– Но эти фрейлины не останутся здесь. Они только помогут принцессе на первых порах. Королева Англии должна иметь английский Двор, – объяснила присутствующим Генриетта.
– А это означает, что жены и дочери министров вашего брата получают новые прекрасные возможности, – заметил граф де Гиш, предлагая Генриетте руку и приглашая ее на прогулку.
– Особенно те из них, кто был с ним в годы изгнания, – не преминула вставить свое слово миссис Стюарт.
После того, как красивая пара удалилась в сторону пруда, оставшиеся продолжили начатый разговор, и Фрэнсис жадно ловила все, что говорили гости, не обращая никакого внимания на любезности месье Батиста, которыми при других обстоятельствах не стала бы пренебрегать в надежде, что они ей когда-нибудь пригодятся.
– Наша королева не просто должна быть окружена англичанками-фрейлинами, горничными и тому подобное.
Они все должны быть молодыми, – заметила одна из девиц, которая явно уже видела себя при Дворе Екатерины. – Ведь и королева сама молода.
– Король Карл и восхитительный герцог Букингем – с ними никогда не будет скучно при Дворе, – ответила ей другая, предвкушая предстоящие развлечения и удовольствия.
– Оказаться около королевы – это было бы восхитительно!
– Если у королевы хороший характер и ей нетрудно угодить, – вставила Фрэнсис, повернувшись к ним через плечо. – Мы знаем только то, что она воспитывалась в большой строгости. Вдруг она окажется мегерой?
– Мегера из Лиссабона, – прошептал флорентинец, стараясь привлечь внимание Фрэнсис попытками прикоснуться к ней. Однако она постаралась отделаться от него, сославшись на то, что за ней приехала мать, и карета королевы уже ждет их во дворе.
Когда Фрэнсис покинула общество гостей, и до нее перестали долетать звуки их голосов, она сразу же забыла о желаниях и намерениях разных девиц. Но собственные устремления заговорили вполне отчетливо, и она без труда поняла их. Слуга принес ей пальто в безлюдную прихожую.
– Екатерина Браганса, – тихо повторяла Фрэнсис, пока слуга в умопомрачительной орлеанской ливрее прощался с ней почтительным поклоном. – Какое красивое имя! Она непременно должна быть доброй!
Фрэнсис надела капюшон так, чтобы он как можно лучше и привлекательнее выглядел на ее красивых волосах. Было заметно, что она сознательно не торопится. Мысль о жизни при Дворе, где она снова будет лишена всех радостей и удовольствий, испугала Фрэнсис, но поскольку она сама выросла в суровых условиях, хоть, конечно, и не в монастыре, ей показалось, что она смогла бы поладить с будущей королевой. И поскольку она была в прихожей одна, Фрэнсис позволила себе немного постоять перед зеркалом.
– И миссис Фрэнсис Тереза Стюарт, – торжественно произнесла она свое полное имя в пустой комнате так, словно сообщала о прибытии знатной гостьи. – Фрейлина Ее Величества королевы Великобритании Екатерины!
Пока их карета катила по парижским улицам, Фрэнсис и миссис Стюарт напряженно молчали. Не подозревая об этом, они думали об одном и том же. Фрэнсис мечтала оказаться там, где жизнь бьет ключом. Лишившись мужа, миссис Стюарт была озабочена более надежными гарантиями благополучия своих детей. Никто из них не говорил о своих надеждах, чтобы не быть осмеянным.
Однако спустя весьма непродолжительное время миссис Стюарт нашла возможным поговорить о том, что ее волновало, с королевой Генриеттой-Марией. Она подбиралась к этому очень деликатно, издалека, тактично говоря о том, что их обеих волнуют судьбы дочерей, нравственность которых подвергается при Дворе суровым испытаниям.
– Скорее следует говорить о добром имени, чем о нравственности, – поправила ее королева Генриетта-Мария, сохраняя достоинство. – Злые языки сплетников таковы, что им нельзя давать ни малейшего повода. Именно поэтому я и просила мадам де Мотвилл поговорить с герцогиней и предупредить ее.
– Ваше Величество имеет в виду короля? Ужас в том, что вы почти ничего не можете сделать. Совсем недавно я просила у вас разрешения отправить своих детей в Шотландию.
– До свадьбы Людовика? Когда он уделял Фрэнсис слишком много внимания?
– Да. И когда Его Величество узнал об этом, он намекнул мне, что не имеет никаких дурных намерений. – Миссис Стюарт улыбнулась, вспоминая что-то. – Но я совсем не такая легковерная.
И Генриетта-Мария улыбнулась ей в ответ.
– Без сомнения, он не привык к подобным проявлениям шотландского благоразумия. И должна признаться вам, что ваша дочь вела себя не по годам мудро.
– Это правда. Она всегда старалась не оставаться с ним наедине. Мне кажется, мадам, Фрэнсис почувствовала огромное облегчение, когда Людовик, очарованный необыкновенным шармом вашей дочери, неожиданно заинтересовался ею.
– «Неожиданно» – это не совсем так, дорогая Софи. Как только у нее появилась возможность есть досыта и прилично одеваться! При том, что раньше, он не проявлял к ней никакого интереса и говорил, что не понимает своего брата, который готов жениться на мощах святой девы!
– Он так говорил?! О нашей дорогой принцессе?
– Милорд Сент-Олбанс случайно услышал эти слова. При том, что, несмотря на все трудности, для бедной девочки делалось все возможное. Она действительно была очень худенькая. И невинна, я надеюсь.
– Сейчас они живут в такой роскоши, что мы боимся за их неокрепшие души. Чтобы эта роскошь не разрушила их. – Рассчитывая на определенный эффект, миссис Стюарт глубоко вздохнула. – Я не уверена, правильно ли я поступлю, если попрошу Ваше Величество разрешить мне сейчас отвезти Фрэнсис в Англию. Может быть, каким-нибудь чудесным образом для нее найдется хоть самое скромное местечко при Дворе новой королевы?
Начиная понимать истинную причину всего этого сочувственного и проникновенного разговора, вдовствующая королева быстро встала и положила руку на плечо своей преданной подруги.
– Не волнуйтесь, дорогая Софи. Как бы сильно я ни нуждалась в вашем присутствии, я не стану вам мешать, – сказала она.
Генриетта-Мария пересекла комнату и, подойдя к бюро, взяла лежавшее на нем письмо.
– Если бы вы дали мне возможность прочитать письма из Уайтхолла от лорда Чемберлена, я бы сама очень скоро все вам сказала. Мне уже известно, что вашу Фрэнсис одной из первых выбрали в придворные дамы для будущей невестки.
Забыв обо всех условностях, миссис Стюарт в изнеможении опустилась в дубовое кресло, стоявшее возле одного из высоких окон.
– Уже выбрана… Одной из первых, – прошептала она.
– Она станет одной из четырех фрейлин.
– Потому, что она Стюарт? Или потому, что она весела и красива?
– Разумеется, она самая прекрасная девушка в мире, – великодушно призналась мать Генриетты.
Опустившись на одно колено, миссис Стюарт поцеловала руку стареющей королевы.
– И Ваше Величество позволит нам уехать?
– Я не только разрешу вам уехать, но и оставлю здесь вашу младшую дочь, чтобы она научилась помогать мне.
Хотя благодарность и переполняла сердце миссис Стюарт, она прекрасно понимала, что не может терять ни минуты.
– Если бы вы, Ваше Величество, могли бы написать рекомендательное письмо королю Карлу… Порекомендовать Фрэнсис…
Однако Генриетта-Мария не зря была Медичи. Ее изощренность в подобных делах превосходила даже шотландскую практичность миссис Стюарт.
– Вам не следует просить об этом меня. Попросите мою дочь, – весьма решительно ответила она. – Письмо от его ненаглядной кошечки принесет Фрэнсис гораздо больше пользы.
После того, как закончились рождественские праздники и все было готово к свадьбе Карла, со слезами на глазах Генриетта писала брату:
«Не могу не воспользоваться возможностью передать Вам письмо с мадам Стюарт, которая отправляется в Англию с дочерью – одной из фрейлин Вашей будущей жены. Если бы не это, я никогда не согласилась бы расстаться с ней, потому что она прелестна и, как никто другой, может украсить любой Двор…» И, поддавшись чувству надвигающегося одиночества, добавила: «Самое желанное для меня – вновь увидеть Ваше Величество…»
– Вы будете очень скучать по Фрэнсис. Столько лет вы были вместе, – сочувственно сказала герцогине мадам де Борд, стоя возле ее письменного стола с маленьким золотым подносом, на котором лежал сургуч.
– Да. Но все-таки разница в возрасте постепенно становится все заметнее, – ответила ей Генриетта, глядя на сложенное письмо.
– Конечно, мадам, но это вполне естественно… Теперь, когда вы замужем…
– Разумеется, дорогая Борбор, – согласилась с ней Генриетта, неожиданно вспоминая прозвище, которое дала своей горничной, будучи ребенком. – Но, помимо этого, моя кузина такое странное, непредсказуемое существо! Иногда она поражает меня своими суждениями, но в последнее время я все чаще и чаще раздражаюсь от того, что она никак не может повзрослеть!
Овдовевшая мадам де Борд с пониманием смотрела на свою юную хозяйку.
– Никто из нас не взрослеет до тех пор, пока не доведется пострадать…
– Фрэнсис немало страдала и из-за отца, и из-за их дома…
– Это не совсем то… Ей еще не приходилось преодолевать ежедневные трудности, – ответила мадам де Борд, которой было прекрасно известно обо всех страданиях, которые принесло Генриетте замужество.
– Вы думаете о шевалье де Лорране и о том, что кажущееся спокойствие, с которым я все это воспринимаю, состарило меня…
Генриетта говорила очень медленно о том, о чем никогда ни с кем не разговаривала, даже с матерью, которая, казалось, была очень довольна ее замужеством.
– Если бы я была настоящей Медичи, я бы, наверное, отравила его, – добавила она, с силой вдавливая свою печать в горячий сургуч. – Но поскольку во мне течет и более чувствительная шотландская кровь, я вынуждена сносить постоянные унижения от присутствия Лоррана, защищаясь от всего напускной веселостью… Что больше всего огорчает меня в поведении Фрэнсис, – добавила она без всякой связи с тем, о чем только что говорила, – так это не ее отъезд, а то, что она сама хочет уехать.
Мадам де Борд позвонила в маленький колокольчик, чтобы принесли одежду герцогини.
– Ваше Высочество уже не станет так сильно скучать по ней, когда родится ребенок… через несколько месяцев, – успокоила она Генриетту.
– Молю Бога, чтобы это был мальчик! Особенно теперь, когда у королевы уже есть сын, – с жаром воскликнула Генриетта, прекрасно знающая, что ее супруг способен отравить всем жизнь своей яростью и ревностью. – Если родится девочка, мне, наверное, придется выбросить ее в Сену.
Мадам де Борд, которая помнила, как много и тяжело болела Генриетта, и знала, насколько мучительными были для нее интимные отношения с супругом, была готова простить ей эти слова.
– Если у вашего брата родится дочь, – сказала она, – он все равно будет обожать ненаглядную крошку, хоть ему и очень нужен сын.
– Я уверена в этом, – согласилась Генриетта и встала, чтобы поцеловать мадам де Борд. – Но все-таки давайте надеяться, что Екатерина Браганса подарит ему целый выводок сыновей таких же высоких, сильных и выносливых, как он сам!
Глава 6
«Дворец здесь, в Гемптон Курт, старый и очень красивый, – писала Фрэнсис матери, которая, оставив свою дочь при Дворе, уехала к родственникам в Шотландию. – Сады и парки содержатся в большом порядке, а все фрейлины прекрасно устроены. У нас здесь не очень роскошно, потому что, кажется, ни король, ни королева этого не любят. Королева очень добра и вежлива со мной, она уже два раза спрашивала, не скучаю ли я по Франции, и выразила надежду, что нет, не скучаю. Мне кажется, что и она, и король – очень счастливы…»
На этом месте Фрэнсис, которая никогда не умела грамотно писать и которая, хоть и владела двумя языками, гораздо лучше и легче писала по-французски, чем по-английски, прервала свое послание и перечитала его от начала до конца. Оно показалось ей достаточно длинным и содержательным даже с точки зрения миссис Стюарт, которая интересовалась всеми подробностями новой жизни дочери. Как могла мать рассчитывать на то, что она сможет разобраться во всех новых впечатлениях и своих мыслях настолько хорошо, чтобы описать их? Это просто невозможно, решила Фрэнсис. Придется отложить более подробную исповедь до следующей встречи, поскольку осенью миссис Стюарт с младшими детьми собиралась переехать в Лондон. У них еще есть время до того, как Софи подрастет и сможет быть полезной королеве Генриетте-Марии.
Фрэнсис торопливо приписала сердечный привет своей сестре и малышу-Вальтеру и подписалась: «Твоя послушная долгу и любящая дочь. Ф.Т.Стюарт».
Мечтательно рассматривая свою подпись, Фрэнсис задумалась о том, сколько пройдет времени, прежде чем она станет называться по-другому, и этот ход мыслей был вполне оправдан здесь, в Гемптон Курт, где королевская чета проводила свой медовый месяц, и где, казалось, сам воздух был пропитан мыслями о любви и замужестве.
Он действительно обожает ее, думала Фрэнсис, и она тоже влюблена без памяти. В этом нет ничего удивительного, он так очарователен, кроме того в нем есть какая-то особая привлекательность, которая бывает у некрасивых людей. Но она… Она совсем не красавица, в ней нет ничего, кроме огромных глаз, улыбки и черных локонов… Она такая крошечная… и эти маленькие тоненькие ручки… Неужели это правда, что мужчины обожают миниатюрных женщин?
Ее любимая Генриетта тоже была очень миниатюрной, и, когда она выходила замуж, казалось, что Филипп Орлеанский был влюблен в нее… Правда, все скоро кончилось… И те, кто его хорошо знали, этому не удивились.
Здесь Гемптон Курт, медовый месяц длился уже несколько недель, и не было никаких признаков того, что Карлу наскучила его португальская жена. Когда ему приходилось отлучаться в Лондон по государственным делам, он не скрывал, что разлука с нею очень тяжела, и расставался с Екатериной очень неохотно.
Поскольку любовь и чувствительность весьма заразительны, дамы и кавалеры во дворце смотрели на эти встречи и прощания, сочувственно вздыхая и улыбаясь.
Фрэнсис благородно считала, что это положение никогда не изменится. Хотя ей не было еще и шестнадцати лет, она, живя в разлуке с матерью и став важной придворной дамой, иногда чувствовала себя совсем взрослой и считала, что король, которому было уже более тридцати, явно должен стремиться к спокойной семейной жизни. Любовные интриги, которые злые языки часто приписывали ему, казалось, остались в прошлом, и он был рад иметь жену, которая, хоть и не отличалась особенной красотой, была необыкновенно женственной в туалетах из шелка и кружев.
Неожиданно усомнившись в собственной привлекательности, как это часто случалось в последнее время, Фрэнсис быстро повернулась к зеркалу. Миссис Стюарт позаботилась о том, чтобы ее дочь была одета в полном соответствии с тем новым положением, которое ей предстояло занять, и сейчас на ней было платье из бледно-желтого дамасского шелка, которое ей очень шло.
Проведя много недель при французском Дворе, где все восхищались ею и баловали ее, Фрэнсис не сомневалась в том, что красива, но сейчас впервые ей показалось, что она проигрывает в сравнении с Екатериной Браганса и, видимо, лишена тех достоинств, которые имеет юная королева. Может быть, все дело в росте? Может быть, высокий рост и длинные ноги – недостаток? Несмотря на свой небольшой рост, королева была безупречно женственна и грациозна…
Однако Екатерине было двадцать два, а ей, Фрэнсис, не исполнилось еще и шестнадцати. Когда мне будет столько лет, сколько ей, я тоже буду вести себя более сдержанно, подумала она, и неожиданно очень обрадовалась тому, что так молода: она могла и пошалить и стать заводилой в разных детских играх, для которых коридоры Гемптон Курт были идеальным местом, – в прятки или в жмурки, при этом более взрослые придворные смотрели на нее, снисходительно улыбаясь.
Поскольку письмо матери было уже написано и приготовлено к отправке через курьера, ей казалось напрасной тратой времени оставаться в комнате, когда стояла такая чудная погода. Очевидно, Карл придерживался того же мнения, потому что из всех возможных развлечений выбрал прогулку по реке вдвоем с королевой в маленькой лодке, которой к тому же сам управлял. Менее часа назад из своего окна Фрэнсис видела, как они сели в лодку, а увидев, как Карл снял парик, камзол и шляпу и закатал рукава рубашки, она не могла сдержать смех. Королева сперва в смятении наблюдала за мужем, а потом так же искренне рассмеялась, как и Фрэнсис, которая исподтишка наблюдала за ними.
Королевской чете удалось без лишних хлопот избежать присутствия на берегу придворных, ибо в эти жаркие послеполуденные часы большинство из них предавались сладостной дремоте в своих апартаментах, а Фрэнсис в очередной раз показалось, что король – обыкновенный нескладный, длинноногий юноша, каким он и был, когда навещал сестру и мать в Коломбе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36