Мы ездили втроем и пригнали табун лошадей на продажу. Я, кстати, чуть не остался в Новом Южном Уэльсе. Уж больно там хорошо… Можно просто бродить, и везде для тебя находится работа. Не надо надолго останавливаться.
– Значит… значит, ты не собираешься поселиться на своей земле и стать фермером? – спросила Роза несколько упавшим голосом.
Он пожал плечами.
– Ты же знаешь меня, Рози! Я только хотел немножко войти в долю. Просто, чтобы было, куда заехать. Ну, было куда в случае чего приклонить голову. А все время жить там вдвоем… не годится.
– Но когда ты будешь здесь, ты будешь приезжать к нам, Пэт? – не отставала от него Роза. – Мы так по тебе скучали! А ты даже ни разу не был в Мельбурне, не видел ни гостиницы Магвайров, ничего… Никогда не видел даже моего ребенка.
– Ну уж, читать-то я умею. Неужели ты думаешь, есть что-нибудь, что неизвестно мне про некую Анну-Марию Лангли, крещенную в протестантской церкви?
А уж про ее мамочку… Да я знаю все – про твои новые платья, бриллианты, твою собственную повозку! Спасибо газетам – не дают забыть мою сестренку Рози.
– Пойдем, я накормлю тебя чем-нибудь, – поспешно встряла я, видя, что еще немного – и между ними, как всегда, начнется перебранка, – только не вздумай убеждать меня, что ты не голоден, как собака. Я сама попробовала, каково ездить верхом: через восемь миль такое ощущение, что желудок проваливается неизвестно куда. – И взяв Пэта за руку, я потащила его к двери.
Но едва мы вышли из гостиной, он обхватил меня за плечи и повернул к себе лицом. После этого он почти минуту, не отрываясь, смотрел на меня.
– Ты выглядишь потрясающе, зеленоглазка! – Он еще раз оглядел мою прическу и платье. – Ты превратилась в необыкновенно красивую женщину, малышка Эмми.
И он решительно протянул руку и без всякого стеснения нежно коснулся моей щеки.
– Малышка, зеленоглазка…
Еду мы принесли прямо в столовую – холодную баранину, хлеб, сыр, яблочный пирог. У меня был ключ от винного буфета, который Джон Лангли всегда оставлял мне; я знала, что он не одобрил бы меня, но тем не менее выбрала там бутылку самого лучшего виски. Я не помнила такого веселого застолья со времен наших первых дней на Эврике. Мы смеялись, обменивались новостями, и от наших жестов по полированному столу разлетались хлебные крошки. Уже давно я не видела, чтобы Роза ела с таким удовольствием. Однако в самый разгар веселья в дверях вдруг появилась Мэри Андерсон – здешняя экономка. Она была в аккуратном ночном чепце и со свечой в руке. Наверное, ее разбудил поднятый нами шум, и она вышла с намерением строго разобраться с беспорядком.
– А вот мисс Элизабет не имела привычки принимать гостей по ночам!
Глаза Розы потемнели от негодования.
– Это мой дом, Энди. А это мой брат.
Она была единственной, кому позволялось называть экономку «Энди». Эта женщина относилась к ней примерно так же, как Элизабет: за малую толику внимания со стороны Розы она готова была простить ей все что угодно. И она сразу же сдалась.
– Хорошо, мисс Роза, значит, на самом деле все в полном порядке. Только вот мистер Лангли… – Она бросила взгляд на Пэта. – Вообще-то я не слышала, как вы приехали. Не слышала собак… и вашу лошадь.
Он слегка поклонился ей, почти не отрываясь от своего виски.
– Я ведь теперь сельский житель, мисс Андерсон. Первое, что я усвоил, – это делать все так, чтобы было поменьше шуму.
За разговорами мы засиделись далеко за полночь. Пэт рассказывал нам, как они перегоняли скот, какие обширные владения попадались им в Новом Южном Уэльсе, где из-за скудности земли приходится держать ее тысячами акров, чтобы прокормить всего несколько сотен голов скота. Он пересекал Маррамбиджи, доезжал до самого Дарлинга. Там же, в Новом Южном Уэльсе, он видел загадочную горную страну, где скот, отбившись от стада, застревает в глубоких ущельях, а многие места непроходимы ни для лошади, ни для человека. Он показался нам еще более жестким и непримиримым, чем на Эврике; теперь палаточный лагерь был его постоянным жилищем. Он научился всяким народным хитростям, которые нам и не снились. Во всем его крепком мускулистом теле ощущались сила и непобедимость.
Когда Пэт собрался уходить, шаги его были так же неслышны, как и когда он пришел. Поцеловав нас обеих на прощание, он сказал:
– Скоро взойдет луна, так что до Суини я доберусь в один момент.
– Мы завтра приедем к тебе, – сказала Роза, – жди нас прямо с утра.
Он насупил брови.
– Уж и не знаю, стоит ли, Роза. Мэт, ну понимаешь, от него ушла жена, поэтому женщинам там не место. Я вообще сомневаюсь, что там найдется что-нибудь из еды.
– Мы все привезем с собой, – сказала я, чтобы развеять его последние сомнения.
Я знала, что Кейт не простит мне, если я упущу возможность посмотреть на дом Суини, а кроме того, видела по Розиному лицу, что, если я не поеду с ней, она отправится туда одна.
– Не нравится мне это, мисс Роза! – сказала Мэри Андерсон. – Мэт Суини – бывший каторжник. Он приехал сюда еще двадцать лет назад. С земли Ван-Дьемена. Никто к нему не ходит… Не знаю, что скажет вам мистер Лангли, когда узнает.
– Это совершенно не касается мистера Лангли, – ответила Роза.
Когда мы собрались, Роза захотела ехать непременно на своем Танцоре, чтобы похвастаться им перед Пэтом, поэтому мне пришлось самой управлять повозкой. Я вполне неплохо с этим справлялась, правда, лошадь мне выбрали самую спокойную и надежную во всей конюшне, и Роза всю дорогу до Суини сновала впереди повозки туда и обратно, ругая мою медлительность.
– Ну можно чуть побыстрее, Эмми? Мы же собирались приехать туда до жары.
– Я стараюсь изо всех сил, Роза, имей терпение.
Наконец мы въехали на землю Суини, и это сразу почувствовалось по состоянию дороги – она была совершенно разбита колесами повозок, а по сторонам ее кренились бесконечные сломанные заборы.
– Правильно говорят, что фермера узнают по забору. Глядя на эти, сразу становится понятно, кто этот Мэт Суини.
– Да тише же, Эмми!
Мы уже почти вплотную приблизились к дому – это было довольно жалкое зрелище. Перед нами стоял маленький некрашеный деревянный домишко, окруженный, как водится, с трех сторон верандой. Его уродливые очертания немного сглаживались за счет буйно разросшихся глициний и жимолости, которые обвивали снизу доверху все опоры веранды. Но и в этом ему недоставало гармонии – растения так угрожающе расплодились, что казалось, от их чудовищной массы веранда вот-вот рухнет. Возле дома росли какие-то остатки прежнего сада, где сейчас в беспорядке валялись ржавые ведра и садовый инвентарь. Там было несколько яблонь, под одной из которых стояла скамейка.
– Чувствуется, когда-то здесь жила женщина, – сказала я.
Роза не ответила – она молчала до тех пор, пока Пэт, заслышав наших лошадей, не появился в дверном проеме.
– Добро пожаловать в поместье Суини, – сказал он.
И вдруг я увидела в глазах Розы настоящие слезы ярости.
– Пэт, – задыхаясь, сказала она, – как ты мог? Как мог ты потратить свои деньги на такое… такое…
Он помог ей спуститься, а затем привязал наших лошадей к одному из деревьев в саду. Когда он повернулся к нам, лицо его выражало спокойствие и терпимость.
– Ты не понимаешь, Роза, – вкрадчиво начал он, – вот послушай. Я повстречался с Мэтом, когда он направлялся в Бендиго, чтобы заработать хоть немного денег. Он сказал, что ему больше ничего не остается, потому что если он не заплатит в банк нужную сумму, то землю у него отберут. Он так мне ее расписал – прямо какой-то рай среди бескрайних овечьих пастбищ. К тому же он сказал, что на нее уже точат зубы самые знатные овцеводы вроде Лангли и иже с ним. Вот я и подумал, что наконец-то подоспел случай не дать им возможности получить то, чего они хотят. Я просто одолжил ему денег, и он расплатился по закладной. Теперь все в порядке, и у Мэта будет еще один шанс.
– Какой еще шанс? – усталым голосом спросила Роза и, не дожидаясь ответа, как будто заранее предполагая его нелепость, стремительно прошла мимо Пэта и поднялась на веранду.
Мы прошлись немного по комнатам, интерьер которых составляли в основном пустые бутылки и захватанные, потертые книги.
– Мэт увлекается чтением, – пояснил Пэт, но он мог бы и не говорить этого.
Наконец мы встретили в доме самого Мэта – худощавого, загорелого мужчину, который из-за цвета лица и маленького роста был похож на твердый ссохшийся орех. Он приветствовал нас радостной улыбкой и сразу же окинул меня и Розу оценивающим взглядом.
– Приятно, чертовски приятно! – сказал он с поклоном. – Знаете, моя жена ушла от меня – не осуждайте ее, ведь я иногда бываю не совсем хорош. Словом, с тех пор здесь не была ни одна женщина.
Роза уже досыта наглоталась спертого воздуха, густо заполнявшего весь дом, поэтому она без всякого стеснения перед Мэтом брезгливо сморщила нос.
– Мы привезли с собой корзину с едой для пикника, – сказала она, – поедим лучше в саду.
Конечно, Мэт был на редкость нескладным мужичонкой – много пил, совершенно не умел работать, но несмотря на все это, в нем была какая-то изюминка. Во время ленча он нарассказывал нам кучу всяких историй, в которых вечно оказывался в дурацком положении, так что в конце концов все развеселились. И я, и Роза сразу потеплели по отношению к нему, да, думаю, на нашем месте вряд ли кто-нибудь устоял. Он был такой милый и беспомощный, так искренне радовался нашему присутствию здесь, что было бы просто грешно огорчать его. Когда все поели, он растянулся в некошеной траве прямо возле нас и принялся курить трубку, задумчиво глядя вверх на кроны деревьев.
– Все-таки хорошо, когда рядом есть женщина, – вздохнул он. – Эх, Пэт… знай, мальчик, ничто на свете не может заменить женщину…
– А почему ты не женишься, Пэт? – внезапно перебила Роза. – Тебе бы совсем не мешало жениться. Ларри, например, вот уже полгода ухаживает за мисс Юнис Джексон. Ее отец, кажется, против – ведь Ларри католик, – но Юнис собирается уломать его. Знаешь, она богата: единственная наследница всего состояния Джексона.
– Да черт с ним, с этим Ларри и всеми его делами! Женщины – это не для меня. И потом, я в любом случае искал бы женщину, а не приданое. Пусть он сколько угодно влезает в это ярмо, ну а я воздержусь.
– Но Ларри поступает правильно! Мисс Джексон – очень симпатичная девушка, и она просто обожает Ларри. Она отлично для него подойдет, да и он, думаю, будет ей хорошим мужем.
– Не перевирай мои слова, Роза! Я не говорил, что это будет плохо для Ларри, я имел в виду только себя.
– А, тебе вечно все плохо, все не так! – вспылила она.
Он засмеялся.
– Я бы не сказал, Рози, что ты похожа на мирового судью, который вправе указывать людям, что хорошо, а что плохо. Незачем тратить силы на то, чтобы советовать мне. Лучше посмотри на себя! А я уж сам разберусь как-нибудь… Во всяком случае, я совершенно точно знаю, что в моей жизни нет места женщине. Я должен быть свободен. Свободен и уверен, что завтра могу уйти, если захочу…
Роза медленно поднялась на ноги.
– Эмми, нам уже пора ехать… если мы хотим вернуться до захода солнца.
Она посмотрела на Мэта, все еще лежавшего в высокой траве, и своего брата, который пристроился рядом.
– Вы, мужчины, даже не понимаете своего счастья. Что мне остается? Рожать ребенка, потом еще одного – и так до тех пор, пока Джон Лангли не успокоится.
Обычно такие вещи женщины говорят только друг другу, но для Розы никогда не существовало правил приличия. Всю обратную дорогу она вела себя очень тихо, как будто ей хватало собственных мыслей, и смиренно удерживала Танцора рядом с повозкой, пока мы не въехали в Лангли-Даунз.
Теперь Роза каждый день ездила к Суини, чтобы встречаться там с Пэтом; это продолжалось, даже когда вернулся Джон Лангли. Она не скрывала, куда едет: кажется, ей действительно доставляло удовольствие щекотать нервы своему свекру.
– Этот Суини вот уже много лет, как бельмо на глазу для всех местных овцеводов, – говорил он. – Совершенно никудышный фермер. Не может даже починить свои заборы, а уж овцы… эти паршивые твари только смешиваются с моими и портят поголовье…
– Но ведь там Пэт, – с деланной невинностью возражала Роза, – я ведь езжу не к Суини.
Ему было не под силу ее удержать; единственное, на чем он неизменно настаивал, это чтобы она брала с собой грума. С грумом Роза поступала просто: она подкупала его, он отставал и ждал ее в небольшом местечке Форбз-Корнер, в то время как она мчалась в Суини одна. Я и не пыталась в это вмешиваться, поскольку чувствовала, что этот маленький бунт может помочь Розе преодолеть все более нараставшее в ней внутреннее напряжение. И потом, ей чрезвычайно нравилось общаться с Пэтом. Большую часть времени они проводили в спорах, отдельные из которых перерастали даже в крупные ссоры. Тем не менее, каждый раз утром она снова уезжала туда, а когда возвращалась уже перед самым обедом, то выглядела счастливой и отдохнувшей. Переодеваясь к столу, она часто что-то напевала или без умолку рассказывала мне, что сказал ей Пэт, да что она ему ответила, и так далее…
Мне уже больше не пришлось побывать на пикнике под яблоней Суини. Я понимала, что одна из нас должна была сидеть дома, чтобы не оставлять Джона Лангли одного и хоть как-то сглаживать его недовольство этими визитами. Но когда Роза седлала по утрам Танцора и мчалась на нем по залитым солнцем пастбищам, я смотрела на нее с завистью. А Джон Лангли в ее отсутствие был раздражительным и сентиментальным.
По возвращении из Мельбурна он рассказал мне последние новости.
– Я оставил указания на случай, если «Энтерпрайз» вернется, когда мы еще будем здесь. Адам приедет тогда прямо в Лангли-Даунз. Нам с ним многое нужно обсудить. Следующий рейс будет очень долгим. Я хочу отправить «Энтерпрайз» в Калькутту с грузом зерна, за которым Адам заедет в Сидней. Оттуда они тронутся в Сингапур, где закупят для магазинов различные товары – все, что попадется по приемлемым ценам. Это выйдет дешевле, чем все время ездить в Англию… – И он углубился в рассуждения о достоинствах торговых складов Востока и вообще восточного рынка, что обычно любил делать, когда встречался с Адамом. После их многочисленных бесед эта тема невольно стала мне самой доступной и близкой. Несколько раз я становилась свидетелем, как старик пытался завести похожий диалог с Томом, но, как правило, через несколько минут разговор у них угасал. Элизабет, вечно склоненная над вышиванием, могла только кивать ему в ответ головой. Скорее всего, Джон Лангли завел этот разговор со мной, уже отчаявшись найти другого слушателя. И когда почти через два часа он наконец-то его закончил, я чувствовала себя так, будто сейчас встану и немедленно отправлюсь за его грузом.
Под конец он снова упомянул об Адаме и добавил, что вместе с ним, скорее всего, приедет и Том.
– Наверняка он сказал это для меня, – говорила мне потом Роза, – мол, пора мне остепениться и снова стать образцовой женой, а с Чарли Гринли все покончено и забыто.
Через несколько дней Адам и Том действительно приехали. Они прибыли около полудня, когда горизонт уже начал расплываться в знойной дымке. Я сидела вместе с Джоном Лангли на веранде в затененной части дома, как вдруг до нас донеслись звуки Розиного голоса.
– Это Адам!.. Адам!..
Я сразу же вспомнила Эврику, где она точно так же возвещала о прибытии из Мельбурна Адама и Ларри. В ее возгласе была та же радость, та же властная интонация, означавшая, что прежде всего он приехал именно к ней.
Когда мы обошли веранду кругом, она уже бежала к нему навстречу, освещенная полуденным солнцем. Роза вела себя так, будто Адам приехал один, а между тем их лошади шли почти вплотную друг к другу. Я видела, как ее руки невольно потянулись к Адаму, и только окрик Джона Лангли заставил их остановиться на полпути.
– Добро пожаловать, Адам… Том. Как вы доехали? Роза так и застыла с протянутыми руками. Она не могла слышать, как шумно и поспешно Джон Лангли набрал воздуха, чтобы выкрикнуть это, но в его интонации она уловила команду, явно рассчитанную на нее. Кажется, сейчас он впервые осознал, какая опасность поджидала нас всех теперь. Но Роза тем временем вернулась на грешную землю; медленно опустив руки, она подошла к всадникам со стороны Тома, встала на цыпочки и покорно подставила ему щеку для поцелуя. Он склонился к ней, продолжая сидеть в седле. Она не произнесла никаких слов приветствия – только натянуто улыбнулась.
После обеда я занималась в саду с Анной; она уже выучилась ползать и даже пыталась встать на ножки. Ее длинная неуклюжая юбка вся перепачкалась в пыли, когда она ползала в траве, исследуя клумбы. Я взяла ее на руки и решила спуститься к розарию, где была похоронена жена Джона Лангли, то есть ее бабушка. Наклонив ее голову к самому цветку, чтобы она полнее ощутила его теплый нежный запах, я пронаблюдала за удивленным и восторженным выражением ее лица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
– Значит… значит, ты не собираешься поселиться на своей земле и стать фермером? – спросила Роза несколько упавшим голосом.
Он пожал плечами.
– Ты же знаешь меня, Рози! Я только хотел немножко войти в долю. Просто, чтобы было, куда заехать. Ну, было куда в случае чего приклонить голову. А все время жить там вдвоем… не годится.
– Но когда ты будешь здесь, ты будешь приезжать к нам, Пэт? – не отставала от него Роза. – Мы так по тебе скучали! А ты даже ни разу не был в Мельбурне, не видел ни гостиницы Магвайров, ничего… Никогда не видел даже моего ребенка.
– Ну уж, читать-то я умею. Неужели ты думаешь, есть что-нибудь, что неизвестно мне про некую Анну-Марию Лангли, крещенную в протестантской церкви?
А уж про ее мамочку… Да я знаю все – про твои новые платья, бриллианты, твою собственную повозку! Спасибо газетам – не дают забыть мою сестренку Рози.
– Пойдем, я накормлю тебя чем-нибудь, – поспешно встряла я, видя, что еще немного – и между ними, как всегда, начнется перебранка, – только не вздумай убеждать меня, что ты не голоден, как собака. Я сама попробовала, каково ездить верхом: через восемь миль такое ощущение, что желудок проваливается неизвестно куда. – И взяв Пэта за руку, я потащила его к двери.
Но едва мы вышли из гостиной, он обхватил меня за плечи и повернул к себе лицом. После этого он почти минуту, не отрываясь, смотрел на меня.
– Ты выглядишь потрясающе, зеленоглазка! – Он еще раз оглядел мою прическу и платье. – Ты превратилась в необыкновенно красивую женщину, малышка Эмми.
И он решительно протянул руку и без всякого стеснения нежно коснулся моей щеки.
– Малышка, зеленоглазка…
Еду мы принесли прямо в столовую – холодную баранину, хлеб, сыр, яблочный пирог. У меня был ключ от винного буфета, который Джон Лангли всегда оставлял мне; я знала, что он не одобрил бы меня, но тем не менее выбрала там бутылку самого лучшего виски. Я не помнила такого веселого застолья со времен наших первых дней на Эврике. Мы смеялись, обменивались новостями, и от наших жестов по полированному столу разлетались хлебные крошки. Уже давно я не видела, чтобы Роза ела с таким удовольствием. Однако в самый разгар веселья в дверях вдруг появилась Мэри Андерсон – здешняя экономка. Она была в аккуратном ночном чепце и со свечой в руке. Наверное, ее разбудил поднятый нами шум, и она вышла с намерением строго разобраться с беспорядком.
– А вот мисс Элизабет не имела привычки принимать гостей по ночам!
Глаза Розы потемнели от негодования.
– Это мой дом, Энди. А это мой брат.
Она была единственной, кому позволялось называть экономку «Энди». Эта женщина относилась к ней примерно так же, как Элизабет: за малую толику внимания со стороны Розы она готова была простить ей все что угодно. И она сразу же сдалась.
– Хорошо, мисс Роза, значит, на самом деле все в полном порядке. Только вот мистер Лангли… – Она бросила взгляд на Пэта. – Вообще-то я не слышала, как вы приехали. Не слышала собак… и вашу лошадь.
Он слегка поклонился ей, почти не отрываясь от своего виски.
– Я ведь теперь сельский житель, мисс Андерсон. Первое, что я усвоил, – это делать все так, чтобы было поменьше шуму.
За разговорами мы засиделись далеко за полночь. Пэт рассказывал нам, как они перегоняли скот, какие обширные владения попадались им в Новом Южном Уэльсе, где из-за скудности земли приходится держать ее тысячами акров, чтобы прокормить всего несколько сотен голов скота. Он пересекал Маррамбиджи, доезжал до самого Дарлинга. Там же, в Новом Южном Уэльсе, он видел загадочную горную страну, где скот, отбившись от стада, застревает в глубоких ущельях, а многие места непроходимы ни для лошади, ни для человека. Он показался нам еще более жестким и непримиримым, чем на Эврике; теперь палаточный лагерь был его постоянным жилищем. Он научился всяким народным хитростям, которые нам и не снились. Во всем его крепком мускулистом теле ощущались сила и непобедимость.
Когда Пэт собрался уходить, шаги его были так же неслышны, как и когда он пришел. Поцеловав нас обеих на прощание, он сказал:
– Скоро взойдет луна, так что до Суини я доберусь в один момент.
– Мы завтра приедем к тебе, – сказала Роза, – жди нас прямо с утра.
Он насупил брови.
– Уж и не знаю, стоит ли, Роза. Мэт, ну понимаешь, от него ушла жена, поэтому женщинам там не место. Я вообще сомневаюсь, что там найдется что-нибудь из еды.
– Мы все привезем с собой, – сказала я, чтобы развеять его последние сомнения.
Я знала, что Кейт не простит мне, если я упущу возможность посмотреть на дом Суини, а кроме того, видела по Розиному лицу, что, если я не поеду с ней, она отправится туда одна.
– Не нравится мне это, мисс Роза! – сказала Мэри Андерсон. – Мэт Суини – бывший каторжник. Он приехал сюда еще двадцать лет назад. С земли Ван-Дьемена. Никто к нему не ходит… Не знаю, что скажет вам мистер Лангли, когда узнает.
– Это совершенно не касается мистера Лангли, – ответила Роза.
Когда мы собрались, Роза захотела ехать непременно на своем Танцоре, чтобы похвастаться им перед Пэтом, поэтому мне пришлось самой управлять повозкой. Я вполне неплохо с этим справлялась, правда, лошадь мне выбрали самую спокойную и надежную во всей конюшне, и Роза всю дорогу до Суини сновала впереди повозки туда и обратно, ругая мою медлительность.
– Ну можно чуть побыстрее, Эмми? Мы же собирались приехать туда до жары.
– Я стараюсь изо всех сил, Роза, имей терпение.
Наконец мы въехали на землю Суини, и это сразу почувствовалось по состоянию дороги – она была совершенно разбита колесами повозок, а по сторонам ее кренились бесконечные сломанные заборы.
– Правильно говорят, что фермера узнают по забору. Глядя на эти, сразу становится понятно, кто этот Мэт Суини.
– Да тише же, Эмми!
Мы уже почти вплотную приблизились к дому – это было довольно жалкое зрелище. Перед нами стоял маленький некрашеный деревянный домишко, окруженный, как водится, с трех сторон верандой. Его уродливые очертания немного сглаживались за счет буйно разросшихся глициний и жимолости, которые обвивали снизу доверху все опоры веранды. Но и в этом ему недоставало гармонии – растения так угрожающе расплодились, что казалось, от их чудовищной массы веранда вот-вот рухнет. Возле дома росли какие-то остатки прежнего сада, где сейчас в беспорядке валялись ржавые ведра и садовый инвентарь. Там было несколько яблонь, под одной из которых стояла скамейка.
– Чувствуется, когда-то здесь жила женщина, – сказала я.
Роза не ответила – она молчала до тех пор, пока Пэт, заслышав наших лошадей, не появился в дверном проеме.
– Добро пожаловать в поместье Суини, – сказал он.
И вдруг я увидела в глазах Розы настоящие слезы ярости.
– Пэт, – задыхаясь, сказала она, – как ты мог? Как мог ты потратить свои деньги на такое… такое…
Он помог ей спуститься, а затем привязал наших лошадей к одному из деревьев в саду. Когда он повернулся к нам, лицо его выражало спокойствие и терпимость.
– Ты не понимаешь, Роза, – вкрадчиво начал он, – вот послушай. Я повстречался с Мэтом, когда он направлялся в Бендиго, чтобы заработать хоть немного денег. Он сказал, что ему больше ничего не остается, потому что если он не заплатит в банк нужную сумму, то землю у него отберут. Он так мне ее расписал – прямо какой-то рай среди бескрайних овечьих пастбищ. К тому же он сказал, что на нее уже точат зубы самые знатные овцеводы вроде Лангли и иже с ним. Вот я и подумал, что наконец-то подоспел случай не дать им возможности получить то, чего они хотят. Я просто одолжил ему денег, и он расплатился по закладной. Теперь все в порядке, и у Мэта будет еще один шанс.
– Какой еще шанс? – усталым голосом спросила Роза и, не дожидаясь ответа, как будто заранее предполагая его нелепость, стремительно прошла мимо Пэта и поднялась на веранду.
Мы прошлись немного по комнатам, интерьер которых составляли в основном пустые бутылки и захватанные, потертые книги.
– Мэт увлекается чтением, – пояснил Пэт, но он мог бы и не говорить этого.
Наконец мы встретили в доме самого Мэта – худощавого, загорелого мужчину, который из-за цвета лица и маленького роста был похож на твердый ссохшийся орех. Он приветствовал нас радостной улыбкой и сразу же окинул меня и Розу оценивающим взглядом.
– Приятно, чертовски приятно! – сказал он с поклоном. – Знаете, моя жена ушла от меня – не осуждайте ее, ведь я иногда бываю не совсем хорош. Словом, с тех пор здесь не была ни одна женщина.
Роза уже досыта наглоталась спертого воздуха, густо заполнявшего весь дом, поэтому она без всякого стеснения перед Мэтом брезгливо сморщила нос.
– Мы привезли с собой корзину с едой для пикника, – сказала она, – поедим лучше в саду.
Конечно, Мэт был на редкость нескладным мужичонкой – много пил, совершенно не умел работать, но несмотря на все это, в нем была какая-то изюминка. Во время ленча он нарассказывал нам кучу всяких историй, в которых вечно оказывался в дурацком положении, так что в конце концов все развеселились. И я, и Роза сразу потеплели по отношению к нему, да, думаю, на нашем месте вряд ли кто-нибудь устоял. Он был такой милый и беспомощный, так искренне радовался нашему присутствию здесь, что было бы просто грешно огорчать его. Когда все поели, он растянулся в некошеной траве прямо возле нас и принялся курить трубку, задумчиво глядя вверх на кроны деревьев.
– Все-таки хорошо, когда рядом есть женщина, – вздохнул он. – Эх, Пэт… знай, мальчик, ничто на свете не может заменить женщину…
– А почему ты не женишься, Пэт? – внезапно перебила Роза. – Тебе бы совсем не мешало жениться. Ларри, например, вот уже полгода ухаживает за мисс Юнис Джексон. Ее отец, кажется, против – ведь Ларри католик, – но Юнис собирается уломать его. Знаешь, она богата: единственная наследница всего состояния Джексона.
– Да черт с ним, с этим Ларри и всеми его делами! Женщины – это не для меня. И потом, я в любом случае искал бы женщину, а не приданое. Пусть он сколько угодно влезает в это ярмо, ну а я воздержусь.
– Но Ларри поступает правильно! Мисс Джексон – очень симпатичная девушка, и она просто обожает Ларри. Она отлично для него подойдет, да и он, думаю, будет ей хорошим мужем.
– Не перевирай мои слова, Роза! Я не говорил, что это будет плохо для Ларри, я имел в виду только себя.
– А, тебе вечно все плохо, все не так! – вспылила она.
Он засмеялся.
– Я бы не сказал, Рози, что ты похожа на мирового судью, который вправе указывать людям, что хорошо, а что плохо. Незачем тратить силы на то, чтобы советовать мне. Лучше посмотри на себя! А я уж сам разберусь как-нибудь… Во всяком случае, я совершенно точно знаю, что в моей жизни нет места женщине. Я должен быть свободен. Свободен и уверен, что завтра могу уйти, если захочу…
Роза медленно поднялась на ноги.
– Эмми, нам уже пора ехать… если мы хотим вернуться до захода солнца.
Она посмотрела на Мэта, все еще лежавшего в высокой траве, и своего брата, который пристроился рядом.
– Вы, мужчины, даже не понимаете своего счастья. Что мне остается? Рожать ребенка, потом еще одного – и так до тех пор, пока Джон Лангли не успокоится.
Обычно такие вещи женщины говорят только друг другу, но для Розы никогда не существовало правил приличия. Всю обратную дорогу она вела себя очень тихо, как будто ей хватало собственных мыслей, и смиренно удерживала Танцора рядом с повозкой, пока мы не въехали в Лангли-Даунз.
Теперь Роза каждый день ездила к Суини, чтобы встречаться там с Пэтом; это продолжалось, даже когда вернулся Джон Лангли. Она не скрывала, куда едет: кажется, ей действительно доставляло удовольствие щекотать нервы своему свекру.
– Этот Суини вот уже много лет, как бельмо на глазу для всех местных овцеводов, – говорил он. – Совершенно никудышный фермер. Не может даже починить свои заборы, а уж овцы… эти паршивые твари только смешиваются с моими и портят поголовье…
– Но ведь там Пэт, – с деланной невинностью возражала Роза, – я ведь езжу не к Суини.
Ему было не под силу ее удержать; единственное, на чем он неизменно настаивал, это чтобы она брала с собой грума. С грумом Роза поступала просто: она подкупала его, он отставал и ждал ее в небольшом местечке Форбз-Корнер, в то время как она мчалась в Суини одна. Я и не пыталась в это вмешиваться, поскольку чувствовала, что этот маленький бунт может помочь Розе преодолеть все более нараставшее в ней внутреннее напряжение. И потом, ей чрезвычайно нравилось общаться с Пэтом. Большую часть времени они проводили в спорах, отдельные из которых перерастали даже в крупные ссоры. Тем не менее, каждый раз утром она снова уезжала туда, а когда возвращалась уже перед самым обедом, то выглядела счастливой и отдохнувшей. Переодеваясь к столу, она часто что-то напевала или без умолку рассказывала мне, что сказал ей Пэт, да что она ему ответила, и так далее…
Мне уже больше не пришлось побывать на пикнике под яблоней Суини. Я понимала, что одна из нас должна была сидеть дома, чтобы не оставлять Джона Лангли одного и хоть как-то сглаживать его недовольство этими визитами. Но когда Роза седлала по утрам Танцора и мчалась на нем по залитым солнцем пастбищам, я смотрела на нее с завистью. А Джон Лангли в ее отсутствие был раздражительным и сентиментальным.
По возвращении из Мельбурна он рассказал мне последние новости.
– Я оставил указания на случай, если «Энтерпрайз» вернется, когда мы еще будем здесь. Адам приедет тогда прямо в Лангли-Даунз. Нам с ним многое нужно обсудить. Следующий рейс будет очень долгим. Я хочу отправить «Энтерпрайз» в Калькутту с грузом зерна, за которым Адам заедет в Сидней. Оттуда они тронутся в Сингапур, где закупят для магазинов различные товары – все, что попадется по приемлемым ценам. Это выйдет дешевле, чем все время ездить в Англию… – И он углубился в рассуждения о достоинствах торговых складов Востока и вообще восточного рынка, что обычно любил делать, когда встречался с Адамом. После их многочисленных бесед эта тема невольно стала мне самой доступной и близкой. Несколько раз я становилась свидетелем, как старик пытался завести похожий диалог с Томом, но, как правило, через несколько минут разговор у них угасал. Элизабет, вечно склоненная над вышиванием, могла только кивать ему в ответ головой. Скорее всего, Джон Лангли завел этот разговор со мной, уже отчаявшись найти другого слушателя. И когда почти через два часа он наконец-то его закончил, я чувствовала себя так, будто сейчас встану и немедленно отправлюсь за его грузом.
Под конец он снова упомянул об Адаме и добавил, что вместе с ним, скорее всего, приедет и Том.
– Наверняка он сказал это для меня, – говорила мне потом Роза, – мол, пора мне остепениться и снова стать образцовой женой, а с Чарли Гринли все покончено и забыто.
Через несколько дней Адам и Том действительно приехали. Они прибыли около полудня, когда горизонт уже начал расплываться в знойной дымке. Я сидела вместе с Джоном Лангли на веранде в затененной части дома, как вдруг до нас донеслись звуки Розиного голоса.
– Это Адам!.. Адам!..
Я сразу же вспомнила Эврику, где она точно так же возвещала о прибытии из Мельбурна Адама и Ларри. В ее возгласе была та же радость, та же властная интонация, означавшая, что прежде всего он приехал именно к ней.
Когда мы обошли веранду кругом, она уже бежала к нему навстречу, освещенная полуденным солнцем. Роза вела себя так, будто Адам приехал один, а между тем их лошади шли почти вплотную друг к другу. Я видела, как ее руки невольно потянулись к Адаму, и только окрик Джона Лангли заставил их остановиться на полпути.
– Добро пожаловать, Адам… Том. Как вы доехали? Роза так и застыла с протянутыми руками. Она не могла слышать, как шумно и поспешно Джон Лангли набрал воздуха, чтобы выкрикнуть это, но в его интонации она уловила команду, явно рассчитанную на нее. Кажется, сейчас он впервые осознал, какая опасность поджидала нас всех теперь. Но Роза тем временем вернулась на грешную землю; медленно опустив руки, она подошла к всадникам со стороны Тома, встала на цыпочки и покорно подставила ему щеку для поцелуя. Он склонился к ней, продолжая сидеть в седле. Она не произнесла никаких слов приветствия – только натянуто улыбнулась.
После обеда я занималась в саду с Анной; она уже выучилась ползать и даже пыталась встать на ножки. Ее длинная неуклюжая юбка вся перепачкалась в пыли, когда она ползала в траве, исследуя клумбы. Я взяла ее на руки и решила спуститься к розарию, где была похоронена жена Джона Лангли, то есть ее бабушка. Наклонив ее голову к самому цветку, чтобы она полнее ощутила его теплый нежный запах, я пронаблюдала за удивленным и восторженным выражением ее лица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47