– Я задумался об этом, как только увидел и полюбил тебя. Для меня это не было большим сюрпризом, Мэгги, – сказал он, прижимая мою ладонь к своим губам.
– А теперь ты, конечно, попытаешься изменить меня. Ты хочешь заставить меня стать женщиной, которую сам потом будешь презирать.
– Я никогда не буду пытаться тебя изменить и никогда не буду презирать тебя.
– Это происходит незаметно. Сначала ты захочешь, чтобы я сидела дома, потом…
Он осторожно убрал с моего лица прядь волос.
– Единственное, что бы я делал, ожидая твоего возвращения с работы, – это спешил бы в постель, чтобы принять тебя в мои объятия и убаюкать.
Я замотала головой.
– Тебе хочется, чтобы я осознала, что именно могу потерять, да?
– А как насчет того, что теряю я?
– Мне кажется, что, если бы ты подобным образом обращался с Рут, она не была бы к тебе так холодна и нетерпима.
Он взял мое заплаканное лицо в свои ладони.
– Не нужно говорить о ней, Мэгги. Я ведь знаю ее гораздо лучше, чем ты. Она никогда не усложняла мою жизнь, потому что весьма предупредительна.
– А я усложняю твою жизнь, так?
Он помолчал и закурил одну из своих маленьких черных сигар. Глубоко затянулся.
– Да уж конечно, ты не даешь мне той уверенности в завтрашнем дне, которую дает она, – наконец произнес он, выпустив красивую струйку дыма.
– Тогда зачем я тебе?
Его губы почти касались моих.
– Ты самая желанная женщина, которую я только встречал. И надеюсь, ты в конце концов привыкнешь к мысли, что любишь меня.
– С чего ты взял, что я тебя люблю? – спросила я, чувствуя, как далеко у нас с ним зашло.
Он взглянул на меня, как будто прищурившись от дыма.
– Если ты не любишь меня и не хочешь найти какое-то решение, чтобы мы могли быть вместе и чтобы у нас была нормальная жизнь, то, может быть, тебе лучше уехать, и я не буду пытаться задержать тебя.
– Я поняла тебя. Если женщина дает тебе то, что ты называешь нормальной жизнью, она в конце концов надоедает тебе, а если она немного не вписывается в твои требования, ты просто отбрасываешь ее как никчемную вещь, на которую не стоит тратить времени.
– Что же может сделать тебя счастливой, черт тебя побери?! – взорвался он.
– Тебе этого не понять, – с горечью ответила я. – Я только сумела чего-то добиться в своей жизни, как появился ты и все разрушил.
– Давай не будем ссориться, Мэгги. Я ведь тебя люблю.
– Отвези меня домой, Ави. Я должна собраться.
– Вся твоя беда в том, Мэгги Саммерс, – с досадой сказал он, – что ты сама не знаешь, где у тебя дом.
В эту ночь мы легли в одну постель, но не прикоснулись друг к другу. На следующее утро мы молча поехали в аэропорт Бен-Гурион, Ави помог мне с чемоданами и дождался, пока я пройду весь необходимый ритуал проверки перед самолетом. Когда наконец объявили посадку, мы медленно двинулись к выходу на поле. Оставалось всего несколько секунд до того, как я должна была навеки исчезнуть из его жизни, когда он вдруг обнял меня и сказал:
– Это не конец, Мэгги. Еще ничего не потеряно. Когда я шла к самолету, я ни разу не оглянулась, потому что боялась увидеть, что Ави Герцог уже успел исчезнуть, а мне хотелось навсегда запомнить его таким, каким я видела его в последний раз – провожающим меня влюбленным взглядом.
Путешествие на пароме заканчивается. Когда мы пришвартовываемся в Баттери-парк, мысль о возвращении домой в мою пустую квартиру на Гринвич Вилледж уже не кажется мне слишком привлекательной. Я решаю прогуляться по Шестой авеню, чтобы заново сродниться с городом, который успел стать для меня чужим. Каждое здание, каждая вывеска, каждый камень словно смеются надо мной, навевая воспоминания, которые доставляют мне мало удовольствия. Все, что кажется знакомым, напоминает о боли, а все, что кажется чужим, пугает. Я бреду сквозь уличную толпу. От ощущения бездомности сосет под ложечкой. Я смотрю на лотошников, предлагающих на каждом углу всякую всячину, на фургончики, в которых на жаровнях готовится что-то вкусное, и поражаюсь, что жизнь так неузнаваемо переменилась.
Но оттого, что на улицах стало больше народа, а сами улицы словно обветшали, изменилась не только жизнь, изменилась я сама. Незнакомые чувства и мысли переполняли меня. Не берусь сказать точно, когда все так запуталось. Единственное, в чем я убеждена, одиноко шагая по улице, – это то, что есть еще люди, которые могут поддержать и успокоить меня.
Мы очень часто виделись с Куинси в течение всего прошлого года. Торопливые завтраки среди недели или несколько спокойных часов по четвергам в ее квартире в Сохо стали для меня желанным отдохновением после того, как я начала освобождаться от постылой роли миссис Орнстайн. Я никогда не брала с собой Эрика, потому что знала – он не одобрит моего знакомства с Куинси. Она была полной противоположностью того, что он ценил в женщинах, – агрессивной, умной и преуспевающей. Сам факт, что она счастлива в своем замужестве, смутил бы его и лишил покоя. Иначе он мог бы просто записать ее в разряд феминисток и больше не принимать в расчет. Между тем Куинси понимала, что еще не настал тот момент, когда я смогу что-то изменить в своей жизни.
– Мэгги, – то и дело говорила она, – ты достаточно умна, чтобы понять – я здесь, чтобы помочь тебе, когда ты наконец решишься взглянуть на жизнь объективно.
– Я тебе так благодарна, Куинси! – отвечала обычно я. – Ты будешь первой, кто об этом узнает.
Проблема была в том, что моя нынешняя жизнь вцепилась в меня мертвой хваткой, и даже Куинси ничего не могла с этим поделать. И чем хуже мне становилось, тем более неловко я чувствовала себя перед Куинси. Мы перестали встречаться.
– Кончилось тем, что мы стали общаться только по телефону, – сетовала она. – И я никогда тебя больше не увижу.
– У меня столько домашних дел, – лгала я. – Сейчас у нас перестановка, работает дизайнер, и я не знаю ни минуты отдыха.
Молчание на другом конце телефонного провода свидетельствовало, что она совершенно мне не верит, хотя она была достаточно деликатна, чтобы настаивать. После того как мы не виделись довольно долгое время и мне удалось похудеть на первые десять килограммов, я решилась наведаться к ней в офис позавтракать, надеясь, что она не упадет в обморок от моего вида. Я ошиблась. Одевшись в довольно бесформенное, но дорогое черное платье, которое едва доходило до моих пухлых коленок, я взяла такси и прикатила прямо в Рокфеллер-центр. Чувствуя легкое волнение, я поднялась на сорок третий этаж, где располагался ее офис. Драпированные бежевым плюшем апартаменты, размером с небольшой каток, напомнили мне что-то приятное из детских лет. Однако когда я взглянула на Куинси, то мгновенно раскаялась в своем визите.
– Мы можем вместе позавтракать, – пробормотала она, опершись о свой стол. – Бог мой, что ты только над собой сотворила?
– А было еще хуже, – ответила я, садясь в одно из кресел. – Я сбросила десять килограммов.
– О, Мэгги, – заплакала она, отослав секретаршу, – нет ничего удивительного, что ты отказывалась видеться со мной. Но все-таки почему?..
Я сидела, слегка расставив ноги, чтобы, стертые изнутри, они не касались друг друга.
– Я понимаю, что я была полным ничтожеством, – как можно спокойнее сказала я. – И я боялась себе в этом признаться, потому что тогда я была бы вынуждена что-то предпринимать. Вот я и саботировала любые возможности изменить свою жизнь. Я постоянно что-нибудь жевала, пока наконец это не стало моим единственным занятием.
Куинси нажала кнопку коммутатора и попросила секретаршу принести нам два черных кофе, свежие фрукты и сыр.
– Снаружи снуют телевизионщики, и мы перекусим здесь, – заявила она. – Нам никто не помешает, и ты сможешь рассказать мне все.
Я было застеснялась, но то, что она по-прежнему искренне была готова меня слушать, придало храбрости.
– Ты будешь довольна мной, когда узнаешь, какое решение я приняла, – сказала я, задабривая ее.
Но она недоверчиво молчала.
– Я хочу сделать документальный фильм о Вьетнаме или о голоде в Аппалачах. Ты понимаешь, это серьезные темы.
– Они еще не сошли с ума, чтобы разрешить тебе делать передачу о голоде, – сказала Куинси. – Поэтому на время выбрось из головы свои планы и займись тем, чтобы снова превратиться в симпатичную женщину, которую я некогда знала… Итак, расскажи мне, как именно ты сгоняешь вес.
– Я была у врача-диетолога, который прописал мне пилюли, подавляющие аппетит. Кроме того, я каждый день занимаюсь танцами в Карнеги-холл, чтобы набрать форму.
– И как долго все это продолжается? Я имею в виду доктора и занятия.
– Где-то около месяца. Но я уже сбросила десять килограммов и сброшу еще пятнадцать.
– Ну в этом меня не нужно убеждать, – улыбнулась Куинси. – А как ты питаешься?
Как раз подоспел наш завтрак. Когда Куинси разложила все у себя на столе, я описала ей свою методу.
– На завтрак у меня обычно ссора с Эриком и чашка черного кофе в придачу.
– Неплохо. А как насчет ленча, когда его уже нет дома?
– С ленчем нет проблем, потому что я ем только после занятий в танц-классе. Кроме того, я беру себе в компанию только моих знакомых по занятиям, которые тоже придерживаются строгой диеты. Так что ленч состоит только из йогурта или фруктов.
– А обед? Ты готовишь его для Эрика?
– Да, только по воскресеньям. Я готовлю рыбу или говяжью вырезку. Клара дала мне скороварку для овощей, которая мне здорово помогает. Еще я заправляю лимоном или уксусом салат. Вот и все. Никаких десертов, хлеба или вина. Такие вот грустные дела.
– Куда уж грустнее, – серьезно отозвалась Куинси. – Ну а перед сном, если ты вдруг проголодаешься вечером, ты снова стараешься поссориться с Эриком?
– В этом нет необходимости, – улыбнулась я. – То есть для этого не нужно стараться. Его раздражает моя убогая внешность.
Куинси только покачала головой.
– Не более убогая, чем ты того заслуживаешь… Ну а твоя одежда, Мэгги, тебе все стало мало?
– Естественно… Я ношу то, что отдала мне Клара. Вещи, которые она носила, когда была беременной.
– Ох, Мэгги, – вздохнула Куинси, – пожалуйста, не позволяй никому говорить, что для такой толстухи у тебя красивое лицо. Это неправда. Ты выглядишь ужасно, и никогда об этом не забывай!
Когда мы покончили с салатом, поболтав еще немного о том о сем, я наконец решилась спросить Куинси о том, о чем не решалась спрашивать два года.
– Ты мне можешь помочь, Куинси? Я хочу работать на телевидении. Я говорю, конечно, не о том, чтобы сразу делать документальные передачи. Я готова делать все что угодно, лишь бы это открыло мне дверь на телевидение.
Она встала и, выйдя из-за стола, подошла к огромному окну. Когда она наконец обернулась, выражение ее лица было чрезвычайно сдержанное.
– У меня обширные связи в этом бизнесе, но сейчас я не намерена представлять тебя кому-либо. Сейчас, когда ты так выглядишь.
Я опустила голову. Конечно, она совершенно права. Но до чего унизительно это слышать!.. К счастью, Куинси была не из тех, кто задерживается на неприятном предмете, если должные выводы уже сделаны. Она снова вернулась за свой стол и принялась копаться в картотеке своего компьютера. Выудив искомый номер телефона, она сняла трубку.
– Ник? Это Куинси… Я – прекрасно. А как ты, дорогой? Я подумала, о чем ты меня просил, и нашла кое-кого – лучше человека тебе не найти. Но есть одна трудность. Сейчас она занята… Не мог бы ты с ней встретиться… – Тут Куинси вопросительно взглянула на меня поверх очков. – Встретиться, скажем, через два месяца. Сейчас она работает над другим проектом, но очень бы хотела заняться местными новостями. Ты подождешь?.. Да, Ник, прекрасно!.. Ее имя?.. Мэгги Саммерс.
Куинси не слишком покривила душой перед Ником Спригом, начальником отдела местных новостей на американском телевидении. Я действительно была всецело поглощена другим проектом. А именно, я должна была похудеть на пятнадцать килограммов.
– Значит так, – сказала Куинси, закрывая тему, – у тебя есть приблизительно два месяца, чтобы разобраться со своей тягомотиной. Потом я звоню Нику и договариваюсь с ним о встрече. А пока ты должна составить подробную самохарактеристику, чтобы я отослала ее куда следует.
– Вот она, – сказала я, протягивая ей листок. – Я указала здесь даже то, что я могу печатать шестьдесят слов в минуту.
– Раз указала, – усмехнулась Куинси, – значит, этим и займешься.
Она вызвала секретаршу.
– Эллен, возьмите это, вымарайте все, что относится к курсам машинописи, и сделайте мне три экземпляра.
– А чем я буду заниматься? – робко поинтересовалась я.
– Сначала, наверное, всем понемногу. Пока не обучишься телевизионному ремеслу.
– А потом?
– Если ты только признаешься, что печатаешь на машинке, – снова улыбнулась Куинси, – они засадят тебя за нее, а на то место, о котором ты мечтала, наймут кого-то другого… Ну а если ты не признаешься, то получишь то, что хочешь.
– А чего я хочу?
Она внимательно посмотрела на меня.
– Ну естественно, ты рвешься в эфир. Я задумчиво закусила нижнюю губу.
– Или не рвешься? – спросила Куинси.
– Думаю, что да.
Впрочем, Куинси не очень-то интересовало мое мнение. Она была озабочена тем, как вернуть мне прежнюю форму.
– Ты будешь являться ко мне каждую неделю, чтобы я видела, какие ты делаешь успехи, – заявила она. – Я поставила на тебя, Мэгги Саммерс. Теперь ты стала моим клиентом.
Но она была также и моим другом. Придвинув свой стул поближе ко мне, она нежно сказала:
– Что бы ни случилось с тобой в будущем, как бы высоко ты ни залетела и как бы великолепно ни выглядела, я хочу, чтобы ты запомнила то, что ты чувствуешь сейчас. Я хочу, чтобы ты помнила, что ты выглядела так ужасно, что я даже побоялась показывать тебя кому бы то ни было… И пожалуйста, постарайся больше никогда себя не разрушать!
Слезы выступили у меня на глазах, когда я спросила:
– Но почему ты так нянчишься со мной?
Она громко расхохоталась и поднялась из-за стола.
– Да потому что ты великолепна, забавна и, очевидно, имеешь тягу к самоуничижению. Такие женщины, как ты, в нашем бизнесе позарез нужны.
Я неукоснительно являлась к ней каждую неделю, хотя иногда она была так занята, что даже не могла перекинуться со мной парой слов. Это не имело значения, поскольку наше дело и так продвигалось. Я показывалась в дверях ее офиса, и она кивком приглашала меня зайти. Я расстегивала пальто, поднимала повыше юбку и ждала, когда она сделает мне большим пальцем знак «Во!». У нее всегда сидело множество народа – режиссеры, администраторы, исполнительные директора из Ай-би-эн – и все они в крайнем недоумении наблюдали это мое странное действо перед Куинси. Наконец два месяца прошли. Я снова сидела у нее в офисе. На этот раз на колене моей изящной ноги я держала записную книжку и слушала, как Куинси разговаривает по телефону с Ником Спригом.
– Завтра в десять утра, – сказала она. – Да, она здесь у меня… Благодарю тебя, Ник!
– Я так тебе признательна, – сказала я, когда она положила трубку.
– Не будь признательной, – попросила она. – Веди себя по-прежнему глупо.
Приемная Ай-би-эн была задумана как образец не только архитектуры и дизайна, но и среды обитания. Помещение сверкало хромированной фурнитурой. На нежно-сером ковре стояли разноцветные керамические горшки с пышными и свежими комнатными растениями. Стены были задрапированы тканью приглушенных голубых тонов и украшены монументальными графическими работами современных знаменитостей. У входа дежурили молодые люди, похожие на манекены с витрины шикарного магазина. На них были красные пиджаки с вышитой на груди эмблемой Ай-би-эн, они стояли навытяжку, сложив руки за спиной, и приходили в движение только когда надо было сопровождать очередную партию посетителей.
Охранник вручил мне пластиковый пропуск со словом «ПОСЕТИТЕЛЬ», отпечатанным большими черными литерами.
– Вам прямо, – сказал он.
Я прошла по длинному коридору, пока не попала в помещение, где пол был покрыт дурным облезлым линолеумом. Здесь находился лифт, который выглядел так убого, что я засомневалась, в состоянии ли он поднять меня на третий этаж в отдел местных новостей. Позднее я узнала, что в телевизионном бизнесе все сверкает снаружи – фасад призван впечатлить рекламодателей, которые оплачивают программы, а также наивных телезрителей, которые думают, что все здесь сверкает так же, как на телевизионном экране.
Лифт со скрипом добрался до третьего этажа, я вышла и попала в длиннющий коридор, в котором не было ничего, достойного внимания, кроме дверей с табличками, указывавшими имена тех, кто за ними обитает. Кажется, мне пришлось тащиться несколько километров по ковровым дорожкам, прежде чем я оказалась перед раздвижной стеклянной дверью, надпись на которой строго предупреждала, что посторонним вход воспрещен. Когда я застенчиво вошла в отдел новостей, то первое, что увидела, были портреты популярных телеведущих новостей спорта, погоды, политики и так далее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44