Помимо своей воли Фрэнсис повернулась, чтобы посмотреть на картину, которая так часто поддерживала ее в трудные минуты изгнания.
– Значит, его больше нет, – горестно сказала она.
– Когда генерал Монк приезжал из Шотландии, он говорил Проджерсу, что остались одни руины. Это я и имела в виду, когда говорила, что у других девочек есть дома, куда они могут вернуться.
Несмотря на то, что это известие потрясло Фрэнсис, первая ее мысль была о матери. Подбежав к ней, она обняла и поцеловала мать и вместе с ней принялась горестно разглаживать жалкий, потертый мех.
– Вы должны были сказать мне об этом, – мягко упрекнула она миссис Стюарт. – Я постаралась бы успокоить вас, вместо того чтобы острить и приносить вам дополнительные волнения.
– Теперь, когда не стало твоего отца, меня мало волнует, есть у нас дом или нет.
Миссис Стюарт была очень грустна, но участие и нежность дочери приносили ей явное облегчение.
– Ведь вы жили в этом доме после замужества, и он не может ничего не значить для вас. Папа часто показывал мне аллею, по которой вы вместе прогуливались. И то место в саду, где вы выращивали целебные травы. Папа всегда гордился тем, что вы прекрасная хозяйка. Во мне ничего этого нет, я такая неумелая, никчемная, совсем не домовитая девчонка! Дорогая maman, позвольте мне остаться с вами, мы тихо поживем вместе до возвращения Ее Величества. Я помогу вам с Софи и с Вальтером. Я обещаю вам. Я постараюсь не быть такой легкомысленной.
– Я только не хотела бы, чтобы ты стала менее веселой… Это будет все равно что посадить птицу в клетку, – улыбнулась миссис Стюарт, радуясь своей близости со старшей дочерью и чувствуя себя более счастливой, чем когда-либо в последнее время.
Однако после того, как мать вышла из комнаты, Фрэнсис надолго задержалась перед картиной, охваченная одним-единственным желанием – создать свой собственный уютный дом, и в этом ее стремлении было что-то общее с потребностью маленькой Софи одевать своих кукол.
Она была достаточно умна, чтобы понять, что в желании иметь свой собственный дом проявляются лучшие качества ее характера и что, подобно другим бесценным чувствам, оно должно быть глубоко и надежно спрятано, скрыто за легкомыслием и веселым смехом. И неожиданное волнение прервало ход ее мыслей…
Устав от домашних дел и чувствуя себя бесконечно одинокой, Фрэнсис уснула в тот вечер в слезах. А на следующий день она твердо решила, что ее хорошенькая головка никогда больше не повернется в сторону той злополучной картины, которую она так любила прежде.
Вместо того, чтобы предаваться горестным размышлениям, она принялась считать недели до возвращения королевы и подыскивать подходящий наряд, чтобы выглядеть на свадьбе Генриетты достойной фрейлиной Она сгорала от любопытства, предвкушая рассказы о том, что происходит при английском Дворе после Реставрации.
Однако, когда королева и ее спутники вернулись в Шато де Коломб, все они были в глубоком трауре в связи с кончиной двадцатисемилетней Мэри, которая так же, как и ее родной брат Генрих, умерла от оспы.
– Ей устроили кровопускание и заставили выпить пиво, отчего она потеряла сознание, – говорила Генриетта. – Но я уверена, что ваш умный отец сумел бы вылечить ее.
Фрэнсис и мадам де Борд помогали принцессе раздеться, чтобы она могла немного отдохнуть в постели после изнурительного путешествия.
– Она умерла накануне Рождества, и нам не пришлось отпраздновать его en famille, хотя мы все на это надеялись.
– Ваше Высочество, вы присутствовали при ее кончине? – спросила преданная Мари де Борд, беспокоясь о том, не заразилась ли Генриетта от сестры.
– Нет, madame. Maman отправила меня в Сент-Джеймский дворец, хотя за себя она совсем не волновалась.
– Сперва бедняжка принцесса Елизавета умерла в заточении, потом ваш младший брат и вот теперь… – сочувственно произнесла Фрэнсис, поправляя принцессе подушки.
При встрече, в присутствии Генриетты-Марии, погруженной в молчаливую скорбь, Фрэнсис не рискнула ни о чем расспрашивать принцессу, но не сомневалась, что она все расскажет сама. Так оно и вышло: несмотря на усталость, Генриетта была готова отвечать на вопросы и рассказывать.
– Вам не следует думать, что смерть Мэри такая же потеря для Ее Величества, – сказала она и попыталась улыбнуться. – Что касается моей несчастной сестры Елизаветы, я вообще никогда не видела ее, а с Мэри мы были едва знакомы.
– Но все-таки вы хоть немного успели познакомиться сейчас? Я все время радовалась, что и вы наконец узнаете, как хорошо иметь сестру. Я-то это прекрасно знаю.
– Дорогая Фрэнсис, по правде говоря, я почти не видела ее. По рассказам Карла, который был в восторге от того, как она принимала его в Голландии, я представляла себе Мэри красивой и веселой, как вы. И я всегда завидовала ей, потому что она единственная из нас всех смогла действительно помочь Карлу. Но на деле…
Генриетта прекрасно знала, что в их доме стены имеют уши и ничего нельзя сохранить в тайне. Поэтому она посмотрела в ту сторону, где, скрытая пологом кровати, ее горничная раскладывала новые драгоценности, и, понизив голос, договорила:
– Она очень редко появлялась на праздниках, которые Карл устраивал для нас.
– Почему? – спросила Фрэнсис. – Вот уж я ни за что на свете не согласилась бы пропустить их!
– Не сомневаюсь в этом, Фрэнсис Стюарт! Но Мэри чувствовала себя оскорбленной тем, что Карл позволил Анне Хайд, которая была ее камеристкой, стать ее невесткой!
Фрэнсис устроилась поудобнее у принцессы в ногах: было совершенно очевидно, что этот рассказ, более похожий на сплетню, доставляет ей огромное удовольствие.
– Значит, герцог все-таки женился на ней?
– Да. Несмотря на все сопротивление нашей матери. Кончилось тем, что Ее Величество даже согласилась стать крестной матерью младенца – девочки, которую назвали Мэри. Ведь вы знаете, что Карл не менее упрям, чем королева, но всегда готов пойти на компромисс. В отличие от Джеймса.
Генриетта, которую жизнь вынуждала на компромиссы с самого ее рождения, откинулась на подушки и вздохнула.
– Такие люди иногда очень усложняют жизнь…
– Она нравится вам?
– Кто? Новая герцогиня Йоркская? Не очень. В ней нет ничего интересного.
– Она красивая?
– Mon dieu, non!
– А я почему-то решила, что она, наверное, очень красива. Иначе зачем нужно было вашему брату, герцогу, переполошить все королевство, чтобы жениться на ней?!
– Я и сама не понимаю. Но мужчины любят не только красавиц.
– Наверное, так оно и есть, – согласилась Фрэнсис, спрыгивая с кровати. И тут же, с легкостью пушинки продемонстрировав принцессе какой-то танец, оказалась возле туалетного столика. Генриетта с восторгом наблюдала за ней и невольно подумала о том, что Карл мог бы не на шутку влюбиться в это прелестное создание.
– Я знаю много женщин, которые очень счастливы в браке, хотя совсем не так красивы, как вы, – сказала она. – Наверняка многие из них были бы поражены, если бы увидели вас.
Горничная вышла из спальни, убрав все драгоценности принцессы и оставив на туалетном столике только самое простое – нефритовое ожерелье. Взяв его за оба конца, Фрэнсис приложила ожерелье к своей белоснежной шейке.
– Чем так поражает красивая внешность? – уверенно и смело спросила она.
И со свойственной ей склонностью к мгновенным переходам от беззаботности к задумчивости, Фрэнсис внезапно остановилась молча посреди комнаты, держа ожерелье в руках.
– На долю Ее Величества выпало слишком много горя, – внезапно сказала она.
Генриетта, которой вскоре предстояло стать замужней женщиной, снова подумала о том, что за последнее время ее подруга заметно повзрослела.
– Да, конечно, – вздохнула она. – И дело не только в смерти бедной Мэри. Представьте себе, что она должна была пережить, когда вернулась в Уайтхолл. Потом Карл рассказал мне, что он специально устроил так, чтобы Ее Величество вошла во дворец, минуя банкетный зал, через вход со стороны реки. Он сам не может пользоваться им. Как она могла бы принимать там гостей, улыбаться им, есть и пить всего лишь в нескольких ярдах от того самого места, откуда ее супруга повели на эшафот и… куда они должны были…
– …внести его отрубленную голову, – едва слышно Фрэнсис договорила фразу, которую Генриетта не в силах была закончить, и тут же быстро сменила тему.
– Ее Величество смогла добиться какой-нибудь компенсации за дома, которые в свое время получила в приданое? Это правда, что они все разрушены, как говорил мистер Проджерс?
– К сожалению, парламент решил, что нельзя отбирать эти дома у нынешних владельцев. И Ее Величество будет получать компенсацию – тридцать тысяч фунтов ежегодно.
Фрэнсис, которая за всю свою жизнь сама истратила едва ли более нескольких шиллингов, неожиданно очень заинтересовалась этой проблемой. Однако она прекрасно понимала, что дело здесь не только в деньгах.
– Если она никогда не жила ни в одном из этих домов, если ни один из них не был для нее настоящим домом, а только источником доходов, она, должно быть, очень довольна?
– Особенно после того, как Карл удвоил эту сумму.
– Откуда берутся все эти деньги? Кто на самом деле платит ей?
– Думаю, что те, кто платит налоги. И еще из казны. Так Карл говорит.
– Теперь понятно, почему этот славный господин Лоуэлл говорил, что налогоплательщики не любят королеву.
Однако Генриетта не слушала подругу.
– И мне парламент по собственной воле назначил в качестве приданого сорок тысяч ежегодно.
– Сорок тысяч фунтов!
У Фрэнсис перехватило дыхание, потому что у нее самой никогда не было ничего подобного. Она стояла, глядя вниз на довольную девочку с блестящими глазами, лежащую в большой постели.
– Конечно, они все были очарованы вами! Известно, как действует стюартовский шарм! Но… сорок тысяч фунтов! Только представьте себе, ведь совсем недавно нам нечего было есть!!
Неожиданно Фрэнсис наклонилась над вышитым пододеяльником и обняла принцессу.
– Представьте себе, Риетта, если бы они могли увидеть, как мы втроем – вы, Дороти и я – пытаемся разделить куропатку, которую для нас подстрелил ваш брат Джеймс! Или как я бывала счастлива, когда Джентон отдавала мне свою одежду, потому что сама уже не влезала в нее!
И обе девушки погрузились в воспоминания. Какими бы тяжелыми они ни были, эти воспоминания всегда будут дороги им обеим, и, благодаря им, они будут близки друг другу.
– Я знаю, что мы сделаем завтра, – воскликнула Фрэнсис, которая все еще продолжала думать об их общем прошлом и о том, как три голодные девочки пытались разделить неожиданно перепавшую им еду. – Давайте уговорим милорда Сент-Олбанса разрешить конюху отвезти нас на Ньюли Фэр и купим столько этого вкуснейшего провансальского засахаренного миндаля, сколько сможем съесть!
Уставшая Генриетта откинулась на подушки, засыпая, и трагические мысли, через которые она воспринимала все после смерти Мэри, наконец оставили ее.
– Господи, Фрэнсис, – шепнула она, – вы когда-нибудь повзрослеете? Но все равно, я так счастлива, что мы снова вместе!
Глава 5
Хотя Фрэнсис и не удалось побывать в Англии, сейчас перед ней открывалась прекрасная возможность показать себя в свете. Генриетта попросила ее стать одной из фрейлин в новом доме в Сен-Клу, и несмотря на то, что их матери считали Фрэнсис слишком юной для этой роли, в конце концов ей было разрешено всюду сопровождать супругу Филиппа Орлеанского. Она принимала участие в охоте, катаниях на лодках, в fetes champ?tres и официальных приемах.
Однако наибольший успех выпадал на ее долю во время маскарадов, ибо Филипп обожал переодевание и позирование, к тому же мало кто танцевал так прелестно, как его юная жена и Фрэнсис Стюарт.
Поскольку обе они выросли под сильным домашним гнетом, новый образ жизни – относительная свобода и внимание мужчин пьянили их. Они были совсем юными и истосковались по беззаботному веселью, поэтому с радостью предавались любым развлечениям и тем удовольствиям, которые они приносили, и в то время, как юная герцогиня Орлеанская приобретала все большую известность, новая испанская королева заметно скучнела, а Двор ее тускнел, потому что она была enceinte.
Тем временем Генриетта, девическая привлекательность которой уступила место женской красоте, прекрасно и со вкусом одетая, очаровала парижан. Сам король Людовик старался проводить в ее обществе как можно больше времени, и Фрэнсис, которая всегда боялась его внимания, вздохнула с облегчением. Однако очень быстро стало заметно, что Филипп, имевший репутацию ревнивого человека, перестал обращать внимание на свою юную жену.
– Как вы можете быть такой веселой и счастливой, если совсем не любите своего мужа? – неоднократно спрашивала ее Фрэнсис, которая пыталась понять перемены, произошедшие в Генриетте, ее переход от сдержанности к возбужденно-оживленному настроению, и которая считала, что эти столь очевидные перемены есть нечто иное, как маска, которая должна была скрыть разочарование неудачным замужеством.
– Потому что я не требую и не жду невозможного, – отвечала ей Генриетта со вздохом. – К тому же, у нас обеих есть прекрасный опыт, и мы можем оценить предел наших возможностей.
В той новой жизни, которую они обе теперь вели, им редко удавалось посидеть и поговорить вдвоем, как раньше. Кроме того, высокое положение, которое занимала Генриетта, лишило их отношения былой сердечности.
Однако сейчас, после отъезда мадам де Мотвилл, которая приезжала по просьбе вдовствующей королевы, считавшей, что ее дочери следует вести себя более скромно и сдержанно, Генриетта присела на террасу, чтобы отдохнуть в обществе своей кузины.
– Теперь, когда ваши гости уехали, я надеюсь, что мы наверстаем упущенное, – сказала Фрэнсис, глядя в сад, где среди цветущих роз Филипп прогуливался под руку с очень красивым кавалером. – Однако; хоть вы и замужем всего несколько недель, ваш супруг редко бывает у вас. Но даже когда он и появляется, непременно присутствует и этот отвратительный шевалье де Лорран. Их взгляды встретились, и Фрэнсис поняла, что без обычного оживления и блеска в глазах Генриетта выглядела гораздо старше своих семнадцати лет.
– Да, – тихо сказала она, прежде чем выйти к очередной группе гостей, – всегда здесь будет шевалье де Лорран.
Фрэнсис не поняла, что имела в виду Генриетта. Она инстинктивно не любила этого молодого человека, но не потому, что он не обращал на нее никакого внимания, а потому что именно из-за него Филипп бывал груб с Генриеттой. Ей хотелось бы побольше узнать о нем, но камергер, низко поклонившись, уже пропустил вперед несколько человек из числа приглашенных гостей, известных своими непринужденными манерами и легкомысленным поведением, которые должны были помочь Фрэнсис устроить танцы. Среди них было несколько личных друзей Генриетты, и, поскольку все они были молоды, Фрэнсис чувствовала себя с ними достаточно свободно, и скоро они уже разговаривали и смеялись все вместе. И, конечно, они не смогли обойти молчанием такую тему, как предстоящая женитьба Карла на португальской принцессе Екатерине.
– Так это уже окончательно решено? – спросил граф де Гиш, пробираясь сквозь толпу гостей к Генриетте, и успокоился только тогда, когда подошел и встал возле ее кресла. – У графини Д'Арблей вчера во время игры в карты спорили, что он женится на принцессе Оранской. Его так гостеприимно встретили в Голландии…
– Им следовало бы знать его получше, – заметила Генриетта. – Принцесса Луиза отказала ему, когда он был изгнанником без единого пени в кармане. Как же он может жениться на ней сейчас?
– Что вы знаете про эту португальскую инфанту? Какая она? – спросила Фрэнсис, которая всегда интересовалась разными людьми.
Однако оказалось, что про Екатерину никто ничего не знает.
– Маленького роста и темноволосая, – неуверенно сказал кто-то.
– И очень набожная. Ведь она выросла в одном из лиссабонских монастырей, – добавил другой голос.
– Карл Стюарт очень быстро перевоспитает ее, – усмехнулся граф де Гиш, прикрыв рот рукой.
И молодые люди рассмеялись, вполне согласные с ним.
– Наша мать одобряет этот выбор, – укоризненно заметила Генриетта.
– Потому что инфанта – католичка, – ответила ей миссис Стюарт, которая приехала, чтобы забрать свою старшую дочь обратно в Коломб. – Знаете ли вы, мадам, когда принцессу Екатерину Брагансу привезут в Англию? Когда намечена свадьба?
– Говорят, весной, дорогая миссис Стюарт.
– А кто будет приглашен к ее Двору? – одновременно спросили несколько голосов.
– Она привезет из Лиссабона своих собственных фрейлин, – напомнила им Генриетта.
– Бедняжка, – прошептала Фрэнсис, – ведь она даже не знает английского!
Она почти не слышала комплиментов, которые говорил ей месье Батист, умный флорентинец, который ставил для короля в Фонтенбло все классические балеты и хотел, чтобы Фрэнсис исполняла роль Венеры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36