Нас швырнули сюда, на самое дно этой скверной трясины, так разве это грех, что мы бултыхаемся и стараемся выплыть? А раз мы поумнее других, значит, мы думаем за них, помогаем им. Разве я делал что-нибудь плохое, скажи? Вот выйдем отсюда и расскажем миру всю правду. Ты снимешь кинокартину, а я... что ж, может быть, понадобится, чтобы кто-то вышел на трибуну и сказал: "Да, господа, так оно и было, Зденек все верно описал. Я, Эрих Фрош, свидетельствую об этом!"
Писарь докончил свою тираду и подмигнул чеху: вот, так-то, мол.
- Ну?
Зденек недоуменно глядел на Эриха. "Какая же ты дрянь!" - думал он.
Писарь подошел и взял его за рукав.
- Вижу, что ты все еще меня не понял. Но я тебе объясню. Эти свои заметки ты брось. Уж если хочешь записать что-нибудь, писал бы на своей чешской тарабарщине, зачем обязательно по-немецки? Ах, да, да - это письмо к Иолан! Но ведь именно такая пустяковая блажь может стоить тебе головы. На твоем месте я вообще не писал бы ничего. Голова у тебя молодая, держи все в памяти. Я бы все наблюдал, наблюдал, накопил бы в памяти тысячи интересных мелочей. Все это важно, все принесет тебе доход. Вот ты сейчас был на кладбище, хорошо, что ты его повидал. Шими-бачи, котенок на ограде, Иолан все это отличный материал... Да ты куда?
Зденек с трудом оторвался от стола, закрыл глаза рукой, сделал два шага к двери.
- Понимаю, - снисходительно сказал писарь. - Слишком много впечатлений. Художники такой уж слабонервный народ... Я тебя сегодня больше не буду беспокоить. Да погоди же!..
7.
В половине девятого вернулись рабочие команды со стройки. Было совсем темно, только у ворот светили два мощных рефлектора.
- Давай уголь! Быстро! - орали часовые и с ведерками обходили шеренги. Одни узники сразу же бросали им пару кусков, другие - только после того, как получали оплеуху. Некоторых заставляли поднять руки и обыскивали.
- А ты что? - конвойный толкнул капо во второй колонне. - Ты не воруешь уголь? Слишком тонко воспитан?
Это был Карльхен. Он не терпел такого обращения. Левая рука его стиснула палку.
- Обыскивайте вон Мотику, у него полные карманы!
Конвойный оглянулся. В двух шагах от него стоял грузный грек, оживленно разговаривая с Дейбелем.
- На этого у меня руки коротки, он для господ повыше меня. Давай уголь!
- Слушайте, - сказал Карльхен, стараясь сдержаться. - Как вы со мной обращаетесь? Не знаете разве, что мне скоро дадут такую же форму, как ваша?
И он показал на свой зеленый треугольник.
Конвоир размахнулся и влепил ему пощечину.
- Я честный солдат. Не смей оскорблять нашу армию!
Карльхен так опешил, что даже не защищался. Он вынул из кармана кусок угля и швырнул его в полупустое ведерко.
- Вот то-то! - усмехнулся конвойный и пошел дальше. - Вояка!
Куски угля теперь падали чаще, через несколько минут ведерко было полно.
Соседи Карльхена и бровью не повели, только юный Берл прильнул к нему и прошептал:
- Почему вы спустили ему это, герр Карльден? Вы же можете пожаловаться обершарфюреру, вы - немец.
- Заткнись, - прошипел капо. - Привлекать к себе внимание, да? А кабы меня обыскали и нашли... сам знаешь что. Из-за тебя я все это стерпел, вот что!
- Да, герр Карльхен, - уныло сказал Берл и притих.
Капо Карльхен был тугодум и обычно не утруждал себя размышлениями. Но сейчас затрещина от какого-то ничтожного конвоира ввергла его в безрадостное раздумье. Призыв в армию, видимо, отпал, зря я радовался, что выберусь из Гиглинга. Надо готовиться провести здесь всю зиму, надо рассчитывать только на реальные возможности и найти местечко потеплей... До сих пор Карльхен не думал обо всем этом, пусть, мол, другие беспокоятся. Он видел, как усердствует боров Мотика. Ну и черт с ним! Дейбель после Фрица выбрал себе этого грека, - разве его выбор не лучшее доказательство того, что в лагере уже не рассчитывают на "зеленых", что "зеленые" уйдут в армию?..
Выходит, однако, что Карльхен просчитался, и теперь нужно поправлять дело.
В барак Карльхен вошел полный энергии и сразу же раскричался, увидев, что ему не подано на стол.
- Это что же такое, штубак? Вот я тебе отполирую морду!
Дрожащий штубак вытянулся в струнку и доложил, что после обеда был обход: кюхеншеф Лейтхольд и две кухарки прошли по баракам и собрали все миски.
- Что еще за новость! Может быть, мне стоять в очереди, как какому-то мусульманину? Берл, принеси воды умыться!
Карльхен вытянул рубашку, заправленную в брюки, и снял ее через голову. Штубак отступил на два шага и сказал, что миску, в которой обычно умывается герр капо, тоже унесли. Карльхен, полуголый, толстый, потный, стоял в полном недоумении: что же это творится? Берл подскочил и вынул кусок шпига, который был засунут у капо сзади за пояс, вплотную к голому телу.
- Я достану миску, не беспокойтесь. Я сейчас вернусь...
Берл бросил шпиг на стол и поспешил к выходу, но Карльхен удержал его.
- Погоди, парень, дело не так-то просто. С этим надо покончить раз и навсегда. Дай-ка мне рубаху, я пойду сам. А ты пока что возьми шпиг и рассчитайся с французом. И чтобы через минуту опять был здесь!
Пряча шпиг под пальто, Берл шел по чужому бараку. Сердце у него колотилось, он не знал, куда деть руки-ноги. Сидевший за столом Жожо встретил его приветливо.
- А-а, mon petit франц.)>! - улыбнулся Жожо. - А где же твои вещи? Ты уже отметился в конторе? - продолжал француз. - Или лучше мне самому сходить за пропуском для тебя?
Берл зарделся.
- Герр Жожо, вы знаете, как мне хотелось перейти к вам... Но ничего не выходит. Герр Карльхен меня не отпускает. В армию его не берут, он остается в Гиглинге... Вот он вам возвращает это... и велит передать, что сделка не состоится.
Берл вынул шпиг, положил его перед французом и, потупив глаза, хотел уйти. Жожо взял его за талию.
- Карльхен еще на стройке приставал ко мне с этим шпигом, - усмехнулся он. - Но я отказался. Разве ты не знаешь?
Берл уклонился от руки, которая взяла его за подбородок.
- Герр Карльхен думал, что вы предпочитаете получить шпиг здесь, в лагере. Здесь вы его дали, здесь и получаете обратно. Он говорит, что вы опасались обыска в воротах.
- Нет, нет, cheri франц.)>. Я этого шпига не возьму, потому что не отступлюсь от сделки. Я за тебя заплатил, я подождал до четверга, с моей стороны все условия выполнены. Теперь ты переселишься сюда и будешь служить у меня.
- Герр Жожо! - Берл поднял длинные ресницы. - Никак нельзя, право, никак нельзя. Вы не знаете герра Карльхена...
- Ты ведь хотел учиться по-французски! Скажи-ка "Месье Жожо"...
- Месье Жожо...
- Je vous aime beaucoup франц.)>...
Берл покачал головой.
- Пожалуйста, герр Жожо, не смейтесь, но я никак не могу остаться у вас. - И он шепнул, почти касаясь губами уха француза. - Он убьет нас обоих. Факт!
- Ох, и кокетка же ты! - Жожо снисходительно хихикнул. - А я тебя не уступлю. Посиди-ка здесь, я сам пойду поговорю со страшным Карльхеном. Шпиг мы ему все-таки вернем...
- Нет, - умолял Берл. - Не делайте этого, месье Жожо. Он страшный человек... у него топор под матрацем...
- Не ломай комедию! - Жожо шутливо погрозил пальцем. - По-моему, ты был бы очень рад, если бы я из-за тебя подрался с Карлом. Чтобы весь лагерь говорил: "Вон идет красавчик Берл! Два капо из-за него дрались топорами!"
Юноша выскользнул из рук Жожо и сердито надул губы.
- Не верите! Ну, так попробуйте. Карльхен меня не отдаст!
- Я тебя купил, - сказал Жожо, снова протягивая руку. - Сделка есть сделка, на этот счет у нас строго.
Но Берл увернулся еще раз.
- Не ходите хоть сегодня, он сейчас очень злой. Пожалуйста, не ходите сегодня, месье Жожо! - И он побежал к выходу.
* * *
В конторе Карльхен долго чертыхался и только потом дал высказаться писарю.
- Чего ты, собственно, хочешь? - прохрипел Эрих. - Так расходился из-за двух мисок! Согласись, что мусульманам надо пораньше отужинать и...
Карльхен снова забушевал. Писарь невозмутимо глядел на него сквозь очки.
- Слушай, - сказал он наконец, когда Карльхен умолк. - К чему все это, ведь ты завтра, может быть, последний день в лагере.
- Не треплись! - отмахнулся Карльхен и рассказал об инциденте с конвойным.
- Вправду он тебя треснул? - засмеялся писарь. - Это тебе на пользу. Но ты не придавай этому большого значения. Завтра... - Эрих встал и шепотом сообщил на ухо Карльхену важную новость. - Рапортфюрер мне оказал, что завтра утром в лагерь приедет доктор эсэс Бланке. Зеленые не пойдут к Моллю...
- Значит, призыв будет здесь, на месте?
- Дай мне договорить. О призыве я ничего не знаю, но дело в том, что Копиц хочет произвести впечатление на этого доктора и показать ему несколько здоровых и крепких ребят. В лагере сегодня была катавасия: слышал ты, что Дейбель застрелил Шими-бачи? Ага, так садись и слушай. Как ты знаешь, Оскар хотел сегодня утром рапортовать, что в лагере тиф. Копиц не допустил этого. Потом он позвонил доктору Бланке и доложил ему, что в лагере есть больные с высокой температурой. Бланке приедет завтра, надо, чтобы у него осталось хорошее впечатление от лагеря. О тифе никто и не заикнется...
- А почему?
- Он еще спрашивает! Да ведь если на нас из-за эпидемии наложат карантин, не бывать тебе новобранцем!
- Я и так не верю, что попаду в армию. Мне уже и не хочется.
- А сидеть в лагере под карантином хочется? Тогда ведь ничего не достанешь из-под полы? И потом ты, как старый хефтлинк, должен знать, что лагерь с больными мусульманами - опасное место. От него недалеко и до газовой камеры!
- Что верно, то верно. А кто, собственно, хочет карантина?
- Оскар, я же тебе говорю.
- Оскар - сволочь! У него уже на совести Пауль, а теперь вот Шими-бачи...
- Вот видишь, - сказал писарь, радуясь, что наконец натолкнул тупицу Карльхена на нужный вывод. - Теперь тебе ясно, что надо сделать? Сегодня вечером ты и Коби зайдете в больничные бараки и объявите там во всеуслышание: "У вас только жар, и больше ничего. Если завтра кто-нибудь посмеет обмолвиться немецкому врачу, что у него сыпняк, мы его собственноручно пристукнем". Понятно?
Карльхен усиленно думал, шевеля губами, словно повторяя что-то, потом вдруг махнул рукой и проворчал:
- Хотел бы я знать, при чем тут пара мисок, из-за которых я сюда пришел?
Эрих похлопал его по плечу.
- Все это тесно связано. Наши враги в лагере рвутся к власти, защищают мусульман, хотят карантина, хотят расширить лазарет, ускорить раздачу ужинов и прочее. Но вот погоди, мы снова возьмем лагерь в свои руки, тогда и ты наведешь порядки по своему вкусу - и с мисками и со всем. Не так ли?
* * *
Пока в конторе происходил этот разговор, Зденек расхаживал перед кухней. Гонзу он нашел быстро, тот топтался в хвосте очереди, к нему было нетрудно подойти, и сегодня он оказался гораздо разговорчивее, чем в прошлый раз. С веселой искоркой в глазах Гонза рассказал Зденеку новость со стройки. От Иржи на этот раз ничего не было, но Гонза беседовал с его ближайшими друзьями. Они сообщили, что староста их лагеря, немецкий политзаключенный Густль, уже начал обрабатывать своего рапортфюрера.
- Судя по всему, к нам скоро переведут группу заключенных, среди которых будет и Иржи... Тебе предстоит много работы, - шептал Гонза. - Не думай, что ты ограничишься заботой о своем брате. Партия пошлет сюда целую группу людей, и мы обязаны помочь им пережить эту зиму. Что скажешь, можем мы это обещать?
3денек решительно кивнул. Он понимал, что это будет нелегкая задача, и изо всех сил старался прогнать мрачные мысли, которые одолевали его сегодня, глупые мысли о смерти, грязи и тщетности всех усилий. Перед ним поставлена ясная задача, вполне конкретная, прямо-таки физически ощутимая, за которую можно сразу взяться. Не дать умереть Иржи и другим товарищам, заботиться о них, о том, чтобы они ели, чтобы больные не ходили на апельплац или на работу, чтобы по возможности не мерзли и не падали духом. Чтобы они пережили зиму! Сейчас еще только вторая половина ноября, за ним декабрь, январь, февраль, март... здесь, в горной местности, еще и март может быть холодный... И все же это в общей сложности всего лишь сто двадцать, максимум сто сорок дней. Цель уже видна, она перед глазами, каждый вечер мы будем ложиться спать с улыбкой, потому что каждый новый день приближает нас к этой цели...
- Можем обещать! - повторил он и взял Гонзу под руку. - А теперь скажи мне, какие заболевания там, в пятом лагере?
- Фредо откровенно сказал им, что у нас сыпняк. Это было для них неожиданностью, но они сказали, что и у них много больных с подозрительно высокой температурой. Врачи у них там все новички, без лагерного опыта, надо их предостеречь. Наши товарищи сделают это. Во всяком случае, в первую группу, которая будет переведена к нам, они подберут людей, уже болевших тифом.
- А Ирка?
- Не бойся, он тоже будет в этой группе. Он перенес тиф в Гросс-Розене.
- Слава богу! - воскликнул Зденек с таким нескрываемым облегчением, что сам смутился. - Я не верующий, ты не думай!
Гонза улыбнулся.
- Главное - это то, что ты воскликнул "слава богу", обрадовавшись не за себя, а за других и не думая о том, что с нами самими дело может обернуться довольно паршиво. Фредо и другие наши старички уже перенесли тиф в Варшаве. А можем мы с тобой быть уверены, что не умрем от него здесь?
- Для меня вопрос ясен, - сказал Зденек, улыбнувшись впервые за весь этот день. - У нас просто не будет времени умереть!
* * *
Пять часов утра, противный хмурый день, перекличка на апельплаце. За ночь снег толстым слоем покрыл дорожки. Апельплац освещен рефлекторами, как цирковой манеж. На манеже Дейбель без пальто, в высоких сапогах делает утреннюю зарядку. Изо рта у него идет пар. Он поднимается на носки, приседает, руками в замшевых перчатках сгибает красный кабель, разминает все суставы, со смаком вдыхает и выдыхает воздух, выпячивает грудь, наслаждается, показывает этому стаду дохлятин, что такое "Kraft durch Freude"26.
- Alles antreten!
Дейбель сегодня не ночевал в комендатуре, он переспал у молодухи, которая вчера жаловалась на "слабое сердце". Отпирая ему калитку, она смеялась: "Что ж вы не взяли с собой доктора?" Он ответил ей в тон: "Я взял с собой все, что нужно, не беспокойтесь, фрау!"
- Alles antreten!
Убийца! Весь лагерь знает, что Дейбель - убийца. Люди глядят на его глубоко посаженные голубые глаза, на крепкий подбородок и светлую кожу чисто выбритого лица, на тупой твердый носик и ровные зубы под ним. Головорез! Как не дрожать перед Дейбелем, когда стоишь тут в грязи и в снегу, одетый в лохмотья, натянув шапочку на стриженую голову и озябшие уши. Убийца делает зарядку, а ты дрожишь на холоде. Ты не можешь вцепиться этому фашисту в горло, ты должен искать левофлангового и становиться в строй. Но запомнить Дейбеля ты можешь навсегда, навеки, запечатлеть в своей памяти его облик. "Не прощу, никогда не прощу!" - можешь шептать ты в бессильном гневе.
* * *
Все выстроились в шеренги, работоспособные - слева, врачи и больные справа. Вот появляется рапортфюрер со своей трубочкой, и начинается главная сенсация этого утра:
- Revieraltester, vortreten! нем.)>
Оскар выбегает из шеренги и спешит к эсэсовцу, уверенный, что сейчас получит "двадцать пять" или что-нибудь похуже. Но Копиц не командует: "Спускай штаны!", только: "Снимай повязку!"
"Больше я не старший врач", - мелькает у чеха, и он даже рад этому.
Затем другая сенсация:
- Стань в строй, назначаю тебя капо на внешних работах. Санитар Пепи ко мне!
Оскар поворачивается направо кругом и бежит на левый фланг, к Фредо, который встречает его ободряющей улыбкой. К эсэсовцам тем временем подходит Пепи, ест их глазами. Он и представления не имеет, какую игру затеяла с ним комендатура.
- С сегодняшнего дня ты старший врач! - говорит Копиц. - Инструкции получишь позднее.
- Jawohl! - гаркает санитар. Головорез Дейбель ухмыляется и подает ему повязку Оскара.
- Ich gratuliere! нем.)>
- Besten Dank нем.)>, - по-солдатски отвечает Пепи, косясь на Оскара: не подумал бы тот, что это его, Пепи, интриги.
Потом раздается еще несколько отрывистых приказов. "Зеленые" сегодня не идут на внешние работы, зато туда отправятся все больные, которым не хватило места в лазарете. Все без исключения!
- У меня высокая температура, - плачет один из пострадавших.
Дейбель пружинистой походкой подходит к нему.
- А сколько?
- Вчера вечером было сорок.
Дейбель усмехается.
- А башмаки у тебя какой номер? Сорок два?
Больной стоит раскрыв рот, глаза у него, как стеклянные, все как-то расплывается перед ним, он смотрит в лицо Дейбеля, но видит только кокарду с черепом на эсэсовской фуражке. Узник переводит взгляд ниже, но и там лишь мундир с блестящими пуговицами.
- Чего глаза вытаращил? - кричит Дейбель, - говори, что выбираешь: башмаки номер сорок два или жар сорок градусов. Если хочешь оставаться в лагере, садись и разувайся.
Узник слышит плохо, но насчет башмаков он понял. Нет, он не отдаст их. И он, шатаясь, идет по снегу, налево, к рабочей команде.
- Also fertig? нем.)> - осведомляется Копиц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52