А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– С того времени, как я узнала, кто он на самом деле, мы мало времени проводим вместе, – совершенно искренне сообщила Бронуин. – Я надеюсь и в дальнейшем сохранить такое положение дел, хотя и сам Ульрик, и его мать утверждают, что он невиновен в смерти моих родителей.
– Значит, ты все еще его подозреваешь?
– Многое свидетельствует скорее за, чем против, хотя…
Бронуин замолчала. В глубине души она надеялась, что Ульрик невиновен.
– Почему ты не пришел мне на помощь, когда я тебя о том просила? – обрушила Бронуин на Дэвида свое негодование. – Если бы ты и твоя свита были с нами…
– Мы тоже оказались бы мертвы, в этом можно не сомневаться. Англичане не оставляют нам ни единого шанса. Они все делают с большим размахом, – заметил Дэвид с оттенком зависти в голосе.
«Размах англичан нравится Дэвиду», – грустно подумала Бронуин. Следовало признать, размах действительно производил впечатление. Но за чей счет существовала вся эта роскошь? Конечно, Уэльс был вынужден платить дань. Таковы были условия сдачи неприятелю. А вместе с тем оборванные бедняки просили милостыню на улицах Лондона и на дороге в Вестминстер.
В Карадоке люди не утопали в роскоши, но выглядели крепкими и здоровыми, потому как хорошо питались. Разумное правление землями было тому причиной, но семья Бронуин не претендовала на богатство, подобное увиденному в Лондоне.
– Я никогда не думал покидать тебя, Бронуин. Клянусь в верности дочери лорда Оуэна, как клялся твоему отцу! Но пусть не ждет от меня клятв новый лорд Карадока, твой муж. Мы, уэльсцы, должны держаться вместе. Король сказал мне о твоей просьбе, чтобы я находился в Карадоке в качестве твоего защитника, и хочу уверить, что я почту это за честь, миледи.
Бронуин не могла не почувствовать дрожи, пробежавшей по телу, когда она услышала многозначительные нотки в голосе Дэвида и всем сердцем понадеялась, что не совершила ошибку, потребовав его присутствия в Карадоке. Будет ли он ее усердным защитником? В таком случае, Дэвид должен доказать это, пойдя против приказов Ульрика.
– Ты должен стать моими глазами и ушами, Дэвид. Мы расследуем обстоятельства убийства моей семьи и найдем того труса, что прячется под таинственной завесой цветов Ульрика Кентского.
– Теперь, когда цветами Ульрика стали пурпурный и черный, цвета Карадока, сдернуть завесу будет труднее.
– Ульрик считает, что убийство его каменщиков в Карадоке совершено теми же людьми. Может быть, враг притаился сейчас. Может быть…
– Об этом мы и должны подумать, прекрасная дочь ворона, лучший способ отвлечь внимание от себя – обвинить в содеянном другого. Чем меньше наш народ будет помогать англичанам, тем больше вреда мы им нанесем, – Дэвид приподнял ее лицо за подбородок, чтобы их взгляды встретились. – Определенно, лощеное обаяние Ульрика не вскружило тебе голову настолько, чтобы ты не обращала внимание на истинное положение дел. Это его люди захватили Англси и уничтожили запасы зерна. В этом году зима для нашего народа выдастся тяжелой.
Разве она не слышала об этом? Неприятно было сознавать, что Ульрик удостоился королевской милости за подавление восстания, не говоря уже о таких душераздирающих подробностях, о которых напомнил Дэвид. Сооружение из обвинений, упрямо возводимое на страшной участи ее родных, получило свое завершение. Губы Бронуин сжались, буря чувств поднялась в душе.
– Нет, сэр, я ни о чем не забыла, и я уже слишком хорошо знаю англичан, а до истечения этой ночи узнаю еще лучше!
«О, Боже, только не это!» – отвела Бронуин взгляд, и голос ее дрогнул от волнения. Она смотрела в сторону, смущенная тем, что ее стойкость может дать трещину.
Неловко, но с самыми лучшими намерениями Дэвид, пытаясь утешить Бронуин, обнял ее и сжал так, что она подумала: лопатки вот-вот сломаются.
– Одна мысль о том, что Ульрик прикасается к тебе, заставляет меня пылать жаждой мести. Ты была предназначена мне, Бронуин… эта ночь должна была стать нашей ночью.
Бронуин непроизвольно попробовала высвободиться из рук, обхвативших ее талию. Дэвид тянул ее вглубь темной ниши.
– Дэвид!
Не добившись успеха попыткой урезонить его, молодая дама ударила достаточно твердым каблуком туфельки по подъему ноги напавшего, отбросив наглеца к сводчатой стене. Вскрикнув от боли, Дэвид оценил ее попытку решительного отпора.
– Проклятие, Бронуин, да ты посрамила бы самого Мерлина! – заметил он, потирая ушибленную ногу.
– Ты никогда не поумнеешь, Дэвид! – строго выговорила ему Бронуин.
Но вместо того, чтобы, как она надеялась, попасть на свободное место, Бронуин вдруг натолкнулась на гору мускулов и стальные руки, появившиеся неизвестно откуда. Негромко вскрикнув, она подняла глаза и в смутном свете факелов, закрепленных на стенах коридора, разглядела красивое лицо своего мужа, искаженное гневом и яростью.
– Вольф!
– Называй меня моим настоящим именем, женщина!
– Ульрик! – торопливо исправилась Бронуин, отметив про себя, что прежнее имя подходило ему сейчас больше.
Никакой утонченности или любезности, скрывавших хищный блеск его глаз, не увидела Бронуин во взоре рыцаря, устремленном мимо нее на Дэвида Эльвайдского.
– Ваша супруга была расстроена, милорд. Я хотел ее утешить…
– За дурака меня принимаешь, Дэвид? – тихо прорычал Ульрик.
Боже милостивый! Это был самый настоящий волк! И на этот раз очень рассерженный! Бронуин кинулась спасать Дэвида.
– Я чуть не потеряла рассудок, сэр. Король назначил Дэвида в Карадок моим защитником, и он…
– Защитником? – голос Ульрика оглушительно загремел под низкими сводами оконной ниши.
– В Карадоке прячется убийца, – объяснила Бронуин, оправившись от страха. – Вы сами это сказали, сэр. Когда вам потребуется отлучиться из дома, не оставите же вы меня одну. Дэвид мне как брат, и с ним я буду в безопасности.
Бронуин не сомневалась, что, скрипнув зубами, ее муж подавил крепкое ругательство, желваки, заходившие на сжатых скулах, выдали ярость, бушевавшую в груди. Несколько слов все же вырвались из ловушки, но были так неразборчивы из-за душившей Ульрика злобы, что ничего нельзя было понять.
– Извините, я не расслышала, милорд, – попросила повторить Бронуин, пытаясь сохранить видимость спокойствия в предвосхищении приближающегося взрыва.
– Я сказал, священник готов благословить брачное ложе.
Если бы Ульрик не поддерживал ее, то Бронуин упала бы к его ногам. Все волнения, в течение вечера, подтачивавшие ее самообладание, заставили кровь отлить от лица, а глаза – невероятно расшириться. Священник! Сообщение о Сатане произвело бы меньшее впечатление. Сейчас будет освящено брачное ложе, а потом она попадет в руки выводка женщин семейства Кент, которые уложат ее в постель, забросав, наверное, подушками. И где, интересно, будет проходить эта первая брачная ночь?
– Но ведь танцы начались всего час назад, и музыканты…
– … будут играть всю ночь напролет для гостей, но не для жениха и невесты!
– Вы еще не слышали моих поздравлений, сэр, – подал голос Дэвид за спиной Бронуин. – Я бы солгал, если б сказал, что не завидую вам, но такова жизнь. Могу ли я служить вам обоим как верный рыцарь и принести клятву преданности Карадоку?
Не обратив внимания на примирительное заявление Дэвида, Ульрик предложил Бронуин руку и решительно повел ее в зал.
– Улыбайся, любимая, иначе, клянусь, позднее я заставлю тебя пожалеть об этом.
Яркий румянец на щеках и вымученная улыбка вместе составили великолепную видимость необыкновенного счастья невесты. Глядя на высокого рыцаря, ведущего новобрачную к возвышению, где уже ждал священник – брат Ульрика в церковном облачении, – можно было подумать, что у обоих супругов голова идет кругом от счастья.
Никто не представлял себе, как тяжело было Бронуин держаться на ногах. Новобрачные поднимались по лестнице вслед за святым отцом Томасом в сопровождении родных и друзей, возжелавших присутствовать на последней в этот вечер церемонии.
В комнате, где самым постыдным образом провалилась ее попытка осуществить свои кровожадные намерения, зрители остались за порогом у открытой двери, а они с Ульриком подошли вместе со священником к большой кровати, полог которой был теперь отдернут и украшен цветами. После того как они опустились рядом с кроватью на колени, священник торжественно благословил брачное ложе, зажег курения и свечи вокруг, и кровать стала похожа на алтарь, а в комнате, как в церкви, запахло ладаном.
«А я жертва, агнец на заклание», – подумала Бронуин, когда священник закончил церемонию. Без помощи Ульрика она не поднялась бы на ноги. Когда муж оставил ее наедине с женщинами, Бронуин, держась за резной столбик кровати, со смешанным чувством облегчения и досады посмотрела на закрывшуюся за ним дверь.
Женщины разом накинулись на Бронуин, и ей показалось, что буквально за один миг она была освобождена от свадебного наряда и облачена в тонкую шелковую рубашку, поверх которой на нее набросили подходящий по цвету бледно-голубой халат. Затем леди Кент, с видом знатока наблюдавшая за ритуалом, имея богатый опыт предыдущих свадеб своих сыновей, горячо обняла невестку и запечатлела на ее щеке свой материнский поцелуй.
– Выходя замуж, девушка очень нуждается в помощи матери. Надеюсь, я смогу восполнить ее отсутствие, потому что, хоть я и родила семерых сыновей и ни одной дочери, но каждая из невесток мне как дочь.
Упоминание о матери Бронуин уже выдержать не могла. Слезы жгли ей глаза, когда она, в свою очередь, обнимала женщину и откидывалась на подушки, глядя, как все они удаляются со всякими приятными пожеланиями. Смятение рвало на части ее душу. Дверь со стуком закрылась, как бы объявляя, что невеста готова к приходу жениха. Да, ей нужна была ее мать! Нужен был и отец, чтобы противостоять рыцарю, который скоро придет к ней. Но самым ужасным в ее положении казалось то, что ей нужен был и Вольф… человек, в котором она теперь видела лишь врага.
Тошнотворно-сладкий запах курений смешивался с запахом роз, поставленных в вазу на столике у кровати. Вдруг вместо мягкой постели ей представилась каменная плита и останки родителей на ней. Спрыгнув босиком на пол, Бронуин подобрала подол и подошла к закрытому окну. В отличие от окна в ее комнате, свое окно Ульрик не приказал забить. Обрадовавшись, она распахнула створки ставен и глубоко вдохнула прохладный ночной воздух, надеясь, что он облегчит пульсирующую боль в висках.
На небе сияла луна, заливая Бронуин своим призрачным светом и высвечивая оставшиеся не-затоптанными после дневной толкотни пятна белого снега. Во внутреннем дворе можно было различить стражников. Они расхаживали взад-вперед на своих постах, стараясь согреться в ожидании, когда их сменят. Все вокруг говорило о силе и мощи, а Бронуин не могла унять внутреннюю дрожь, вызванную слабостью и предвосхищением опасности.
Вдали начали звонить колокола аббатства, и девушка готова была поклясться, что расслышала голоса, радостно поющие на латинском языке о мире на земле. Она стала считать. Один, два, три… Слеза потекла по щеке. Четыре, пять, шесть… Сложив руки в жесте мольбы, Бронуин смотрела на звездную ночь. Семь, восемь, девять… О мире молила она с каждым чистым и ясным звуком песнопения, пронизывавшего небо в канун Рождества. Десять, одиннадцать…
– Да ты с ума сошла, женщина!
– От постели пахнет, как от погребального костра! Мне… мне просто тошно от этой вони!
– Тогда задуй свечи! – вознегодовал Ульрик, бурное вторжение, которого разрушило благословенную тишину, окутавшую ее.
Он со стуком поставил на стол, принесенный с собой графин с вином и быстро задул все свечи, кроме одной восковой свечи. Пламя ее колыхалось от холодного воздуха, проникавшего сквозь окно, у которого каменной статуей сидела Бронуин, словно оцепенев от холода и лишившись способности чувствовать. Даже когда Ульрик приблизился к ней, она не пошевелилась. Бронуин словно вбирала в себя успокаивающее лекарство, придававшее сил перед лицом неизбежности.
– Ты холодна, как труп! – проворчал Ульрик, закрывая окно.
Он поднял ее на руки, словно заупрямившегося ребенка, и отнес на постель, куда и положил самым заботливым образом.
– Что за мысль пришла в твою непредсказуемую голову, женщина? Хотела выпрыгнуть из окна и разбиться насмерть или продрогнуть до мозга костей и заболеть?
Бронуин молча позволила укутать себя, как младенца, а потом стала смотреть в небольшой очаг, где пламенели угли. Ульрик подбросил дров, и искры взметнулись вверх, улетая в трубу. Огонь ярко заполыхал.
– Вот так! – удовлетворенно произнес новобрачный.
Бронуин следила за ним взглядом, когда он наливал вино в красивый кубок.
– Мама всегда подогревала молоко и добавляла мед, чтобы унять озноб и крепко уснуть, – серьезно заметила Бронуин, садясь в постели.
Ульрик протянул ей кубок.
– Я и не думаю о крепком сне, предлагая вам вино, миледи.
Он вкрадчиво поднес кубок к ее губам. Усилием воли Бронуин заставила себя отпить глоток и взять кубок обеими руками.
– Я плохо спала прошлой ночью, когда вы и придворные так громко шумели, а сегодняшний день был вообще очень утомителен. Ей-богу, ваши братья меня замучили танцами.
Ульрик опустился на постель рядом с нею.
– И поэтому вы молились у окна? Я помешал вам закончить общение с Господом?
– Общение завершилось, и с большой сердечностью, пусть даже преждевременно, – ответила ему Бронуин, и ее щеки залил румянец. – Но не этого я искала в молитве.
– А что же?
– Я молилась о мире. – Она сделала еще глоток, не ощущая вкуса вина, более крепкого, чем то, что пила раньше. – Признаться, я так запуталась во всем! Не знаю уж, что думать, как поступать…
Ульрик накрыл ее руки своими, поддерживая готовый расплескаться кубок.
– Думай и действуй – как моя жена, Бронуин, потому что так предопределено судьбой, – он коснулся губами кончиков ее пальцев.
Она предпочла бы видеть его бушующим быком, а не сладкоречивым дьяволом.
– Не-е-е-ет!
Как будто его прикосновение сорвало туго натянутые нервы. Бронуин оттолкнула его руки вместе с кубком. Красное вино расплескалось по белым простыням. Бронуин попыталась откатиться в сторону, но туго намотанное одеяло не позволило избежать быстрой хватки Ульрика.
– Ты испытываешь мое терпение больше, чем кто бы то ни был другой, попадавшийся мне на пути, женщина! – заметил он, снова притягивая ее к себе.
– Я знаю, как чувствует себя маленькая птичка! – воскликнула Бронуин, едва удерживая слезы, подступившие к глазам. – Я была застигнута врасплох и попалась в западню предательства и обмана, отсюда мне некуда бежать, кроме как к хищнику, более крупному и сильному, чем я!
– Я хочу не вредить вам, а любить вас, миледи.
– Так же хотела и я относиться к спасенной мною птице, но от этого она не перестала дрожать. Она не верила мне. Потребуется время… время… отчаянно нужно время, – дрогнувшим голосом прошептала Бронуин, – время, чтобы научиться доверять вам, милорд… и… узнать, кто вы на самом деле.
Ножка стеклянного кубка треснула в руке Ульрика, и Бронуин испуганно вздрогнула. Кубок рассыпался на кусочки, а на ладони рыцаря остался глубокий порез, из которого брызнула кровь.
– Милорд! – Бронуин непроизвольно потянулась к порезанной руке, но Ульрик отвел ее.
– Что? – сердито проворчал он сквозь стиснутые зубы. – Разве вы не хотели пролить мою кровь, чтобы удовлетворить свою кровожадность?
Обвинение удержало Бронуин от дальнейших проявлений сочувствия, и она откинулась на подушки, наблюдая, как рыцарь собирает осколки кубка и гневно швыряет их в очаг, где они от удара о кирпичи рассыпаются вдребезги.
– Что вы делаете? – вскрикнула она, когда Ульрик подошел к постели и прижал к простыне кровоточащую руку.
– Я не дам слугам повода судачить, что наши с вами обеты не до конца выполнены, жена, – отрезал Ульрик, соединяя капли своей крови с пятнами, оставленными пролитым вином.
Потом он обернул руку полотенцем, оставленным на краю чаши с розовой водой на столике у кровати.
– Клянусь святыми угодниками, Дэвид был прав. Ты бы и вашего уэльского великого Мерлина вывела из себя! Обычный человек из плоти и крови не может знать, как с тобой управиться! Клянусь, нужно быть даже еще более искусным волшебником, чем он, чтобы понять таких женщин; как ты, Бронуин Карадокская!
Облегчение отразилось на ее лице, когда она поняла, что муж пойдет навстречу ее пожеланиям. Поднявшись с постели, Бронуин проговорила:
– Я буду вам хорошей женой во всех остальных отношениях, милорд.
Сделав несколько шагов, она остановилась под горячим взглядом Ульрика. Не подозревая, что ночная рубашка соскользнула с плеч и удерживается лишь благодаря пышной груди, а перекрутившийся шелк плотно обегает крутые бедра, Бронуин выжидающе потянулась к его руке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46