– кричала она.
Карл, к которому уже вернулось хорошее настроение, расхохотался.
– Фрэнсис не сердится на вас. Одного вашего слова будет достаточно. Я надеюсь, что вы его произнесете.
Он добродушно потрепал ее по щеке и ушел.
И вот тут-то с Барбарой и началась настоящая истерика. До сегодняшнего дня бурными проявлениями гнева ей удавалось добиваться от Карла всего, чего она хотела. Этот спокойный, сговорчивый человек ненавидел сцены, и вид прекрасной Барбары с закушенными губами и бурно вздымающейся грудью приводил его в ужас. Он всегда спешил успокоить ее в своих объятиях. Но сегодня этого не произошло… Он погладил ее по щеке так, как мог бы приласкать свою растолстевшую беременную Трикси, и ушел, оставив ее в одиночестве и предоставив ей самой справляться со своим ужасным настроением. Если бы он только мог хоть на мгновение представить себе, что просьба вернуть Фрэнсис способна так напугать ее…
У Барбары не было никаких иллюзий относительно Карла. За то время, что они были любовниками, в ее жизни появлялись другие мужчины точно так же, как в его жизни, – другие женщины. Но ни одна из них ничего не значила для него, и ни одной из них не удалось удержать его. Как же она могла предположить, что нечто подобное удастся Фрэнсис, которая была всего лишь ребенком, несмотря на неоспоримую красоту?
Взяв себя в руки, Барбара приказала своим горничным упаковать свои и их вещи. Багаж должен быть готов через час, и они уедут в Ричмонд. Когда же слуги стали протестовать, говоря, что невозможно собраться за такое время, она топнула ногой – ничего нет невозможного, если она хочет этого! И она никак не могла поверить в то, что ее положение должно неминуемо резко измениться. Даже если она и не любила больше Карла, – а любила ли она его вообще когда-нибудь? – он играл в ее жизни очень важную роль. Он был королем для всех вокруг, но только не для нее. Красота и раскованность Барбары сделали Карла ее рабом. Он осыпал ее почестями и богатством, а в будущем и того, и другого должно было бы быть еще больше. Когда он поймет, что она уехала из Уайтхолла не потому, что кто-то приказал ей, а по своей собственной воле, он примчится, чтобы увезти ее обратно, как это уже случалось и раньше.
Однако не Карл, а Фрэнсис была очень огорчена, когда узнала, что Барбара уехала, не сказав ей ни слова о том, что прощает ее.
Между тем чтение пьес стало для них обычным занятием и привлекло внимание многих. Однажды вечером, несмотря на отсутствие королевы, они продолжали это занятие, и Фрэнсис, с восторгом исполняя роль Розалинды, пыталась обучать актерскому искусству Джоан, которой надо было играть Орландо.
Незадолго до этого русский царь прислал в Англию своего посла, и сейчас этот посол присутствовал при чтении вместе с Карлом, который был очень оживлен и почти непрерывно смеялся.
– Ужасно! – воскликнула Фрэнсис. – Что же мне делать в этой одежде?! В платье и в чулках!
Она приподняла подол юбки и, показывая ноги в шелковых чулках чуть ли не до колен, рассмеялась.
– Было бы гораздо лучше, если бы я действительно была одета в мужское платье!
Герцог Букингем, который в это самое время беседовал с русским послом, потом повторил всем присутствующим его высказывание: оказывается, посол думал, что только у русских женщин красивые ноги.
– Уверен, что вы не сможете найти такие, которые были бы столь же прелестны, как ножки Прекрасной Стюарт! – пошутил Карл.
Хотя Фрэнсис и была очень привязана к королеве, она не могла не признать, что без нее все чувствовали себя гораздо спокойнее, и, воодушевленная всеобщим вниманием и восхищением, Прекрасная Стюарт, приподняв юбку еще немного повыше, исполнила сольный танец. Эта юношеская бравада была скорее искренней и бесхитростной, чем вызывающей, и смеющаяся девушка, танцующая в огромном зале, являла собой очаровательное зрелище.
Только герцог Йоркский был настроен критически.
– Слишком тонкие, – произнес он. – Чтобы быть совершенством, ноги должны быть и короче, и толще. И на них должны быть надеты зеленые чулки.
Все расхохотались, потому что на Фрэнсис были чулки телесного цвета. Милорд Честерфилд издал удивленное восклицание, а леди Честерфилд вылетела за дверь: на ней были зеленые чулки из тончайшего шелка, и большинство собравшихся прекрасно знали, что в последнее время герцог Йоркский стал оказывать ей весьма заметные знаки внимания.
– Вот посмотрите, – предсказывала позднее Мэри Бойтон, – милорд Честерфилд, который едва ли не самый ревнивый муж в мире, очень скоро увезет свою жену из Лондона.
– И куда-нибудь подальше, чем в Ричмонд, где Каслмейн прячет свое плохое настроение, – добавил кто-то.
Пораженная услышанным, Фрэнсис молчала. Она обдумывала способы умиротворить Барбару, и известие о том, что та покинула Уайтхолл, стало для нее ударом. Она едва слушала короля, когда он стал хвалить и ее актерский талант, и танец.
– Мне следовало быть более сдержанной, – сказала Фрэнсис. – Я была очень возбуждена.
– Совсем не так, как мне бы хотелось, – многозначительно ответил Карл.
Фрэнсис постаралась отвести свой взгляд от его горячих карих глаз.
– Я очень огорчена. Почему Барбара уехала из Лондона? Она у вас в немилости?
– Скорее наоборот. Я у нее в немилости. Какая разница? Она вернется, когда ей это будет угодно. И более спокойная, будем надеяться. Впервые Барби не удалось настоять на своем. Мой дорогой сорванец, неужели вы думаете, что я склонен прощать хоть малейшее невнимание к вам?
– Это вы заставили ее уехать, Карл? – настаивала Фрэнсис.
– Нет. Но я сказал ей, что, если она отказывается принимать вас, мне придется развлекаться в другом месте.
Фрэнсис была смущена и огорчена.
– Нет, так нельзя! Я дала Барби время остыть, но я должна постараться как-то наладить с ней отношения. Я подумала… Хорошо, я подумала, что ей очень нравится та золотая пряжка с рубинами, которую вы мне подарили на Рождество…
– Моя дорогая Фрэнсис, я надарил Барби столько драгоценностей! Все, что у вас есть, не заполнит даже одной полочки в самом маленьком шкафчике Барбары…
– И все-таки ей очень понравилась именно та пряжка. Она любит рубины больше всех других камней. Она сама мне это говорила. Я не смогла бы отдать ей ее без вашего разрешения, но я надеюсь, что если я попрошу вас…
Она замолчала, и Карл в недоумении уставился на нее. Она ведет себя, как ребенок, а ведь уже совсем не маленькая. Она не отстранилась, когда он нежно обнял ее, хотя, подумал он, такая возможность предоставляется ему удивительно редко. И ее губы были такими манящими и обещающими… Хотя кругом было много наблюдавших за ними глаз, он поцеловал ее. Безобидный поцелуй в большом зале, где еще сохранилось рождественское убранство… Ему пришлось лишь слегка подтолкнуть Фрэнсис к большой охапке омелы, которая свисала с потолка. Под этой омелой в тот вечер побывала не одна придворная дама… Обещающие губы не дали ему ничего, они были бесчувственны и невыразительны. Губы ребенка…
– Ну и как вы собираетесь вручить ей этот знак примирения? – спросил Карл.
– Если только поехать к ней в Ричмонд… Но, представьте себе, вдруг она выгонит меня…
– Даже для Барбары это слишком… Но если вы твердо решили поступить именно так, нужно, чтобы с вами кто-то поехал.
И Карл обратился к молодому Беркли, который пользовался при Дворе общей любовью, и велел ему отвезти Фрэнсис в Ричмонд на следующий же день.
– И привезите обратно ту глупую негодницу, – приказал он, – потому что эта глупая негодница, кажется, не может чувствовать себя без нее счастливой!
Хоть он и говорил отрывисто и, казалось, не придавал никакого значения своим словам, он сам скучал без Барбары, которая всегда была непременным участником всех его развлечений и, как любой живой и веселый человек, заставляла окружающих чувствовать свое отсутствие.
Когда на следующий день, после продолжительного и унизительного ожидания, Барбара наконец согласилась их принять, молодой лорд Беркли уже имел совершенно четкое представление о том, что он должен ей сказать.
Узнав об их приезде, Барбара тщательнейшим образом нарядилась и приняла их с помпой – в присутствии двух дам, живших при ней. Она заметила, – или это ей просто показалось, – что после ее поспешного отъезда из Лондона слуги стали относиться к ней менее почтительно, словно эти безмозглые создания решили, что она уже лишилась покровительства короля. И теперь, думала Барбара, им будет полезно увидеть, что он прислал за мной гонцов, чтобы уговорить вернуться, потому что не может без меня жить.
Беркли, который был прирожденным дипломатом, постарался все представить именно так, а влюбленный взгляд Фрэнсис, неотрывно направленный на Барбару, только придавал его словам еще большую достоверность.
Барбара, узнав об их появлении, испытала огромное облегчение: прошло уже три дня после ее отъезда, а король не предпринимал никаких шагов, и она терзалась от самых мрачных предчувствий. Ее беспокойство еще больше усилилось после визита Букингема, который, узнав о скандале, который она закатила Карлу, обозвал ее идиоткой.
С бесстыдной неискренностью он старался уверить ее в том, что не имел никаких серьезных намерений использовать Фрэнсис для того, чтобы развести Карла с Екатериной: это была просто мимолетная идея, которая не смогла бы осуществиться даже с помощью Барбары. Это была чистая фантазия, и у нее хватило ума понять это, но не хватило воли воздержаться от ссоры с Карлом, который настолько взбешен, что готов прислушаться к тем, кто постоянно советует ему изменить свое отношение к королеве и быть с ней более нежным и внимательным.
Эти слова Барбара восприняла с явной насмешкой.
– Карл, – сказала она, – не будет знать, как это сделать. Больше всего на свете он ненавидит скуку, а кто может нагнать большую тоску, чем Екатерина Браганса со всеми ее молитвами и пуританством, которая не сводит с него обожающих глаз, совсем, как эти его отвратительные спаниели?
– Карл обожает своих собак, – напомнил ей Букингем. – Кроме того, за границей ходят упорные слухи о том, что королева ждет ребенка. Больше всего на свете он хочет иметь наследника.
Когда Букингем уехал, Барбару начали мучить несвойственные ей сомнения в правильности собственного поведения. Если королева действительно ждет ребенка, это непременно благотворно подействует на Карла, во всяком случае в течение нескольких месяцев будет именно так. Он вполне может не так сильно жаждать ее возвращения, но она ни в коем случае не может позволить себе исчезнуть из дворца вплоть до самого рождения этого ребенка: к тому времени про нее совсем забудут, и появится много желающих, кроме Фрэнсис, занять ее место.
А Фрэнсис вовсе к этому не стремилась, и, когда Барбара была в нормальном состоянии, она не могла не понимать этого. Фрэнсис вовсе не рвется к власти. Она достаточно безвредна и будет такой до тех пор, пока Букингем не вовлечет ее в свои интриги. Но поскольку он расстался со своей бредовой идеей влюбить в нее Карла до такой степени, что он будет готов заменить ею Екатерину, Фрэнсис может быть прощена, решила Барбара, не догадываясь о том, что план Букингема вполне мог быть реализован и без помощи Фрэнсис, если бы не слухи о беременности королевы…
Поэтому, пока Фрэнсис произносила слова извинения, Барбара слушала ее благосклонно, и ее глаза радостно заблестели, когда Фрэнсис протянула ей футляр, в котором лежала пряжка с рубинами.
– Пожалуйста, примите ее, – попросила Фрэнсис. – И забудьте все эти глупости. Без вас очень плохо.
– Вам не следует оставаться здесь, это действительно может сильно повредить вам, – сказал Беркли. – Королевские приказы должны исполняться, а мы имеем приказ привезти вас любой ценой.
Барбара улыбнулась им и приняла рубиновую пряжку.
– В знак заключенного мира, – сказала она. – Хотя я по-своему счастлива здесь, в тишине, и наконец у меня появилось время побыть с детьми. У меня даже возникла мысль заказать мистеру Лели семейный портрет. Если я вернусь с вами, это придется отложить, потому что невозможно держать детей в ужасном лондонском воздухе.
– Не могли бы мы взглянуть на них? – с нетерпением спросила ее Фрэнсис.
Барбара благосклонно согласилась, и в детскую была послана служанка.
Счастливая от того, что ей удалось вернуть расположение Барбары, Фрэнсис принялась рассматривать комнату, восхищаясь прекрасными вещами – картинами, миниатюрами, безделушками. Тут же висел и большой портрет Карла, написанный Гюйсмансом и подаренный Барбаре вскоре после того, как они стали любовниками.
Потом в сопровождении двух нянь в комнате появились дети, и Фрэнсис увидела совсем другую Барбару. Девочка и старший мальчик сразу же бросились к матери, и она начала ласково разговаривать с ними, не скрывая своей гордости. Прошло совсем немного времени, и она забрала у няни и младшего сына. Оба мальчика были очень похожи на короля, и их мама никому не позволила этого не заметить.
– Екатерина Браганса никогда не родит ему таких прелестных малюток, – сказала она. – Если у них будет много детей, они все будут похожи на маленьких черных дикарей, потому что она и король очень смуглые. И они никогда не будут значить для него так много, как мои очаровательные крошки. Он души в них не чает.
– Разве может быть иначе? – спросила Фрэнсис, вкладывая засахаренные сливы в открытые маленькие ротики.
Материнская гордость Барбары затронула какие-то глубоко спрятанные струны ее души, хотя мысль о том, чтобы самой иметь детей, всегда пугала и отталкивала ее. Наверное, все это воспринимается совсем по-другому, когда женщина любит отца своих детей, думала Фрэнсис, и если малыши столь же прелестны, как эти. И ей показалось, что она могла бы сильно привязаться и к чужим детям.
Глава 11
Слухи о том, что Екатерина ждет ребенка, подтвердились, однако через несколько недель у нее случился выкидыш. Юные фрейлины были отстранены от участия в этом событии, в то время как доктора суетились возле королевы и сновали взад и вперед по ее апартаментам. Но позднее, когда королева немного пришла в себя и перестала плакать, Фрэнсис, которая, несмотря на все свое легкомыслие, никогда не была бессердечной, оказавшись рядом с ней, постаралась выразить свое сочувствие.
– Как тяжело достаются дети, – с явным негодованием однажды сказала она Мэри Бойтон. – Надеюсь, что мне не придется заниматься ничем подобным.
– Тогда вряд ли ваше замужество будет счастливым, – ответила ей Мэри, не скрывая своего неодобрения. – Мужчины, какое бы положение они ни занимали, всегда хотят иметь сына и наследника.
– Чтобы потом ссориться с ним и лишать его наследства, – парировала Фрэнсис. – Почему мужчина и женщина, если они любят друг друга, не могут довольствоваться жизнью вдвоем? Зачем обязательно беспокоиться о том, что будет после тебя?
– Потому что человеку свойственно гордиться своей семьей и желать ее продолжения. А что касается короля, так ему просто необходим законный сын, иначе трон достанется герцогу Йоркскому или его детям, а в его семье пока только дочери.
– Ну и что? Разве Елизавета не была великой королевой? Наверное, она прекрасно себя чувствовала. Ей все поклонялись, но она не принадлежала ни одному мужчине. Вот это по мне. Власть и слава, балы и пышные процессии, и мужчины, которые, становясь на одно колено, целуют мне руку. Я играю с теми, кто оказывает мне знаки внимания, и держу их возле себя обещаниями, которых никогда не выполняю.
Мэри, которая с нетерпением ждала свадьбы и мечтала о том, чтобы иметь много детей, смотрела на Фрэнсис с нескрываемым сожалением и удивлением. Если она думает, что ей удастся именно так прожить жизнь, значит, она еще глупее, чем кажется. Уже сейчас было немало разговоров о том, что король неравнодушен к ней, и никто не надеялся на то, что Фрэнсис и впредь сможет удерживать его на расстоянии.
Целовать ей руку и довольствоваться обещаниями – это не для Карла, со злорадством думала Мэри, но она не могла побороть своей зависти, потому что Фрэнсис расцветала с каждым днем, становясь неотразимо прекрасной.
Король был очень нежен со своей супругой и старался успокоить ее, говоря, что подобное нередко происходит с молодыми женщинами. Пройдет немного времени, она поправится; и у них непременно будут дети.
Барбара проявила полное равнодушие к тому, что в течение нескольких недель король не принимал участие в ее вечерах, зато Букингем не скрывал своего торжества, и был очень доволен собой.
– Выкидыш, если он случился один раз, вполне может повториться, – сказал он Фрэнсис. – Такое часто случается с нервными, ревнивыми женщинами, которые не могут найти себе места, когда их мужья отлучаются куда-нибудь. Посмотрите – это будет бездетный брак, так же, как и брак Екатерины Арагонской, а Карл хочет наследника ничуть не меньше, чем Генрих Восьмой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Карл, к которому уже вернулось хорошее настроение, расхохотался.
– Фрэнсис не сердится на вас. Одного вашего слова будет достаточно. Я надеюсь, что вы его произнесете.
Он добродушно потрепал ее по щеке и ушел.
И вот тут-то с Барбарой и началась настоящая истерика. До сегодняшнего дня бурными проявлениями гнева ей удавалось добиваться от Карла всего, чего она хотела. Этот спокойный, сговорчивый человек ненавидел сцены, и вид прекрасной Барбары с закушенными губами и бурно вздымающейся грудью приводил его в ужас. Он всегда спешил успокоить ее в своих объятиях. Но сегодня этого не произошло… Он погладил ее по щеке так, как мог бы приласкать свою растолстевшую беременную Трикси, и ушел, оставив ее в одиночестве и предоставив ей самой справляться со своим ужасным настроением. Если бы он только мог хоть на мгновение представить себе, что просьба вернуть Фрэнсис способна так напугать ее…
У Барбары не было никаких иллюзий относительно Карла. За то время, что они были любовниками, в ее жизни появлялись другие мужчины точно так же, как в его жизни, – другие женщины. Но ни одна из них ничего не значила для него, и ни одной из них не удалось удержать его. Как же она могла предположить, что нечто подобное удастся Фрэнсис, которая была всего лишь ребенком, несмотря на неоспоримую красоту?
Взяв себя в руки, Барбара приказала своим горничным упаковать свои и их вещи. Багаж должен быть готов через час, и они уедут в Ричмонд. Когда же слуги стали протестовать, говоря, что невозможно собраться за такое время, она топнула ногой – ничего нет невозможного, если она хочет этого! И она никак не могла поверить в то, что ее положение должно неминуемо резко измениться. Даже если она и не любила больше Карла, – а любила ли она его вообще когда-нибудь? – он играл в ее жизни очень важную роль. Он был королем для всех вокруг, но только не для нее. Красота и раскованность Барбары сделали Карла ее рабом. Он осыпал ее почестями и богатством, а в будущем и того, и другого должно было бы быть еще больше. Когда он поймет, что она уехала из Уайтхолла не потому, что кто-то приказал ей, а по своей собственной воле, он примчится, чтобы увезти ее обратно, как это уже случалось и раньше.
Однако не Карл, а Фрэнсис была очень огорчена, когда узнала, что Барбара уехала, не сказав ей ни слова о том, что прощает ее.
Между тем чтение пьес стало для них обычным занятием и привлекло внимание многих. Однажды вечером, несмотря на отсутствие королевы, они продолжали это занятие, и Фрэнсис, с восторгом исполняя роль Розалинды, пыталась обучать актерскому искусству Джоан, которой надо было играть Орландо.
Незадолго до этого русский царь прислал в Англию своего посла, и сейчас этот посол присутствовал при чтении вместе с Карлом, который был очень оживлен и почти непрерывно смеялся.
– Ужасно! – воскликнула Фрэнсис. – Что же мне делать в этой одежде?! В платье и в чулках!
Она приподняла подол юбки и, показывая ноги в шелковых чулках чуть ли не до колен, рассмеялась.
– Было бы гораздо лучше, если бы я действительно была одета в мужское платье!
Герцог Букингем, который в это самое время беседовал с русским послом, потом повторил всем присутствующим его высказывание: оказывается, посол думал, что только у русских женщин красивые ноги.
– Уверен, что вы не сможете найти такие, которые были бы столь же прелестны, как ножки Прекрасной Стюарт! – пошутил Карл.
Хотя Фрэнсис и была очень привязана к королеве, она не могла не признать, что без нее все чувствовали себя гораздо спокойнее, и, воодушевленная всеобщим вниманием и восхищением, Прекрасная Стюарт, приподняв юбку еще немного повыше, исполнила сольный танец. Эта юношеская бравада была скорее искренней и бесхитростной, чем вызывающей, и смеющаяся девушка, танцующая в огромном зале, являла собой очаровательное зрелище.
Только герцог Йоркский был настроен критически.
– Слишком тонкие, – произнес он. – Чтобы быть совершенством, ноги должны быть и короче, и толще. И на них должны быть надеты зеленые чулки.
Все расхохотались, потому что на Фрэнсис были чулки телесного цвета. Милорд Честерфилд издал удивленное восклицание, а леди Честерфилд вылетела за дверь: на ней были зеленые чулки из тончайшего шелка, и большинство собравшихся прекрасно знали, что в последнее время герцог Йоркский стал оказывать ей весьма заметные знаки внимания.
– Вот посмотрите, – предсказывала позднее Мэри Бойтон, – милорд Честерфилд, который едва ли не самый ревнивый муж в мире, очень скоро увезет свою жену из Лондона.
– И куда-нибудь подальше, чем в Ричмонд, где Каслмейн прячет свое плохое настроение, – добавил кто-то.
Пораженная услышанным, Фрэнсис молчала. Она обдумывала способы умиротворить Барбару, и известие о том, что та покинула Уайтхолл, стало для нее ударом. Она едва слушала короля, когда он стал хвалить и ее актерский талант, и танец.
– Мне следовало быть более сдержанной, – сказала Фрэнсис. – Я была очень возбуждена.
– Совсем не так, как мне бы хотелось, – многозначительно ответил Карл.
Фрэнсис постаралась отвести свой взгляд от его горячих карих глаз.
– Я очень огорчена. Почему Барбара уехала из Лондона? Она у вас в немилости?
– Скорее наоборот. Я у нее в немилости. Какая разница? Она вернется, когда ей это будет угодно. И более спокойная, будем надеяться. Впервые Барби не удалось настоять на своем. Мой дорогой сорванец, неужели вы думаете, что я склонен прощать хоть малейшее невнимание к вам?
– Это вы заставили ее уехать, Карл? – настаивала Фрэнсис.
– Нет. Но я сказал ей, что, если она отказывается принимать вас, мне придется развлекаться в другом месте.
Фрэнсис была смущена и огорчена.
– Нет, так нельзя! Я дала Барби время остыть, но я должна постараться как-то наладить с ней отношения. Я подумала… Хорошо, я подумала, что ей очень нравится та золотая пряжка с рубинами, которую вы мне подарили на Рождество…
– Моя дорогая Фрэнсис, я надарил Барби столько драгоценностей! Все, что у вас есть, не заполнит даже одной полочки в самом маленьком шкафчике Барбары…
– И все-таки ей очень понравилась именно та пряжка. Она любит рубины больше всех других камней. Она сама мне это говорила. Я не смогла бы отдать ей ее без вашего разрешения, но я надеюсь, что если я попрошу вас…
Она замолчала, и Карл в недоумении уставился на нее. Она ведет себя, как ребенок, а ведь уже совсем не маленькая. Она не отстранилась, когда он нежно обнял ее, хотя, подумал он, такая возможность предоставляется ему удивительно редко. И ее губы были такими манящими и обещающими… Хотя кругом было много наблюдавших за ними глаз, он поцеловал ее. Безобидный поцелуй в большом зале, где еще сохранилось рождественское убранство… Ему пришлось лишь слегка подтолкнуть Фрэнсис к большой охапке омелы, которая свисала с потолка. Под этой омелой в тот вечер побывала не одна придворная дама… Обещающие губы не дали ему ничего, они были бесчувственны и невыразительны. Губы ребенка…
– Ну и как вы собираетесь вручить ей этот знак примирения? – спросил Карл.
– Если только поехать к ней в Ричмонд… Но, представьте себе, вдруг она выгонит меня…
– Даже для Барбары это слишком… Но если вы твердо решили поступить именно так, нужно, чтобы с вами кто-то поехал.
И Карл обратился к молодому Беркли, который пользовался при Дворе общей любовью, и велел ему отвезти Фрэнсис в Ричмонд на следующий же день.
– И привезите обратно ту глупую негодницу, – приказал он, – потому что эта глупая негодница, кажется, не может чувствовать себя без нее счастливой!
Хоть он и говорил отрывисто и, казалось, не придавал никакого значения своим словам, он сам скучал без Барбары, которая всегда была непременным участником всех его развлечений и, как любой живой и веселый человек, заставляла окружающих чувствовать свое отсутствие.
Когда на следующий день, после продолжительного и унизительного ожидания, Барбара наконец согласилась их принять, молодой лорд Беркли уже имел совершенно четкое представление о том, что он должен ей сказать.
Узнав об их приезде, Барбара тщательнейшим образом нарядилась и приняла их с помпой – в присутствии двух дам, живших при ней. Она заметила, – или это ей просто показалось, – что после ее поспешного отъезда из Лондона слуги стали относиться к ней менее почтительно, словно эти безмозглые создания решили, что она уже лишилась покровительства короля. И теперь, думала Барбара, им будет полезно увидеть, что он прислал за мной гонцов, чтобы уговорить вернуться, потому что не может без меня жить.
Беркли, который был прирожденным дипломатом, постарался все представить именно так, а влюбленный взгляд Фрэнсис, неотрывно направленный на Барбару, только придавал его словам еще большую достоверность.
Барбара, узнав об их появлении, испытала огромное облегчение: прошло уже три дня после ее отъезда, а король не предпринимал никаких шагов, и она терзалась от самых мрачных предчувствий. Ее беспокойство еще больше усилилось после визита Букингема, который, узнав о скандале, который она закатила Карлу, обозвал ее идиоткой.
С бесстыдной неискренностью он старался уверить ее в том, что не имел никаких серьезных намерений использовать Фрэнсис для того, чтобы развести Карла с Екатериной: это была просто мимолетная идея, которая не смогла бы осуществиться даже с помощью Барбары. Это была чистая фантазия, и у нее хватило ума понять это, но не хватило воли воздержаться от ссоры с Карлом, который настолько взбешен, что готов прислушаться к тем, кто постоянно советует ему изменить свое отношение к королеве и быть с ней более нежным и внимательным.
Эти слова Барбара восприняла с явной насмешкой.
– Карл, – сказала она, – не будет знать, как это сделать. Больше всего на свете он ненавидит скуку, а кто может нагнать большую тоску, чем Екатерина Браганса со всеми ее молитвами и пуританством, которая не сводит с него обожающих глаз, совсем, как эти его отвратительные спаниели?
– Карл обожает своих собак, – напомнил ей Букингем. – Кроме того, за границей ходят упорные слухи о том, что королева ждет ребенка. Больше всего на свете он хочет иметь наследника.
Когда Букингем уехал, Барбару начали мучить несвойственные ей сомнения в правильности собственного поведения. Если королева действительно ждет ребенка, это непременно благотворно подействует на Карла, во всяком случае в течение нескольких месяцев будет именно так. Он вполне может не так сильно жаждать ее возвращения, но она ни в коем случае не может позволить себе исчезнуть из дворца вплоть до самого рождения этого ребенка: к тому времени про нее совсем забудут, и появится много желающих, кроме Фрэнсис, занять ее место.
А Фрэнсис вовсе к этому не стремилась, и, когда Барбара была в нормальном состоянии, она не могла не понимать этого. Фрэнсис вовсе не рвется к власти. Она достаточно безвредна и будет такой до тех пор, пока Букингем не вовлечет ее в свои интриги. Но поскольку он расстался со своей бредовой идеей влюбить в нее Карла до такой степени, что он будет готов заменить ею Екатерину, Фрэнсис может быть прощена, решила Барбара, не догадываясь о том, что план Букингема вполне мог быть реализован и без помощи Фрэнсис, если бы не слухи о беременности королевы…
Поэтому, пока Фрэнсис произносила слова извинения, Барбара слушала ее благосклонно, и ее глаза радостно заблестели, когда Фрэнсис протянула ей футляр, в котором лежала пряжка с рубинами.
– Пожалуйста, примите ее, – попросила Фрэнсис. – И забудьте все эти глупости. Без вас очень плохо.
– Вам не следует оставаться здесь, это действительно может сильно повредить вам, – сказал Беркли. – Королевские приказы должны исполняться, а мы имеем приказ привезти вас любой ценой.
Барбара улыбнулась им и приняла рубиновую пряжку.
– В знак заключенного мира, – сказала она. – Хотя я по-своему счастлива здесь, в тишине, и наконец у меня появилось время побыть с детьми. У меня даже возникла мысль заказать мистеру Лели семейный портрет. Если я вернусь с вами, это придется отложить, потому что невозможно держать детей в ужасном лондонском воздухе.
– Не могли бы мы взглянуть на них? – с нетерпением спросила ее Фрэнсис.
Барбара благосклонно согласилась, и в детскую была послана служанка.
Счастливая от того, что ей удалось вернуть расположение Барбары, Фрэнсис принялась рассматривать комнату, восхищаясь прекрасными вещами – картинами, миниатюрами, безделушками. Тут же висел и большой портрет Карла, написанный Гюйсмансом и подаренный Барбаре вскоре после того, как они стали любовниками.
Потом в сопровождении двух нянь в комнате появились дети, и Фрэнсис увидела совсем другую Барбару. Девочка и старший мальчик сразу же бросились к матери, и она начала ласково разговаривать с ними, не скрывая своей гордости. Прошло совсем немного времени, и она забрала у няни и младшего сына. Оба мальчика были очень похожи на короля, и их мама никому не позволила этого не заметить.
– Екатерина Браганса никогда не родит ему таких прелестных малюток, – сказала она. – Если у них будет много детей, они все будут похожи на маленьких черных дикарей, потому что она и король очень смуглые. И они никогда не будут значить для него так много, как мои очаровательные крошки. Он души в них не чает.
– Разве может быть иначе? – спросила Фрэнсис, вкладывая засахаренные сливы в открытые маленькие ротики.
Материнская гордость Барбары затронула какие-то глубоко спрятанные струны ее души, хотя мысль о том, чтобы самой иметь детей, всегда пугала и отталкивала ее. Наверное, все это воспринимается совсем по-другому, когда женщина любит отца своих детей, думала Фрэнсис, и если малыши столь же прелестны, как эти. И ей показалось, что она могла бы сильно привязаться и к чужим детям.
Глава 11
Слухи о том, что Екатерина ждет ребенка, подтвердились, однако через несколько недель у нее случился выкидыш. Юные фрейлины были отстранены от участия в этом событии, в то время как доктора суетились возле королевы и сновали взад и вперед по ее апартаментам. Но позднее, когда королева немного пришла в себя и перестала плакать, Фрэнсис, которая, несмотря на все свое легкомыслие, никогда не была бессердечной, оказавшись рядом с ней, постаралась выразить свое сочувствие.
– Как тяжело достаются дети, – с явным негодованием однажды сказала она Мэри Бойтон. – Надеюсь, что мне не придется заниматься ничем подобным.
– Тогда вряд ли ваше замужество будет счастливым, – ответила ей Мэри, не скрывая своего неодобрения. – Мужчины, какое бы положение они ни занимали, всегда хотят иметь сына и наследника.
– Чтобы потом ссориться с ним и лишать его наследства, – парировала Фрэнсис. – Почему мужчина и женщина, если они любят друг друга, не могут довольствоваться жизнью вдвоем? Зачем обязательно беспокоиться о том, что будет после тебя?
– Потому что человеку свойственно гордиться своей семьей и желать ее продолжения. А что касается короля, так ему просто необходим законный сын, иначе трон достанется герцогу Йоркскому или его детям, а в его семье пока только дочери.
– Ну и что? Разве Елизавета не была великой королевой? Наверное, она прекрасно себя чувствовала. Ей все поклонялись, но она не принадлежала ни одному мужчине. Вот это по мне. Власть и слава, балы и пышные процессии, и мужчины, которые, становясь на одно колено, целуют мне руку. Я играю с теми, кто оказывает мне знаки внимания, и держу их возле себя обещаниями, которых никогда не выполняю.
Мэри, которая с нетерпением ждала свадьбы и мечтала о том, чтобы иметь много детей, смотрела на Фрэнсис с нескрываемым сожалением и удивлением. Если она думает, что ей удастся именно так прожить жизнь, значит, она еще глупее, чем кажется. Уже сейчас было немало разговоров о том, что король неравнодушен к ней, и никто не надеялся на то, что Фрэнсис и впредь сможет удерживать его на расстоянии.
Целовать ей руку и довольствоваться обещаниями – это не для Карла, со злорадством думала Мэри, но она не могла побороть своей зависти, потому что Фрэнсис расцветала с каждым днем, становясь неотразимо прекрасной.
Король был очень нежен со своей супругой и старался успокоить ее, говоря, что подобное нередко происходит с молодыми женщинами. Пройдет немного времени, она поправится; и у них непременно будут дети.
Барбара проявила полное равнодушие к тому, что в течение нескольких недель король не принимал участие в ее вечерах, зато Букингем не скрывал своего торжества, и был очень доволен собой.
– Выкидыш, если он случился один раз, вполне может повториться, – сказал он Фрэнсис. – Такое часто случается с нервными, ревнивыми женщинами, которые не могут найти себе места, когда их мужья отлучаются куда-нибудь. Посмотрите – это будет бездетный брак, так же, как и брак Екатерины Арагонской, а Карл хочет наследника ничуть не меньше, чем Генрих Восьмой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36