меня, или подбросила, если вам так больше нравится, с охапкой якобы деловых тряпок в Санта-Монику. Наступал вечер. Темнело. Когда мы ехали по авеню, усаженной пальмами, их силуэты темнели на фоне затухающего неба, и, глядя на них, я снова подумала, какие они высокие и худенькие. Иногда говорят, что люди похожи на своих собак. Ну, а жители Лос-Анджелеса похожи на свои растения.
Подбегая к дому, я заглянула в окно Майка и Шармэн. К моему величайшему изумлению, там было полно людей. Они сидели с закрытыми глазами в окружении мерцающих свечей. На самом деле, они были так неподвижны, что я даже засомневалась, дышат ли они. Меня охватила странная дрожь. Может, я присутствую на массовом ритуальном самоубийстве, какие практиковались в секте Джима Джонса «Народный храм»?
* * *
Пока меня не было, у Эмили приключились три приступа предпрезентационной истерики, и она перемерила все вещи из своего гардероба. Тряпки были разбросаны на кровати, на полу, на стульях, висели на телевизоре, а она ползала на четвереньках и в неистовстве перебирала их.
– Мне нечего завтра надеть! – Она даже не взглянула на меня.
– А те прелестные вещички, которые ты приобрела в субботу?
Она покачала головой:
– Я их ненавижу. Типичное не то.
И только тут она заметила мою стрижку.
– Господи Иисусе, да я тебя с трудом узнала. Ты такая красавица!
– Слушай. В соседнем доме происходит что– то странное.
– Полицейский рейд?
– Нет, у соседей с другой стороны. Их там куча, и все без движения. Они словно умерли. Может, вызвать девять-один-один?
– Они медитируют, – пояснила Эмили. – Каждую неделю во вторник вечером. Кстати, звонила твоя маман.
– Беспокоилась, как я тут, и настаивала, чтобы я ехала домой?
– Беспокоилась, как ты тут, и сообщила, что, если будет хоть еще один дождливый день, она свихнется и закончит свои дни в психушке.
– И ничего про мое возвращение домой?
– Ничего.
– Хорошо.
– Лара одолжила тебе костюм на завтра?
– Ага. – Я подняла блузку с пола. – Давай я помогу тебе все повесить обратно.
– Давай, – вздохнула Эмили, взяв в руки кучу вешалок. – У Лары отличная квартира, правда?
– Угу. – Я снова вспомнила названия тех порнофильмов и призналась: – Знаешь, Лара – первая лесбиянка из всех моих знакомых. По крайней мере, из тех, о чьей сексуальной ориентации я знаю.
– И моя тоже.
– Интересно… – Я запнулась и замолчала.
– Чем они занимаются в постели?
– Нет. Вообще-то да.
– Ну, думаю, всякие искусственные члены. Оральный секс. Господи, я сама никогда не смогла бы, – с отвращением сказала Эмили. – Все равно что облизывать скумбрию.
Я повесила еще пару вещичек и сказала:
– Но ведь мы все бисексуальны, так ученые говорят.
Эмили замерла с плечиками в руках и бросила на меня грозный взгляд.
– Нет, – твердо сказала она. – Даже и не думай.
16
Когда появились настоящие кролики, то Гарв даже не стал притворяться, что это подарок для меня. Я слышала, что другие мужики так делают. Покупают котеночка или щеночка, о котором сами уже давно мечтали, и дарят его своей девушке. Это ужасно оскорбительно. Мало того что бедняжке приходится жить под одной крышей с нежеланным животным, так еще нужно и кормить этот комочек меха, и убирать за ним.
Как-то вечером Гарв пришел с работы с коробкой, выстланной соломой, и водрузил ее на стол.
– Мэгги, глянь, – прошептал он, было видно, что он сейчас взорвется от восторга.
Разрываясь на части между ужасом и любопытством, я заглянула внутрь и увидела две пары красных глазок, смотрящих на меня, и пару маленьких пульсирующих носиков.
– Забавная пицца, – сказала я. Предполагалось, что он купит нам пару пицц на ужин.
– Ой, прости. – Он был полон благодушия. – Я забыл. Сейчас съезжу.
– Это же кролики, – сказала я обвиняющим тоном.
– Крольчата, – улыбнулся он и сказал, что какая-то девица с работы не смогла их никому пристроить. – Мы можем не оставлять их, если ты не хочешь, но я обещаю, что сам буду о них заботиться.
– А когда мы…
– В отъезде? За ними присмотрит Дермот. Дермот – это его младший брательник. Как большинство младших братьев, он что угодно готов сделать за пару шиллингов.
– Хм, ты уже все продумал!
Тут же его радость стала блекнуть.
– Прости, детка. Я не должен был вот так притаскивать их сюда. Завтра же унесу обратно.
И тут я почувствовала себя ужасно. Гарв любит животных. Он любил меня и потакал моим желаниям. И сказал, что вернет крольчат не для того, чтобы я сдалась. Его раскаяние было искренним.
– Погоди, – сказала я. – Давай не будем торопиться.
Так начался год Кролика.
Черный с белым был мальчик, а чисто белая – девочка.
– А как мы их назовем? – спросил Гарв, держа обоих крольчат на коленях.
– Не знаю. – Может, «ужасными неприятностями»? – Попрыгунчик? Зайчик-Побегайчик? Что делают кролики?
– Грызут морковку. Бегают кругами друг за другом.
В конце концов мы решили, что девочка будет Попрыгунья, а мальчик – Побегайчик.
Я бы предпочла, чтобы их было не двое (ну, еще лучше, чтобы вообще ни одного не было), но Гарв сказал, что жестоко держать одного кролика, ему будет одиноко. И поскольку я не хотела, чтобы они плодились, как… кролики, то настояла, чтобы они были стерилизованы. Это был первый из многочисленных визитов к ветеринару.
Прежде чем еще что-то с ними делать, нам пришлось купить им клетку.
– А нельзя ли просто держать их в саду? – спросила я.
Оказалось, нельзя. Они прорыли лаз под забором в соседский сад и убежали на ту сторону, на свободу. Так что мы купили самую большую клетку, какая только была в зоомагазине.
Чаще всего после работы Гарв выпускал их побегать по саду, чтобы они почувствовали вкус свободы. Хотя попытки поймать их и посадить обратно в клетку были равноценны попыткам запихнуть зубную пасту обратно в тюбик. Это было просто невозможно. Помню, я стояла у кухонного окна и наблюдала, как Гарв наматывает круги в своем темно-сером костюме. Каждый раз, когда ему почти удавалось схватить одного из кроликов, тот отскакивал от его вытянутых рук, и погоня начиналась заново. Не хватало только музыки из шоу Бенни Хилла и чтобы кто-то бросал в них шарики. Короче, было весело. Типа того.
Не поймите меня неправильно. По-своему кролики были милы. И когда я возвращалась с работы, они прыгали, чтобы поприветствовать меня, это было супер. Гарв носил их особым образом, так, что головка лежала на плече. Так носят детишек после еды, чтобы они поскорее срыгнули. Я смеялась до слез. Особенно если у него на руках была Попрыгунья. Она умела изображать на своей мордочке выражение крайнего изумления, при этом умильно выпучивала глазки. Это было забавно. Мы приписывали им личные качества, как тапочкам. Попрыгунья была вредина и любила пофлиртовать. А Побегайчик был ловкий бабник, у которого в арсенале имелся целый набор смешных фраз, чтобы завести разговор с девушкой.
Но во время одной из прогулок по саду эти маленькие ублюдки сожрали мои люпины. Люпины, которые я посадила сама, своими собственными руками (практически). И боюсь, они начали мало– помалу бесить меня. Я также была возмущена, что приходится что-то покупать и для кроликов. Если у нас не было возможности сходить в супермаркет, то мы просто могли заказать себе еду из индийского ресторана с доставкой на дом. Но нельзя просто заказать еще одну порцию жареных луковых колечек «баджи» для кроликов. Вместо этого приходилось совершать регулярные вояжи в Ужасное Место за мешками морковки, пучками петрушки и еще смешным кормом в виде гранул.
И вот пришел день, когда Гарв зашел, помахал чем-то перед моим носом и объявил:
– Подарок!
Я выдернула пакет у него из рук, сорвала бумагу и… вытаращила глаза:
– Это же кусок дерева!
– Ага, чтобы грызть! – сказал он, словно это все объясняет.
– Чтобы грызть, – повторила я.
Он понял, что я не врубаюсь, раньше, чем я поняла, что это за фиговина. И не мог удержаться от смеха.
– Не для тебя. Для Попрыгуньи.
Дальше – больше. Подарков. Мячик, зеркальце в клетку, синенькая сумочка (это уже для меня, чтобы не чувствовала себя обделенной). А однажды я пришла домой и обнаружила, что половина сада перекопана.
– Что происходит? Ты что, кого-то убил?
Правда оказалась не так ужасна. Гарв всего лишь делал нечто под кодовым названием «загон», поскольку считал жестоким ограничивать зверьков клеткой.
В каком-то смысле слова, было даже хорошо, что Гарв перекопал сад хотя бы ради того, чтобы соорудить «загон». По крайней мере, никогда больше не придется беспокоиться о том, что нужно косить траву. Но с другой стороны, это было совсем не хорошо. Мне казалось, что он слишком привязался к Попрыгунье и Побегайчику. Когда я рассказала об этом Донне, она велела мне подумать над своим поведением. Кто ревнует к паре кроликов?
Вскоре Попрыгунья заболела. Гарв был явно обеспокоен. С утра он отпросился с работы, чтобы отвезти ее к ветеринару. Доктор диагностировал наличие инфекции из-за – из всего списка страшных болезней! – неправильного расположения зубов. Тоже мне, большое дело. Крольчихе поставили специальные скобы и прописали курс антибиотиков. Но через несколько дней, когда мы пошли поужинать с Донной и Робби, Гарв начал рассказывать об ужасной болезни Попрыгуньи. О том, как он понял, что что-то не так, поскольку в нормальном состоянии она была проворной и активной, а тут даже не захотела погрызть новый кусок дерева. Донна и Робби издавали сочувственные вздохи, а Гарв продолжал свое повествование о высокой температуре у Попрыгуньи, о том, как Побегайчик уговаривал ее съесть пару кусочков «баджи». (В одну неделю мы были ужасно заняты, времени ходить по супермаркетам не было, и мы обнаружили, что на самом деле они тоже любят «баджи».)
Гарв не унимался. Снисходительные выражения на лицах Донны и Робби поблекли. Они напряглись. У меня в животе образовался комок, который нельзя было растворить даже вином, сколько ни пей.
– Как работа? – перебила в конце концов Гарва Донна.
– Работа? – Он не понял, о чем это она. – Моя работа? Но ты же никогда не давала мне рассказывать о ней, ведь это такая скука.
И тут его осенило, и он начал ржать.
– Ладно, я понял. Больше ни слова о кроликах. На следующий день рано утром Донна позвонила мне и сказала:
– Мэгги, ты, возможно, была права, он слишком привязан к этим тварям. Дай-ка мне его, я ему сама об этом сообщу.
Вскоре случился кризис, когда к нам в гости пришла моя сестрица Клер и заметила всякие причиндалы для ухода за зверюшками, раскиданные вокруг. Гарв упаковывал кроликов в корзинку-переноску, чтобы отвезти их к ветеринару на прививки.
– Прививки? – воскликнула Клер. – Это почти так же плохо, как иметь ребенка.
17

СЦЕНА ПЕРВАЯ
Солнечный день. Белый дощатый домик с маленьким двориком. Открывается входная дверь. Появляются две женщины. Одна, высокая, несет пустую папку. На ней пиджак, который висит мешком в области грудной клетки. Вторая, маленькая и худенькая, хорошо одетая, нервно курит.
Маленькая. Мне снова нужно в ванную.
Высокая. Нет, Эмили, тебе туда не надо!
Они пересекают лужайку. Именно в этот момент поливальные машины выпустили фонтан воды от самой земли, прицельно облив маленькую женщину и потушив ее сигарету. Она визжит. Словно в результате научного эксперимента, ее гладкие блестящие волосы начинают распушаться, закручиваться бараном и стремительно увеличиваться в объеме.
Смех за кадром.
Ой, стоп!
Мне никак не перестроиться, я все время словно читаю киносценарий. Эмили упорно тренировала меня до поздней ночи и утром тоже, между встречей с парикмахером и специалистом по рэйки.
Мы обе были в гадком настроении.
У меня в прямом смысле слова было черт-те что на голове. Как обычно, я проснулась с ощущением конца света. А ведь тогда я еще не дошла до ванной и не увидела свои волосы, точнее то, что от них осталось. Я подумала о своих утраченных кудрях, о тех двадцати сантиметрах, которые упали на пол и были безжалостно сметены в мусор. И я зарыдала. Что интересно, я плакала не потому, что стрижка символизировала конец моего замужества, я искренне была уверена, что пошла на поводу у Дино из-за восторгов, и теперь буду тратить до фига денег на поддержание этой стрижки. Но было уже поздно.
Чертовы парикмахеры. Прическа всегда прикольно выглядит, когда ты только-только из салона. Ну, по правде говоря, не всегда. Не будем говорить о тех случаях, когда вы боретесь со слезами, отдавая мастеру чаевые. Возьмем тот редкий случай, когда вы реально довольны своей новой прической. Все отлично, ровно – до первого мытья волос, а потом ни за какие коврижки вы не можете воспроизвести то, что красовалось у вас на голове, когда вы только покинули салон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46