Ее пропускали, провожая недоверчивыми взглядами.
Если бы у Бронуин была не столь заметная лошадь, путешествовать ей было бы легче. Убеждая одних, что она не украла этого коня, Бронуин с тревогой ловила взгляды других, с жадностью поглядывавших на великолепного скакуна.
Ночью, истратив пару монеток из тех, что у нее были припасены, она засыпала рядом с Макшейном в том пристанище, которое можно было найти в придорожном трактире.
Рука девушки всегда лежала на рукояти кинжала, а упражняться в искусстве владения клинком она не переставала.
Макшейн был для нее не просто верховой лошадью. Это был конь ее отца – живое существо, доставшееся ей от Оуэна Карадокского. Такое отношение к лошади казалось ей самой детским, но оно было вызвано отчаянием. С Макшейном она могла говорить, полагаясь на его силу, встречать понимание и сочувствие в его карих глазах. Верный друг поддерживал в минуты страха и уныния.
На второй день, после того как у Бронуин кончились деньги, она повстречала на дороге группу комедиантов, направлявшихся на рождественские праздники в Лондон. Они предложили одинокому юноше ехать с ними до Лондона и делились своими скудными припасами, приняв его в свое веселое братство в обмен за помощь по уходу за лошадьми и в собирании хвороста. Бронуин, наслышанная о низменных нравах артистов, была немало удивлена их сердечностью. Теперь они направлялись к северо-западным стенам Тауэра, где собирались раскинуть лагерь. Бронуин была вынуждена повторить свою историю о коне, которого следовало доставить в Смитфилд, в конюшни для скакунов рыцарей, прибывших на турнир.
Стены Лондона возвышались в туманной дымке над скопищем хижин, построек и шатров, молчаливо скрывая город. Лондонские поселения казались огромными по сравнению с деревеньками, теснившимися у Карадока. Среди зловонных приземистых сараев для свиней и прочей скотины кое-где встречались сады и огороды, принадлежавшие знатным семействам. Но миниатюрные замки Уэльса выглядели гораздо более удобными и приспособленными для жилья, чем те громадные сооружения, что служили при строительстве для них образцом. Эти наблюдения лишь укрепили Бронуин во мнении, что у английской знати больше денег, чем здравого смысла, а, кроме того, явно притуплено чувство прекрасного. Если бы когда-нибудь снова довелось ей оказаться дома в Карадоке! Остается только надеяться, что люди Ульрика еще не выстроили загоны для скота прямо рядом с главной башней замка!
Однако одного чувства превосходства было недостаточно, чтобы не оробеть в большом городе. Хотя по-английски Бронуин говорила так же хорошо, как на своем родном языке, зачастую возле нее звучала речь, которую она совсем не понимала. Стараясь справиться со все возрастающей тревогой, она искала хоть что-нибудь знакомое. «Где же свита, прибывшая в Лондон из Уэльса неделю тому назад?» – удивлялась она, рассматривая вымпелы, реявшие над шатрами, и не находя известных ей геральдических знаков и цветов.
Она и представить себе не могла, что Лондон может оказаться таким огромным городом. Девушка наивно рассчитывала, что найти короля и Ллевелина будет не труднее, чем разглядеть издалека замок Карадок. С юга по всему горизонту высились такие же высокие строения, как и ее родной замок. «Все эти здания не могут быть соборами», – рассуждала Бронуин, чувствуя смущение при мысли, что англичане отличаются необыкновенной набожностью. Лондон выглядел так, словно все деревни края, такого, например, как Уэльс, были сведены в одно место. Черт побери, никогда не видела Бронуин такого потрясающего зрелища! Все знатные люди Англии собрались здесь вместе со своими вассалами!
Беспокойство сменилось возбуждением, стоило ей оказаться среди множества людей у стен города. На покрытых льдом озерцах, окруженных зеленеющими лиственницами – коричневыми стволами деревьев, сбросивших листву на время зимы, – катались молодые люди, совсем как развлекалась она недавно со своими друзьями в родных краях. Привлеченная этим зрелищем, Бронуин подвела Макшейна к дереву и привязала коня, чтобы понаблюдать за забавой.
К ногам катающихся были привязаны берцовые кости животных, в руках они держали шесты с железными наконечниками, с которыми самые отважные устремлялись друг к другу. Часто столкновения бывало таким сильным, что оба противника падали на спины и катились в разные стороны, как круглые камни. За этой забавой наблюдали, издавая одобрительные возгласы, зрители, рассевшиеся по берегу на обломках мельничных жерновов. То здесь, то там горели костры, возле которых Бронуин так хотелось согреться. В животе урчало, дразнящий запах горячего хлеба и пирогов доносился из кварталов, обжитых пекарями и бакалейщиками. Надворные кухни харчевен распространяли упоительные ароматы жареной говядины и птицы, доставленных, конечно же, с боен, мимо которых проезжала сегодня Бронуин в Ньюгейте, или же со дворов торговцев птицей и кожевников. Неподалеку буйное веселье в пивной усиливало праздничную атмосферу.
Начинало смеркаться, а Бронуин еще предстояло найти какое-нибудь местечко, где взяли бы на ночлег мальчишку без единого пенни в кармане. Стараясь не обращать внимания на голод, терзавший желудок, она оглядела всю широкую панораму, полную жизни и движения. Взгляд девушки снова и снова возвращался к полям, где были раскинуты шатры для тех, кто будет обслуживать проведение турнира. В то время как она обдумывала, что делать, от дерева, к которому был привязан Макшейн, донеслось знакомое ржание.
Двое стражников остановились, любуясь лошадью и отыскивая глазами хозяина или же прикидывая, не удастся ли потихоньку удалиться с красавцем-конем, какого ни за какие деньги не купить. Бронуин поторопилась к Макшейну. Пока она шла, стражники уже успели отвязать поводья.
– Эй! Куда это вы собрались с моей лошадью?
Мужчины остановились и уставились на запыхавшегося юнца с пылающими щеками, решительно преградившего им путь.
– Так ты говоришь, это твоя лошадь? – с вызовом переспросил один из них.
Бронуин кивнула.
– Да, моя… вернее, моего хозяина. Я присматриваю за конем.
– А кто же твой хозяин, парень?
– Лорд Оуэн Карадокский.
– Уэльсец! – усмехнулся другой.
Бронуин сдержала негодование, огнем вспыхнувшее в крови.
– Он в пути и собирается присоединиться к своему принцу. Я был бы вам благодарен, если бы указали мне, где остановился принц Ллевелин вместе со своей свитой.
– Они могли остановиться, где угодно. Однако многие здесь интересуются их лошадьми.
– Если это так, господа, то почему таким, как вы, позволяют крутиться поблизости?
Оттолкнув неуклюже протянутую к ней руку, Бронуин вскочила на спину Макшейна и подняла его на дыбы. Повинуясь всаднице, конь угрожающе двинулся на того, кто пытался поймать его поводья. Копыта угрожающе мелькнули перед лицом стражника, и он с проклятием кинулся прочь, забыв о своих намерениях.
– Держи вора! – завопил его напарник, но Бронуин быстро развернула Макшейна и умчалась подальше от гула голосов.
До этого момента она не представляла себе, сколько же стражников слоняется вокруг, радуясь рождественским праздникам и поддерживая в городе порядок. Не успела она оторваться от своих преследователей, как неизвестно откуда появились другие стражники, а вскоре подбежали и прежние, ухватившись за пояс, ее стянули с седла. Возмущенный крик сменился стоном боли, когда девушку сбросили на твердую землю. Резко рванув за волосы, ее поставили на ноги.
– Где ты взял эту лошадь, парень?
– Я… я же сказал! Она принадлежит Оуэну Карадокскому!
Слезы жгли ей глаза, несмотря на все усилия сдержаться. Собачья душа, до чего же безрассудно она себя повела!
– Почему же он расстался с конем? – недоверчиво усмехнулся ее мучитель.
Бронуин чуть не выпалила, почему на самом деле ее отец не едет на своем любимом коне, но еще не пришло время говорить правду. Ей нужно добраться до Ульрика Кентского, прежде чем распространятся вести о предательстве и взаимное недоверие снова сделает англичан и уэльсцев врагами.
– Это подарок!
– Подарок? Какой подарок?
Бронуин закрыла глаза и сжала зубы, чтобы не заплакать.
– Ульрику Кентскому… будущему зятю Оуэна.
Она с облегчением почувствовала, что рука, державшая ее за волосы, разжалась. Было ясно, судя по лицам преследователей, что если не о свадьбе, то об Ульрике Кентском они слышали.
– Конь для Ульрика Кентского, говоришь?
– Да, свадебный подарок. Мне поручено доставить коня в Лондон.
Один из англичан ехидно рассмеялся:
– Когда эти слабаки сдаются, то начинают проявлять здравомыслие: такой конь подойдет любому английскому рыцарю.
– Может, конь… украден из конюшен лорда? – предположил другой. – Всем известно, какие воры эти уэльсцы!
– Если бы вы, англичане, имели понятие о гостеприимстве, между нами не возникало бы недоразумений. Я только что прибыл в незнакомый город со свадебным подарком для английского рыцаря, а со мной обращаются как с вором, вместо того чтобы предложить горячую еду и теплое место для ночлега, где бы я мог дождаться, когда прибудут мой хозяин и невеста Ульрика. Как раз у вашего костра я и хотел погреться, когда вы пытались забрать мою лошадь.
– Откуда мы знаем, правду ли ты говоришь?
– Герб Карадока – ворон на скипетре, – ответила Бронуин сдавленным голосом. – Посмотрите на эту попону. Мать невесты вышила когда-то этот геральдический знак на черно-красной попоне Макшейна.
– Да, какая-то черная птица… похоже, ворон.
– Плохо придется тому, кто станет на пути у ворона, как и у Черного Борова.
Человек, ощупывавший тонкую шерстяную материю, отпустил ее, словно обжегся, что вызвало смех окружавших.
– Все это чепуха, Уилфред! Ты же знаешь, какие суеверные эти уэльсцы!
– Черный Боров… в него верят не только уэльсцы! Моя мать рассказывала…
– Так как же, господа? Вы мне покажете, где я могу разместить коня и поесть, или жениху будет доложено, что посланец его тестя встретил в Лондоне плохой прием?
Стражник, увернувшийся от копыт Макшейна, обменялся озадаченными взглядами со своими товарищами.
– Речь парнишки не похожа на говор обычного вора. Видно, обучался он по книгам, – сказал стражник.
– Заодно с уэльскими принцами, этакими наглецами и хвастунами! – сердито согласился другой.
– Вы не боитесь гнева Ульрика? Но если что-нибудь со мной случится, разбираться будет сам король, – добавила Бронуин.
– Ладно, но мы за тобой проследим, парень, – предупредил тот, кого звали Уилфредом. – Если ты попытаешься увести коня, твоя голова будет торчать над воротами башни уже на следующий день. Понятно?
Бронуин с облегчением кивнула. Снова она избежала опасности благодаря сообразительности и решительности. Ей удалось благополучно проделать путь от дикого края Сноудона до большого города Лондона, несмотря на опасную встречу с раздражительным и похотливым наемником и столкновение с королевскими стражниками.
В ту ужасную ночь, когда она уехала от Вольфа, умчавшись при свете луны, ей казалось, что она уже никогда не увидит сияния дня и, тем более, никогда не доберется до Лондона. Однако каким-то образом ей удалось избежать нападения стаи волков, завывавших где-то поблизости, и банды двуногих хищников, для которых человеческая жизнь ничего не стоила. Бронуин вознесла благодарственную молитву небесам и отправилась вслед за Уилфридом. Стражник должен был проводить ее к конюшне, где ей следовало переночевать.
– Мне… не хотелось бы доставлять вам беспокойство после случившегося недоразумения, но у меня с раннего утра крошки во рту не было, и я страшно голоден. Меня остановили какие-то разбойники, по виду крестьяне, и отобрали последние деньги, – для большей убедительности она встряхнула пустой кошелек. – Я замолвлю за вас словечко перед лордом Оуэном, сэр Уилфрид, если вы поможете мне заморить червячка.
Стражник остановился так резко, что Бронуин чуть не налетела на него. Недовольно нахмурившись, он направился к женщине, бдительно охранявшей поднос, нагруженный всяческой сдобой. Она протестующе заголосила, когда стражник взял один из небольших пирогов и вместо платы буркнул лишь:
– Именем короля!
– Чем запить, позаботься сам, парень, – обратился он к Бронуин. – Не хватало мне еще поить тут всяких сосунков вроде тебя.
Найти, чем запить пирог, оказалось легче, чем думала Бронуин. Пристроив Макшейна к яслям, полным сена, она направилась в другой сарай, где находились коровы, приведенные в Лондон для продажи. Парнишка примерно ее возраста как раз занимался дойкой. Бронуин предложила свою помощь в обмен на фляжку молока, что обеспечило каждому из них хорошую компанию на вечер.
Натан работал у торговца, которому принадлежали хлев и конюшни, и ухаживал за животными, пока их владельцы отдыхали в соседних домах. Он должен был следить за зажженными фонарями в течение ночи и охранять хлев от воров, хотя шериф и велел стражникам за день до проведения торгов усилить наблюдение за порядком в городе. Рождественская ярмарка только начиналась. От Тауэра до Вестминстера вся знать будет развлекаться на балах и торжественных приемах, и простой народ тоже станет веселиться, перебираясь с одной ярмарки на другую вместе с ряжеными, весело распевающими рождественские песни. Множество актерских трупп уже подошли к Лондону, где собираются провести наверняка не меньше двух недель.
Слушая рассказы Натана о предстоящих увеселениях, Бронуин с трудом могла представить себе подобное грандиозное празднество. В графствах вокруг Карадока проводились небольшие ярмарки, но весь Карадок занимал столько места, сколько один город Лондон. Даже ночью народ толпился среди скопления домов у лондонских укреплений, переходя из таверны в таверну. Казалось, все жители страны собрались в Лондоне.
– Сейчас здесь народу отовсюду, – подтвердил Натан. – Приезжают и французы, и итальянцы, и немцы, и кого здесь только нет! Не представляю, как они понимают друг друга!
Время от времени среди смеха и пения слышались выкрики уличных торговцев, фонари освещали переулки между рядами домов. На ночь лавки закрывались, а их владельцы отдыхали, набирая силы для следующего дня. Из конюшен доносилось ржание лошадей, сливавшееся с мычанием коров, которым предстояло быть проданными на рассвете.
Бронуин, оказавшись среди всей этой круговерти, жаждала узнать как можно больше об этом удивительном городе и его жителях, но усталость давала о себе знать. Девушка уже собиралась пожелать своему новому другу спокойной ночи и удалиться в отведенное Макшейну стойло, как услышала громкие крики, доносившиеся из одной таверны на краю поселка.
– Это же драка, парень! – воскликнул Натан и отшвырнул скамейку и ведро, безрассудно устремляясь на шум толпы.
Бронуин осторожно последовала за ним, держась на некотором расстоянии. Предосторожность оказалась не излишней, так как не успел Натан подбежать к двери, как она распахнулась и из таверны вывалилась толпа мужчин, вовлеченных в шумную потасовку. Юноша едва успел отскочить от налетевшего на него многоголового чудища, размахивающего множеством рук, брыкающегося множеством ног и орудующего дубинками, в качестве которых использовалось все, что можно было только отломать и обрушить на голову ближнему.
Стражники, так быстро схватившие ее сегодня, на этот раз не торопились явиться, чтобы положить конец драке. Сначала показалось, что пришедшие, наконец, стражи порядка лишь усугубляют сумятицу, но потом из-за городских стен, размахивая мечами и врезаясь прямо в самую гущу дерущихся, налетела на толпу конная стража, что и прекратило свалку. Зазвонили церковные колокола – сигнал к тушению огней, объяснил Натан. По этому знаку улицы следовало очистить от пьяных гуляк. Стражники захватили группу бакалейщиков, начавших драку, и повели в Тауэр, в то время как более везучие драчуны, улизнувшие от расправы, отправились по домам.
После такого трудного дня, полного впечатлений, Бронуин попрощалась со своим другом и отправилась в конюшню, где ее терпеливо ждал Макшейн.
В углу лежала большая охапка сена. Здесь Бронуин и устроила себе постель из одеял. Вспоминая все, что случилось с нею за последние несколько часов, она подумала, что не имеет права считать вражескую столицу такой захватывающе интересной, но на какое-то время она так увлеклась, что забыла о цели своего приезда.
Ей предстояло осуществить месть. Ее отец и мать холодны, как мерзлая земля под этой подстилкой из сена, пахнущего пылью. Они убиты человеком, который, несомненно, веселится сейчас в роскошном зале, греется у огня, пьет добрый эль и пользуется благосклонностью красавиц. Может быть, он даже пьет за семью, которую предал, делая вид, что ожидает приезда своих будущих родственников, однако, зная при этом, что никто не приедет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Если бы у Бронуин была не столь заметная лошадь, путешествовать ей было бы легче. Убеждая одних, что она не украла этого коня, Бронуин с тревогой ловила взгляды других, с жадностью поглядывавших на великолепного скакуна.
Ночью, истратив пару монеток из тех, что у нее были припасены, она засыпала рядом с Макшейном в том пристанище, которое можно было найти в придорожном трактире.
Рука девушки всегда лежала на рукояти кинжала, а упражняться в искусстве владения клинком она не переставала.
Макшейн был для нее не просто верховой лошадью. Это был конь ее отца – живое существо, доставшееся ей от Оуэна Карадокского. Такое отношение к лошади казалось ей самой детским, но оно было вызвано отчаянием. С Макшейном она могла говорить, полагаясь на его силу, встречать понимание и сочувствие в его карих глазах. Верный друг поддерживал в минуты страха и уныния.
На второй день, после того как у Бронуин кончились деньги, она повстречала на дороге группу комедиантов, направлявшихся на рождественские праздники в Лондон. Они предложили одинокому юноше ехать с ними до Лондона и делились своими скудными припасами, приняв его в свое веселое братство в обмен за помощь по уходу за лошадьми и в собирании хвороста. Бронуин, наслышанная о низменных нравах артистов, была немало удивлена их сердечностью. Теперь они направлялись к северо-западным стенам Тауэра, где собирались раскинуть лагерь. Бронуин была вынуждена повторить свою историю о коне, которого следовало доставить в Смитфилд, в конюшни для скакунов рыцарей, прибывших на турнир.
Стены Лондона возвышались в туманной дымке над скопищем хижин, построек и шатров, молчаливо скрывая город. Лондонские поселения казались огромными по сравнению с деревеньками, теснившимися у Карадока. Среди зловонных приземистых сараев для свиней и прочей скотины кое-где встречались сады и огороды, принадлежавшие знатным семействам. Но миниатюрные замки Уэльса выглядели гораздо более удобными и приспособленными для жилья, чем те громадные сооружения, что служили при строительстве для них образцом. Эти наблюдения лишь укрепили Бронуин во мнении, что у английской знати больше денег, чем здравого смысла, а, кроме того, явно притуплено чувство прекрасного. Если бы когда-нибудь снова довелось ей оказаться дома в Карадоке! Остается только надеяться, что люди Ульрика еще не выстроили загоны для скота прямо рядом с главной башней замка!
Однако одного чувства превосходства было недостаточно, чтобы не оробеть в большом городе. Хотя по-английски Бронуин говорила так же хорошо, как на своем родном языке, зачастую возле нее звучала речь, которую она совсем не понимала. Стараясь справиться со все возрастающей тревогой, она искала хоть что-нибудь знакомое. «Где же свита, прибывшая в Лондон из Уэльса неделю тому назад?» – удивлялась она, рассматривая вымпелы, реявшие над шатрами, и не находя известных ей геральдических знаков и цветов.
Она и представить себе не могла, что Лондон может оказаться таким огромным городом. Девушка наивно рассчитывала, что найти короля и Ллевелина будет не труднее, чем разглядеть издалека замок Карадок. С юга по всему горизонту высились такие же высокие строения, как и ее родной замок. «Все эти здания не могут быть соборами», – рассуждала Бронуин, чувствуя смущение при мысли, что англичане отличаются необыкновенной набожностью. Лондон выглядел так, словно все деревни края, такого, например, как Уэльс, были сведены в одно место. Черт побери, никогда не видела Бронуин такого потрясающего зрелища! Все знатные люди Англии собрались здесь вместе со своими вассалами!
Беспокойство сменилось возбуждением, стоило ей оказаться среди множества людей у стен города. На покрытых льдом озерцах, окруженных зеленеющими лиственницами – коричневыми стволами деревьев, сбросивших листву на время зимы, – катались молодые люди, совсем как развлекалась она недавно со своими друзьями в родных краях. Привлеченная этим зрелищем, Бронуин подвела Макшейна к дереву и привязала коня, чтобы понаблюдать за забавой.
К ногам катающихся были привязаны берцовые кости животных, в руках они держали шесты с железными наконечниками, с которыми самые отважные устремлялись друг к другу. Часто столкновения бывало таким сильным, что оба противника падали на спины и катились в разные стороны, как круглые камни. За этой забавой наблюдали, издавая одобрительные возгласы, зрители, рассевшиеся по берегу на обломках мельничных жерновов. То здесь, то там горели костры, возле которых Бронуин так хотелось согреться. В животе урчало, дразнящий запах горячего хлеба и пирогов доносился из кварталов, обжитых пекарями и бакалейщиками. Надворные кухни харчевен распространяли упоительные ароматы жареной говядины и птицы, доставленных, конечно же, с боен, мимо которых проезжала сегодня Бронуин в Ньюгейте, или же со дворов торговцев птицей и кожевников. Неподалеку буйное веселье в пивной усиливало праздничную атмосферу.
Начинало смеркаться, а Бронуин еще предстояло найти какое-нибудь местечко, где взяли бы на ночлег мальчишку без единого пенни в кармане. Стараясь не обращать внимания на голод, терзавший желудок, она оглядела всю широкую панораму, полную жизни и движения. Взгляд девушки снова и снова возвращался к полям, где были раскинуты шатры для тех, кто будет обслуживать проведение турнира. В то время как она обдумывала, что делать, от дерева, к которому был привязан Макшейн, донеслось знакомое ржание.
Двое стражников остановились, любуясь лошадью и отыскивая глазами хозяина или же прикидывая, не удастся ли потихоньку удалиться с красавцем-конем, какого ни за какие деньги не купить. Бронуин поторопилась к Макшейну. Пока она шла, стражники уже успели отвязать поводья.
– Эй! Куда это вы собрались с моей лошадью?
Мужчины остановились и уставились на запыхавшегося юнца с пылающими щеками, решительно преградившего им путь.
– Так ты говоришь, это твоя лошадь? – с вызовом переспросил один из них.
Бронуин кивнула.
– Да, моя… вернее, моего хозяина. Я присматриваю за конем.
– А кто же твой хозяин, парень?
– Лорд Оуэн Карадокский.
– Уэльсец! – усмехнулся другой.
Бронуин сдержала негодование, огнем вспыхнувшее в крови.
– Он в пути и собирается присоединиться к своему принцу. Я был бы вам благодарен, если бы указали мне, где остановился принц Ллевелин вместе со своей свитой.
– Они могли остановиться, где угодно. Однако многие здесь интересуются их лошадьми.
– Если это так, господа, то почему таким, как вы, позволяют крутиться поблизости?
Оттолкнув неуклюже протянутую к ней руку, Бронуин вскочила на спину Макшейна и подняла его на дыбы. Повинуясь всаднице, конь угрожающе двинулся на того, кто пытался поймать его поводья. Копыта угрожающе мелькнули перед лицом стражника, и он с проклятием кинулся прочь, забыв о своих намерениях.
– Держи вора! – завопил его напарник, но Бронуин быстро развернула Макшейна и умчалась подальше от гула голосов.
До этого момента она не представляла себе, сколько же стражников слоняется вокруг, радуясь рождественским праздникам и поддерживая в городе порядок. Не успела она оторваться от своих преследователей, как неизвестно откуда появились другие стражники, а вскоре подбежали и прежние, ухватившись за пояс, ее стянули с седла. Возмущенный крик сменился стоном боли, когда девушку сбросили на твердую землю. Резко рванув за волосы, ее поставили на ноги.
– Где ты взял эту лошадь, парень?
– Я… я же сказал! Она принадлежит Оуэну Карадокскому!
Слезы жгли ей глаза, несмотря на все усилия сдержаться. Собачья душа, до чего же безрассудно она себя повела!
– Почему же он расстался с конем? – недоверчиво усмехнулся ее мучитель.
Бронуин чуть не выпалила, почему на самом деле ее отец не едет на своем любимом коне, но еще не пришло время говорить правду. Ей нужно добраться до Ульрика Кентского, прежде чем распространятся вести о предательстве и взаимное недоверие снова сделает англичан и уэльсцев врагами.
– Это подарок!
– Подарок? Какой подарок?
Бронуин закрыла глаза и сжала зубы, чтобы не заплакать.
– Ульрику Кентскому… будущему зятю Оуэна.
Она с облегчением почувствовала, что рука, державшая ее за волосы, разжалась. Было ясно, судя по лицам преследователей, что если не о свадьбе, то об Ульрике Кентском они слышали.
– Конь для Ульрика Кентского, говоришь?
– Да, свадебный подарок. Мне поручено доставить коня в Лондон.
Один из англичан ехидно рассмеялся:
– Когда эти слабаки сдаются, то начинают проявлять здравомыслие: такой конь подойдет любому английскому рыцарю.
– Может, конь… украден из конюшен лорда? – предположил другой. – Всем известно, какие воры эти уэльсцы!
– Если бы вы, англичане, имели понятие о гостеприимстве, между нами не возникало бы недоразумений. Я только что прибыл в незнакомый город со свадебным подарком для английского рыцаря, а со мной обращаются как с вором, вместо того чтобы предложить горячую еду и теплое место для ночлега, где бы я мог дождаться, когда прибудут мой хозяин и невеста Ульрика. Как раз у вашего костра я и хотел погреться, когда вы пытались забрать мою лошадь.
– Откуда мы знаем, правду ли ты говоришь?
– Герб Карадока – ворон на скипетре, – ответила Бронуин сдавленным голосом. – Посмотрите на эту попону. Мать невесты вышила когда-то этот геральдический знак на черно-красной попоне Макшейна.
– Да, какая-то черная птица… похоже, ворон.
– Плохо придется тому, кто станет на пути у ворона, как и у Черного Борова.
Человек, ощупывавший тонкую шерстяную материю, отпустил ее, словно обжегся, что вызвало смех окружавших.
– Все это чепуха, Уилфред! Ты же знаешь, какие суеверные эти уэльсцы!
– Черный Боров… в него верят не только уэльсцы! Моя мать рассказывала…
– Так как же, господа? Вы мне покажете, где я могу разместить коня и поесть, или жениху будет доложено, что посланец его тестя встретил в Лондоне плохой прием?
Стражник, увернувшийся от копыт Макшейна, обменялся озадаченными взглядами со своими товарищами.
– Речь парнишки не похожа на говор обычного вора. Видно, обучался он по книгам, – сказал стражник.
– Заодно с уэльскими принцами, этакими наглецами и хвастунами! – сердито согласился другой.
– Вы не боитесь гнева Ульрика? Но если что-нибудь со мной случится, разбираться будет сам король, – добавила Бронуин.
– Ладно, но мы за тобой проследим, парень, – предупредил тот, кого звали Уилфредом. – Если ты попытаешься увести коня, твоя голова будет торчать над воротами башни уже на следующий день. Понятно?
Бронуин с облегчением кивнула. Снова она избежала опасности благодаря сообразительности и решительности. Ей удалось благополучно проделать путь от дикого края Сноудона до большого города Лондона, несмотря на опасную встречу с раздражительным и похотливым наемником и столкновение с королевскими стражниками.
В ту ужасную ночь, когда она уехала от Вольфа, умчавшись при свете луны, ей казалось, что она уже никогда не увидит сияния дня и, тем более, никогда не доберется до Лондона. Однако каким-то образом ей удалось избежать нападения стаи волков, завывавших где-то поблизости, и банды двуногих хищников, для которых человеческая жизнь ничего не стоила. Бронуин вознесла благодарственную молитву небесам и отправилась вслед за Уилфридом. Стражник должен был проводить ее к конюшне, где ей следовало переночевать.
– Мне… не хотелось бы доставлять вам беспокойство после случившегося недоразумения, но у меня с раннего утра крошки во рту не было, и я страшно голоден. Меня остановили какие-то разбойники, по виду крестьяне, и отобрали последние деньги, – для большей убедительности она встряхнула пустой кошелек. – Я замолвлю за вас словечко перед лордом Оуэном, сэр Уилфрид, если вы поможете мне заморить червячка.
Стражник остановился так резко, что Бронуин чуть не налетела на него. Недовольно нахмурившись, он направился к женщине, бдительно охранявшей поднос, нагруженный всяческой сдобой. Она протестующе заголосила, когда стражник взял один из небольших пирогов и вместо платы буркнул лишь:
– Именем короля!
– Чем запить, позаботься сам, парень, – обратился он к Бронуин. – Не хватало мне еще поить тут всяких сосунков вроде тебя.
Найти, чем запить пирог, оказалось легче, чем думала Бронуин. Пристроив Макшейна к яслям, полным сена, она направилась в другой сарай, где находились коровы, приведенные в Лондон для продажи. Парнишка примерно ее возраста как раз занимался дойкой. Бронуин предложила свою помощь в обмен на фляжку молока, что обеспечило каждому из них хорошую компанию на вечер.
Натан работал у торговца, которому принадлежали хлев и конюшни, и ухаживал за животными, пока их владельцы отдыхали в соседних домах. Он должен был следить за зажженными фонарями в течение ночи и охранять хлев от воров, хотя шериф и велел стражникам за день до проведения торгов усилить наблюдение за порядком в городе. Рождественская ярмарка только начиналась. От Тауэра до Вестминстера вся знать будет развлекаться на балах и торжественных приемах, и простой народ тоже станет веселиться, перебираясь с одной ярмарки на другую вместе с ряжеными, весело распевающими рождественские песни. Множество актерских трупп уже подошли к Лондону, где собираются провести наверняка не меньше двух недель.
Слушая рассказы Натана о предстоящих увеселениях, Бронуин с трудом могла представить себе подобное грандиозное празднество. В графствах вокруг Карадока проводились небольшие ярмарки, но весь Карадок занимал столько места, сколько один город Лондон. Даже ночью народ толпился среди скопления домов у лондонских укреплений, переходя из таверны в таверну. Казалось, все жители страны собрались в Лондоне.
– Сейчас здесь народу отовсюду, – подтвердил Натан. – Приезжают и французы, и итальянцы, и немцы, и кого здесь только нет! Не представляю, как они понимают друг друга!
Время от времени среди смеха и пения слышались выкрики уличных торговцев, фонари освещали переулки между рядами домов. На ночь лавки закрывались, а их владельцы отдыхали, набирая силы для следующего дня. Из конюшен доносилось ржание лошадей, сливавшееся с мычанием коров, которым предстояло быть проданными на рассвете.
Бронуин, оказавшись среди всей этой круговерти, жаждала узнать как можно больше об этом удивительном городе и его жителях, но усталость давала о себе знать. Девушка уже собиралась пожелать своему новому другу спокойной ночи и удалиться в отведенное Макшейну стойло, как услышала громкие крики, доносившиеся из одной таверны на краю поселка.
– Это же драка, парень! – воскликнул Натан и отшвырнул скамейку и ведро, безрассудно устремляясь на шум толпы.
Бронуин осторожно последовала за ним, держась на некотором расстоянии. Предосторожность оказалась не излишней, так как не успел Натан подбежать к двери, как она распахнулась и из таверны вывалилась толпа мужчин, вовлеченных в шумную потасовку. Юноша едва успел отскочить от налетевшего на него многоголового чудища, размахивающего множеством рук, брыкающегося множеством ног и орудующего дубинками, в качестве которых использовалось все, что можно было только отломать и обрушить на голову ближнему.
Стражники, так быстро схватившие ее сегодня, на этот раз не торопились явиться, чтобы положить конец драке. Сначала показалось, что пришедшие, наконец, стражи порядка лишь усугубляют сумятицу, но потом из-за городских стен, размахивая мечами и врезаясь прямо в самую гущу дерущихся, налетела на толпу конная стража, что и прекратило свалку. Зазвонили церковные колокола – сигнал к тушению огней, объяснил Натан. По этому знаку улицы следовало очистить от пьяных гуляк. Стражники захватили группу бакалейщиков, начавших драку, и повели в Тауэр, в то время как более везучие драчуны, улизнувшие от расправы, отправились по домам.
После такого трудного дня, полного впечатлений, Бронуин попрощалась со своим другом и отправилась в конюшню, где ее терпеливо ждал Макшейн.
В углу лежала большая охапка сена. Здесь Бронуин и устроила себе постель из одеял. Вспоминая все, что случилось с нею за последние несколько часов, она подумала, что не имеет права считать вражескую столицу такой захватывающе интересной, но на какое-то время она так увлеклась, что забыла о цели своего приезда.
Ей предстояло осуществить месть. Ее отец и мать холодны, как мерзлая земля под этой подстилкой из сена, пахнущего пылью. Они убиты человеком, который, несомненно, веселится сейчас в роскошном зале, греется у огня, пьет добрый эль и пользуется благосклонностью красавиц. Может быть, он даже пьет за семью, которую предал, делая вид, что ожидает приезда своих будущих родственников, однако, зная при этом, что никто не приедет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46