надо глотнуть изрядную порцию барбитуратов, а еще лучше --
аминазинчику. Потом минут десять побегать вверх-вниз по лестницам, кровь
разогнать, чтобы лекарство лучше усвоилось, на глюки внимания не обращать.
Потом сразу же лечь спать часа на четыре...
-- Да что ты там ковыряешься так долго? Дай, я сам гляну...Вот падлы,
помощнички..., подсунули приемник, он же не берет полицейскую волну. Ну,
идиоты, я не могу...Чегой-то ты бледный весь из себя, укачало?
-- Не жрамши со вчерашнего утра, -- откуда румянцу взяться?
-- А только что красный был, как помидор. Голоден -- это поправимо: там
в холодильниках жратвы навалом, в основном, правда. консервы, но и картошка
есть и лук, и мясо, и рыба, и пиво, и яблоки. Но тебе не налью, потому как
пить не умеешь. Будешь есть яблоки, они витамины содержат, а не градусы.
Готовить по-мужицки будем, без изысков. Если моя кухня надоест -- найдется
кому готовить, -- Франк у нас известный гурман. Но он пивом брезгует, только
марочные вина ему подавай, а то и коллекционные. Я взял пару литров какой-то
дряни, как чувствовал, что найдется потребитель. Но это будешь не ты, тебе
не налью, потому как и вино ты пить не умеешь.
-- Сам не буду, меня от одной только мысли о выпивке крутит наизнанку,
отравился на сто лет вперед.
-- Да ты год хотя бы продержись, я тебе конную статую поставлю из
лучших сортов бронзы... От кого это потом так разит, от тебя, Патрик? Ты
что, носки поменять забыл?
-- Не знаю, все у меня чистое. Подкидыш верно, истек потом и кровью, да
меня пропитал насквозь. А может, это как раз от твоих ног пахнет, от левой,
например. Ты ведь ею какую-то парашу толок...
-- Приехали. Вон его телега, Франка нашего. Точно. Где он нацыганил
такую развалину, хотел бы я знать...Ты вот что... Мне придется Кукишу
залепухи насчет переговоров кое-где набрасывать, если спрошу -- подмахни
ненавязчиво. Незачем ему все про нас знать, правильно я говорю?
-- Мое дело тридесятое, гони что хочешь. Мне главное -- лекарства в
аптеке купить, ливер подлечить малость. Я виски почти неразбавленным пил,
видимо слизистые пожег. Тут поблизости, в двух кварталах отсюда. аптека
есть. Зайдем, может? Или я один в пять секунд обернусь?
-- Нет. Порядок -- есть порядок, согласно твоим же указаниям. Наружу
выйдем через трое суток минимум. Франк с нами. Мы даже Тобика возьмем, мало
ли чего: возьмут, да спросят покрепче, а человек слаб... Думаю, это будет им
приятным сюрпризом! -- Дядя Джеймс хохотнул коротко. -- Я их в гости не
звал, сами напросились. А лекарства там тоже быть должны, поищешь. И
автомобильную аптечку захвати на всякий случай. Пойдем, только в темпе,
Патрик, в темпе...

ГЛАВА 7
Я иду впотьмах.
И дрожит в пустых руках
Неведомое.
О, Швейцария! Страна озер и банков, фондю и револьверов, многоязычная и
благополучная... Над необъятной Британской империей, в пору ее расцвета,
никогда не заходило солнце; но и мирной жизни она не знала. А крошечная и
уютная "кантония", лишенная забот по защите родной земли от прежних ее
владельцев, помнила слово "война" по старой привычке и потому еще, что
соседи, подарившие ей свои наречия, отличались куда более неуживчивым
нравом.
А на чем, собственно, зиждется благополучие сухопутной и
благовоспитанной страны? Уж не на туризме ли? -- И на туризме и на
трудолюбии аборигенов. А еще Швейцария -- финансовая печень Европы. Банки,
банки, банки! В Цюрихе их побольше, чем в Лугано, к примеру...
В Лугано слишком много итальянцев; Гектор крупно рисковал и поэтому
стерегся хотя бы в мелочах: он двинулся прямиком в Цюрих с американским
паспортом от "Механика", стараясь уже не употреблять итальянский язык.
Звался он теперь Энтони Радди.
Ранним утром, выйдя с территории Центрального вокзала, он просто пошел
вдоль изумительно опрятной и не очень-то широкой улицы. Он знал из
путеводителя, что называется улица -- Банховштрассе, что она -- именно та,
куда он должен был прибыть около двух лет тому назад, чтобы вместе с
напарником, Червончиком гнойным, назначенным ему Дядей Джеймсом, вынуть
деньги из сейфа и доставить на родину в Бабилон, столицу республики Бабилон,
где родился и вырос Гек.
Гек решил не торопиться, благо некуда, при любом развитии событий,
ознакомиться с достопримечательностями, проверить, насколько это возможно,
нет ли за ним слежки, устроиться в гостинице, которая потише и подешевле...
Главное же -- унять трясучку нетерпения и большого страха...
Тем временем улица вывела его к небольшому симпатичному озеру, почти
голубому в утреннем июньском солнце. Гек выбрал скамеечку и пристроился на
ней, развернув туристскую схему. Он и так довольно четко помнил карту --
изучал такую же в Бабилоне и (украдкой) освежал память в тюремной
библиотеке, но сейчас ему было любопытно сравнить непосредственное
впечатление от увиденного и то, каким представлялся ему Цюрих по схемам и
фотоснимкам.
В реальности город выглядел не таким "пряничным", но зато буквально
излучал сытую и безмятежную благожелательность. Откуда-то справа забренькал
колокол -- с кирхи, видимо; прохихикала мимо стайка девчачьей малышни --
наверное в школу...
И Гека отпустило, судорожное напряжение исчезло, растворилось в
безмятежном, чисто вымытом утре, захотелось есть и пить. Он достал из
внутреннего кармана пиджака лопатник и пересчитал наличность: за глаза и за
уши -- одна тысяча двести сорок один доллар "гринами" и на две сотни местных
франков, и мелочь в карманах. Он упорно копил и экономил деньги в тюрьме,
готовя рывок, понимая, что нет смысла рассчитывать на заначку под камнем, на
берегу Кастелламарского залива. А вот -- случилось, повезло, можно считать,
-- и насколько легче дышится с деньгами на кармане. Можно было бы и не ехать
сюда, не рисковать, -- на первое время бы хватило... Гек выпил чашечку
местного кофе со сливками, чтобы заесть какую-то сладкую пакость с орехами,
и пустился кружить по старому Цюриху.
Вот отель "Пальма", где четыре с лишним года назад проходило "одно
очень важное совещание с нашими друзьями", в котором участвовал на первых
ролях дон Паоло (о чем они совещались и как-то он сейчас?), а вот и
гостиница, где он должен был тормознуться и через некоего турка передать
сообщение об этом Червончику..., да, через турка. И ждать.
А этот мужик -- с мечом на коленях -- Герман Великий. Внезапно Гек
остановился, завороженный: из-за угла вывернул трамвай -- точь-в-точь, как у
них в Бабилоне, только номер другой! На Гека нахлынули воспоминания, заныло
сердце по родине, ведь он никогда ранее не покидал ее пределов, да еще так
надолго... Неожиданный этот трамвай пробудил что-то такое..., непонятное,
отчего становится сладко и грустно: кажется, что вот-вот вспомнится важное,
заветное, без чего жизнь не в жизнь... -- но нет, трамвай прогрохотал и
наваждение растаяло. И трамваи здесь тихие на удивление, не то что наши...
Сколько там на часах? -- Пора.
Давно ему не было так хорошо. Гек выбрал гостиницу неброскую, хотя и
довольно дорогую. Но это не важно, через пару часиков цена за номер не будет
иметь никакого значения при любом исходе предстоящего дела. Гек потратился,
заказал такси и уже на нем подобрался поближе к "Швейцарскому объединению".
Мучительно хотелось разжиться пистолетом, но некогда и денег жалко и
погореть очень легко. Хотя оружия тут навалом... К черту! Гек выбрался из
такси, попросил водителя подождать, купюру положил на сиденье и свернул за
угол. Через несколько секунд Гек легким и уверенным шагом вошел в прохладное
чрево банка...
Такси пригодились -- и еще как! Чемодан был велик и тяжел, Гек получил
его безо всяких затруднений. Гек почему-то боялся, что даже если груз еще
никем не востребован, то потребуется доплачивать за длительное хранение, а
денег не хватит, или потребуют объяснить что там лежит и сколько его, или
еще какую дрянь придумают... Последние метры до такси пришлось тащить чуть
ли не волоком. Шофер догадался, выскочил и помог забросить в багажник.
Первым побуждением Гека было -- не отдавать чемодан в багажник, поставить в
салоне рядом с собой, но здесь не Бабилон -- уж больно дико бы показалось
местным. Да и мысль могла найти дурную какую-- нибудь голову: "А что
интересного может быть в таком тяжелом чемодане?"
У себя в номере он прежде всего отдышался, снял пиджак, галстук, запер
изнутри дверь, потом откупорил банку с кока-колой и уселся в кресло, не
отрывая взора от темно-вишневого вместилища. Ему нравилось предвкушение
открытия, даже если оно -- всего лишь открытие чемодана.
-- С миллион будет, -- неуверенно подумал Гек, но подумал в долларах, и
почувствовал, как сердце заколотилось, застучало вдвое против прежнего. Он
расстегнул воротник рубашки, рука зацепилась за что-то: крестик... Гек
рванул -- тонкие звенышки-серебринки не выдержали и двумя обрывками
замотались по сторонам потного кулака. Гек терпеть не мог побрякушек на
мужчинах, но -- терпел. А теперь хватит: он пропихнул сорванный крестик с
цепочкой в банку -- там на дне еще бултыхались остатки -- и встал, чтобы
выбросить ее в мусоропровод. Проходя мимо зеркала, машинально бросил туда
взгляд и остановился. Волосы растрепались, глаза кровью налиты, лоб, щеки и
в особенности уши -- огнем горят, тот еще видок!
Гек постоял у зеркала, плюнул в него и направился в ванную. Там тоже
было зеркало, но вмонтированное в стену, а не на гвоздике, как в комнате.
Гек с отвращением заглянул и туда, стал нашаривать мыло; банка все еще была
в руке. Гек выругался вслух на бабилосе и по-итальянски, выскочил из ванной,
выбросил жестянку в мусоропровод, вернулся. Только после того, как уши и
щеки приняли более-менее обычную окраску, он разрешил себе подойти к
чемодану.
-- Видел бы меня сейчас дон Паоло, или Суббота с Варлаком, --
полюбовались бы на дешевку на этакую... Гек присел на корточки, перекусил
толстую нитку, на которой висел ключ, привязанный к чемоданному ремню,
поочередно повернул им в замках и повалил чемодан плашмя.
-- Да, а на каком языке я выругался, -- почему-то подумал Гек, --
вспомнить бы надо? -- Но так и не вспомнил, а когда приподнял крышку, то и
совсем забыл об окружающем: в прозрачном полиэтиленовом мешке плотно и
тяжело лежали деньги -- доллары США, упакованные в аккуратные пачки. Гек
немедля принялся считать: набралось два миллиона сто семьдесят шесть тысяч
долларов купюрами по сто долларов, около тридцати-сорока тысяч "грантами" и
"джексонами", то есть пятидесяти-- и двадцатидолларовыми бумажками. Гек
поленился их считать, поскольку они лежали россыпью, прикинул на глаз. Но
это был только первый слой: нижнюю половину чемодана занимали пачки каких-то
разноцветных бумаг. После долгого осмотра Гек пришел к выводу, что бумаги
эти -- государственные и муниципальные облигации разных выпусков, на три и
пять лет. Он принялся было считать и их, но вспомнил, что их продажная
стоимость может отличаться от номинала, в них указанного. Надо спуститься
вниз и купить газету с биржевыми котировками, только и всего! Гек так и
сделал. Он оставил на полу -- как есть -- груду бумажных сокровищ, только
закрыл дверь на ключ. Впрочем, через пару минут он вернулся с газетами "Нойе
цюрхер цайтунг" и "Ба-Бусинес", обе на немецком языке. Деньги разноцветным
холмом лежали там, где он их оставил. Гек вновь закрылся на ключ, выложил из
карманов блокнот и ручку, купленные в вестибюле вместе с газетами, сбросил
пиджак и приступил к работе.
Облигации были что надо: общая стоимость потянула на четыре с половиной
миллиончика, если перевести в доллары. Гек не владел немецким, вычитывал
только цены и названия бумаг. Надписи же на бумагах, выпущенных бабилонским
государственным казначейством и мэрией Бабилона, свидетельствовали о том,
что вместе с не вырезанными за два года купонами они тянут дополнительно еще
на пол-лимона.
Шесть с лихером! С ума сойти! Ну, красотища! На самом деле было даже
немного больше, чем думал Гек, поскольку в предвыборной суете городские
политиканы обещали в прошлом году держателям облигаций, что в случае победы
пересмотрят купонные ставки за весь год в сторону увеличения на два
процентных пункта. Но Гек еще не знал об этом. Он вынул стодолларовую купюру
из неполной пачки и разболтанной походочкой, -- такую обожает обкуренная
шпана из негритянских кварталов, -- подошел к зеркалу, поверхность которого
пробороздил по вертикали смачный харчок. Гек аккуратно, чтобы не коснуться
пальцами, принял его на ковшик купюры и бросил вместе с нею в унитаз. Потом
поколебался и не выдержал -- выбрал уже двадцатидолларовую, поистрепаннее,
помягче: скомкал ее, расправил и насухо протер гладкое стекло. Он сбросил в
унитаз и этот зеленый комочек, потянул за рычажок и тихо заулыбался,
наблюдая, как рычит и беснуется маленький водопадик.
"Красиво. Ну, а что? Могу себе позволить, -- не обеднею... Не каждый
день такое бывает. А могу и каждый день. Интересно, если в золоте -- сколько
это будет? Гек вернулся к столу, поднял газету и посчитал -- больше полутора
тонн! Это если по лондонским ценам, а если на черном рынке, то и побольше. А
на хрена мне побольше, да и откуда на черном рынке тонна золота возьмется?
Разве что я решу продать? Да и на хрена мне вообще то и это золото, когда
деньги есть? А Дуде -- фиг с маслом, если он еще жив, что мало вероятно. Что
же там все-таки случилось, что забыли об этаких деньжищах?"
Радостное возбуждение понемногу закончилось и Гек впервые крепко
задумался над тем, как быть дальше. Прежде всего следовало облигации
обратить в наличные, а наличные разместить в двух-трех банках, чтобы
проценты давали. С этим больших проблем не было. Здесь полно контор, где
охотно возьмут на себя решение такой несложной-то, в общем, задачи. Дон
Паоло неоднократно упоминал о том, что Швейцарская "прачечная" не вечная,
что многие страны пытаются подорвать вольности местных банкиров при открытии
счетов и перекачивании через них преступных и полупреступных денег. Но пока
все было в полном порядке и Гек, получив уже деньги, мог не беспокоиться по
поводу их будущих метаморфоз и трансформаций. Намного труднее с документами
-- на чье имя класть: Энтони Радди -- человек сугубо временный, долго не
протянет со своей "липой", пусть и от Механика. Но Гек уже наметил примерный
план; допустим, проблема и тут решена. А вот как жить дальше? Мир тесен, и
если произойдет нечаянная встреча со старыми знакомыми, то никакие миллионы
не помогут. Неужто предстоит -- скрываться всю жизнь, дрожать, стоя по уши в
деньгах? И домой при этом нельзя...
Геку вдруг опять вспомнился дон Паоло, их разговоры перед экраном
тюремного телевизора.
-- Можно быть самоуверенным, Тони, а можно -- умным. Эти два качества
природы человеческой -- враги между собою. И если они выросли в одной
голове, то начинают бороться друг с другом, а не бороться они не могут --
тесно им вдвоем, так обычно побеждает не разум, нет. Самоуверенность
остается в победителях. Но и она становится очень легкой добычей для чужой
головы, где разум взял верх. Ты вот давеча выдавил глаза тем двоим подонкам
-- доволен по самую макушку: вот, мол, раз-два и в дамки! Ну а мне после
тебя досталось только дерьмо подтирать, что ты оставил. А как же: я в те дни
трудился, как Санта Клаус на рождество, только мой мешок был намного больше.
А ты, поди, думал, что свет не видывал такого ловкого супермена! Ты не
щурься, ты слушай. Вот если бы ты посоветовался со мной, то я -- глядишь --
и сумел бы тебя убедить -- подождать более удобного случая... всеобщей
потасовки во дворе, к примеру.(Как будто Гек действительно мог подойти и
посоветоваться с незнакомым человеком о способе казни...) К этому, кстати, и
шло... Ну ясно, ты не знал... Самоуверенный -- всегда одинок. Одинокий --
всегда слаб. А слабого всегда, рано или поздно, ставят раком! И никакие
деньги не помогут тебе разогнуться, потому что деньги -- еще не все.
-- А старый то -- прав! -- с досадой подумал Гек, укладывая свои
миллионы в чемодан, -- горячку пороть не надо... А почему нельзя? Домой-то,
если по умному?
Вся неделя ушла на "хозяйственные" хлопоты: надо было пристроить деньги
в надежные места и обеспечить беспрепятственный доступ к ним. Кроме того Гек
часами изучал телефонные справочники и рекламные издания, пока не наткнулся
на
строку, чмокнувшую его в самое сердце:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45