А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Она вполне могла бы воспользоваться родным уэльским говором и значительно углубить значения наносимых ему оскорблений. Но Бронуин тут же совсем забыла о своем удивлении, глядя, как Ульрик Карадокский опускается на колени перед девочкой.
– Иди сюда, девонька. Я твой защитник, а не враг, – лорд обратился к мужчинам: – Как ее зовут?
– Авала.
Улыбка, с которой Ульрик снова обратился к девочке, была такой теплой, что даже статуя оттаяла бы и заговорила с ним. Его золотистые волосы, кудрями падавшие на плечи, и красивое лицо с правильными чертами напомнили Бронуин одну из римских статуй – Апполона, бога солнца. Он нежно взял руку девочки и поднес к губам.
– Авала, – мягко повторил лорд Карадок ее имя.
Он смотрел на девочку поверх ее руки, и озорные искорки мелькали в его глазах.
– Не удивительно, что они забрали тебя с собой, сладкое яблочко, потому что ты, несомненно, самая красивая во всей деревне. А еще они, видно, подумали, что ты хоть и красавица, но не сообразишь, как убежать от них.
«Что за восхваления рассыпает этот дьявол?» – удивлялась Бронуин, задетая льстивыми нотками в голосе мужа. Боже мой, это же простая деревенская девчонка! Похоже, не мылась с прошлого лета! И уж ясно, что гребень давным-давно не касался спутанной массы волос.
– Но я-то знаю, – мягко продолжал Ульрик, – они не подумали, что ты заметишь, куда они тебя везут! А ты заметила, правда, Авала?
Девочка, успокоенная звуками голоса Ульрика, подозрительно уставилась на него сквозь пальцы другой руки, которой закрыла себе лицо.
– Бланкард, дайте чашу с фруктами из буфета!
Управляющий поторопился исполнить указание Ульрика. При появлении фруктов, лицо Авалы оживилось. Кончик языка девочки скользнул из одного угла рта в другой, в то время как темные глаза перебегали с лица Ульрика на яблоки и обратно.
– Ну, бери!
Бедное дитя, наверное, никогда не попадало в замок и, тем более, не получало угощение с господского стола. Она посмотрела на Ульрика так, будто он отрубит ей руку, если она послушается. Понимая переживания девочки лучше, чем то казалось Бронуин, молодой лорд выбрал одно яблоко и протянул его.
– Вот, возьми! Это мой тебе подарок.
Авала жадно выхватила яблоко из рук Ульрика и прижала к груди.
– Можешь ты надуть этих дьяволов и сказать мне, по какой дороге они поехали, когда покинули деревню?
Авала яростно затрясла головой.
– Колдуны!
– Колдуны? – переспросил Ульрик. – Колдуны, а не дьяволы?
Девушка кивнула и, все так же прижимая яблоко к груди одной рукой, другой описала круг. Потом, вырвавшись из рук мужчин, ослабивших хватку, девочка отбежала к северо-западной стене, бормоча что-то так быстро, что даже Бронуин не смогла все понять.
– Она что-то говорит о том, как они ускакали на конях в море, – сообщила Бронуин своему сбитому с толку супругу.
– Колдун и его люди скакали по берегу?
Девочка неуверенно кивнула, а потом торопливо вернулась к своим сторожам, словно опасаясь, как бы разбойники снова не налетели на нее в любой момент, раз она их выдала. Авала снова начала бормотать и показывать на стену.
– Они не ушли в холмы! – воскликнула Бронуин, которой передалось возбуждение свидетельницы. – Они пересекли низину и ушли в море!
– По берегу, который заливает прилив? – переспросил Ульрик, заглушая своим голосом поднявшийся шепот, так как собравшиеся принялись обмениваться догадками.
Авала снова лихорадочно закивала.
– Проклятье! – выругался рыцарь, оборачиваясь к своему отряду. – Их следы, должно быть, смыты приливом!
Услышав возглас Ульрика, девочка с визгом спряталась за спины своих спутников. Усилием воли подавив вспышку гнева, рыцарь вынул оставшиеся яблоки из чаши.
– Это тебе, Авала. Ты так же храбра, как мила и красива. Твой лорд благодарит тебя и обещает обратить свой гнев на колдуна и его людей, чтобы отомстить за народ Карадока.
Ульрик выпрямился и обратился к толпе.
– Я всем вам даю слово, мой прево с отрядом и я будем следить за берегом, пока не выясним, где на сушу из моря снова выйдут разбойники. Бланкард, суд окончен. Я выезжаю немедленно.
Авала ухитрилась захватить в руки штук восемь яблок, не позволяя остальным помочь ей, и устремилась прочь из зала. Сама не зная почему, Бронуин позавидовала сочувствию, проявленному ее мужем к безумной девочке. Все так же сидя в своем кресле, продолжала она наблюдать, как лорд отдает приказы о приготовлениях к отъезду.
– Три деревни, и все на побережье! – произнес он, как бы вторя своим мыслям.
– И три основных поставщика припасов в Карадок, милорд, – напомнил ему управляющий. – Низины – самая плодородная земля в графстве.
– Может быть, это сам Эдуард? – Бронуин закусила нижнюю губу, но было поздно: крамольная мысль оказалась высказанной достаточно громко, чтобы все услышали. – Это всего лишь шутка, милорд!
Холодный пристальный взгляд Ульрика выразил все, что он хотел сказать. Ирония судьбы – он сам и его рыцари отрезали уэльсцев от их запасов продовольствия – не ускользнула от его внимания.
– Любезные рыцари, моя добрая жена немного не в себе, после того как в ее пишу попал яд. Прошу вас простить ей эту неловкость и дать указания оруженосцам готовить коней к выезду.
Выгнув дугой золотистую бровь, он обратился к Бронуин:
– Это будет освежающая перемена, миледи. Мы согреемся на ветру и в морских брызгах после пронизывающего холода этой комнаты.
ГЛАВА 17
Верхние окна были закрыты ставнями, в массивном очаге ярко горел огонь, но Бронуин было холодно. Во флаконе находилась мазь, сообщила ей тетя Агнес после того, как мужчины уехали выслеживать разбойников, и мазь эта, сказала тетя, хороша для лечения потертостей и порезов на ногах лошадей, но ее нельзя ни в коем случае скармливать лошадям из-за последующих жестоких коликов, которые могут иметь для лошадей роковой исход. Даже самые неопытные конюхи и оруженосцы знают: нельзя оставлять даже следы этого лекарства на руках и, не вымыв руки, садиться есть.
– Все это мне не нравится, – проговорила озадаченно Агнес, возвращая флакон племяннице. – Мне надо обо всем хорошенько подумать.
«Подумать!» – печально вздохнула Бронуин. Только этим она и занималась, отдавая распоряжения насчет вечерней трапезы. Как может один и тот же человек быть способным на такие мягкость и сострадание, какие он проявил к бедной испуганной деревенской девочке, да и, следует признать, к ней самой, и в то же время замышлять подлое предательство? В Ульрике как бы жили два человека, и один из них приводил ее в ужас, другого же она любила.
Тревожное состояние Бронуин усугублялось еще и тем, что Ульрик уже должен был бы вернуться со своим отрядом после рейда по побережью. Ночная тьма тяжело нависала над горизонтом, и мрачность этого зрелища подчеркивали тучи, в которые садилось солнце. Может быть, рыцари наткнулись на этих гробокопателей? Английские кольчуги не спасают от стрел, пущенных из большого уэльского лука. Стрела, как известно, пробивает рыцаря насквозь, пронзает седло и впивается в спину боевого коня.
Завтра… завтра обо всем нужно снова хорошенько подумать, размышляла Бронуин, открывая ставню на галерее, чтобы взглянуть в окно и бросить взгляд на стены двора и дальше, на поросшие травой низины и изломанную линию берега, куда днем под сенью пурпурно-черных знамен ускакал со своими соратниками Ульрик. Завтра вместе с тетей она поедет верхом в разграбленную деревню и посмотрит, что можно сделать для тех, кто пострадал от нападения, оставшись без крова и пропитания. Она не может участвовать в разгроме разбойников, но, не исключено, ей удастся узнать об этом деле несколько больше, чем английским рыцарям.
Бронуин уловила какое-то движение вдали у леса и сразу определила, что это новый лорд Карадока возвращается в замок. Вздох несказанного облегчения сорвался с ее губ. Она торопливо захлопнула ставню и перегнулась через перила, оглядывая зал, раскинувшийся внизу.
– Гарольд, поторопите всех на кухне. Милорд возвращается и, конечно, он проголодался!
Старший слуга коротко поклонился Бронуин, выказывая ей лишь самую толику необходимого почтения. Он болезненно воспринял изменения, которые внесла леди в составленное им меню, и то, что его предшественнику Гриффину было вменено в обязанность проверять исполнение распоряжений хозяйки. Хотя в Карадоке готовилось гораздо меньше блюд, чем при королевском дворе, но Бронуин не сомневалась: кушанья, приготовленные поварами Карадока, не уступают английским. Леди Гвендолин долго учила своих слуг на кухне, как наилучшим образом использовать те продукты, которыми они располагают, а чутье мастера Мейтлена в том, что касалось внешнего вида подаваемых блюд, всегда было безукоризненно.
К тому времени как Ульрик в окружении своих рыцарей вошел в большой зал, Бронуин уже стояла у стола на возвышении, следя за тем, как расставляют миски с супом из сыра с приправами. К неудовольствию молодой хозяйки Ульрика окружали также и собаки ее отца, выказывая преданную любовь к своему новому повелителю. Из уважения к матери отец Бронуин держал собак на заднем дворе замка, откуда они могли заходить во внутренний двор, но большой зал всегда оставался чистым, здесь никогда не пахло псиной, порядок поддерживался получше, чем в самом Вестминстерском дворце.
Из своей комнаты вышла тетя Агнесе привлеченная шумом, лаем собак и смехом. Она спустилась по лестнице и направилась к одной из корзинок со свежими хлебцами, расставленными на равном расстоянии одна от другой по всему столу. Занятая своими мыслями, Агнес принялась жевать один из продолговатых хлебцев и, повернувшись, собралась подняться по лестнице и вернуться к себе, не переставая что-то шептать себе под нос.
– Тетя Агнес, а как же ужин? – окликнула Бронуин, обиженная тем, что тетка не окажет внимания первому ужину, приготовленному под ее руководством в. качестве леди Карадок.
Раньше тетя Агнес всегда помогала ей советами!
– Все было прекрасно, дорогая. Спокойной ночи.
Бронуин расстроенно вздохнула. Она знала: упрашивать тетю бесполезно. Когда Агнес пребывала в таком особенном состоянии, трудно было вернуть ее к действительности. Казалось, она находилась в другом мире, где другие люди могут ее видеть, но не могут дотянуться до нее… разве что только как следует встряхнув. Обычно такое состояние Агнес раздражало Оуэна Карадокского. Наверное, для раздражения были причины, ведь к тетке стекались темные духи, витавшие над Карадоком, и только одним небесам было известно, чем это могло обернуться для обитателей замка.
Пока мужчины умывались в специально отведенном для того месте возле входа, Бронуин держала для Ульрика большую латунную миску, которой всегда пользовался для мытья рук ее отец. В то же время она успевала бдительно приглядывать за собаками, обнюхивавшими край стола в надежде найти что-нибудь вкусное в пределах досягаемого. При виде такого безобразия ее мать возмутилась бы, хотя в большинстве замков это было обычным делом.
Бронуин собралась высказать свои замечания, но подумала, что лучше будет поговорить об этом, как и о найденном ею флаконе, без свидетелей. Кроме того, под глазами Ульрика залегли тени, и, судя по тому, как тяжело он опустился в кресло, долгие часы, проведенные в седле, не прошли бесследно. Ничего, вкусная еда приведет его в хорошее настроение.
– Надеюсь, милорд, день прошел успешно? – осмелилась она, наконец, подать голос, усаживаясь слева от мужа.
Бронуин была довольна тем, как она сегодня справилась с новой ролью хозяйки. Леди Гвендолин тоже считала, что жена должна проявлять заботу о супруге и интерес к его делам, задав такой вопрос.
Ульрик промолчал. Он помешивал суп в своей миске и изучал ее содержимое.
– Что это?
– Сырный суп с приправами.
– Я вижу, что это сырный суп, миледи, а где все остальное? Мы должны есть только одно блюдо?
– Раз вы хотите быть уэльским лордом, Ульрик, то будете ужинать как уэльский лорд. Не бойтесь, – смягчилась Бронуин, – принесут и остальное. С голода вы не умрете, – уверила она. – Карадок славится своим гостеприимством.
Ульрик оглядел столы, за которыми его приятели-англичане сидели, ожидая, когда он начнет, есть, чтобы приступить к трапезе. Рыцарь сделал глубокий вдох и выдох, как бы выпуская копившееся раздражение.
– А что, если кто-то не любит сырный суп? Для них сейчас больше ничего нет на столе!
– Есть еще горячий хлеб, масло и желе.
– Черт побери, женщина! Эти люди ехали верхом шесть часов без отдыха, а ты собираешься кормить их хлебом?
Хороший уэльсец может обойтись без пищи в течение всего дня, если потребуется, а потом еще сразиться с самым отважным воином! Щеки Бронуин пылали не только от высказываний лорда, но и от необходимости сдерживаться. Она подала знак Гриффину подойти.
– Гриффин, пусть слуги спросят, не желают ли рыцари отведать сладкого миндаля и капустного супа, который подают на другом столе вон в том конце зала.
– Ты собираешься кормить моих рыцарей как слуг? – еле слышно прошипел Ульрик.
– Милорд, это всего лишь блюда на выбор, пока не подоспеет следующая перемена блюд. Проявите снисхождение, ведь мы с Гриффином долго совещались насчет первой трапезы, а мастер Мейтлен очень старался.
Ульрик что-то неразборчиво проворчал и открыл крышку кубка, поставленного перед ним. Заглянув в кубок, он так яростно стиснул зубы, что Бронуин даже услышала скрип.
– Молоко!
Лорд вел себя так, словно перед ним оказался яд.
– Подогретое молоко, подслащенное медом, милорд, чтобы вы могли согреться.
– Гарольд!
Бронуин вздрогнула, когда Ульрик окликнул назначенного им слугу. Гарольд явился без проволочек – похожий на долговязого неуклюжего эльфа, предвкушающего возмездие за его уязвленное самолюбие. Даже уши у него, как и костлявый подбородок, были слегка заострены, могла поклясться Бронуин. Уродливая коричневая одежда завершала неприятный облик слуги.
– Что угодно, милорд?
– Убери это молоко с глаз моих и принеси эль!
– Слушаюсь, милорд, – сказал слуга, бросая косой взгляд на Бронуин.
– И принеси еще чего-нибудь поесть. Ей-богу, мы умираем от голода, а аппетит нам лишь раздразнили.
Бронуин хотела положить свою изящную ладонь на руку Ульрика, но кончики пальцев лишь скользнули по рукаву.
– Милорд, я хотела бы напомнить вам, что дом и кухня находятся в моем ведении. Если вы…
Сощурив карие глаза, Ульрик снял руку жены и положил на стол.
– Миледи, мое терпение и без того подвергается большим испытаниям, недоставало еще этого оскорбления, которое вы наносите моим рыцарям, – предупредил он.
К счастью, его голос заглушила музыка, донесшаяся с галереи, где девушки начали играть на арфах.
– Их нужно накормить, и накормить, как полагается!
Как будто он один подвергается испытаниям! Сегодня, обнаружив лошадиное лекарство в дорожном мешке своего мужа и выдержав сражение с Гарольдом и пересмотрев список блюд с целью сократить его, Бронуин вышла прогуляться в растущий в стенах замка городок, чтобы глотнуть свежего январского воздуха и немного прийти в себя после всех горестных волнений. И здесь, к своему величайшему возмущению, она потерялась! Потерялась у себя дома! Это испытание похуже!
Глядя поверх голов, туда, где Гриффин стоял, упрямо заступив дорогу Гарольду, Бронуин нехотя кивнула.
– Как вам угодно, милорд.
Что ж, может, это послужит уроком мужу и его самодовольным рыцарям, если еда, принесенная с кухни, остынет, пока будет стоять перед ними на столе. В Лондоне на Бронуин обрушивалось такое множество самых разных блюд, что трудно было оценить что-либо, кроме количества. Но и в Лондоне блюда подавались одно за другим, а сейчас все творения мастера Мейтлена будут выставлены одновременно, хотя одно разительно отличается от другого, в унынии размышляла она.
Непрерывной чередой под сухое щелканье пальцев Гарольда опустошалась кухня. Пирог с лососиной, такой великолепный, с выпеченной птицей на верхней корочке, принесли на большом блюде. Ростбиф в перечном соусе был выложен на большую круглую лепешку из теста, зеленого благодаря петрушке. Такие же лепешки меньшего размера, украшенные шафрановыми цветами по краям, были разложены перед приближенными к лорду рыцарями, а лепешки без украшений – перед теми, кто сидел в конце стола.
«Слишком красиво, чтобы есть!» – решила Бронуин, наблюдая за кравчим, прислуживавшим лорду. Кушанья он накладывал на общее для лорда и леди блюдо, поставленное между ними. Поварята и служанки на кухне под началом мастера Мейтлена постарались на славу. Если это так же вкусно, насколько соблазнительно пахнет, то на угрюмом лице мужа должна появиться, в конце концов, улыбка. Она отломила твердую корку и бросила ее в миску для объедков, потом отсюда выберут куски для нищих.
Сдобрив пищу, появившуюся у него на блюде, приправами из красивой солонки в виде лодки, Ульрик принялся орудовать обеденным кинжалом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46