– Эмм… Эмм-м… – протянула она.
И, обхватив меня руками за шею, засмеялась. Она училась говорить, и мое имя стало, кажется, ее первым словом.
Играя с ней на веранде, я слышала, как в гостиной Адам и Джон Лангли обсуждают предстоящее плавание, хотя до меня доносились лишь их невнятные голоса. Конечно, мне хотелось бы посидеть с ними, но я понимала, что для них недопустимо приглашать женщину говорить о делах. Через некоторое время Анна захотела спать, и я отнесла ее наверх и уложила в кроватку. Целуя ее перед сном, я уловила пряный запах розовых лепестков, которые она долго мяла в руках, после того как оборвала их с цветка. Уснула она мгновенно и спокойно. Анна была прекрасным ребенком – странно, что у Розы могло родиться такое мирное и ласковое дитя.
Я решила побыть немного с ней в комнате. Было так тихо, так безветренно, что от окна, где я стояла, мне было слышно ее ровное дыхание. Это была та самая высасывающая тишина, которую больше всего ненавидела Роза и которую я сама почему-то начинала любить. Передо мной за окном открывался необозримый простор земель, принадлежавших Лангли, – им просто не было конца и края, и только строгий английский сад, лежащий прямо под окнами, напоминал, что все в этом мире имеет границы. Глядя на эти бескрайние пространства, я начинала понимать, почему Джон Лангли провел здесь время своей любви.
Теперь их голоса звучали прямо внизу. Джон Лангли и Адам направлялись в розарий. Старик надел широкополую шляпу от солнца, а Адам пошел с непокрытой головой. Их шаги попадали в такт, наверное, потому, что они были одного роста – оба высокие. Они шли, склонив головы друг к другу, чтобы лучше слышать, одинаково заложив руки за спину, и были удивительно похожи, чего я раньше никогда не замечала. Глаза мои остановились на Адаме, и я сказала себе, что сейчас, в новой для нас обстановке, вдалеке от дома на Лангли-Лейн, между нами должно быть все по-другому. Наконец-то после долгих томительных месяцев, когда я ни на минуту не могла забыть об утраченном ребенке, я хоть немного оттаяла, как будто эти последние несколько недель снова вдохнули в меня жизнь. Подтверждение этому я заметила во взгляде Пэта и остро почувствовала во время долгих бесед с Джоном Лангли. Кажется, я пережила свое горе и теперь была готова бороться за счастье с новой силой. Мне захотелось отдать себя – как женщину, как жену. Я пожила немного с чужим ребенком, и мне захотелось иметь свое дитя. И своего мужа; я сказала себе, что Адам опять будет мой – весь и без остатка, и это произойдет обязательно здесь, в Лангли-Даунз. Он будет мой даже просто назло Розе. Еще никогда я не чувствовала себя такой уверенной.
Глядя на идущего Адама, я забыла, что стою у окна, что вокруг меня застыла послеполуденная тишина; в глазах у меня замелькали какие-то яркие всполохи, после чего я уже не могла больше сдерживать переполнявшие меня чувства.
– Я люблю тебя, Адам! – проговорила я вслух.
Нахлынувшая на меня волна облегчения и радости казалась мне столь мощной, что я думала, она непременно достигнет и Адама, заставив его обернуться и помахать мне рукой. Но этого не случилось; они продолжали идти, и низкий звук их голосов был таким же мерным, как дыхание спящего ребенка за моей спиной.
Сначала я не прислушивалась к разговору в соседней комнате, когда лежала вечером в своей спальне и ждала Адама. Он должен был вскоре закончить дела в кабинете у Джона Лангли и подняться ко мне наверх. Я ждала его терпеливо, все еще полная надежды, вдруг охватившей меня сегодня в комнате Анны, и не переставая думала о нем, зная, что через несколько минут мы уже будем вместе. Однако постепенно я осознала, что какой-то посторонний звук все время отвлекает меня от приятных мыслей; это были голоса, и их резкие интонации и тембр все сильнее били мне по ушам. Мое окно, как и окна всех спален в этом доме, выходило на веранду второго яруса; по соседству от меня располагалась спальня Розы. В теплые ночи окна наших комнат были постоянно распахнуты настежь – это был единственный способ спастись от духоты. До этого времени каждая из нас занимала свою отдельную комнату, и до меня долетали лишь обрывки песен, которые она напевала, но сейчас с нею был Том, и разговор у них шел явно на повышенных тонах. Я поняла, что уже невозможно остановить их семейную ссору, и слышала каждый ее звук.
– … и почему ты не можешь быть такой же, как другие женщины?
– Другие? Какое мне до них дело?
– Да уж, наверное, никакого. Это-то и ужасно! Другие женщины были бы счастливы на твоем месте… ребенок, дом – что еще надо? А ты? Ну почему тебе нужно все время бросать нас и куда-то сбегать? Все эти посещения Пэта у Мэта Суини не более чем предлог, такой же, какие ты придумывала в Мельбурне, чтобы встречаться с этой свиньей Чарли Гринли.
– Господи, Том, неужели ты не понимаешь, что я просто не могу проводить целый день за шитьем и чтением? Я создана совсем не для этого. Я…
– Знаем мы, для чего ты создана! – Он со стуком задвинул ящик комода. – Тебе нужны мужчины, да-да, Роза! Вот и весь твой интерес. Мужчины и мужчины… А мужа тебе не хватает.
– Это ты-то – муж? – презрительно сказала она, после чего раздался ее издевательский смешок, заставивший меня содрогнуться, да, наверное, и самого Тома.
Я зарылась головой в подушку и попыталась заткнуть уши простыней. Я сделала это даже не потому, что устыдилась того, что подслушиваю, а просто чтобы не слышать их возбужденных упрекающих голосов. Но звуки все равно проползали в мое сознание, и было невозможно от них избавиться.
– Другого мужа у тебя нет. Так что уж извини, – сказал Том. – И когда-нибудь ты это поймешь, Роза. Рано или поздно ты все поймешь. Не получится у тебя иметь то, чего ты хочешь. Когда-нибудь тебе все равно придется довольствоваться тем, что есть.
– Не понимаю, про что это ты! – раздраженно сказала она.
– Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Вернее, о ком. Я имею в виду Адама.
Услышав это имя, я так и подскочила на кровати и сразу же навострила уши, чтобы дальше не пропустить ни слова.
– Адам?..
– Да-да, Адам! Кто же еще? Бог свидетель – я был дурак, когда радовался, что ты закрутила роман с этим Чарли Гринли, и наивно полагал, что ты забыла об Адаме. Но я ошибался… С самого начала, еще на Эврике, ты хотела его получить, И сейчас тоже…
– Это не так, Том! Это не так! – кажется, ее проняло.
– Действительно не так – у меня вечно все не так! Но вижу и слышу я пока хорошо. Ты помнишь, как ты вела себя, когда мы только приехали? Думаешь, никто этого не заметил? Вокруг тебя не слепцы и не дети!
– Но это неправда! Я не видела Адама много месяцев… и вообще мы ни разу не встречались с ним один на один! Разве ты не знаешь, Том? Мы еще ни разу не оставались наедине…
– Тем не менее это не мешает тебе постоянно быть вместе с ним в мыслях! Если бы Адам не был таким постным пуританином, он бы уже давно купился на тебя. Конечно, он всегда предпочитал совершать только праведные поступки, но ведь мужчина же он, черт возьми! Не кажется ли тебе подозрительным, что он избегает тебя? Ведь он просто боится. А ты знаешь это – и ждешь, когда он наконец не выдержит. Надеешься, что когда-нибудь он не устоит.
Покрывшись холодной испариной, я с ужасом слушала, как Том говорит те самые слова, которые я не решалась сказать даже себе самой. В его устах все мои давние опасения и страхи становились реальностью. Поняв, что мои сегодняшние радужные надежды пошли прахом, я в отчаянии закрыла лицо руками.
За стеной на некоторое время воцарилось молчание. Я решила, Роза начнет оспаривать его слова, но она и не подумала. Наверное, это было бы для меня слабым утешением, и все же мне хотелось, чтобы она ему возражала. Тогда бы мы с Томом могли беспрепятственно продолжать наш общий взаимообман. Однако случилось по-другому. Сначала в голосе Тома слышались гнев и отчаяние; теперь же в нем была мольба и даже слезы.
– Я не хочу, чтобы все было так, Рози… – говорил он, но я уже не могла расслышать всех его слов. – Если бы ты знала, как я тебя люблю… даже такую, все равно люблю… ты только позволь мне любить тебя…
Дальше он перешел почти на шепот, но по интонациям я поняла, что он просит и умоляет ее. И я ненавидела Розу за этот позор, к которому она толкала нас всех, за то, что она делала с Томом, заставляя его так унижаться.
Когда заговорила она сама, я, кажется, знала наперед каждое ее следующее слово. Она тоже говорила негромко, но слишком уж часто мне приходилось слышать от нее подобные разговоры, поэтому я без напряжения все разобрала.
– Будь снисходителен ко мне, Том! Я ничего не могу с собой поделать. Только ты один можешь мне помочь, – теперь уже в ее голосе звучала просьба.
Я хорошо знала этот тон! Она молила, убеждала, прекрасно сознавая, что для того, кто ее любит, это – сладкий плен.
– Ах, Боже мой, Рози! Да ради тебя я…
– Иди сюда, иди ко мне, Том!
Больше слов уже нельзя было разобрать – только торопливое воркованье голосов и долгие паузы, которые были, впрочем, красноречивее всяких слов. Я слышала все, даже более чем все. Их страсть была шумной – в ней смешались жалобные скрипы, казалось бы, монументальной дубовой кровати, тихие вскрики Розы, похожие больше на восторженный смех, и низкий голос Тома, нетерпеливо и исступленно изливающего свою похоть.
Не в силах больше этого выносить, я выбежала из спальни и села в темноте на ступеньку лестницы. Я решила, что лучше уж дождусь Адама здесь, и устроилась, положив голову на сложенные руки. Меня охватывала непереносимая зависть к Розе, потому что она могла вот так, играючи, завоевать любого, кто был ей нужен. Сейчас она успокоит Тома, убаюкает все его опасения, и он снова будет уверен, что она в его власти. Она могла позволить себе быть безрассудной и отчаянной, зная, что в самый последний момент ее удержит инстинкт самосохранения. Как я ненавидела ее за это умение обманывать нас и потом увиливать от возмездия!
Заметив внизу свет от свечи, которую нес Адам, я встала со ступенек и отошла к окну. Он не должен был видеть меня расстроенной. Это стало бы для него только лишним поводом, чтобы переметнуться к Розе.
– Эмми! Что ты здесь делаешь?
Я повернулась к нему и с улыбкой протянула ему руку. На мне была батистовая рубашка, подаренная Сарой Фоли еще на Эврике, – она наполовину состояла из кружев. Я знала, что мои волосы в теплом свете свечи всегда отливают рыжим, к тому же перед тем, как лечь, я расчесывала их не меньше получаса. Я даже надушила запястья и шею.
– Мне не спалось, – сказала я, – и я подумала, что дождусь тебя здесь.
Губы его тронула улыбка.
– Ты странная женщина, Эмми! Иногда мне кажется, что я совсем тебя не знаю.
– Может быть, и не знаешь. Или привык к мысли, что я всегда такая же, какой была на Эврике. Но на самом деле существует много разных Эмми… их надо только разглядеть.
Я подошла к нему и, встав на цыпочки, поцеловала его в губы. По моему телу пробежала радостная волна, потому что он сразу ответил на мой поцелуй. Свободной рукой он обхватил меня и с силой прижал к себе, не отнимая от моих губ своего жадного рта.
– Эмми, малышка моя… Пойдем спать… Я так долго не был с тобой. Так долго, Эмми…
Но только он открыл дверь спальни, как снова послышались звуки, из-за которых я вынуждена была уйти. Тело Адама сразу напряглось, он широкими шагами подошел к окну и яростно захлопнул его. Теперь он набросился на меня с какой-то неистовой страстью, в которой я ощутила не любовь и нежность, а скорее изголодавшуюся плоть. И я уже не в первый раз почувствовала, что на моем месте он представляет Розу. Но я все же принимала его любовь, принимала ее такой, какой она была. Ведь во мне тоже просыпалась своего рода страсть – это было отчаянное желание удержать его, сохранить его, уберечь его от Розы. И еще – зачать в себе его ребенка. Уснули мы в полном изнеможении.
Закончив писать последнее предложение, продиктованное Джоном Лангли, я перечитала его, а затем передала бумагу ему на подпись. Это было письмо его агенту в Сингапур – последнее из того множества писем, списков, документов и распоряжений, что мне пришлось писать под диктовку за эти три дня. Все они должны были отправиться в плавание вместе с Адамом. Было еще только полвосьмого утра; час назад мы завтракали при свечах. После этого Адам получил от Лангли последние указания и отправился на конюшню привязывать к седлу вещи.
Джон Лангли подписал письмо и отдал его мне.
– Спасибо, мисс Эмма, – сказал он, – это уж точно последнее.
Он позволил себе даже немного потянуться от удовольствия, что уже все закончено.
– Если бы не вы, мисс Эмма, мне пришлось бы ехать в Мельбурн вместе с Адамом… зрение у меня уже не то, да и рука тоже.
Он нахмурил брови, как будто пожалел, что сказал это; наверное, он посчитал, что напрасно обнаружил передо мной свою слабость. Чтобы не расстраивать его, я сделала вид, что не расслышала его слов, и, быстро поднявшись, сказала:
– Пойду отнесу его Адаму. А то ему придется опять распаковывать узлы, чтобы вложить это письмо.
Кроме того, это была прекрасная возможность попрощаться с ним наедине.
Утро уже дышало густым теплом. Хотя зной еще не повис у горизонта, небо было яркое и безоблачное, что обещало жаркий день. Адаму предстояло несколько часов провести под палящим солнцем. Я не спеша пошла по тропинке, ведущей к конюшням, по дороге представляя, как мы будем с ним прощаться. Пройдет много месяцев, прежде чем я снова увижу Адама. За эти три дня мы настолько сблизились с ним, что я с трудом могла поверить в предстоящую разлуку. Мы не были так близки с ним даже в период, когда ждали малыша. Но все же то, что мы так часто занимались любовью в эти дни, в большей степени было вызвано желанием хоть как-то скрыть панику, охватившую нас обоих из-за близкого присутствия Розы. Все это время она вела себя ужасно – постоянно пыталась любыми способами задеть Адама, изображала из себя преданную жену, то и дело льнула к Тому и при всех тянулась к нему с поцелуями. По вечерам она пела будто специально для него, но при этом все время посматривала на реакцию Адама. Это было невыносимо! Однако самым тяжелым испытанием стали ночи. Роза очень быстро поняла, что звуки, производимые их страстью, прекрасно слышны в нашей спальне. И она сразу же с какой-то дикой радостью принялась этим пользоваться, чтобы доставлять Адаму дополнительные мучения. Мол, если я страдаю, то и он пусть страдает тоже. Поэтому к горечи расставания с Адамом у меня примешивалось еще и облегчение.
Навстречу мне вышел грум, который готовил для Адама лошадь, и, кажется, мое появление на тропинке привело его в замешательство.
– Доброе утро, мисс Эмма. Капитан Лангли уже привязал свои вещи… он должен вот-вот подойти. Я как раз собирался набрать для него фляги… Скорее всего, день будет жаркий…
– Да, Джеймс… – я уже хотела идти дальше, но он вдруг остановил меня.
– Мисс Эмма… – он нервно помялся. – Я собирался поговорить с вами насчет моей Бетси. Может быть, вы сможете устроить, чтобы она поехала в Мельбурн немного получиться? Мисс Андерсон советовала обратиться именно к вам.
– Поговорим об этом позже, Джеймс. Я должна передать капитану Лангли документ.
– Да, конечно, мисс Эмма… но…
– Потом… давай обсудим все потом.
Уже через мгновение, лишь подойдя поближе к конюшням, я поняла, почему он пытался задержать меня. Я почувствовала, как внутри меня поднимается ярость – в дверном проеме я увидела Розу. Она стояла спиной ко мне с распущенными по плечам волосами, и оборка ее свободного капота купалась в конюшенной пыли. Когда я обогнула выступающий угол кухонного домика, она уже скрылась в полумраке конюшни. Я побежала бегом.
Достигнув их, я увидела, что Адам стоит, не отнимая руки от подпруги, которую он, видимо, подтягивал, когда появилась Роза. Могу поклясться, что на лице его застыло искреннее удивление – значит, эта встреча не была условлена между ними заранее. Роза подошла к нему почти вплотную, ей даже пришлось слегка запрокинуть голову, чтобы взглянуть на него.
– Роза, ты в своем уме? Как ты могла прийти сюда?
– Я не выдержала, Адам. На этот раз я не пущу тебя. Я уже не могу.
– О чем ты говоришь?
Она положила руку ему на плечо.
– Придется тебе взять меня с собой, Адам. Я пробовала заставить себя молчать, но теперь уж, видно, поздно. Я не могу больше здесь оставаться, Адам. Я должна ехать с тобой.
– Ты просто сошла с ума! Нельзя так давать волю своим чувствам. Нельзя! – Он медленно опустил руку, державшую подпругу.
– Я могу присоединиться к тебе в дороге, – продолжала она гнуть свою линию. – Это для меня проще простого. И мы сможем поехать вместе, Адам. Вместе поехать в Сан-Франциско. Деньги у нас будут… я могу продать свои драгоценности. – Она потрясла его за плечо. – Ты веришь, что это возможно?
Он посмотрел на нее сверху вниз, лицо его было жестким и напряженным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47