Он, конечно, мог нанять и снайпера. Но если бы нанял, то не шлялся бы сам по его двору.
Сыщик разогнулся и с удивлением обнаружил, что слух вернулся, а глаза стали видеть хуже. Словно страх был жидкостью и по очереди переливался по голове. В глазах посветлело, и Дегтярь с ухмылкой подумал, куда же теперь делся страх. Не в затылок ли?
Что-то уж больно там потяжелело.
После дождя, хлеставшего все утро, двор напоминал парилку. Казалось, что под ногами не асфальт, а болотная корка. И парит из-под нее так, что отваливается затылок и пот можно собирать в тюбики и продавать как клей.
- "Дошел", - удивился сыщик тому, что все-таки взялся за ручку двери подъезда и ничего не произошло. Небо не рухнуло на город и все так же нудно ныла в чьем-то радиоприемнике певичка, а тень под козырьком подъезда пахла мокрыми половыми тряпками.
Не став повторять путь Каракурта, он поднялся на свой этаж на лифте. Захлопнул за спиной дверь квартиры и облегчения не ощутил. Ни в душе, ни на теле. Московский полдень, не встретив сопротивления, волнами втекал через разбитое окно кухни в квартиру.
- Ты где? - спросил он Каракурта.
- В комнате. Как сказали. Там это... на кухне у вас стекло разбито... Осколки...
- Знаю.
При его появлении Каракурт по-солдатски резво вскочил с дивана. У него опять были расширенные зрачки и оттого чудилось, что само появление Дегтяря вызвало у него удивление.
- Опять? - посерел лицом сыщик.
- Что?
- Опять укололся? Где шприц?
- Никоим разом, гражданин начальник! - протянул для досмотра обе руки Каракурт.
Только в самый мощный микроскоп на их венах можно было бы отыскать свежий укол. До того там все наслоилось друг на друга: красно-синие точки на сине-красные гематомы, а сине-красные гематомы на красно-синие точки.
- Я же просил! - швырнул сыщик сумку с рацией на диван. - Ты должен быть в полной форме! А ты...
- А я и так в форме. Хотите одним ударом дверь вот в этом шкафу развалю? Хотите?
- Не надо.
Дверь была резная, с накладками из трехслойной фанеры. Дверь смотрелась дороже, чем кулаки Каракурта.
- А что я у вас делать буду? - поинтересовался бывший чемпион страны по каратэ-до.
- Жить.
- Серьезно?
- Более чем.
- Вместе с вами?
- Нет... Я буду жить у тебя, - раздраженно сказал Дегтярь и, плечом задев Каракурта, прошел к окну.
- Это как обмен фатерами?
- Примерно... На пару дней, - изучая двор через щель между шторами, недовольно ответил Дегтярь.
- А что я здесь буду делать?
- Жить, родной мой, жить... И быть в готовности...
- То есть?
- Эту квартиру прийдут грабить, - сходу придумал сыщик.
- Серьезно?
К расширенным зрачкам Каракурта в обрамление добавились округлившиеся глаза. Они делали его почти киношным красавцем. Даже
худоба - резко очерченные верхние скулы и провалившиеся щеки - ничего не портила. Наоборот, придавала антураж пресыщенности, утомленности от жизни, чем всегда отличались матерые любовники, самые популярные у женской части человечества киногерои.
Раздернув шторы, Дегтярь вышел на балкон, постоял на нем, цепко держась за перила и самому себе оттого напоминая капитана пиратского корабля на ходовом мостике. Его лицо было стопроцентным эквивалентом скуки. Тот, кто взглянул бы на него сейчас, никогда не подумал бы, что именно в этот момент глаза сыщика лихорадочно ищут в окнах домов напротив, в стеклах припаркованных машин, в ветвях деревьев хоть что-то подозрительное.
- Ну ладно, - сдался Дегтярь и вернулся в зал.
Каракурт вновь встал. До этого он сидел и смотрел в черный экран телевизора на свое изображение. Получилось похоже, как будто это именно его показывают по первому каналу, хотя его еще ни разу в жизни не показывали по телевизору. Даже когда он стал чемпионом страны по каратэ-до.
- Значит, так, - обернулся к окну Дегтярь. - Шторы до вечера не задергивай. Запомнил?
- Да, - чуть не сказал "Ага" Каракурт.
- Начнет темнеть - зажжешь свет. Запомнил?
- Ну а как же иначе!.. Когда темно, свет - первое дело...
- Телевизор можешь смотреть, но без звука. Ты немые фильмы когда-нибудь видел?
- А как же! Чарли Чаплин... Бастер Китон...
- Значит, не впервой... На телефонные звонки не отвечай.
- Вообще?
- Я что, не ясно сказал?! - показал острые белые зубы сыщик.
- Ну все, врубился... Зазвонит - не подхожу...
- Около полуночи выключишь свет. Но спать нельзя.
- А если...
- Никаких если! Нельзя - и точка!.. Ночью квартиру прийдут грабить. Ты должен ему...
- Вы же сказали - "прийдут"... Так он один будет или...
- Один. Не перебивай! Прийдет один. Скорее всего, он вскроет дверь. Твоя задача состоит в том, чтобы задержать его... А если... Если окажет сопротивление, можешь его убить...
Бледное лицо Каракурта стало малиновым. Еще ни разу сыщик не видел, чтобы в наркомане с подобным стажем сохранилось столько крови.
- Чего ты испугался?.. На тебе уже есть один труп. Или напомнить органам, чтоб взялись за пересмотр дела?
- Не... не надо, - еле слышно ответил Каракурт.
- Ну и молодец! А теперь держи орудие самозащиты...
Из холщовой сумки Дегтярь выудил пластиковую рукоятку ножа, нажатием кнопки выщелкнул лезвие, внимательно изучил мелкие острые зубчики с одной стороны заточки и протянул финку Каракурту.
- Можешь лезвие назад не загонять. Так стремнее...
- Я... ясно...
- Задачу еще раз повторить?
- Да чего уж тут!.. А это... обязательно его нужно того...насмерть?
- Сам увидишь. Скорее всего, будет как у гладиаторов. Либо ты его, либо он тебя.
Каракурт ничего больше не спрашивал. Ему очень хотелось пырнуть ножом сыщика и убежать из его странной квартиры с выбитым на кухне окном. И если бы Дегтярь остался еще на пару минут, он бы точно его пырнул, но хозяин квартиры как-то резко, будто солдат на плацу, развернулся кругом и бросился к двери.
В тот момент, когда сыщик сравнивал Каракурта с гладиатором, перед глазами возникла Лялечка с наушниками, так странно, так необычно надетыми наушниками, делавшими ее в чем-то похожей на
хоккеиста. У тех тоже что-то висит у подбородка. И тут же, будто под вспышку фотокамеры, высветилась улица с длинным рядом припаркованных машин, высветилась Лялечка, уже без наушников и почему-то очень недовольная, ее холеная ручка, открывающая дверцу "вольво", и высветилось еще то новое, что он не заметил в дреме на кухне во время просмотра. Это новое было столь важно, что сыщик ощутил какое-то детское нетерпение. Он должен был как можно быстрее вновь увидеть съемку прыщавого видеостукача. Если вспышечное озарение не обмануло его, то все менялось. И менялось очень круто. Он подбежал к двери и, совершенно забыв, что он ее хотел понюхать, в запале крикнул:
- К окнам не подходи! Я уйду через крышу!
Глава пятьдесят девятая
А ПОУТРУ ОНИ ПРОСНУЛИСЬ...
Они проснулись одновременно. Все трое.
Солнце затопило своей липкой желтой жидкостью полкомнаты, и Жора Прокудин почти безошибочно определил: час дня. Титановый "Citizen", лежащий возле уха на посеревшей наволочке, уточнил: двенадцать минут второго.
- Может, это был сон? - первой подала голос Жанетка.
Голова Топора с припухшей нижней губой лежала у нее на плече, а сам Топор выглядел большим злым ребенком, забравшимся в постель к маме. Казалось, что если бы она его пожалела, он бы перестал быть злым. Но у Жанетки не хватило на это сил.
Заснули они тоже одновременно. Правда, не сразу, как ввалились в квартиру Жоры Прокудина. А после почти часового молчания и распитой бутылки отечественной "Смирновской".
- Так сон или не сон? - еще раз поинтересовалась она.
- Вот это обули так обули, - в точности повторил свою последнюю фразу в лесу Топор.
Голова Жоры Прокудина поневоле приподнялась. До боли в шее он напряг мышцы, чтобы рассмотреть лицо друга, словно оно должно было оказаться каким-то необычным. Топор впервые в жизни запомнил фразу с первого раза. А может, и не с первого? Жора не помнил уже очень многого из прошедшей ночи и еще меньше - из утра. Только вспышки, вспышки, вспышки. А в промоинах между ними - лицо курчавого очкарика за зеленых бумажках.
- Вот это обули так обу...
- Толян, не ной! - отвернулся Прокудин к стене. Мебели в его квартире было еще меньше, чем у Жанетки. Топор по сравнению с ними выглядел миллионером. Он не стал жадничать и снял квартиру с мебелью. Но Босс приказал, как любил говорить Топор, вполне однозначно: всем - на квартиру к Жоре Прокудину. И они выполнили приказ, предварительно припарковав фургон с Бенедиктиновым к моргу Введенского кладбища.
По приказам вообще легко жить. Можно лишь изредка огрызаться, делать вид, что тебе не нравится подчинение. Но на самом деле подчиняться все-таки легче, чем командовать. Просто те, кто стал по жизни командирами, забыли об этом.
- Чего у тебя на кухне полы такие липкие? - спросила Жанетка только ради того, чтобы спросить.
А точнее - не вспоминать о ночи.
- Чего?.. А-а, это у меня чего-то с пивом было... Банка, что ли, взорвалась...
- А такое бывает? - удивился Топор.
- А почему бы и нет! Защитил банку Жора Прокудин.
- Надо же! Пиво - и такое липкое! - возмутилась Жанетка. - Хуже, чем фанта или там пепси...
- Оно и должно быть липким, - пояснил Жора. - Его раньше знаешь как на качество проверяли? На любом пивовареном заводе в Европе был мужик, вся работа которого состояла в том, что он периодически одевал кожаные штаны и садился на скамью. А на скамью разливали свежее пиво. Если после нескольких минут сидячки штаны намертво прилипали, значит, пиво классное. Можно в продажу пускать.
- Врешь ты все, - тихо не согласилась Жанетка.
- Я - вру? - привстал он на локте. - Да на этом месте мне провалиться, если я вру! Разве я когда треплюсь?!
- А с "бабками"?
- Какими "бабками"?
- Какими - какими, - перекривила она его. - А два арбуза кто придумал?
Призрак страшной ночи опять вернулся. Как ни гнали, как ни пытались его забыть дурацкой болтовней о пиве, а все равно вернулся. Сел рядом с ними и обрадованно вздохнул. Или это Жора Прокудин вздохнул?
Тоска. Дикая тоска. Два миллиарда долларов превратились в бесполезные мавродики. Хрустальные замки рассыпались, а на их месте осталась чужая необустроенная планета. Весь мир - театр. Почему же им достались самые плохие роли? У них же была заявка на роли миллиардеров. Про других Жора не мог точно сказать, а от него заявка имелась.
- Надо было деда того... Проговорится, - прохрипел Топор в пахучую подмышку Жанетки. - Точно - застучит...
- Я с ним воспитательную работу провел, - огрызнулся Прокудин. - А потом это... Босс сказал, скоро вылетаем. После нас - хоть потоп...
- А если Босс про наш налет узнает?
- Не гони! Он - Босс, а не Бог. Все знать не может.
- Хорошо бы, - вздохнул Топор.
- Сегодня, кажись, суббота? - повернул голову к часам, сиротливо лежащим на подушке, Жора Прокудин.
- Ну, если вчера была Пятница, то сегодня по идее должна быть Суббота...
- Может, сходим на стройку капитализма?
- Это куда?
- А на толчок какой-нибудь... В Лужу или там в Коньково...
- Думаешь, тебя по фэйсу еще не ищут? - с ненавистью спросила Жанетка.
Жора хорошо представлял, что на ближайшие дни, а может, и недели Жанетка и Топор будут вытирать о него ноги. В какой-то мере он смирился с этим еще на поляне, когда Топор, грубо оттолкнув его, сел за руль. Но он не мог предположить, что это окажется столь болезненно. Наверное, нужно было поговорить с ними начистоту, покаяться, наконец, пустив скупую мужскую слезу. А душа не разрешала. Не та у него, видно, была душа, чтоб ощущать себя ущербно.
- Звонят, - объявил Топор и сел. - В дверь, что ли?
- Нет. Это телефон у меня так орет, - ответил Жора Прокудин и тоже сел.
- Раз твой - ты и снимай, - не убавляя ненависти в голосе, потребовала Жанетка.
Жора ощутил мурашки по коже. Об него будто бы в действительности вытерли ноги. Он посмотрел на синий лак на ровненьких ногтиках жанеткиных ног, со старческим кряхтением поднялся и зашлепал на кухню.
- Вот зараза! - забыв о пиве, все-таки прилип он подошвами к линолеуму. - Это же не кожаные штаны!
- Как ночь прошла? - безо всяких здорований оглушил вопросом из трубки Босс.
- Ны... нормально.
- А чего заикаешься?
- Со сна... Голова того...
- У твоего дома ничего подозрительного не заметили?
- Вроде нет.
У Жоры до сих пор вообще не было ощущения, что они переехали с жанеткиной квартиры в его временное лежбище. Он просто существовал где-то в пространстве, а где - это ему было совершенно все равно. Хоть в Гренландии. Правда, в Гренландии не пекло бы так по щеке и плечу солнце и не отклеивались со звуком поцелуя подошвы босых ног от линолеума.
- Позови Топора.
- А-а... Сейчас.
Сжав микрофон в кулак, он крикнул в комнату:
- Толян, тебя... Босс...
Хотел обозвать его Топором, но предчувствие, что кличкой оскорбится не он, а Жанетка, заставило его вспомнить имя дружка.
- Меня? - пришел опухший со сна Топор.
Свернутый в дугу нос смотрелся в обрамлении рыжеватой щетины чем-то похожим на сардельку, обложенную по кругу гречкой. В животе у Жоры Прокудина завыл голод. Завыл громко, заунывно, и он резким движением протянул трубку, словно голод выл только у того, кто ее держал.
- Але... Слушаю, - сгорбившись. Промямлил Топор.
- Сто лет тебя не видел, - с неожиданной мягкостью поприветствовал его Босс.
Топор ссутулился еще сильнее. Лопатки торчали тесаками, которые никак не могли разорвать кожу.
- Мне нужна твоя помощь, - с отеческой лаской в голосе продолжил Босс. - Очень нужна. Ты в хорошей форме?
- Да ничего вроде...
- Правый нижний еще получается?
- По... получается, - вспомнил Топор падающего на стену дома мужика с карабином. Или без карабина.
Важнее было, что падающий. Устоявший бы вызывал раздражение и изжогу.
- Короче, дело такое... Побрейся, приведи себя в порядок и подъезжай на станцию метро "Маяковская". Поедешь на поезде. Машину не бери...
- А у меня ее и так нету.
- Продал?
- Продал.
- Деньги заначил?
Топор скосил глаза на изучающего свои клеевые пятки Жору Прокудина и потому ответил не подробно:
- Однозначно.
Деньги, переведенные в доллары, лежали на счету в банке. На всякий случай. Топор верил Боссу, но не верил в Нью-Йорк. Точнее, в счастье в Нью-Йорке.
- Моя машина будет стоять у ресторана "Пекин". Модель помнишь?
- "Вольво"?.. "Девятьсот шестидесятая"?
- Молодец. Хорошая память. Тебе бы в театре играть...
Топор не знал, что отвечать. Потому что не знал, зачем ему нужно играть в театре. Театр, балет и оперу он не переваривал одинаково сильно. Он вообще считал, что их придумали бездельники, чтобы выдуривать у людей денежки, а из себя корчить гениев. Хотя какие могут быть гении из притворщиков! Если уж брать по-крупному, то настоящий артист - это Жора Прокудин. Всю жизнь притворяется, а все ему верят.
- Время встречи - двадцать два сорок, - произнес Босс. - Запомнил?
Он всегда назначал рандеву так сложно. Как будто вообще не знал, что есть часы без минут.
- Однозначно. Запомнил. А что делать-то надо?
- В машине объясню.
Топор опустил жалобно запикавшую трубку на рычажки и сморщил лоб. Он хотел обдумать звонок, но мыслей никаких не было. Голова упорно не хотела трудиться. Она считала это ниже своего достоинства.
- Чего он? - спросил так и не ушедший во все время разговора с кухни Жора Прокудин.
- Встречу назначил.
- Тебе одному?
- Да.
- Чего это он?
- Откуда я знаю! У Босса одна башка, у меня другая...
- Вот это точно!
Пятерней Топор провел по костистой груди. Внутри чего-то щемило,
будто хотела вылететь из горлышка пробка и не могла.
- Хреново все, - согласился Жора с жестом Топора. - Развеяться
надо...
- А как?
- Да хоть как!
Глава шестидесятая
ТРУДНО БЫТЬ РОБИН ГУДОМ
Жребий выпал на Коньково. На трех бумажках Жора Прокудин написал "Лужа", "Петровско-Разумовский" и "Коньково". Топор потянул не совсем ту, какую хотел. Лужа была все-таки ближе. Да, если честно, Топор и не хотел никаких рынков. Ему хотелось напиться до потери пульса и забыть обо всем. Включая встречу с Боссом. Но и сидеть на одном месте, тем более втроем, он не хотел. Что-то было жуткое в их компании. Некий черный фантом смерчем носящийся по квартире, вбирал в себя все плохое, что знал каждый из них о прошедшей ночи, а теперь добирал о том плохом, что было в их жизни до этой ночи. Он на глазах разбухал, чернел, и все трое ощущали жгучее желание разбежаться в разные стороны и оставить фантом наедине с ободранными обоями и липким полом на кухне. И они разбежались. Жанетка поехала в универмаг за тряпками, потому что именно в смене одежды видела спасение. Топор и Жора Прокудин поехали на "жигуле" последнего в "Коньково.
- А чего мы там будем делать? - примерно на середине пути спросил Топор.
- Бомбить, - первое, что взбрело в голову, ответил Жора.
Плана-то никакого не было. Человек вообще мало что делает по плану. Даже если ему кажется, что он делает именно это по плану.
Просто сказал спросонья Прокудин, что неплохо бы съездить на
рынок, и они поехали. Сказал бы, что надо в Реутово, и Топор
поехал бы с ним в Реутово, хотя никто из них там не был и ни
одного знакомого не имел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Сыщик разогнулся и с удивлением обнаружил, что слух вернулся, а глаза стали видеть хуже. Словно страх был жидкостью и по очереди переливался по голове. В глазах посветлело, и Дегтярь с ухмылкой подумал, куда же теперь делся страх. Не в затылок ли?
Что-то уж больно там потяжелело.
После дождя, хлеставшего все утро, двор напоминал парилку. Казалось, что под ногами не асфальт, а болотная корка. И парит из-под нее так, что отваливается затылок и пот можно собирать в тюбики и продавать как клей.
- "Дошел", - удивился сыщик тому, что все-таки взялся за ручку двери подъезда и ничего не произошло. Небо не рухнуло на город и все так же нудно ныла в чьем-то радиоприемнике певичка, а тень под козырьком подъезда пахла мокрыми половыми тряпками.
Не став повторять путь Каракурта, он поднялся на свой этаж на лифте. Захлопнул за спиной дверь квартиры и облегчения не ощутил. Ни в душе, ни на теле. Московский полдень, не встретив сопротивления, волнами втекал через разбитое окно кухни в квартиру.
- Ты где? - спросил он Каракурта.
- В комнате. Как сказали. Там это... на кухне у вас стекло разбито... Осколки...
- Знаю.
При его появлении Каракурт по-солдатски резво вскочил с дивана. У него опять были расширенные зрачки и оттого чудилось, что само появление Дегтяря вызвало у него удивление.
- Опять? - посерел лицом сыщик.
- Что?
- Опять укололся? Где шприц?
- Никоим разом, гражданин начальник! - протянул для досмотра обе руки Каракурт.
Только в самый мощный микроскоп на их венах можно было бы отыскать свежий укол. До того там все наслоилось друг на друга: красно-синие точки на сине-красные гематомы, а сине-красные гематомы на красно-синие точки.
- Я же просил! - швырнул сыщик сумку с рацией на диван. - Ты должен быть в полной форме! А ты...
- А я и так в форме. Хотите одним ударом дверь вот в этом шкафу развалю? Хотите?
- Не надо.
Дверь была резная, с накладками из трехслойной фанеры. Дверь смотрелась дороже, чем кулаки Каракурта.
- А что я у вас делать буду? - поинтересовался бывший чемпион страны по каратэ-до.
- Жить.
- Серьезно?
- Более чем.
- Вместе с вами?
- Нет... Я буду жить у тебя, - раздраженно сказал Дегтярь и, плечом задев Каракурта, прошел к окну.
- Это как обмен фатерами?
- Примерно... На пару дней, - изучая двор через щель между шторами, недовольно ответил Дегтярь.
- А что я здесь буду делать?
- Жить, родной мой, жить... И быть в готовности...
- То есть?
- Эту квартиру прийдут грабить, - сходу придумал сыщик.
- Серьезно?
К расширенным зрачкам Каракурта в обрамление добавились округлившиеся глаза. Они делали его почти киношным красавцем. Даже
худоба - резко очерченные верхние скулы и провалившиеся щеки - ничего не портила. Наоборот, придавала антураж пресыщенности, утомленности от жизни, чем всегда отличались матерые любовники, самые популярные у женской части человечества киногерои.
Раздернув шторы, Дегтярь вышел на балкон, постоял на нем, цепко держась за перила и самому себе оттого напоминая капитана пиратского корабля на ходовом мостике. Его лицо было стопроцентным эквивалентом скуки. Тот, кто взглянул бы на него сейчас, никогда не подумал бы, что именно в этот момент глаза сыщика лихорадочно ищут в окнах домов напротив, в стеклах припаркованных машин, в ветвях деревьев хоть что-то подозрительное.
- Ну ладно, - сдался Дегтярь и вернулся в зал.
Каракурт вновь встал. До этого он сидел и смотрел в черный экран телевизора на свое изображение. Получилось похоже, как будто это именно его показывают по первому каналу, хотя его еще ни разу в жизни не показывали по телевизору. Даже когда он стал чемпионом страны по каратэ-до.
- Значит, так, - обернулся к окну Дегтярь. - Шторы до вечера не задергивай. Запомнил?
- Да, - чуть не сказал "Ага" Каракурт.
- Начнет темнеть - зажжешь свет. Запомнил?
- Ну а как же иначе!.. Когда темно, свет - первое дело...
- Телевизор можешь смотреть, но без звука. Ты немые фильмы когда-нибудь видел?
- А как же! Чарли Чаплин... Бастер Китон...
- Значит, не впервой... На телефонные звонки не отвечай.
- Вообще?
- Я что, не ясно сказал?! - показал острые белые зубы сыщик.
- Ну все, врубился... Зазвонит - не подхожу...
- Около полуночи выключишь свет. Но спать нельзя.
- А если...
- Никаких если! Нельзя - и точка!.. Ночью квартиру прийдут грабить. Ты должен ему...
- Вы же сказали - "прийдут"... Так он один будет или...
- Один. Не перебивай! Прийдет один. Скорее всего, он вскроет дверь. Твоя задача состоит в том, чтобы задержать его... А если... Если окажет сопротивление, можешь его убить...
Бледное лицо Каракурта стало малиновым. Еще ни разу сыщик не видел, чтобы в наркомане с подобным стажем сохранилось столько крови.
- Чего ты испугался?.. На тебе уже есть один труп. Или напомнить органам, чтоб взялись за пересмотр дела?
- Не... не надо, - еле слышно ответил Каракурт.
- Ну и молодец! А теперь держи орудие самозащиты...
Из холщовой сумки Дегтярь выудил пластиковую рукоятку ножа, нажатием кнопки выщелкнул лезвие, внимательно изучил мелкие острые зубчики с одной стороны заточки и протянул финку Каракурту.
- Можешь лезвие назад не загонять. Так стремнее...
- Я... ясно...
- Задачу еще раз повторить?
- Да чего уж тут!.. А это... обязательно его нужно того...насмерть?
- Сам увидишь. Скорее всего, будет как у гладиаторов. Либо ты его, либо он тебя.
Каракурт ничего больше не спрашивал. Ему очень хотелось пырнуть ножом сыщика и убежать из его странной квартиры с выбитым на кухне окном. И если бы Дегтярь остался еще на пару минут, он бы точно его пырнул, но хозяин квартиры как-то резко, будто солдат на плацу, развернулся кругом и бросился к двери.
В тот момент, когда сыщик сравнивал Каракурта с гладиатором, перед глазами возникла Лялечка с наушниками, так странно, так необычно надетыми наушниками, делавшими ее в чем-то похожей на
хоккеиста. У тех тоже что-то висит у подбородка. И тут же, будто под вспышку фотокамеры, высветилась улица с длинным рядом припаркованных машин, высветилась Лялечка, уже без наушников и почему-то очень недовольная, ее холеная ручка, открывающая дверцу "вольво", и высветилось еще то новое, что он не заметил в дреме на кухне во время просмотра. Это новое было столь важно, что сыщик ощутил какое-то детское нетерпение. Он должен был как можно быстрее вновь увидеть съемку прыщавого видеостукача. Если вспышечное озарение не обмануло его, то все менялось. И менялось очень круто. Он подбежал к двери и, совершенно забыв, что он ее хотел понюхать, в запале крикнул:
- К окнам не подходи! Я уйду через крышу!
Глава пятьдесят девятая
А ПОУТРУ ОНИ ПРОСНУЛИСЬ...
Они проснулись одновременно. Все трое.
Солнце затопило своей липкой желтой жидкостью полкомнаты, и Жора Прокудин почти безошибочно определил: час дня. Титановый "Citizen", лежащий возле уха на посеревшей наволочке, уточнил: двенадцать минут второго.
- Может, это был сон? - первой подала голос Жанетка.
Голова Топора с припухшей нижней губой лежала у нее на плече, а сам Топор выглядел большим злым ребенком, забравшимся в постель к маме. Казалось, что если бы она его пожалела, он бы перестал быть злым. Но у Жанетки не хватило на это сил.
Заснули они тоже одновременно. Правда, не сразу, как ввалились в квартиру Жоры Прокудина. А после почти часового молчания и распитой бутылки отечественной "Смирновской".
- Так сон или не сон? - еще раз поинтересовалась она.
- Вот это обули так обули, - в точности повторил свою последнюю фразу в лесу Топор.
Голова Жоры Прокудина поневоле приподнялась. До боли в шее он напряг мышцы, чтобы рассмотреть лицо друга, словно оно должно было оказаться каким-то необычным. Топор впервые в жизни запомнил фразу с первого раза. А может, и не с первого? Жора не помнил уже очень многого из прошедшей ночи и еще меньше - из утра. Только вспышки, вспышки, вспышки. А в промоинах между ними - лицо курчавого очкарика за зеленых бумажках.
- Вот это обули так обу...
- Толян, не ной! - отвернулся Прокудин к стене. Мебели в его квартире было еще меньше, чем у Жанетки. Топор по сравнению с ними выглядел миллионером. Он не стал жадничать и снял квартиру с мебелью. Но Босс приказал, как любил говорить Топор, вполне однозначно: всем - на квартиру к Жоре Прокудину. И они выполнили приказ, предварительно припарковав фургон с Бенедиктиновым к моргу Введенского кладбища.
По приказам вообще легко жить. Можно лишь изредка огрызаться, делать вид, что тебе не нравится подчинение. Но на самом деле подчиняться все-таки легче, чем командовать. Просто те, кто стал по жизни командирами, забыли об этом.
- Чего у тебя на кухне полы такие липкие? - спросила Жанетка только ради того, чтобы спросить.
А точнее - не вспоминать о ночи.
- Чего?.. А-а, это у меня чего-то с пивом было... Банка, что ли, взорвалась...
- А такое бывает? - удивился Топор.
- А почему бы и нет! Защитил банку Жора Прокудин.
- Надо же! Пиво - и такое липкое! - возмутилась Жанетка. - Хуже, чем фанта или там пепси...
- Оно и должно быть липким, - пояснил Жора. - Его раньше знаешь как на качество проверяли? На любом пивовареном заводе в Европе был мужик, вся работа которого состояла в том, что он периодически одевал кожаные штаны и садился на скамью. А на скамью разливали свежее пиво. Если после нескольких минут сидячки штаны намертво прилипали, значит, пиво классное. Можно в продажу пускать.
- Врешь ты все, - тихо не согласилась Жанетка.
- Я - вру? - привстал он на локте. - Да на этом месте мне провалиться, если я вру! Разве я когда треплюсь?!
- А с "бабками"?
- Какими "бабками"?
- Какими - какими, - перекривила она его. - А два арбуза кто придумал?
Призрак страшной ночи опять вернулся. Как ни гнали, как ни пытались его забыть дурацкой болтовней о пиве, а все равно вернулся. Сел рядом с ними и обрадованно вздохнул. Или это Жора Прокудин вздохнул?
Тоска. Дикая тоска. Два миллиарда долларов превратились в бесполезные мавродики. Хрустальные замки рассыпались, а на их месте осталась чужая необустроенная планета. Весь мир - театр. Почему же им достались самые плохие роли? У них же была заявка на роли миллиардеров. Про других Жора не мог точно сказать, а от него заявка имелась.
- Надо было деда того... Проговорится, - прохрипел Топор в пахучую подмышку Жанетки. - Точно - застучит...
- Я с ним воспитательную работу провел, - огрызнулся Прокудин. - А потом это... Босс сказал, скоро вылетаем. После нас - хоть потоп...
- А если Босс про наш налет узнает?
- Не гони! Он - Босс, а не Бог. Все знать не может.
- Хорошо бы, - вздохнул Топор.
- Сегодня, кажись, суббота? - повернул голову к часам, сиротливо лежащим на подушке, Жора Прокудин.
- Ну, если вчера была Пятница, то сегодня по идее должна быть Суббота...
- Может, сходим на стройку капитализма?
- Это куда?
- А на толчок какой-нибудь... В Лужу или там в Коньково...
- Думаешь, тебя по фэйсу еще не ищут? - с ненавистью спросила Жанетка.
Жора хорошо представлял, что на ближайшие дни, а может, и недели Жанетка и Топор будут вытирать о него ноги. В какой-то мере он смирился с этим еще на поляне, когда Топор, грубо оттолкнув его, сел за руль. Но он не мог предположить, что это окажется столь болезненно. Наверное, нужно было поговорить с ними начистоту, покаяться, наконец, пустив скупую мужскую слезу. А душа не разрешала. Не та у него, видно, была душа, чтоб ощущать себя ущербно.
- Звонят, - объявил Топор и сел. - В дверь, что ли?
- Нет. Это телефон у меня так орет, - ответил Жора Прокудин и тоже сел.
- Раз твой - ты и снимай, - не убавляя ненависти в голосе, потребовала Жанетка.
Жора ощутил мурашки по коже. Об него будто бы в действительности вытерли ноги. Он посмотрел на синий лак на ровненьких ногтиках жанеткиных ног, со старческим кряхтением поднялся и зашлепал на кухню.
- Вот зараза! - забыв о пиве, все-таки прилип он подошвами к линолеуму. - Это же не кожаные штаны!
- Как ночь прошла? - безо всяких здорований оглушил вопросом из трубки Босс.
- Ны... нормально.
- А чего заикаешься?
- Со сна... Голова того...
- У твоего дома ничего подозрительного не заметили?
- Вроде нет.
У Жоры до сих пор вообще не было ощущения, что они переехали с жанеткиной квартиры в его временное лежбище. Он просто существовал где-то в пространстве, а где - это ему было совершенно все равно. Хоть в Гренландии. Правда, в Гренландии не пекло бы так по щеке и плечу солнце и не отклеивались со звуком поцелуя подошвы босых ног от линолеума.
- Позови Топора.
- А-а... Сейчас.
Сжав микрофон в кулак, он крикнул в комнату:
- Толян, тебя... Босс...
Хотел обозвать его Топором, но предчувствие, что кличкой оскорбится не он, а Жанетка, заставило его вспомнить имя дружка.
- Меня? - пришел опухший со сна Топор.
Свернутый в дугу нос смотрелся в обрамлении рыжеватой щетины чем-то похожим на сардельку, обложенную по кругу гречкой. В животе у Жоры Прокудина завыл голод. Завыл громко, заунывно, и он резким движением протянул трубку, словно голод выл только у того, кто ее держал.
- Але... Слушаю, - сгорбившись. Промямлил Топор.
- Сто лет тебя не видел, - с неожиданной мягкостью поприветствовал его Босс.
Топор ссутулился еще сильнее. Лопатки торчали тесаками, которые никак не могли разорвать кожу.
- Мне нужна твоя помощь, - с отеческой лаской в голосе продолжил Босс. - Очень нужна. Ты в хорошей форме?
- Да ничего вроде...
- Правый нижний еще получается?
- По... получается, - вспомнил Топор падающего на стену дома мужика с карабином. Или без карабина.
Важнее было, что падающий. Устоявший бы вызывал раздражение и изжогу.
- Короче, дело такое... Побрейся, приведи себя в порядок и подъезжай на станцию метро "Маяковская". Поедешь на поезде. Машину не бери...
- А у меня ее и так нету.
- Продал?
- Продал.
- Деньги заначил?
Топор скосил глаза на изучающего свои клеевые пятки Жору Прокудина и потому ответил не подробно:
- Однозначно.
Деньги, переведенные в доллары, лежали на счету в банке. На всякий случай. Топор верил Боссу, но не верил в Нью-Йорк. Точнее, в счастье в Нью-Йорке.
- Моя машина будет стоять у ресторана "Пекин". Модель помнишь?
- "Вольво"?.. "Девятьсот шестидесятая"?
- Молодец. Хорошая память. Тебе бы в театре играть...
Топор не знал, что отвечать. Потому что не знал, зачем ему нужно играть в театре. Театр, балет и оперу он не переваривал одинаково сильно. Он вообще считал, что их придумали бездельники, чтобы выдуривать у людей денежки, а из себя корчить гениев. Хотя какие могут быть гении из притворщиков! Если уж брать по-крупному, то настоящий артист - это Жора Прокудин. Всю жизнь притворяется, а все ему верят.
- Время встречи - двадцать два сорок, - произнес Босс. - Запомнил?
Он всегда назначал рандеву так сложно. Как будто вообще не знал, что есть часы без минут.
- Однозначно. Запомнил. А что делать-то надо?
- В машине объясню.
Топор опустил жалобно запикавшую трубку на рычажки и сморщил лоб. Он хотел обдумать звонок, но мыслей никаких не было. Голова упорно не хотела трудиться. Она считала это ниже своего достоинства.
- Чего он? - спросил так и не ушедший во все время разговора с кухни Жора Прокудин.
- Встречу назначил.
- Тебе одному?
- Да.
- Чего это он?
- Откуда я знаю! У Босса одна башка, у меня другая...
- Вот это точно!
Пятерней Топор провел по костистой груди. Внутри чего-то щемило,
будто хотела вылететь из горлышка пробка и не могла.
- Хреново все, - согласился Жора с жестом Топора. - Развеяться
надо...
- А как?
- Да хоть как!
Глава шестидесятая
ТРУДНО БЫТЬ РОБИН ГУДОМ
Жребий выпал на Коньково. На трех бумажках Жора Прокудин написал "Лужа", "Петровско-Разумовский" и "Коньково". Топор потянул не совсем ту, какую хотел. Лужа была все-таки ближе. Да, если честно, Топор и не хотел никаких рынков. Ему хотелось напиться до потери пульса и забыть обо всем. Включая встречу с Боссом. Но и сидеть на одном месте, тем более втроем, он не хотел. Что-то было жуткое в их компании. Некий черный фантом смерчем носящийся по квартире, вбирал в себя все плохое, что знал каждый из них о прошедшей ночи, а теперь добирал о том плохом, что было в их жизни до этой ночи. Он на глазах разбухал, чернел, и все трое ощущали жгучее желание разбежаться в разные стороны и оставить фантом наедине с ободранными обоями и липким полом на кухне. И они разбежались. Жанетка поехала в универмаг за тряпками, потому что именно в смене одежды видела спасение. Топор и Жора Прокудин поехали на "жигуле" последнего в "Коньково.
- А чего мы там будем делать? - примерно на середине пути спросил Топор.
- Бомбить, - первое, что взбрело в голову, ответил Жора.
Плана-то никакого не было. Человек вообще мало что делает по плану. Даже если ему кажется, что он делает именно это по плану.
Просто сказал спросонья Прокудин, что неплохо бы съездить на
рынок, и они поехали. Сказал бы, что надо в Реутово, и Топор
поехал бы с ним в Реутово, хотя никто из них там не был и ни
одного знакомого не имел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47