Она шла, не отвечая и не оглядываясь; всю дорогу до трапа ей слышались сзади его шаги.
Каждый день, примерно в одно и то же время вода в реке чуть-чуть поднималась, заполняя лагуну, где стояли плененные рекой суда. Река устремлялась к противоположному краю равнины, но затем движение полностью останавливалось – до определенного часа следующего дня. Брентон с интересом наблюдал это явление и даже засекал его по часам.
Наконец, он объявил, что кто-то запруживает реку выше этого места и затем откачивает воду насосами по нескольку часов в день. Потом насосы отключаются и в них пропускается некоторое количество воды.
– Как мило, что они не дают нам умереть от жажды, жалуя нам тоненькую струйку, – сказал он. – Разве нет закона, запрещающего перекрывать реку, а Джим?
Помощник капитана, который считался в буше знатоком законов, сосредоточенно закрыл глаза и скороговоркой пробубнил:
– Касательноземельпоберегаместественныхводоемов…
– Стоп! Не так быстро!
– «…их владелец имеет право пользоваться водой в разумных пределах. Владелец нижнего участка наделен правом пользоваться водой, напор которой не должен быть ослаблен; при этом интересы вышеупомянутого владельца верхнего участка не должны быть нарушены.» Так гласит закон. Вопрос лишь в том, что считать «разумным» в период засухи.
Через две недели вода перестала течь совсем. Все согласились, что подонки вверху выкачивают реку досуха.
Хотя мистер Слоуп был главным пострадавшим лицом, чьи права на владение и пользование прибрежным участком земли явно нарушались, тем не менее он отказался что-либо предпринимать, не желая наживать неприятностей. Его жена была в отчаянии – нечем было поить коров.
Брентон смазал свой «303» номер, а Чарли вычистил ружье покойного кочегара. Вооружившись, они тронулись пешим порядком вверх по реке. Джим Пирс в ответ на их приглашение сказал, что если бы они поплыли на лодке, он бы к ним присоединился, а так – «благодарю покорно, было бы для кого стараться».
Они вернулись с триумфом: у каждого на поясе болталась пара тощих заморенных кроликов. Еще до их возвращения показалась тоненькая струйка воды, которая потом увеличилась до порядочных размеров.
– Там большая усадьба, почти на восемь миль, – сказал Брентон.
– Ну и как они вас встретили? Здорово задирались, а, Чарли?
– Пусть бы только попробовали! Они перегородили своей дерьмовой плотиной все русло и устроили себе широкий залив на многие мили. Зеленые поля, засеянные люцерной, шикарный сад вокруг дома. Они и понятия не имеют, что где-то может быть засуха – только не у них.
– Мы застали их за работой – они наращивали плотину. Пришлось их убеждать, – Брентон похлопал рукой по дулу своего пистолета, – пока они не признали, что река принадлежит всем. У них, между прочим, есть еще и закрытый резервуар с дождевой водой.
На следующий день речной поток снова сократился до узенькой струйки, но совсем не останавливался ни разу.
Миссис Слоуп пришла на «Филадельфию» и принесла небольшую банку сливок. Дели решилась наконец открыть ей, что ждет ребенка.
– В таком случае я вам желая счастья, – сказала гостья ровным голосом, без всякого выражения. Глаза ее смотрели в иллюминатор каюты.
– Но… ваши собственные сыновья… Вы, конечно, радовались своему первенцу?
– Радовалась? Да, разумеется, я была рада. Я тогда не могла предположить, что, став взрослыми, они оставят свою мать как раз тогда, когда она в них больше всего нуждалась. Я никогда не думала, что мое дитя станет для меня источником вечного стыда.
– Вы имеете в виду дочь?
– Да. Я думаю, вы и сами догадываетесь, что у нее есть ребенок. Она – потаскушка!
– Но ведь ребенок – это еще не самое страшное, миссис Слоуп. Это бывает и будет со многими девушками, в самых разных семьях. Не стоит так переживать.
– Может, и не стоит… Нельзя строго судить девчонку, которая, как я уже вам говорила, не имеет характера. Но он! – На ее лице появилось выражение гадливости.
Страшная догадка пронзила Дели, но она была столь омерзительна, что Дели отбросила ее. В волнении она вскочила с койки, на которой сидела, бормоча что-то о необходимости поставить сливки в прохладное место. Миссис Слоуп тоже встала и, ни слова не говоря, сошла на берег.
В следующий раз Дели отправилась на ферму за яйцами. Снаружи никого не было видно, она подошла к задней двери и постучала.
– Войдите, – послышался изнутри голос миссис Слоуп.
– Я пришла купить яиц, если можно…
– Гаг-га, гагг… – послышалось у ее ног.
Она испуганно подскочила и посмотрела вниз: мальчик четырех или пяти лет сидел под столом, расставляя в ряд черные кастрюльки.
– Здравствуй, как тебя зовут? – весело произнесла она, нагибаясь к нему. Но когда ее глаза освоились с полумраком кухни, улыбка застыла на ее лице. Ребенок смотрел на нее маленькими, как у зверя, глазками с тем же точно выражением, какое она видела у мистера Слоупа.
Шеи у него вообще не было. Уши на маленькой недоразвитой голове сидели слишком низко и были плотно к ней прижаты; его отвисшая челюсть постоянно двигалась, обильная слюна капала на пол. У него был вид маленького пройдохи.
– Утг-гарр! – сказало странное создание.
– Да, это леди! А теперь забирай свои игрушки и иди к себе. Здесь ты нам мешаешь, – голос миссис Слоуп звучал предельно мягко.
Мальчик изобразил безобразную гримасу, но все же кастрюльки собрал и, точно послушное животное, заковылял прочь, что-то ворча и хрюкая себе под нос.
Миссис Слоуп посмотрела на Дели своими огромными синими глазами.
– Теперь вы знаете, – сказала она, – почему я стыдилась показать его. Он такой от рождения, и никогда не будет другим, – ее голос упал до шепота. – Клянусь вам, если бы был еще один, я задушила бы его своими руками, я бросила бы его в реку!
Дели смотрела на нее в ужасе: зреющая внутри ее жизнь, казалось, кричала, жалуясь и протестуя.
– А знаете, почему он такой? Это им божья кара – ему, этому чудовищу, и ей за то, что допустила такое. – Голос ее стал резким и скрипучим. – А мне теперь жить и видеть у себя перед глазами их позор!
Дели не знала, что ей сказать. Она готовилась к этому признанию и все же оно потрясло ее. Миссис Слоуп пришла ей на помощь. Свирепо разминая тесто, она сказала вполне обычным тоном:
– Вы хотели взять яйца, милая? Будьте так добры пойти в курятник и взять их оттуда. Вам достанутся самые свежие.
– Благодарю вас, – пробормотала Дели, кладя деньги на стол. – Я, пожалуй, пойду, а то кок ждет яйца к ужину.
Она направилась на птичий двор, не глядя по сторонам, чтобы не увидеть часом хозяина или его дочь.
В гнездах лежало четырнадцать яиц, теплые, белые, очень чистые. Такие ровные и симметричные, они заключали в себе потенциальную возможность разных уродств: цыплята с двумя головами, без глаз, без лап или, наоборот, шестилапые чудовища. Впервые она почувствовала животный страх за будущее дитя.
22
Дели знала, что не существует такого феномена, как дородовые впечатления, могущие повлиять на внешность еще не родившегося ребенка, и все-таки она испытывала суеверный страх. Она не хотела снова видеть этого уродца с его выражением хитрого животного; она не хотела видеть девушку, особенно теперь, когда она узнала ее тайну, и еще менее – отца семейства.
– Мне хочется поскорее уехать отсюда, – сказала она Брентону, не вдаваясь в объяснения. – Здесь мне неспокойно. Не могли бы мы поехать с тобой в Мельбурн.
– И бросить судно? – он посмотрел на нее с изумлением. – Ты же знаешь, что я этого никогда не сделаю, как не сделает ни один уважающий себя шкипер. Что как поднимется вода, а меня не будет на месте?
Уже не в первый раз Дели ощутила укол ревности – она ревновала его к своей тезке.
– Где же это слыхано, чтобы вода поднималась в середине лета, да еще такого засушливого? – спросила она.
– Бывают иногда непонятные вещи…
Она знала, что он и сам не верит в то, что говорит; ей было ясно одно: ехать с ней на отдых он не собирается, потому что не видит в этом необходимости.
– Поезжай одна, – предложил он. – Побудешь в Мельбурне, повидаешься с Имоджин.
– Я не хочу ехать одна. Мне надо быть рядом с тобой! Она испытывала физическую потребность быть около него. Несколько раз на дню она выискивала поводы подняться в рубку и постоять возле него, будто ненароком касаясь его руки. А когда он приходил на ее койку, она становилась скованной и не могла отозваться на его чувство в полной мере. Ей и в голову не приходило, что больше всего ей необходимо сейчас отдохнуть от него.
Миссис Слоуп больше не приходила. Дели тоже не наведывалась на ферму, хотя ей были обещаны выкройки детского белья. Как знать, возможно миссис Слоуп уже пожалела о том порыве, который заставил ее откровенничать с посторонним человеком.
Дели было так тревожно и одиноко, что она взяла за правило сидеть по вечерам на палубе вместе с мужчинами, особенно когда приходили гости с соседних судов.
Однажды вечером она села, прислонясь спиной к кожуху правого колеса, и обнаружила, что ее соседом является Чарли Макбин.
Мужчины спорили меж собой, какой котел лучше. Брентон был целиком за установку двигателя с двойным котлом, считая, что это увеличит скорость вдвое. Чарли в споре не участвовал, хотя, казалось бы, это прямо касалось его, как механика.
Он очень нервничал, ерзал по палубе, шмыгал носом, прочищал горло, делал резкие движения, отмахиваясь от москитов. Дели знала, что ее присутствие нервирует его, но было слишком жарко, чтобы уходить в каюту.
Его волнение становилось все громче, действуя ей на нервы. В последнее время ее раздражали даже ничтожные пустяки. Она вынула свой платок и демонстративно высморкалась.
Теперь Чарли был охвачен новым пароксизмом непроизвольных движений. Вдруг он принялся воевать со шнурками своих поношенных туфель. Сняв одну туфлю, он стащил и черный шерстяной носок и аккуратно высморкался в него; затем снова натянул носок и обулся. Дели была так поражена этим, что в тот момент не могла даже смеяться. Ей стало смешно много позже, когда она вспоминала о его поведении.
Эму и кенгуру сделались от голода ручными и были доступнее кроликов. Суп из хвостов кенгуру частенько значился в судовом меню вместе с жарким из диких уток. Новый кок не был китайцем, это был толстый австралиец по имени Арти. Он был свободен от условностей и отживших представлений о положении кока на судне и называл капитана «Тедди», как называла его вся команда, в которую кок вошел на равных. Но Дели он называл, как и все другие, «миссис Эдвардс» или же просто «миссис», оказывая ей уважение, подобающее единственной женщине в этих диких местах.
Когда миссис Слоуп снова пришла к ней с визитом, Дели вдруг поняла, как соскучилась по ней. На этот раз гостья выглядела менее замкнутой и даже, пожалуй, довольной: видимо, открыв Дели свою постыдную тайну, она сбросила тяжкий груз со своей души.
– Мне кажется, нас всех ожидают перемены – сказала она, ограничившись этим довольно туманным заявлением. Дели оставалось только гадать, что же произошло.
Миссис Слоуп принесла выкройки детских ночных рубашек и платьев с ужасно длинными юбками и узкими лифами и рукавами.
– Но они такие маленькие! – сказала Дели. – Не думаю, чтобы они годились даже на приличных размеров куклу.
– Что вы в этом понимаете! Сколько, по-вашему, весит новорожденный? Как правило, не больше семи фунтов.
Дели уже использовала почти весь свой запас материй еще до того, как выяснилось, что у нее будет ребенок. Вдвоем они распороли две ее белых ночных рубашки и широкое кашемировое платье. Швейная машинка стрекотала с утра до вечера. Миссис Слоуп принесла также белой шерстяной пряжи, и Дели принялась вязать, старательно, точно птичка, устраивающая гнездо для птенцов. Вот бы тетя Эстер теперь порадовалась на ее усердие, подумалось ей. Бедная тетя Эстер так и не увидела лица внучат, потеряв своего единственного сына молодым.
К марту тоненькая струйка воды иссякла вовсе, однако новая экспедиция вверх по реке ничего не дала: туда тоже не поступала вода. Великий Муррей являл собой лишь длинную цепь неподвижных омутов.
Дели смотрела на мертвую заводь, где стояла «Филадельфия», все еще державшаяся на плаву, и думала о бесконечно бегущем потоке времени. Как часто бывало она говорила о себе: «Если бы только время остановилось! Если бы этот миг длился вечно!»
Теперь она видела, что это означало бы прекращение развития. Разве хотела бы она остаться на всю жизнь ребенком, сосредоточенно выковыривающим мох из щелей между красными кирпичами в дедушкином саду? Существом, наделенным, подобно животному, органами чувств, ощущающим тепло, вдыхающим земляной запах мха, замечающим контраст красного и изумрудного цветов, но лишенного способности мыслить? Что знает ребенок о красоте и жестокости жизни?
Даже та счастливая мечтательная девочка, стоящая вместе с Адамом среди золотистых лютиков, лежащая в буше на ковре из опавших эвкалиптовых листьев… Нет! Она предпочитает перемены, развитие, приобретение опыта, плавный, но неумолимый ход времени. Река, безвозвратно уносящая все с собой, постоянно обновляется, хотя составляющие ее капли теряются в океане, который поджидает ее где-то впереди.
Теперь ей шел двадцать четвертый год, ее ребенок должен был родиться в мае. Незаметно проходили недели и месяцы этой странной жизни в речном плену, но для нее, Дели, время измерялось категориями иной жизни, которую она носила в себе и первые слабые толчки которой она ощущала со смешанным чувством страха и восхищения. Если река не тронется к концу апреля, Дели отправится в Суон-Хилл, а оттуда – в Мельбурн, где она будет рожать.
23
В апреле, в месяце, когда отмечали в том году Пасху, праздник Христова Воскресения, река пошла; сначала чуть заметная струйка, потом – грязный, извивающийся по самому дну русла поток – такой узкий и такой мутный, что трудно было поверить в то, что река когда-нибудь снова станет глубокой и чистой.
Отсутствующим членам команды были отбиты телеграммы, за другими были отправлены нарочные в Суон-Хилл; брезентовые чехлы с судов сняли и все приготовились к отплытию, как только будет достаточно воды под десятью эвкалиптовыми килями застрявших пароходов.
После двух вынужденных стоянок «Филадельфия» была в прекрасном состоянии, так как оставшиеся на ней матросы, чтобы хоть чем-то занять себя, драили, красили и ремонтировали судно, пока оно не стало, как новое.
На первой неделе мая «Филадельфия» двинулась вверх по реке. Тедди Эдвардс, всегда отличавшийся нетерпением, захотел и здесь быть первым и не стал дожидаться хорошей воды. Ему было достаточно двух дюймов под килем.
На мосту Соун-Хилл случилась задержка. Уже очень давно здесь не проходил ни один пароход, и подъемные механизмы заржавели, а механики разбаловались. Брентону было сказано, что проход будет открыт только через час. Тот весь кипел от негодования. Дели меж тем сошла на берег – купить белой шерсти и шелковых лент, а также показаться доктору. Тот остался доволен ее состоянием и сказал, что не предполагает никаких осложнений, но тазовое отверстие у нее узкое, и потому ей лучше рожать в Эчуке, в больнице.
В легких у нее доктор не нашел никаких отклонений от нормы. «Кто вам определил туберкулез?» – удивлялся он. Оказывается, даже врач, практикующий в крупном городе, может допускать ошибки. «Фактически, моя милая, я сильно сомневаюсь, чтобы у вас было что-нибудь более серьезное, чем хронический бронхит.»
Миссис Слоуп была страшно огорчена ее отъездом. Надев чисто выстиранное хлопковое платье, она пришла проститься. За чашкой чая она рассказала Дели, что их ферма уже заложена, а банк не дает больше кредитов. Если засуха не кончится в самое ближайшее время, придется им оставить ферму воронам, а самим переезжать в Мельбурн, в дом призрения.
– Должен же, наконец, пойти дождь! – упрямо произнесла она, устремив взгляд в незамутненную бездну небес – тех самых небес, что обращали свой чистый лик ко всем странникам, погибающим в безводной пустыне.
Дели с ней согласилась. В конце концов, близился холодный сезон, когда река возобновит свое течение.
– И тогда вы уплывете… Вы были… не могу выразить, чем вы были для меня. За столько лет я получила возможность поговорить с человеком. Спасибо вам, дорогая, и благослови вас Бог! – с этими, словами она сунула Дели собственноручно вышитую наволочку.
Та взяла ее огрубевшие руки в свои.
– Для меня тоже много значили наши встречи, – с чувством сказала она. – Благодарю вас за вашу доброту. Мне кажется несправедливым, что я так счастлива, а вам пришлось вынести столько всего – и эта засуха, и… и все остальное, – она запнулась, чувствуя, что не должна говорить более откровенно.
– Не говорите так, моя славная. Счастья вам! Надеюсь, у вас будет мальчик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81