Через полмесяца получил требуемую справку.
А между тем печать все чаще помещала сообщения о военных неудачах на фронтах. На Балканах поражение войск Сербии и Черногории. В Черном море наводил страх крейсер "Гебен". Дирижабли "Цеппелин" появились над Англией, над Парижем. А когда в марте печать запестрела объявлениями и плакатами о новом внутреннем займе на 2 миллиарда рублей сроком до 1926 года, всем стало ясно, что у царского правительства денег для ведения войны нет. Экономическое положение в России становилось все более тяжелым.
Недостаток продовольствия в стране принял угрожающие размеры. Мясо подорожало до 20 рублей за фунт, сало - до 30 рублей. Женщины дневали и ночевали в очередях за хлебом и за всем, что удавалось выпросить у лавочников. Как обычно бывает во время войны, самые неожиданные формы и размеры приобрела натуральная торговля.
Продовольственный вопрос рассматривался в Государственной думе, ж, как выяснилось, из-за разрухи и беспорядка на железнодорожном транспорте много мяса, заготовленного для фронта, испортилось. Министр земледелия вынес на обсуждение смехотворный проект закона: "Прекратить в стране убой скота, а для населения установить употребление мяса только три дня в неделю..."
О мире никто не хотел думать. Русский царь в обращении к английскому королю подтвердил, что "мир будет достигнут только победой". Война уже перерастала в мировую. В августе 1916 года против Германии выступили еще две страны: Румыния и Италия. Основным поставщиком оружия, обмундирования и продовольствия для стран блока Антанты теперь стали Соединенные Штаты Америки, которые богатели на войне и быстро развивали военную промышленность.
Царской армии не хватало оружия, патронов, снарядов, к тому же необходимо было оплачивать иностранную помощь, пополнять ряды армии. И вот безусые подмастерья, учащиеся покидали мастерские и классы, напяливали не по росту шаровары ж сапоги и, пройдя ускоренный курс солдатской муштровки, заполняли эшелоны, еще пахнувшие кровью, грязью, нечистотами, и уезжали в западном направлении. В газетах и журналах снова появились объявления во всю страницу о том, что правительство подготовило второй выпуск облигаций внутреннего займа, уже на сумму 3 миллиарда рублей, а всего за 1916 год - на 5 миллиардов!
Разруха охватывала всю страну, зрело недовольство народа войной. В промышленных центрах начались стачки, забастовки, массовые народные демонстрации, для подавления которых царское правительство начало повсеместно применять винтовки и пулеметы.
Обо всем этом мы узнавали понаслышке. Царская цензура тщательно скрывала от общественности факты многочисленных выступлений рабочих в Петрограде, бунты женщин в очередях, столкновения рабочих и солдат с полицией. В народ просачивались сведения о том, что многие высшие должности в государстве поручаются немцам, так как жена царя, эта "гессенская муха", немка, говорили, что тут недалеко и до измены. Поползли слухи о появлении в Петрограде некоего старца - Григория Распутина, который с царицей шашни завел. Будто бы этот полуграмотный сибирский мужик помогает царю смещать и назначать министров.
Вот в этой обстановке экономической разрухи, политического кризиса в Москве, на Знаменке, у дверей училища к назначенному сроку и собралось нас 900 человек. Одеты - кто в чем, в общем небогато. Комплектовался батальон. Построили всех на улице, рассчитав по ротам. Я попал в 8-ю. Состав ее оказался весьма, разнообразным. Многие не имели даже среднего образования, в основном это были мелкие служащие торговых, административных учреждений, несколько семинаристов, великовозрастные торговцы, дельцы, попавшие по протекции, чтобы не сразу, ехать на фронт.
Мы познакомились с нашими курсовыми офицерами. Один из них, подпоручик Ветров, прикомандирован после ранения; другой - поручик Джуркович, серб по национальности, поджарый, худощавый, - тоже побывал на фронте; третий прапорщик Тарновский, московский юрист.
Два месяца нас не выпускали из стен училища, пока мы не научились как следует отдавать честь при встрече с офицерами. В увольнении нам запрещалось посещать клубы, народные столовые, платные места гулянья, торговые ряды на Красной площади. В театрах не разрешалось сидеть ближе седьмого ряда партера и ниже второго яруса лож.
Давно заведенный в Александровском училище распорядок выдерживался строго. В 5.45 поверка, далее подъем, утренний осмотр, молитва, гимн, чай, занятия. Завтрак - 12.30, потом опять занятия. Занимались мы в две смены: если один батальон до обеда в классах, то второй - на строевом плацу. Обед 17.45, затем отдых и вечерний чай. В 21 час прослушивали вечернюю зорю, после чего - перекличка и отбой. В 23 часа тушили свет.
Обучение проводилось по устаревшим программам, почти без учета требований новой войны. Ничего мы толком не узнали ни о военных действиях в условиях полевых заграждений, ни о принципах взаимодействия родов войск, ни о новых типах тяжелой артиллерии, ни о применении на войне автомобилей, авиации. Зато на строевую муштру времени в училище не жалели...
В туго затянутой ремнем шинели с погонами и с вышитой буквой "А" (Александровское) отрабатываем основную стойку - плечи развернуты, корпус прямой, руки по швам, голова не опущена, но и не закинута, глазами "едим начальство".
- Вы что, юнкер, стоите, как беременная баба! Уберите пузо!..
На первых же занятиях подпоручик Ветров толкнул меня ножнами своей шашки в живот, "популярно" объяснив положение основной стойки.
По программе необходимо было освоить порядок работы "довольствующей" роты. Я попал на кухню в распоряжение какого-то военного чиновника. Занятый другими делами, он на ходу кинул мне составленное недельное меню завтраков, обедов и ужинов, буркнув при этом:
- Составляйте раскладку! Как составлять - все написано. Вот ключи от погребов и кладовых. Продукты выдавайте поварам по раскладке, но точно по весу. Весы в кладовой, - и ушел.
Итак, мне предоставлена полная самостоятельность. Быстро освоив продовольственную премудрость, я легко составлял эти раскладки. Ко мне на кухню ходили по вечерам мои ротные однокашники подкрепиться казенными харчами: питание в училище было довольно-таки скромное.
Вскоре посыпались взыскания - за дело, без дела: наряд вне очереди, выговор, гауптвахта. Несмотря на быстроту такого обучения, я все-таки сумел освоить трехлинейную винтовку образца 1891 года и пулемет "максим". Но когда дело дошло до стрельбы в тире, я, лежа за пулеметом, замешкался, и курсовой офицер, опять ткнув меня ножнами шашки, закричал:
- Стреляйте, юнкер, черт вас побери! Чего спите?!
А спал-то, скорее всего, не я...
Боевые действия Румынии против Австро-Венгрии показали, что новая союзница России совершенно не готова к войне: в ноябре она потерпела поражение. Треть румынской армии попала в плен. Пал Бухарест. Оставшиеся части союзнической армии отвели в провинцию Молдова, а русскому командованию, чтобы прикрыть Бессарабию, пришлось сдвинуть весь фронт на юг. Теперь он был невероятно растянут - тысячи верст земляных укреплений, проволочных заграждений. Войска стояли друг против друга в окопах и вели ленивую перестрелку. Война приняла затяжной, позиционный характер.
Незадолго до Нового года дворцовые сановники не хуже заправских бандитов расправились с фаворитом императрицы - Гришкой Распутиным, воображая, будто пишут новую страницу в истории России.
В конце января 1917 года подошел наш выпуск из училища. Всем присвоили чин прапорщика с перспективой производства в подпоручики. Выдали обмундирование - китель, брюки, пару сапог и снаряжение - шашку, револьвер, компас, полевой бинокль, а также чемодан, складную кровать и две пары белья.
И вот я - девятнадцатилетний прапорщик, с одной звездочкой на единственной полосе защитного погона. Осталось выбрать назначение. Батальон построили в большом зале (бывшей церкви училища). На классных досках мелом написаны города и номера пехотных полков (в основном запасных). Вызывали по списку. Я выбрал 215-й пехотный запасной полк во Владимире.
...На улицах столицы бывшего русского княжества полно снега. Весело поскрипывая, сани несут меня к месту службы. Извозчик, как заправский гид, поясняет по ходу, сильно окая - "по-володимирски":
- Это вот наша главная улица. Шалопаевка называется, потому как тут полно гуляющей молодежи. Особливо вечером... А вот улица Тюремная, тута тюрьма...
Подъезжая к окраине города, увидел большой плац, окруженный оградой, несколько кирпичных казарм и входные ворота, на которых золочеными буквами написано: ."10-й гренадерский малороссийский имени графа Румянцева-Задунайского полк". Вот оно что! Здесь до войны стоял строевой пехотный полк, сейчас он на фронте, а в казармах теперь 215-й запасной.
Как-то пойдет моя армейская служба?..
Нельзя сказать, что ускоренный курс в Александровском училище прошел для меня бесследно. Я старался постичь азы воинской премудрости: командирские навыки, организацию военного дела, успел познакомиться с биографиями и почитать в училище сочинения видных русских военачальников, твердо усвоил некоторые истины суворовской науки побеждать.
В век жестокой дисциплины, когда тиранство считалось добродетелью, Суворов допускал возражения "нижнего высшему, но с тем, чтобы они делались пристойно, а не в многолюдстве, иначе будет буйство..." "Местный лучше судит по обстоятельствам; я вправо, - должно влево, - меня не слушать; я велел вперед, ты видишь, - не иди вперед". В турецких походах, на штурмах Варшавской Праги, в снегах Финляндии ковались суворовские чудо-богатыри. И, столкнувшись с армией, воспитанной Бонапартом, разбили ее в долинах Северной Италии. Русский солдат исколесил всю Европу, побывал в Персии, перешел не один заснеженный горный перевал, стоял на "линии" в пустынях Средней Азии, повидал на своем веку немало народов. И говорил Суворов твердо: "Горжусь, что я русский!.."
"Сам погибай, а товарища выручай", "Не бойся самостоятельности", "Действуй целеустремительно", "Службу ставь выше личных дел". Немало подобных истин, вычитанных у А. В. Суворова, М. И. Кутузова, М. Д. Скобелева, М. И. Драгомирова, усвоил я и принял как откровения, чтобы находить путь к сердцу и разуму русского солдата.
Меня назначили младшим офицером 3-й роты, многие солдаты которой годились мне в отцы. В казарме размещены все были очень плотно, на трехъярусных нарах - скученность и духота. Командование в роте - кадровый состав офицеров и унтер-офицеров, а также переменный состав. Переменный предназначается для отправки на фронт - в каждой роте 300 человек, подготовленных по десятинеделъной программе. Я, конечно, в переменном составе. Но когда на фронт - неизвестно. Предстоит еще заниматься подготовкой маршевой роты.
Гнетущее впечатление произвел на меня кадровый офицерский состав, уже побывавшие на войне люди, которым все нипочем, в большинстве своем пьяницы и картежники. В казарме они почти не появлялись, оставив роту на полное попечение фельдфебеля да унтера.
Не прошло и недели моего знакомства с полком, готовящимся к войне "за веру, царя и отечество", еще не успел я обжить снятую на Тюремной улице комнату, как меня вызвали в штаб к адъютанту полка. Здесь я получил предписание выехать в Тверскую губернию для изучения саперного дела и сразу же отправился в дорогу.
Вернувшись из командировки в конце февраля, я попал в гущу событий, охвативших страну. Телеграф принес знаменательное известие: пало самодержавие.
Это было 23 февраля, в Международный женский день (по старому стилю). По призыву большевиков в Петрограде бастовало около 50 заводских предприятий, 90 тысяч: рабочих и работниц вышли на улицы. Многолюдная демонстрация трудящихся прокатилась и по Владимиру. Город был неузнаваем. В самом воздухе витало нечто новое - радостное, тревожное и непонятное. Прохожие шагали по улицам торопливо и деловито, словно подгоняемые какими-то известиями. То и дело долетали новые странные и непривычные слова: "советы", "солдатские депутаты", "сепаратный мир", "коалиция", "временное правительство". А демонстранты, проходившие по главной улице с красными плакатами и транспарантами-призывами: "Да здравствует революция!", "Свобода, равенство, братство", "Долой самодержавие!", стали приближаться к нашим казармам.
Командир полка полковник Попов решил не допустить их, организовал заслон. Учебная команда полка была построена в две шеренги с винтовками и боевыми патронами. Попов верхом на белом коне разъезжал перед фронтом заслона и, когда демонстрация приблизилась, прокричал:
- Расходись!.. Назад, в город!..
В ответ раздались возгласы демонстрантов:
- Товарищи солдаты, выходите из казарм! Давайте на демонстрацию! Долой царя!
И тут командир полка приказал начальнику учебной команды открыть огонь. Тот по всем правилам распорядился:
- Заряжай!..
Солдаты вложили обоймы с патронами в винтовки.
- Первая шеренга с колена, вторая стоя... - командовал он.
Солдаты нехотя приложили винтовки "к плечу". Казалось, вот-вот произойдет непоправимое. Послышалась громкая команда:
- Пли!
Но... выстрелов не последовало! Солдаты только сработали затворами и выбросили патроны из винтовок. Это произвело магическое воздействие. Демонстранты бросились на полковника, вмиг стащили его с лошади и избили. А мы, солдаты и многие младшие офицеры, примкнули к колонне. Некоторые прицепили к шинелям и на папахи красные ленточки. По улицам города теперь шла многочисленная революционная процессия.
Политические события в стране развивались быстро. Революция свершилась. Россия искала пути в будущее, пробиваясь сквозь сеть окопов и проволочных заграждений, металась по митингам восставших полков и бесконечным заседаниям политических партий. Рабочий класс почувствовал свою силу, и хотя в Зимнем дворце заседало Временное правительство князя Львова и Керенского, в Петрограде от имени Совета рабочих и солдатских депутатов издавались приказы, писались прокламации, воззвания. Крупным шрифтом был набран приказ № 1 и манифест, начинавшийся историческими словами: "К гражданам России!"
Впоследствии Керенский заявил, что он отдал бы несколько месяцев своей жизни, только бы этот приказ не был составлен и опубликован. Но приказ уже отпечатали и разослали по многим городам. Советы рабочих и солдатских депутатов действовали!
Вскоре и у нас в полку был избран солдатский комитет, в котором я представлял 3-ю роту. В городе образовался Совет рабочих и солдатских депутатов. Товарищи доверяли мне и поручили работу в комиссии по определению годности солдат к военной службе.
В те дни прозвучал пламенный призыв: "Да здравствует социалистическая революция!" В Петроград из эмиграции вернулся вождь пролетариата Ленин.
Я прочитал немало воспоминаний, беседовал со свидетелями революции, с ее участниками. Все они с увлечением, приводя массу подробностей, рассказывают о встрече Ленина на Финляндском вокзале, о том, как рабочие подняли Ильича на руки и понесли на броневик. Как он закончил свою краткую речь лозунгом "Да здравствует социалистическая революция!" и вскищ/л над толпой руку.
В те дни европейские осведомительные агентства писали:
"Временное правительство имеет сильного противника в лице вожака большевиков профессора Ленина. Ленин известен как большой идеалист, человек на редкость честный, безукоризненный в личной жизни... В руках его приверженцев сорок тысяч винтовок и тридцать тысяч револьверов, взятых на артиллерийском складе еще в первые дни революции..." "С воскресенья в Петрограде находится Ленин, лучший специалист в области русского аграрного вопроса... По прибытии его посетили делегаты всех русских социал-демократических организаций, прося содействия в деле немедленного созыва всех русских социалистических организаций, а также партий большевиков и меньшинства. С вмешательством Ленина в русскую революцию последняя приняла совершенно новую форму..."
В сущности, европейские агентства не ошибались, истинная социалистическая революция начиналась только теперь. Ни Временное правительство, ни какие-либо другие внутренние или внешние силы не могли остановить ее развитие. И вот в Петроград, в особняк Кшесинской, уже со всей России летели поздравительные телеграммы и сведения о первомайских демонстрациях.
Первомайские торжества прошли и во Владимире. Запомнился мне этот день. Развевались флаги, сверкали на солнце медные трубы оркестров. Колонны демонстрантов шли с плакатами: "Долой войну!", "Да здравствует демократический мир!", "Земля - крестьянам!", "Восьмичасовой рабочий день!". Сменяя друг друга, ораторы выкрикивали лозунги. Но вот над толпой взмыл голос, пронзительный и грозный, который подчинил себе всех:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
А между тем печать все чаще помещала сообщения о военных неудачах на фронтах. На Балканах поражение войск Сербии и Черногории. В Черном море наводил страх крейсер "Гебен". Дирижабли "Цеппелин" появились над Англией, над Парижем. А когда в марте печать запестрела объявлениями и плакатами о новом внутреннем займе на 2 миллиарда рублей сроком до 1926 года, всем стало ясно, что у царского правительства денег для ведения войны нет. Экономическое положение в России становилось все более тяжелым.
Недостаток продовольствия в стране принял угрожающие размеры. Мясо подорожало до 20 рублей за фунт, сало - до 30 рублей. Женщины дневали и ночевали в очередях за хлебом и за всем, что удавалось выпросить у лавочников. Как обычно бывает во время войны, самые неожиданные формы и размеры приобрела натуральная торговля.
Продовольственный вопрос рассматривался в Государственной думе, ж, как выяснилось, из-за разрухи и беспорядка на железнодорожном транспорте много мяса, заготовленного для фронта, испортилось. Министр земледелия вынес на обсуждение смехотворный проект закона: "Прекратить в стране убой скота, а для населения установить употребление мяса только три дня в неделю..."
О мире никто не хотел думать. Русский царь в обращении к английскому королю подтвердил, что "мир будет достигнут только победой". Война уже перерастала в мировую. В августе 1916 года против Германии выступили еще две страны: Румыния и Италия. Основным поставщиком оружия, обмундирования и продовольствия для стран блока Антанты теперь стали Соединенные Штаты Америки, которые богатели на войне и быстро развивали военную промышленность.
Царской армии не хватало оружия, патронов, снарядов, к тому же необходимо было оплачивать иностранную помощь, пополнять ряды армии. И вот безусые подмастерья, учащиеся покидали мастерские и классы, напяливали не по росту шаровары ж сапоги и, пройдя ускоренный курс солдатской муштровки, заполняли эшелоны, еще пахнувшие кровью, грязью, нечистотами, и уезжали в западном направлении. В газетах и журналах снова появились объявления во всю страницу о том, что правительство подготовило второй выпуск облигаций внутреннего займа, уже на сумму 3 миллиарда рублей, а всего за 1916 год - на 5 миллиардов!
Разруха охватывала всю страну, зрело недовольство народа войной. В промышленных центрах начались стачки, забастовки, массовые народные демонстрации, для подавления которых царское правительство начало повсеместно применять винтовки и пулеметы.
Обо всем этом мы узнавали понаслышке. Царская цензура тщательно скрывала от общественности факты многочисленных выступлений рабочих в Петрограде, бунты женщин в очередях, столкновения рабочих и солдат с полицией. В народ просачивались сведения о том, что многие высшие должности в государстве поручаются немцам, так как жена царя, эта "гессенская муха", немка, говорили, что тут недалеко и до измены. Поползли слухи о появлении в Петрограде некоего старца - Григория Распутина, который с царицей шашни завел. Будто бы этот полуграмотный сибирский мужик помогает царю смещать и назначать министров.
Вот в этой обстановке экономической разрухи, политического кризиса в Москве, на Знаменке, у дверей училища к назначенному сроку и собралось нас 900 человек. Одеты - кто в чем, в общем небогато. Комплектовался батальон. Построили всех на улице, рассчитав по ротам. Я попал в 8-ю. Состав ее оказался весьма, разнообразным. Многие не имели даже среднего образования, в основном это были мелкие служащие торговых, административных учреждений, несколько семинаристов, великовозрастные торговцы, дельцы, попавшие по протекции, чтобы не сразу, ехать на фронт.
Мы познакомились с нашими курсовыми офицерами. Один из них, подпоручик Ветров, прикомандирован после ранения; другой - поручик Джуркович, серб по национальности, поджарый, худощавый, - тоже побывал на фронте; третий прапорщик Тарновский, московский юрист.
Два месяца нас не выпускали из стен училища, пока мы не научились как следует отдавать честь при встрече с офицерами. В увольнении нам запрещалось посещать клубы, народные столовые, платные места гулянья, торговые ряды на Красной площади. В театрах не разрешалось сидеть ближе седьмого ряда партера и ниже второго яруса лож.
Давно заведенный в Александровском училище распорядок выдерживался строго. В 5.45 поверка, далее подъем, утренний осмотр, молитва, гимн, чай, занятия. Завтрак - 12.30, потом опять занятия. Занимались мы в две смены: если один батальон до обеда в классах, то второй - на строевом плацу. Обед 17.45, затем отдых и вечерний чай. В 21 час прослушивали вечернюю зорю, после чего - перекличка и отбой. В 23 часа тушили свет.
Обучение проводилось по устаревшим программам, почти без учета требований новой войны. Ничего мы толком не узнали ни о военных действиях в условиях полевых заграждений, ни о принципах взаимодействия родов войск, ни о новых типах тяжелой артиллерии, ни о применении на войне автомобилей, авиации. Зато на строевую муштру времени в училище не жалели...
В туго затянутой ремнем шинели с погонами и с вышитой буквой "А" (Александровское) отрабатываем основную стойку - плечи развернуты, корпус прямой, руки по швам, голова не опущена, но и не закинута, глазами "едим начальство".
- Вы что, юнкер, стоите, как беременная баба! Уберите пузо!..
На первых же занятиях подпоручик Ветров толкнул меня ножнами своей шашки в живот, "популярно" объяснив положение основной стойки.
По программе необходимо было освоить порядок работы "довольствующей" роты. Я попал на кухню в распоряжение какого-то военного чиновника. Занятый другими делами, он на ходу кинул мне составленное недельное меню завтраков, обедов и ужинов, буркнув при этом:
- Составляйте раскладку! Как составлять - все написано. Вот ключи от погребов и кладовых. Продукты выдавайте поварам по раскладке, но точно по весу. Весы в кладовой, - и ушел.
Итак, мне предоставлена полная самостоятельность. Быстро освоив продовольственную премудрость, я легко составлял эти раскладки. Ко мне на кухню ходили по вечерам мои ротные однокашники подкрепиться казенными харчами: питание в училище было довольно-таки скромное.
Вскоре посыпались взыскания - за дело, без дела: наряд вне очереди, выговор, гауптвахта. Несмотря на быстроту такого обучения, я все-таки сумел освоить трехлинейную винтовку образца 1891 года и пулемет "максим". Но когда дело дошло до стрельбы в тире, я, лежа за пулеметом, замешкался, и курсовой офицер, опять ткнув меня ножнами шашки, закричал:
- Стреляйте, юнкер, черт вас побери! Чего спите?!
А спал-то, скорее всего, не я...
Боевые действия Румынии против Австро-Венгрии показали, что новая союзница России совершенно не готова к войне: в ноябре она потерпела поражение. Треть румынской армии попала в плен. Пал Бухарест. Оставшиеся части союзнической армии отвели в провинцию Молдова, а русскому командованию, чтобы прикрыть Бессарабию, пришлось сдвинуть весь фронт на юг. Теперь он был невероятно растянут - тысячи верст земляных укреплений, проволочных заграждений. Войска стояли друг против друга в окопах и вели ленивую перестрелку. Война приняла затяжной, позиционный характер.
Незадолго до Нового года дворцовые сановники не хуже заправских бандитов расправились с фаворитом императрицы - Гришкой Распутиным, воображая, будто пишут новую страницу в истории России.
В конце января 1917 года подошел наш выпуск из училища. Всем присвоили чин прапорщика с перспективой производства в подпоручики. Выдали обмундирование - китель, брюки, пару сапог и снаряжение - шашку, револьвер, компас, полевой бинокль, а также чемодан, складную кровать и две пары белья.
И вот я - девятнадцатилетний прапорщик, с одной звездочкой на единственной полосе защитного погона. Осталось выбрать назначение. Батальон построили в большом зале (бывшей церкви училища). На классных досках мелом написаны города и номера пехотных полков (в основном запасных). Вызывали по списку. Я выбрал 215-й пехотный запасной полк во Владимире.
...На улицах столицы бывшего русского княжества полно снега. Весело поскрипывая, сани несут меня к месту службы. Извозчик, как заправский гид, поясняет по ходу, сильно окая - "по-володимирски":
- Это вот наша главная улица. Шалопаевка называется, потому как тут полно гуляющей молодежи. Особливо вечером... А вот улица Тюремная, тута тюрьма...
Подъезжая к окраине города, увидел большой плац, окруженный оградой, несколько кирпичных казарм и входные ворота, на которых золочеными буквами написано: ."10-й гренадерский малороссийский имени графа Румянцева-Задунайского полк". Вот оно что! Здесь до войны стоял строевой пехотный полк, сейчас он на фронте, а в казармах теперь 215-й запасной.
Как-то пойдет моя армейская служба?..
Нельзя сказать, что ускоренный курс в Александровском училище прошел для меня бесследно. Я старался постичь азы воинской премудрости: командирские навыки, организацию военного дела, успел познакомиться с биографиями и почитать в училище сочинения видных русских военачальников, твердо усвоил некоторые истины суворовской науки побеждать.
В век жестокой дисциплины, когда тиранство считалось добродетелью, Суворов допускал возражения "нижнего высшему, но с тем, чтобы они делались пристойно, а не в многолюдстве, иначе будет буйство..." "Местный лучше судит по обстоятельствам; я вправо, - должно влево, - меня не слушать; я велел вперед, ты видишь, - не иди вперед". В турецких походах, на штурмах Варшавской Праги, в снегах Финляндии ковались суворовские чудо-богатыри. И, столкнувшись с армией, воспитанной Бонапартом, разбили ее в долинах Северной Италии. Русский солдат исколесил всю Европу, побывал в Персии, перешел не один заснеженный горный перевал, стоял на "линии" в пустынях Средней Азии, повидал на своем веку немало народов. И говорил Суворов твердо: "Горжусь, что я русский!.."
"Сам погибай, а товарища выручай", "Не бойся самостоятельности", "Действуй целеустремительно", "Службу ставь выше личных дел". Немало подобных истин, вычитанных у А. В. Суворова, М. И. Кутузова, М. Д. Скобелева, М. И. Драгомирова, усвоил я и принял как откровения, чтобы находить путь к сердцу и разуму русского солдата.
Меня назначили младшим офицером 3-й роты, многие солдаты которой годились мне в отцы. В казарме размещены все были очень плотно, на трехъярусных нарах - скученность и духота. Командование в роте - кадровый состав офицеров и унтер-офицеров, а также переменный состав. Переменный предназначается для отправки на фронт - в каждой роте 300 человек, подготовленных по десятинеделъной программе. Я, конечно, в переменном составе. Но когда на фронт - неизвестно. Предстоит еще заниматься подготовкой маршевой роты.
Гнетущее впечатление произвел на меня кадровый офицерский состав, уже побывавшие на войне люди, которым все нипочем, в большинстве своем пьяницы и картежники. В казарме они почти не появлялись, оставив роту на полное попечение фельдфебеля да унтера.
Не прошло и недели моего знакомства с полком, готовящимся к войне "за веру, царя и отечество", еще не успел я обжить снятую на Тюремной улице комнату, как меня вызвали в штаб к адъютанту полка. Здесь я получил предписание выехать в Тверскую губернию для изучения саперного дела и сразу же отправился в дорогу.
Вернувшись из командировки в конце февраля, я попал в гущу событий, охвативших страну. Телеграф принес знаменательное известие: пало самодержавие.
Это было 23 февраля, в Международный женский день (по старому стилю). По призыву большевиков в Петрограде бастовало около 50 заводских предприятий, 90 тысяч: рабочих и работниц вышли на улицы. Многолюдная демонстрация трудящихся прокатилась и по Владимиру. Город был неузнаваем. В самом воздухе витало нечто новое - радостное, тревожное и непонятное. Прохожие шагали по улицам торопливо и деловито, словно подгоняемые какими-то известиями. То и дело долетали новые странные и непривычные слова: "советы", "солдатские депутаты", "сепаратный мир", "коалиция", "временное правительство". А демонстранты, проходившие по главной улице с красными плакатами и транспарантами-призывами: "Да здравствует революция!", "Свобода, равенство, братство", "Долой самодержавие!", стали приближаться к нашим казармам.
Командир полка полковник Попов решил не допустить их, организовал заслон. Учебная команда полка была построена в две шеренги с винтовками и боевыми патронами. Попов верхом на белом коне разъезжал перед фронтом заслона и, когда демонстрация приблизилась, прокричал:
- Расходись!.. Назад, в город!..
В ответ раздались возгласы демонстрантов:
- Товарищи солдаты, выходите из казарм! Давайте на демонстрацию! Долой царя!
И тут командир полка приказал начальнику учебной команды открыть огонь. Тот по всем правилам распорядился:
- Заряжай!..
Солдаты вложили обоймы с патронами в винтовки.
- Первая шеренга с колена, вторая стоя... - командовал он.
Солдаты нехотя приложили винтовки "к плечу". Казалось, вот-вот произойдет непоправимое. Послышалась громкая команда:
- Пли!
Но... выстрелов не последовало! Солдаты только сработали затворами и выбросили патроны из винтовок. Это произвело магическое воздействие. Демонстранты бросились на полковника, вмиг стащили его с лошади и избили. А мы, солдаты и многие младшие офицеры, примкнули к колонне. Некоторые прицепили к шинелям и на папахи красные ленточки. По улицам города теперь шла многочисленная революционная процессия.
Политические события в стране развивались быстро. Революция свершилась. Россия искала пути в будущее, пробиваясь сквозь сеть окопов и проволочных заграждений, металась по митингам восставших полков и бесконечным заседаниям политических партий. Рабочий класс почувствовал свою силу, и хотя в Зимнем дворце заседало Временное правительство князя Львова и Керенского, в Петрограде от имени Совета рабочих и солдатских депутатов издавались приказы, писались прокламации, воззвания. Крупным шрифтом был набран приказ № 1 и манифест, начинавшийся историческими словами: "К гражданам России!"
Впоследствии Керенский заявил, что он отдал бы несколько месяцев своей жизни, только бы этот приказ не был составлен и опубликован. Но приказ уже отпечатали и разослали по многим городам. Советы рабочих и солдатских депутатов действовали!
Вскоре и у нас в полку был избран солдатский комитет, в котором я представлял 3-ю роту. В городе образовался Совет рабочих и солдатских депутатов. Товарищи доверяли мне и поручили работу в комиссии по определению годности солдат к военной службе.
В те дни прозвучал пламенный призыв: "Да здравствует социалистическая революция!" В Петроград из эмиграции вернулся вождь пролетариата Ленин.
Я прочитал немало воспоминаний, беседовал со свидетелями революции, с ее участниками. Все они с увлечением, приводя массу подробностей, рассказывают о встрече Ленина на Финляндском вокзале, о том, как рабочие подняли Ильича на руки и понесли на броневик. Как он закончил свою краткую речь лозунгом "Да здравствует социалистическая революция!" и вскищ/л над толпой руку.
В те дни европейские осведомительные агентства писали:
"Временное правительство имеет сильного противника в лице вожака большевиков профессора Ленина. Ленин известен как большой идеалист, человек на редкость честный, безукоризненный в личной жизни... В руках его приверженцев сорок тысяч винтовок и тридцать тысяч револьверов, взятых на артиллерийском складе еще в первые дни революции..." "С воскресенья в Петрограде находится Ленин, лучший специалист в области русского аграрного вопроса... По прибытии его посетили делегаты всех русских социал-демократических организаций, прося содействия в деле немедленного созыва всех русских социалистических организаций, а также партий большевиков и меньшинства. С вмешательством Ленина в русскую революцию последняя приняла совершенно новую форму..."
В сущности, европейские агентства не ошибались, истинная социалистическая революция начиналась только теперь. Ни Временное правительство, ни какие-либо другие внутренние или внешние силы не могли остановить ее развитие. И вот в Петроград, в особняк Кшесинской, уже со всей России летели поздравительные телеграммы и сведения о первомайских демонстрациях.
Первомайские торжества прошли и во Владимире. Запомнился мне этот день. Развевались флаги, сверкали на солнце медные трубы оркестров. Колонны демонстрантов шли с плакатами: "Долой войну!", "Да здравствует демократический мир!", "Земля - крестьянам!", "Восьмичасовой рабочий день!". Сменяя друг друга, ораторы выкрикивали лозунги. Но вот над толпой взмыл голос, пронзительный и грозный, который подчинил себе всех:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43