Задремавшая было Кейт встрепенулась.
– Что вы там насчет платья?
– Ничего, – сказала Роза, – Том болтает всякие глупости.
– Если бы ты спела, я бы не болтал глупости. Это хороший способ заткнуть мне рот.
– Ну давай, Розочка, спой нам, – подключился Дэн.
Он тоже оживился, выбил трубку и потянулся за новой порцией табака. Роза пожала плечами.
– Ну ладно…
Том хлопнул себя по коленям.
– Вот так-то! Пой, прекрасная Роза…
Она начала петь и сразу же перевела взгляд на Адама. На секунду карандаш застыл у него в руке. Но потом он снова склонился над книгами, как будто не принимал эту песню.
Я знаю, куда иду.
Я знаю, с кем путь пройду.
Я знаю, кого люблю.
А про свадьбу знает милый.
Мне было тяжело видеть все это. Они оба хотели Розу, а тот из них, кто имел все шансы, почему-то отказывался от нее. Я заметила, что у него побелели пальцы – Так он вцепился в несчастный карандаш. Он даже перестал писать. Не думаю, чтобы он видел что-нибудь у себя под носом в книге. Слова этой песни отдавались болью в каждом из нас.
Что пестры ковры?
Что легки перины?
Все равно сбегу
Вместе с Джонни моим милым…
Внезапно Том перебил Розу. Лицо его было красным.
– Тебе действительно не нужны все эти красивые вещи, Роза? Ты согласна бросить их и уйти с потопителем кораблей? С этим конторщиком, лавочником?
Адам вскочил на ноги.
– А ну-ка заткнись!
– А что это ты? Испугался, что Роза узнает о тебе правду? Разве ты перестанешь быть героем в ее глазах, если она узнает, что ты утопил в проливе свой корабль? Да, утопил его из-за собственной тупости и именно поэтому сейчас сидишь здесь и рисуешь свои нолики! Ведь теперь ни один владелец не решится доверить тебе судно. Ты станешь посмешищем всего Мельбурна, если уже не стал для тех, кто был с тобой на «Джулии Джейсон» и чуть не пошел вместе с ней ко дну. Ну что, стер я с тебя позолоту? Можешь выкинуть свою фуражку… она тебе больше не понадобится, мой кузен.
Все молча слушали его, и в том числе Адам. Он не отрывал от Тома тяжелого взгляда, неестественное спокойствие которого говорило о том, что он сдерживается из последних сил. На него страшно было смотреть – на шее вздулись жилы, по лицу пробегали судороги, виски запали. Когда он поднялся на ноги, было ощущение, что все тело его пронизано острой болью.
– Не смей говорить о том, чего не знаешь… ты не знаешь, как все было на самом деле.
– Я знаю то, что вижу, – ответил Том, тоже вставая, – а вижу я дурака и мошенника.
– Это кого ты называешь мошенником? Я заставлю тебя взять такие слова обратно, даже если для этого мне придется тебя убить…
Адам успел сделать только шаг по направлению к Тому, как наперерез ему бросился Дэн.
– Ну хватит! Еще драки тут не хватало! И ты, Том, попридержи свой язык…
Но Том не отреагировал и продолжал на повышенных тонах:
– А что, ты не мошенник? Разве ты не втерся в доверие к моему отцу? Не ездишь на его повозках с его деньгами в кармане? И не радуешься в душе, что убрал меня со своего пути? Так вот, не радуйся – я еще повоюю! И отец тут ни при чем, и даже Роза… Когда-нибудь они все равно будут в моих руках…
– Заткнись же! – приказал Дэн.
– Предупреждаю тебя, – продолжал Том, – что моему отцу нужна родная кровь. И никто не будет его наследником, кроме человека одной крови с ним. И можешь мошенничать и изощряться сколько угодно все равно ты не получишь ничего из того, что принадлежит мне. Ничего… слышишь? Ни-че-го!
Пошарив по ящику с книгами, Адам нашел свою фуражку и плотно натянул ее на голову. После этого он снова повернулся к Тому.
– А я говорю тебе, что ты – лжец, – сказал он и пошел прочь от костра, задев плечом Дэна и перевернув табуретку. Все видели, как он вышел из лагеря, достиг соседнего костра, немного прошел, освещенный его пламенем, а затем начал спускаться вниз по склону Эврики, пока совсем не исчез в темноте.
У Розы вырвался вопль отчаяния. С перекошенным от гнева лицом она обогнула костер и подошла к Тому.
– Это ты во всем виноват! – крикнула она и, глядя на него с ненавистью, начала громко, истерически плакать.
Я не могла уснуть и все слушала, не пришел ли обратно Адам. Возле меня, разметавшись, лежала Роза, которой наконец удалось уснуть: теперь ее дыхание было глубоким и ровным. Я слышала, как вернулись Пэт и Син, а затем Ларри, и решила, что мне тоже пора засыпать.
И вдруг до меня донесся шепот:
– Эмми… Эмми!
Я сразу же поднялась, двигаясь осторожно, чтобы не разбудить Розу. Он лежал на земле у входа в палатку.
– Адам! Что случилось?
Из-за темноты я не могла разглядеть его лица – костер уже потух.
– Ты можешь помочь мне, Эмми? Я поранил руку.
Я потянулась за своей шалью.
– Сейчас иду…
Не задавая лишних вопросов, я подвела его к костру, зажгла свечу и загородила ее ящиком, чтобы свет не падал на палатки. После этого я опустилась на колени, а он протянул мне больную руку.
– Это ожог! – воскликнула я.
Я посмотрела ему в глаза, пытаясь найти в них ответ.
– Как это случилось?
Он пожал плечами вместо ответа.
– Сейчас я найду что-нибудь приложить.
Я поднесла свечу к ящику, где Кейт хранила лекарства. Как я и ожидала, он был заперт. Тогда я вернулась к Адаму и начала промывать рану. Ожог был очень сильным – внешняя сторона руки обгорела до черноты. Я обернула ее бинтами и после этого уже не могла больше сдерживаться, потому что он выводил меня из себя своим молчанием.
– Как это случилось? – спросила я снова настойчивым шепотом.
– Дрался, – ответил он, – не устоял на ногах и скатился в костер. Он еще подержал меня там…
– Том?
– Да… Том.
– Нужно было тебе с ним драться?
– Да… ты же знаешь. И в конце концов я завалил его.
«Ты дрался с ним из-за Розы?» – чуть не вырвалось у меня, но я спохватилась и хладнокровно продолжала наматывать бинт.
– Ну и что, тебе стало легче после драки?
– Нет, – сказал он удрученно, – ничего не изменилось.
– Так обычно и бывает.
Я продолжала с величайшей осторожностью забинтовывать руку, зная, что любое неловкое движение может причинить ему боль.
– Жалко, – сказала я, – только-только затянулся прошлый порез. Утром надо показаться врачу. Он посмотрит, чтобы все было в порядке, и сделает перевязку…
– Утром я уезжаю.
– Да, я знаю… надо успеть сделать это до отъезда. Нельзя откладывать перевязку до Мельбурна.
– Ты не поняла. Я совсем уезжаю. Больше я не вернусь в Балларат.
Я обессиленно опустилась на землю. До меня немедленно дошел смысл его слов – я всегда боялась, что когда-нибудь услышу их, и тем более мне было радостно, когда предчувствие не сбывалось и Адам с Ларри приезжали вновь. Эта поездка была последней, они уже что-то говорили нам. Меня охватило смятение, которое, видимо, отразилось на моем лице.
– Эмми, не смотри на меня так! Что мне еще остается? Как я могу остаться после того, что сказал Том?
– Да какая тебе разница, что он там сказал? Неужели ты обращаешь внимание на таких, как он? Да он просто ревнует! Сбегать из-за того, что кто-то что-то сказал, – это просто трусость. Женщина бы на твоем месте осталась.
– Женщины сильнее мужчин в таких вопросах, – сказал он, – мне это давно известно. А мужчина должен или бороться до конца – или уйти.
– И ты думаешь, что, если сделаешь и то, и другое, у тебя будет больше прав называть себя мужчиной? – строго спросила я. – Ты признаешь свое поражение, если позволишь всем думать, что Том тебя выгнал. Подожди-ка!
Я вскочила на ноги и быстро принесла ему полкружки виски.
– Выпей. От этого боль не пройдет, но хоть в голове немного прояснится.
Я пододвинула табурет и села с ним рядом.
– Слава Богу, что Дэн не заметил, как я вынесла ружье…
– Ты хорошая, Эмми, – сказал он, улыбаясь.
– Я уже устала это слушать. Женщине мало быть просто хорошей – она хочет быть и еще какой-нибудь.
Понимал ли он, что творилось у меня в душе, как отчаянно боролась я с желанием просить и умолять его, чтоб он остался? Знал ли, какую боль причиняет мне, когда говорит, что не вернется сюда? Чувствовал ли, что кроется за моими нарочито скупыми фразами? Конечно, мне было приятно, что именно ко мне он пришел со своей обожженной рукой, но я не хотела быть для него просто «хорошей» и «доброй». Уж лучше бы ему было жаль расставаться со мной по другим причинам. Но другое было только для Розы. С горькой усмешкой я подумала: мужчины никогда не знают, что им нужно на самом деле…
– Ты напоминаешь мне… – начал он. Но я не дала ему договорить.
– Не надо… Мне совершенно неинтересно, кого я тебе напоминаю.
Если бы он сказал мне, что это мать или сестра, то я бы точно расплакалась.
– Почему ты уезжаешь? – сказала я. – Это глупо!
– Ты считаешь, я должен остаться и ждать, когда еще кто-нибудь обвинит меня в том, что я хочу украсть у него наследство? Ведь это ложь, Эмми! От начала и до конца – ложь. Даже если бы я хотел, все равно Джон Лангли никогда бы не допустил этого. Том правильно сказал… отец хочет, чтобы наследник был по прямой. Он очень состоятельный человек. Я был для него не больше чем кучер в его повозке. Я никогда не бывал даже у него в доме. Когда я говорил с ним, он не пустил меня дальше прилавка магазина. Как служащего. А я не хочу быть ничьим служащим, Эмми.
– Ты с ним одной фамилии.
Он пожал плечами.
– Что значит фамилия? Это ничто! Это только то, что каждый для себя придумал. Поэтому я должен ехать. У меня будет свой путь…
– Куда ты поедешь? – спросила я обреченно. – Что ты собираешься делать?
– Вернусь в море. Это единственное место, где я чувствую себя человеком. Подожду в Мельбурне, пока кто-нибудь не возьмет меня на корабль. Это не очень сложно сделать… матросов не хватает, команды постоянно сбегают за золотом…
– Матросом? – сказала я. – Ты сошел с ума! У тебя же удостоверение капитана!
– На что оно мне теперь? Все знают эту историю с «Джулией Джейсон». Если ты потопил корабль, то вряд ли кто-нибудь согласится предоставить тебе возможность повторить это. Лучшее, на что я могу рассчитывать, – это третий помощник капитана. Если не получится – пойду простым матросом.
– Куда ты поедешь? Обратно домой, В Нантукет?
Он покачал головой.
– Куда повезет меня корабль, но только не в Нантукет… – Он склонился над кружкой с виски. – Я потопил корабль, который выходил как раз из Нантукета, и не могу вернуться туда.
– Но ведь это было тысячу лет назад! Люди всегда возвращаются… у них есть семьи, и они туда возвращаются. Хуже всего, когда некуда вернуться.
– Я никогда не вернусь! – повторил он.
Что его не красило, так это его дурацкая гордость. Она будто ослепляла его, заставляя видеть все в ином свете. В приступе высокомерия он не хотел принимать ничьих советов, отталкивал протянутую ему руку помощи. Он готов был биться и биться головой о непробиваемую стенку и в конце концов разбиться, но сам бы никогда не признал, что повержен и одинок. Вот так и сейчас – он решил для себя, что уйдет от Ларри и от всех остальных, – и гори оно все огнем, то, что уже было сделано, то, что он мог бы получить при поддержке Джона Лангли… И все из-за гордости, не позволяющей ему пройти мимо идиотской выходки Тома. Я вздохнула от бессилия что-либо изменить.
– Ты делаешь ошибку, Адам. Ведь здесь у тебя все условия…
– Не то, что мне нужно, – коротко ответил он. – Неужели ты не понимаешь? Это совсем не то, что мне нужно!
– А что тебе нужно?
Он уткнулся лицом в кружку с виски и смущенно покачал головой.
– Не знаю, – голос его смягчился, – мне нужно прежде всего забыть об этом – или попробовать еще раз… что-нибудь сделать с этим.
– С чем?
– С кораблекрушением. Кроме всего прочего, – сказал он медленно, – оно произошло в Бассовом проливе. Ты слышала о мародерах, Эмми?
– Да.
– Острова пролива когда-то использовались под китобойные фермы. Когда киты ушли в другие воды, острова стали прибежищем для тех, кто скрывается от закона. С годами туда понаехали беглые каторжники с Земли Ван-Дьемена. Они привезли с собой даже похищенных чернокожих женщин. Живут они за счет крушений кораблей, которые удается заманить на скалы. «Джулия Джейсон» шла в Мельбурн. Мы не собирались бить китов – это был торговый рейс из Нантукета. Начался шторм. В проливе всегда сильные шторма. Четыре дня мы не видели солнца и совершенно сбились с курса. Мы приняли огни на острове за большую землю, и «Джулия Джейсон» разбилась о скалы. Двадцать шесть человек унесло волной вместе со всем грузом. Но четверым из нас удалось выбраться на берег, где мы обнаружили только семь грабителей. Полуголодные и безоружные, они были почти не в состоянии с нами драться. Одного я задушил собственными руками, Эмми. Даже после схватки со штормом я был сильнее и держал его за шею, пока он не испустил дух.
– А остальные? – прошептала я.
– Скорее всего, они погибли. А мы построили плот из обломков «Джулии Джейсон» и снова вышли в море. Там нас подобрал «Тистл» и довез до Мельбурна. Сил у каторжников было слишком мало, чтобы помешать нам уйти с острова. Они продолжали ходить по берегу и выворачивать карманы принесенных волной утопленников. Само же крушение произошло слишком далеко от берега, поэтому в тот раз они подбирали жалкие крохи. Ты не поверишь, Эмми, это настоящие падальщики. «Джулия Джейсон» была совсем не тем, на что они рассчитывали, – все корабельное имущество пошло ко дну, а женщин, увешанных кольцами, браслетами и часами, на этом корабле не было, как не было ничего, что хоть как-то бы их устраивало. В их распоряжении были только несчастные моряки, проделавшие долгий путь от дома, чтобы попасть к ним в ловушку! Конечно, моряк ожидает подобной участи, но он надеется, что если придется утонуть, то утонуть с честью, приняв вызов морской стихии и проиграв ей, а не каким-то жалким людишкам. Они заслужили лучшей смерти, и в том, что случилось, виноват только я…
– Ты не виноват, Адам, не мучь себя!
– Капитан за все в ответе. И это однозначно. Прибыв в Мельбурн, я сразу же написал письмо владельцам корабля и взял на себя всю ответственность. Здесь Том не соврал.
– Забудь об этом, Адам. Ты должен забыть.
– Я и хотел бы… Хотел бы, но не могу, да и не смогу никогда, пока жив. Говорю же тебе, я прохожу через это каждую ночь. У меня все так и стоит перед глазами.
Он говорил, говорил, уже немного разомлевший от выпитого виски, и в голосе его слышались страдание и надрыв. Никогда раньше я не видела его таким. Он снова рассказывал о крушении, о белых лицах утонувших матросов, вспоминал их имена… Еремий… Лука… Потом имена сверстников, с которыми вместе вырос на набережной Нантукета. Я стала свидетелем того, как он вывернул себя наизнанку, освободившись от мучившего его позора, затравленности и чувства вины. Уверена, что так он не говорил ни с кем и никогда. Обхватив рукой его голову, я прижала ее к груди, надеясь хоть на короткое время почувствовать его близость, и стала шептать ему на ухо слова утешения – ведь он в них так нуждался.
Наконец он слегка отстранился, стараясь заглянуть мне в лицо, и я ощутила на губах его поцелуй. Он промелькнул так быстро, что я не успела ничего сообразить.
– Я переночую у Сампсона, – он, пошатываясь, встал на ноги, – до свидания, Эмми. Передай Розе…
Я даже не услышала, что он просит передать Розе.
Я почти ненавидела его за то, что последние слова и мысли он обратил к ней.
– Позаботься о Розе, Эмми. Ты ведь благоразумнее, чем она.
Глава шестая
Адам уехал, и после этого все пошло наперекосяк.
Возможно, так было главным образом из-за того, что Роза чувствовала себя очень несчастной. Она никогда не умела переносить свое горе молча. То и дело слышались ее рыдания и упреки, и нам было некуда скрыться от проявлений ее дурного настроения.
– Ты можешь помолчать? – в отчаянии восклицала Кейт. – Это просто неприлично – вести себя так в отношении человека, который тебе не принадлежит!
– При чем тут какие-то приличия! Зачем они мне, если главное, что у меня нет Адама?
– А как же твои мечты о богаче, который оденет тебя в шелка и позволит целыми днями играть на пианино? Адам-то беден…
– Не важно, что он беден, – ответила Роза, и, я думаю, она говорила искренне, – достаточно того, что это Адам.
Она не простила Тома Лангли. Пару раз он заявлялся к нам в лагерь, робкий, застенчивый, и все бормотал Дэну какие-то извинения, а сам в это время умоляюще смотрел на Розу. Но она демонстративно отворачивалась, шла к себе в палатку и сидела там до тех пор, пока он не уходил. И он в конце концов понял, что она не простит его, и только тогда перестал ходить. Как и все на Эврике, она узнала о поединке между Томом и Адамом и очень гордилась Адамом, но не могла понять, почему он уехал.
– Ведь он победил, – недоумевала она, – он смыл позор! Зачем же было уезжать?
– Есть поединки, в которых нельзя победить, – сказал Дэн.
Что касается Пэта, то он понял, почему уехал Адам, и одобрил его поступок. Ведь и сам он мечтал о чем-нибудь подобном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47