Подвыпивший владелец Карадока растянулся на кровати, и его жена вместе с Бланкардом раздели рыцаря. Бронуин собиралась все же выкупать мужа, так как невозможно было ей смириться с запахом лошадей, эля и собак. Отправив управляющего к гостям, Бронуин принялась за дело.
Ульрик был ее первым и единственным возлюбленным, и потому неудивительно, что он оказался также и первым и единственным мужчиной, которого она мыла. Он крепко спал, слишком много выпив и мало съев, и Бронуин могла удовлетворить свое любопытство, уделив великолепному телу мужа то внимание, какого оно заслуживало, ведь когда они ласкали друг друга, было достаточно трудно что-либо рассмотреть. По крайней мере, сейчас он не отвлекал ее от сосредоточенного созерцания своими поцелуями.
«Ульрик и вправду очень красив», – думала она, оттаивая, хотя твердо намеревалась остаться беспристрастной к стройному мускулистому телу. То была безупречная красота статуй юных римских богов с чреслами, прикрытыми тканью, но то, что открылось ее взору, отличалось прекрасными пропорциями и силой. Шрамы воина говорили о доблести, и каждый из них был достоин уважения, а со стороны жены – поцелуя.
Закончив мыть мужа, она быстро переоделась и натянула ночную рубашку. Мириам успела развести огонь в очаге, и теперь Бронуин оставалось лишь забраться в постель, напомнив себе, что она сердится на Ульрика и не должна, потакая своим желаниям, прижиматься к нему. Действительно, он скверно вел себя в этот вечер, не говоря уже о том, что отверг их с тетей Агнес попытку позаботиться о благе Карадока.
Поздняя ночь и завывание ветра за стенами башни вскоре усыпили Бронуин. В мире снов у нее не было причин сохранять расстояние между собой и тихо похрапывавшим у нее под боком мужчиной, и расстояние все сокращалось, пока, наконец, они не заключили друг друга в объятия и не погрузились в блаженное забытье.
Горизонт на востоке уже посветлел в ожидании нового дня, но солнце еще не поднялось. Бронуин была потревожена неразборчивым бормотанием и подергиваниями Ульрика. Стряхивая с себя глубокий сон, лишенный сновидений, она открыла глаза как раз в тот момент, когда муж, резко оттолкнув ее, сел в постели. Тут Бронуин обнаружила, что рубашка у нее влажная. «Почти такая же влажная, как его кожа», – подумала она, успокаивающе опуская руку на спину Ульрика.
– Ты болен?
При звуке ее голоса он обернулся.
– Боже мой, милая, иди сюда! – его голос срывался от волнения.
Бронуин оказалась в отчаянных объятиях. Ее охватила тревога – Ульрик дрожал!
– Что случилось?
Он что-то увидел во сне? Тетя Агнес сказала, седьмой сын непременно увидит врага Карадока но сне.
– С тобой все в порядке?.. С тобой и ребенком?
– Конечно. У нас все хорошо… вернее, было хорошо, пока ты вот так не подскочил.
Она заколебалась, обеспокоенная его поведением.
– Вы что-нибудь видели во сне, милорд?
Ульрик покачал головой и прижался лицом к ее нежной шее, поцеловав в бьющуюся жилку. Он как бы успокаивал сам себя: она действительно с ним рядом, а не порождена лишь одним его воображением.
– Такой плохой сон… но казался он очень похожим на явь, – Ульрик тихо выругался. – От всех этих разговоров о духах и демонах у меня начинаются кошмары, а я даже не верю во всю эту чепуху!
– Отец тоже не верил, но не возражал против суеверия других.
– Муки Христовы, во рту такое ощущение, словно он набит ватой!
Бронуин села.
– Я дам тебе воды. Может, сделать отвар от головной боли?
Ульрик нахмурился.
– Откуда ты знаешь, что у меня болит голова?
– Мне доводилось и прежде видеть пьяных, милорд. Головная боль – обычное наказание Господа за слишком обильные возлияния.
– А это что? – Ульрик показал на рукав ее ночной рубашки.
– Это… – сонно проворчала Бронуин, – это ночная рубашка.
– Сам вижу, но, скажи на милость, почему ты ее надела? Я ведь ясно дал понять прошлой ночью, что лучше всего остаться тебе без рубашки!
– Ты разве всегда такой разговорчивый в ранние утренние часы?
Ульрик отмахнулся от ее вопроса.
– Не до разговоров мне, женщина.
Бросив подозрительный взгляд на мужа, Бронуин просунула руку под одеяло и обнаружила… нет, вчера она видела это твердым и напряженным! Покраснев так, что румянец стало возможным разглядеть даже в предрассветных сумерках, она поспешно объяснила свой поступок:
– Если вы заметили, милорд, вы чисты и приятно пахнете лавандой. Я не могла допустить, чтобы от вас несло, как от вьючного животного, – она отдернула руку, – и признаться, я рассматривала ваше тело.
Ульрик обнял ее, шепча на ухо обжигающие слова.
– И что же, позвольте поинтересоваться, вы уиидели примечательного? А что сделали, увидев?
– Что еще может сделать хорошо воспитанная женщина? Я накрыла вас одеялом, а спали вы беспробудным сном, надо заметить! – возмутилась Бронуин, неожиданно покраснев еще больше.
Она сердито натянула на себя одеяло и повернулась на бок. Однако не было никакой возможности не обращать внимания на настойчивые объятия и бороться с собственными желаниями, зажавшими ее в тисках страсти, которую, как ей совершенно напрасно казалось, удалось укротить. Но нет, на самом деле она только и ждала, когда же Ульрик улучит момент для слияния с ее истомленным телом.
Волна волнующих предчувствий поднялась, когда рубашка соскользнула с груди под натиском нежных пальцев. Бронуин позволила Ульрику увести себя в неведомые дали, где они снова и снова находили друг друга на вершинах любви. В конце концов, волны страсти вынесли Бронуин на безопасный берег в надежные объятия возлюбленного. Она мечтательно улыбнулась, когда он отвел ее волосы с лица.
– Я люблю тебя, прекрасная черная птица Карадока. Изо всех моих побед и завоеваний тобой я дорожу превыше всего.
Ульрик тихо запел приглушенным голосом, хрипловато и мелодично. Это была знакомая мелодия, от которой наворачиваются на глаза слезы у самого хладнокровного из людей, и тает сердце любой девушки. И Бронуин не осталась равнодушной, слушая песню возлюбленного, восхвалявшего ее нежность и красоту. Она услышала, что приносит он ей в дар и свое сердце, и душу.
Бронуин задумчиво поглаживала шрам на плече мужа, удивляясь ласковости закаленного в боях рыцаря и поражаясь невероятной милости судьбы, одарившей ее этим мужчиной. Нельзя было скрыть слез радости, бежавших по ее щекам и стекавших на грудь Ульрика, да и не было нужды скрывать правду: она навеки полюбила своего благословенного супруга.
Должно быть, Бронуин заснула, потому что, снова открыв глаза, увидела лучи солнца, пробивавшиеся сквозь ставни. Больше она не обнимала своего великолепного возлюбленного, теперь у нее под руками была подушка, что показалось ей далеко не столь притягательным. Окинув быстрым взглядом комнату, Бронуин убедилась, что Ульрик ушел, заботливо позволив ей спать, сколько вздумается. Он не разбудил ее для утренней службы в часовне. Она лениво потянулась, улыбаясь при воспоминании об упоительных, ощущениях раннего утра и с неудовольствием думая о необходимости покидать приятные воспоминания и уютную постель.
Однако долг призывал. Она жена лорда и должна позаботиться о гостях… по крайней мере, о леди Марии, с которой успела подружиться. Бронуин спустила ноги с кровати и поскорее соскочила на холодный пол, пока не появилось искушение передумать. Пробежав босыми ногами до теплого очага, она надела рубашку, найденную ею в изножии кровати, и подвязала ее в талии пояском.
Немного позже появилась Мириам со свежей водой для утреннего купания. Выплеснув из окна ту воду, в которой Бронуин мыла вечером мужа, служанка наполнила лохань водой с отваром из высушенных цветочных лепестков. То ли заботливое внимание Мириам, нашедшей время позаботиться, чтобы вода оказалась душистой, то ли прохлада комнаты сделали утреннее омовение особенно бодрящим, но Бронуин, стряхнув остатки сна, присоединилась к своему мужу и гостям за завтраком весьма всем довольной.
Ульрик замолчал на полуслове, когда его жена сошла по лестнице в зал, и поднялся ей навстречу. Он слышал, что от женщины, ожидающей ребенка, исходит сияние, но до сих пор считал это сентиментальной чепухой. Боже, если что-то с нею случится…
«Все словно сон и мечта», – сказал он себе, отодвигая кресло для супруги и садясь на свое место. Ульрик улыбнулся в ответ на улыбку Бронуин и шаловливо подмигнул, отчего ее щеки зарделись румянцем. Пленительно опустив черные ресницы, она обратилась к гостье, предоставив мужу продолжать беседу с лордом Жилем, но, вернувшись к разговору о порохе, привезенном английским лордом в Карадок, Ульрик поймал себя на том, что мысли непрестанно возвращаются к ужасному сну, от которого он проснулся весь в поту.
Он чувствовал себя беспомощным. Безликие люди в белых одеяниях и темных одеждах привязали Бронуин к столу, и в тот же миг, когда он, вознамерившись защищать свою жену до последней капли крови, вошел в освещенную факелами комнату с выпиравшими из потолка и пола кусками скал, кровь застыла у него в жилах при виде сверкнувшего в быстром взмахе кинжала, занесенного над бурно поднимавшейся и опускавшейся грудью обожаемой им женщины. Он бежал изо всех сил, но не смог добраться до нее, прежде чем… проснулся от собственного яростного крика и обнаружил жену рядом с собой в постели. Затем…
– Во имя Господа, приятель, ты оглох? Не вижу ничего смешного… у человека оторвало взрывом руки и ноги. То был ужасный случай.
Ульрик почувствовал, как несвойственное ему смущение краской заливает лицо.
– Примите мои извинения, милорд. Что-то нашло на пустоголового рыцаря. Я хотел бы взглянуть на эту смесь после трапезы, пока Бланкард будет заканчивать приготовления к поминальному отпевания усопших родителей моей жены.
Большая миска подслащенной медом горячей каши со свежими хлебцами помогла Ульрику выдержать напор ветра и холодного воздуха, когда после завтрака они с лордом Жилем спустились к самому подножию замка, где заботливо хранились запасы селитры, древесного угля и серы. Лорд Карадока с любопытством взирал, как осторожно его гость смешивает три составные части в соответствии с записями на пергаменте, данном ему его другом Бэконом.
Дуя на руки, чтобы согреться, Ульрик размышлял, стоило ли Бронуин спускаться в склеп, вырубленный прямо в скале. Известно, как многословен, может быть отец Деннис, если на него снизойдет вдохновение, и можно не сомневаться, что привязанность достопочтенного святого отца к прежним лорду и леди Карадок обеспечит добрый час церемонии, если не больше. Ульрик хотел лишь, чтобы Бронуин увидела: ее родители похоронены надлежащим образом и на могилах установлены каменные изображения лорда Оуэна и леди Гвендолин, заказанные им. Но незачем долго оставаться ей на холоде в темном и сыром склепе!
– Так, сэр, отходим.
Факелом, снятым со стены, лорд Жиль поджег сальный фитиль длиной в половину его руки и поторопился оттолкнуть Ульрика на расстояние, показавшееся ему безопасным. В это самое время в глубине склепа раздался громкий крик, полный ужаса, и на пороге склепа появился Бланкард. Ульрик оглянулся. У двери склепа по обе стороны от резной каменной арки располагались фигуры: у одной створки двери – рельефное изображение Девы Марии, у другой – архангела Гавриила. Его взору предстало зрелище панического бегства тех, кто уже вошел в склеп. Лорд Жиль поспешил к приготовленному заряду и погасил фитиль. Люди, выбежавшие из склепа, отвечали на расспросы Ульрика лишь неразборчивым бормотанием молитв и крестными знамениями, которыми они торопливо осеняли себя, прежде чем броситься наутек.
– Стража! – рявкнул Ульрик, по привычке потянувшись к мечу, не оказавшемуся на месте, и ухватив лишь воздух.
Выругав себя за то, что женитьба, похоже, сделала из него дурака, он выхватил оружие из рук первого попавшегося стражника, примчавшегося по его зову, и устремился вглубь подземелья замка мимо донжона и кладовых. Но, держа меч наизготове и направляясь навстречу неизвестному, Ульрик не мог избавиться от неприятного холодка, пробегавшего по спине. Рыцарь повторно выругался, на этот раз по поводу того, что все эти глупые разговоры о духах и предзнаменованиях истощили его терпение и вымотали нервы.
Тетя Агнес сидела на своем любимом месте в солярии и чинила куклу для дочери одной из служанок. Она заметила суматоху во внутреннем дворе замка и позвала Бронуин и леди Марию.
– Дело плохо, – беспокоилась Агнес. – Они крестятся, будто увидели самого дьявола!
Толпа ринулась к замку. Бронуин заметила смятение людей: мужчины крестились, женщины кричали…
– Случилось что-то ужасное, чувствую это всеми моими косточками.
Не медля ни минуты, Бронуин, подобрав юбки, сорвалась с места и бросилась вниз по ступенькам. Леди Мария отстала, чтобы помочь Агнес спуститься по лестнице, так что когда Бронуин была уже на полпути к подножию замка, две пожилые дамы только лишь добрались до внутреннего двора.
Тошнотворное чувство страха и опасности теснилось в груди Бронуин, когда она прокладывала себе путь сквозь толпу, не прислушиваясь к возгласам ужаса и сочувствия, раздававшимся вокруг. Запах дыма, горящей смолы и серы еще больше усилили ее смятение. «Ульрик! – в отчаянии думала она. – Где Ульрик? Только бы найти его, все остальное не важно!» Она различала одно только выражение ужаса на мелькавших вокруг лицах.
Наконец, впереди показались створки ворот с Девой Марией и архангелом Гавриилом – фигуры были вырезаны, когда в семейную усыпальницу положили ее прадедушку много лет тому назад. Будучи ребенком, она думала, что эти фигуры – такие же призраки и обитатели потустороннего мира, как и души умерших. Глаза их, казалось, и в детстве следили за ней, совсем как сейчас. Поверх голов людей Бронуин заметила золотые кудри Ульрика и окликнула мужа.
– Нет, Бронуин! – крикнул рыцарь, увидев ее в толпе. – Иди обратно в замок! Уведите ее!
Оказавшись с ней рядом, слуги решили выполнить указание лорда, но не проявили проворства. Тогда Ульрик заполнил вход в склеп своей крупной фигурой, однако Бронуин успела увидеть следы разгрома, скрытого за его спиной. Увиденное как бы запечатлелось в ее сознании, озаренном вспышкой. Боже, неужели не будет конца этому кошмару? Неужели ее родители недостаточно пострадали от рук жестоких убийц, что не дают им покоя даже в могиле? Кто мог так расчленить их тела? Кто же, кроме…
– Бронуин, любимая, поднимись наверх. Тебе здесь нечего делать.
Ульрик накинул плащ на застывшую в горе жену, не только чтобы скрыть от нее вид разгромленного склепа, но и потому что она выбежала из замка без верхней одежды. Он почувствовал, как ее руки судорожно обхватывают его за спину в отчаянной попытке найти убежище в объятиях, а рыдания сотрясают плечи.
– Почему? Почему?
– О, небеса! – воскликнула у нее за спиной Агнес. – Так я и знала! Я так боялась, что произойдет что-нибудь в этом роде! Это дело рук гробокопателей!
Одно лишь упоминание о преступниках, питавшихся, как известно, мясом мертвецов, подействовало на толпу подобно удару молнии, посеяв еще большую панику.
– Молчи, старуха! Это дело рук злодеев, а не демонов! Хуже того, эти негодяи среди нас!
Ульрик поднял жену на руки. Он мог справиться лишь с одним паническим ужасом, но сейчас беспокоился и о жене, и о ребенке, которого она носит. Много приходилось ему слышать о том, как нервные потрясения вызывают осложнения при родах или выкидыши, а иногда влекут за собой и смерть матери.
Бронуин не стала возражать, когда Ульрик понес ее через толпу и поднялся по ступенькам в их комнату. Она уже видела все, что могла только вынести.
– Как было тя-я-жело, ми… милорд, видеть моих родных убитыми теми негодяями, но разрубить на части их мертвые тела… – плакала Бронуин, когда муж опускал ее на кровать.
– Разрубить?.. – Ульрик всмотрелся в ее залитое слезами лицо и понял: – Право же, любовь моя, ты ошиблась, на полу лежали не останки твоих родителей, а надгробия, которые я недавно приказал сделать. Клянусь, их могилы не потревожены. Кто бы ни совершил дьявольское злодеяние, это дело рук вандалов… но не тех, кто грабит могилы или выкапывает мертвых, – с презрением закончил он.
– Но я чувствую, они здесь, в замке!
Во второй раз за день Ульрик ощутил себя беспомощным, но на этот раз все происходило на самом деле, а не во сне. Ему захотелось прижать к себе жену и поклясться, что ей нечего бояться, но он не уверен, сможет ли сейчас говорить достаточно убедительно. Не произнося ни слова, Ульрик просто держал Бронуин в объятиях и покачивал, как маленького ребенка, пока ее рыдания не стихли и дыхание не успокоилось.
– Я прикажу восстановить надгробия, и отец Деннис благословит могилы. Что же до вашей безопасности, миледи, я хотел бы, чтобы кто-нибудь находился с вами постоянно, когда меня нет рядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Ульрик был ее первым и единственным возлюбленным, и потому неудивительно, что он оказался также и первым и единственным мужчиной, которого она мыла. Он крепко спал, слишком много выпив и мало съев, и Бронуин могла удовлетворить свое любопытство, уделив великолепному телу мужа то внимание, какого оно заслуживало, ведь когда они ласкали друг друга, было достаточно трудно что-либо рассмотреть. По крайней мере, сейчас он не отвлекал ее от сосредоточенного созерцания своими поцелуями.
«Ульрик и вправду очень красив», – думала она, оттаивая, хотя твердо намеревалась остаться беспристрастной к стройному мускулистому телу. То была безупречная красота статуй юных римских богов с чреслами, прикрытыми тканью, но то, что открылось ее взору, отличалось прекрасными пропорциями и силой. Шрамы воина говорили о доблести, и каждый из них был достоин уважения, а со стороны жены – поцелуя.
Закончив мыть мужа, она быстро переоделась и натянула ночную рубашку. Мириам успела развести огонь в очаге, и теперь Бронуин оставалось лишь забраться в постель, напомнив себе, что она сердится на Ульрика и не должна, потакая своим желаниям, прижиматься к нему. Действительно, он скверно вел себя в этот вечер, не говоря уже о том, что отверг их с тетей Агнес попытку позаботиться о благе Карадока.
Поздняя ночь и завывание ветра за стенами башни вскоре усыпили Бронуин. В мире снов у нее не было причин сохранять расстояние между собой и тихо похрапывавшим у нее под боком мужчиной, и расстояние все сокращалось, пока, наконец, они не заключили друг друга в объятия и не погрузились в блаженное забытье.
Горизонт на востоке уже посветлел в ожидании нового дня, но солнце еще не поднялось. Бронуин была потревожена неразборчивым бормотанием и подергиваниями Ульрика. Стряхивая с себя глубокий сон, лишенный сновидений, она открыла глаза как раз в тот момент, когда муж, резко оттолкнув ее, сел в постели. Тут Бронуин обнаружила, что рубашка у нее влажная. «Почти такая же влажная, как его кожа», – подумала она, успокаивающе опуская руку на спину Ульрика.
– Ты болен?
При звуке ее голоса он обернулся.
– Боже мой, милая, иди сюда! – его голос срывался от волнения.
Бронуин оказалась в отчаянных объятиях. Ее охватила тревога – Ульрик дрожал!
– Что случилось?
Он что-то увидел во сне? Тетя Агнес сказала, седьмой сын непременно увидит врага Карадока но сне.
– С тобой все в порядке?.. С тобой и ребенком?
– Конечно. У нас все хорошо… вернее, было хорошо, пока ты вот так не подскочил.
Она заколебалась, обеспокоенная его поведением.
– Вы что-нибудь видели во сне, милорд?
Ульрик покачал головой и прижался лицом к ее нежной шее, поцеловав в бьющуюся жилку. Он как бы успокаивал сам себя: она действительно с ним рядом, а не порождена лишь одним его воображением.
– Такой плохой сон… но казался он очень похожим на явь, – Ульрик тихо выругался. – От всех этих разговоров о духах и демонах у меня начинаются кошмары, а я даже не верю во всю эту чепуху!
– Отец тоже не верил, но не возражал против суеверия других.
– Муки Христовы, во рту такое ощущение, словно он набит ватой!
Бронуин села.
– Я дам тебе воды. Может, сделать отвар от головной боли?
Ульрик нахмурился.
– Откуда ты знаешь, что у меня болит голова?
– Мне доводилось и прежде видеть пьяных, милорд. Головная боль – обычное наказание Господа за слишком обильные возлияния.
– А это что? – Ульрик показал на рукав ее ночной рубашки.
– Это… – сонно проворчала Бронуин, – это ночная рубашка.
– Сам вижу, но, скажи на милость, почему ты ее надела? Я ведь ясно дал понять прошлой ночью, что лучше всего остаться тебе без рубашки!
– Ты разве всегда такой разговорчивый в ранние утренние часы?
Ульрик отмахнулся от ее вопроса.
– Не до разговоров мне, женщина.
Бросив подозрительный взгляд на мужа, Бронуин просунула руку под одеяло и обнаружила… нет, вчера она видела это твердым и напряженным! Покраснев так, что румянец стало возможным разглядеть даже в предрассветных сумерках, она поспешно объяснила свой поступок:
– Если вы заметили, милорд, вы чисты и приятно пахнете лавандой. Я не могла допустить, чтобы от вас несло, как от вьючного животного, – она отдернула руку, – и признаться, я рассматривала ваше тело.
Ульрик обнял ее, шепча на ухо обжигающие слова.
– И что же, позвольте поинтересоваться, вы уиидели примечательного? А что сделали, увидев?
– Что еще может сделать хорошо воспитанная женщина? Я накрыла вас одеялом, а спали вы беспробудным сном, надо заметить! – возмутилась Бронуин, неожиданно покраснев еще больше.
Она сердито натянула на себя одеяло и повернулась на бок. Однако не было никакой возможности не обращать внимания на настойчивые объятия и бороться с собственными желаниями, зажавшими ее в тисках страсти, которую, как ей совершенно напрасно казалось, удалось укротить. Но нет, на самом деле она только и ждала, когда же Ульрик улучит момент для слияния с ее истомленным телом.
Волна волнующих предчувствий поднялась, когда рубашка соскользнула с груди под натиском нежных пальцев. Бронуин позволила Ульрику увести себя в неведомые дали, где они снова и снова находили друг друга на вершинах любви. В конце концов, волны страсти вынесли Бронуин на безопасный берег в надежные объятия возлюбленного. Она мечтательно улыбнулась, когда он отвел ее волосы с лица.
– Я люблю тебя, прекрасная черная птица Карадока. Изо всех моих побед и завоеваний тобой я дорожу превыше всего.
Ульрик тихо запел приглушенным голосом, хрипловато и мелодично. Это была знакомая мелодия, от которой наворачиваются на глаза слезы у самого хладнокровного из людей, и тает сердце любой девушки. И Бронуин не осталась равнодушной, слушая песню возлюбленного, восхвалявшего ее нежность и красоту. Она услышала, что приносит он ей в дар и свое сердце, и душу.
Бронуин задумчиво поглаживала шрам на плече мужа, удивляясь ласковости закаленного в боях рыцаря и поражаясь невероятной милости судьбы, одарившей ее этим мужчиной. Нельзя было скрыть слез радости, бежавших по ее щекам и стекавших на грудь Ульрика, да и не было нужды скрывать правду: она навеки полюбила своего благословенного супруга.
Должно быть, Бронуин заснула, потому что, снова открыв глаза, увидела лучи солнца, пробивавшиеся сквозь ставни. Больше она не обнимала своего великолепного возлюбленного, теперь у нее под руками была подушка, что показалось ей далеко не столь притягательным. Окинув быстрым взглядом комнату, Бронуин убедилась, что Ульрик ушел, заботливо позволив ей спать, сколько вздумается. Он не разбудил ее для утренней службы в часовне. Она лениво потянулась, улыбаясь при воспоминании об упоительных, ощущениях раннего утра и с неудовольствием думая о необходимости покидать приятные воспоминания и уютную постель.
Однако долг призывал. Она жена лорда и должна позаботиться о гостях… по крайней мере, о леди Марии, с которой успела подружиться. Бронуин спустила ноги с кровати и поскорее соскочила на холодный пол, пока не появилось искушение передумать. Пробежав босыми ногами до теплого очага, она надела рубашку, найденную ею в изножии кровати, и подвязала ее в талии пояском.
Немного позже появилась Мириам со свежей водой для утреннего купания. Выплеснув из окна ту воду, в которой Бронуин мыла вечером мужа, служанка наполнила лохань водой с отваром из высушенных цветочных лепестков. То ли заботливое внимание Мириам, нашедшей время позаботиться, чтобы вода оказалась душистой, то ли прохлада комнаты сделали утреннее омовение особенно бодрящим, но Бронуин, стряхнув остатки сна, присоединилась к своему мужу и гостям за завтраком весьма всем довольной.
Ульрик замолчал на полуслове, когда его жена сошла по лестнице в зал, и поднялся ей навстречу. Он слышал, что от женщины, ожидающей ребенка, исходит сияние, но до сих пор считал это сентиментальной чепухой. Боже, если что-то с нею случится…
«Все словно сон и мечта», – сказал он себе, отодвигая кресло для супруги и садясь на свое место. Ульрик улыбнулся в ответ на улыбку Бронуин и шаловливо подмигнул, отчего ее щеки зарделись румянцем. Пленительно опустив черные ресницы, она обратилась к гостье, предоставив мужу продолжать беседу с лордом Жилем, но, вернувшись к разговору о порохе, привезенном английским лордом в Карадок, Ульрик поймал себя на том, что мысли непрестанно возвращаются к ужасному сну, от которого он проснулся весь в поту.
Он чувствовал себя беспомощным. Безликие люди в белых одеяниях и темных одеждах привязали Бронуин к столу, и в тот же миг, когда он, вознамерившись защищать свою жену до последней капли крови, вошел в освещенную факелами комнату с выпиравшими из потолка и пола кусками скал, кровь застыла у него в жилах при виде сверкнувшего в быстром взмахе кинжала, занесенного над бурно поднимавшейся и опускавшейся грудью обожаемой им женщины. Он бежал изо всех сил, но не смог добраться до нее, прежде чем… проснулся от собственного яростного крика и обнаружил жену рядом с собой в постели. Затем…
– Во имя Господа, приятель, ты оглох? Не вижу ничего смешного… у человека оторвало взрывом руки и ноги. То был ужасный случай.
Ульрик почувствовал, как несвойственное ему смущение краской заливает лицо.
– Примите мои извинения, милорд. Что-то нашло на пустоголового рыцаря. Я хотел бы взглянуть на эту смесь после трапезы, пока Бланкард будет заканчивать приготовления к поминальному отпевания усопших родителей моей жены.
Большая миска подслащенной медом горячей каши со свежими хлебцами помогла Ульрику выдержать напор ветра и холодного воздуха, когда после завтрака они с лордом Жилем спустились к самому подножию замка, где заботливо хранились запасы селитры, древесного угля и серы. Лорд Карадока с любопытством взирал, как осторожно его гость смешивает три составные части в соответствии с записями на пергаменте, данном ему его другом Бэконом.
Дуя на руки, чтобы согреться, Ульрик размышлял, стоило ли Бронуин спускаться в склеп, вырубленный прямо в скале. Известно, как многословен, может быть отец Деннис, если на него снизойдет вдохновение, и можно не сомневаться, что привязанность достопочтенного святого отца к прежним лорду и леди Карадок обеспечит добрый час церемонии, если не больше. Ульрик хотел лишь, чтобы Бронуин увидела: ее родители похоронены надлежащим образом и на могилах установлены каменные изображения лорда Оуэна и леди Гвендолин, заказанные им. Но незачем долго оставаться ей на холоде в темном и сыром склепе!
– Так, сэр, отходим.
Факелом, снятым со стены, лорд Жиль поджег сальный фитиль длиной в половину его руки и поторопился оттолкнуть Ульрика на расстояние, показавшееся ему безопасным. В это самое время в глубине склепа раздался громкий крик, полный ужаса, и на пороге склепа появился Бланкард. Ульрик оглянулся. У двери склепа по обе стороны от резной каменной арки располагались фигуры: у одной створки двери – рельефное изображение Девы Марии, у другой – архангела Гавриила. Его взору предстало зрелище панического бегства тех, кто уже вошел в склеп. Лорд Жиль поспешил к приготовленному заряду и погасил фитиль. Люди, выбежавшие из склепа, отвечали на расспросы Ульрика лишь неразборчивым бормотанием молитв и крестными знамениями, которыми они торопливо осеняли себя, прежде чем броситься наутек.
– Стража! – рявкнул Ульрик, по привычке потянувшись к мечу, не оказавшемуся на месте, и ухватив лишь воздух.
Выругав себя за то, что женитьба, похоже, сделала из него дурака, он выхватил оружие из рук первого попавшегося стражника, примчавшегося по его зову, и устремился вглубь подземелья замка мимо донжона и кладовых. Но, держа меч наизготове и направляясь навстречу неизвестному, Ульрик не мог избавиться от неприятного холодка, пробегавшего по спине. Рыцарь повторно выругался, на этот раз по поводу того, что все эти глупые разговоры о духах и предзнаменованиях истощили его терпение и вымотали нервы.
Тетя Агнес сидела на своем любимом месте в солярии и чинила куклу для дочери одной из служанок. Она заметила суматоху во внутреннем дворе замка и позвала Бронуин и леди Марию.
– Дело плохо, – беспокоилась Агнес. – Они крестятся, будто увидели самого дьявола!
Толпа ринулась к замку. Бронуин заметила смятение людей: мужчины крестились, женщины кричали…
– Случилось что-то ужасное, чувствую это всеми моими косточками.
Не медля ни минуты, Бронуин, подобрав юбки, сорвалась с места и бросилась вниз по ступенькам. Леди Мария отстала, чтобы помочь Агнес спуститься по лестнице, так что когда Бронуин была уже на полпути к подножию замка, две пожилые дамы только лишь добрались до внутреннего двора.
Тошнотворное чувство страха и опасности теснилось в груди Бронуин, когда она прокладывала себе путь сквозь толпу, не прислушиваясь к возгласам ужаса и сочувствия, раздававшимся вокруг. Запах дыма, горящей смолы и серы еще больше усилили ее смятение. «Ульрик! – в отчаянии думала она. – Где Ульрик? Только бы найти его, все остальное не важно!» Она различала одно только выражение ужаса на мелькавших вокруг лицах.
Наконец, впереди показались створки ворот с Девой Марией и архангелом Гавриилом – фигуры были вырезаны, когда в семейную усыпальницу положили ее прадедушку много лет тому назад. Будучи ребенком, она думала, что эти фигуры – такие же призраки и обитатели потустороннего мира, как и души умерших. Глаза их, казалось, и в детстве следили за ней, совсем как сейчас. Поверх голов людей Бронуин заметила золотые кудри Ульрика и окликнула мужа.
– Нет, Бронуин! – крикнул рыцарь, увидев ее в толпе. – Иди обратно в замок! Уведите ее!
Оказавшись с ней рядом, слуги решили выполнить указание лорда, но не проявили проворства. Тогда Ульрик заполнил вход в склеп своей крупной фигурой, однако Бронуин успела увидеть следы разгрома, скрытого за его спиной. Увиденное как бы запечатлелось в ее сознании, озаренном вспышкой. Боже, неужели не будет конца этому кошмару? Неужели ее родители недостаточно пострадали от рук жестоких убийц, что не дают им покоя даже в могиле? Кто мог так расчленить их тела? Кто же, кроме…
– Бронуин, любимая, поднимись наверх. Тебе здесь нечего делать.
Ульрик накинул плащ на застывшую в горе жену, не только чтобы скрыть от нее вид разгромленного склепа, но и потому что она выбежала из замка без верхней одежды. Он почувствовал, как ее руки судорожно обхватывают его за спину в отчаянной попытке найти убежище в объятиях, а рыдания сотрясают плечи.
– Почему? Почему?
– О, небеса! – воскликнула у нее за спиной Агнес. – Так я и знала! Я так боялась, что произойдет что-нибудь в этом роде! Это дело рук гробокопателей!
Одно лишь упоминание о преступниках, питавшихся, как известно, мясом мертвецов, подействовало на толпу подобно удару молнии, посеяв еще большую панику.
– Молчи, старуха! Это дело рук злодеев, а не демонов! Хуже того, эти негодяи среди нас!
Ульрик поднял жену на руки. Он мог справиться лишь с одним паническим ужасом, но сейчас беспокоился и о жене, и о ребенке, которого она носит. Много приходилось ему слышать о том, как нервные потрясения вызывают осложнения при родах или выкидыши, а иногда влекут за собой и смерть матери.
Бронуин не стала возражать, когда Ульрик понес ее через толпу и поднялся по ступенькам в их комнату. Она уже видела все, что могла только вынести.
– Как было тя-я-жело, ми… милорд, видеть моих родных убитыми теми негодяями, но разрубить на части их мертвые тела… – плакала Бронуин, когда муж опускал ее на кровать.
– Разрубить?.. – Ульрик всмотрелся в ее залитое слезами лицо и понял: – Право же, любовь моя, ты ошиблась, на полу лежали не останки твоих родителей, а надгробия, которые я недавно приказал сделать. Клянусь, их могилы не потревожены. Кто бы ни совершил дьявольское злодеяние, это дело рук вандалов… но не тех, кто грабит могилы или выкапывает мертвых, – с презрением закончил он.
– Но я чувствую, они здесь, в замке!
Во второй раз за день Ульрик ощутил себя беспомощным, но на этот раз все происходило на самом деле, а не во сне. Ему захотелось прижать к себе жену и поклясться, что ей нечего бояться, но он не уверен, сможет ли сейчас говорить достаточно убедительно. Не произнося ни слова, Ульрик просто держал Бронуин в объятиях и покачивал, как маленького ребенка, пока ее рыдания не стихли и дыхание не успокоилось.
– Я прикажу восстановить надгробия, и отец Деннис благословит могилы. Что же до вашей безопасности, миледи, я хотел бы, чтобы кто-нибудь находился с вами постоянно, когда меня нет рядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46