.. ну, выше крыши.
Тяжелым каторжным вздохом Топор не согласился с переиначенной пословицей.
- Я Жанетке еще ничего не говорил. Она, конечно, девка классная. Молчать будет как могила. Но все ж таки...
- А ты пока и не говори.
- Ну да! Она, можно сказать, полдела всего сделала. Без нее разве сорвали бы мы куш? Ну вот скажи, сорвали бы?!
- Нет, не сорвали бы, - на этот раз согласился Жора Прокудин.
- Ну вот! А он, в смысле, Босс, уедет сам, и "бабки" все ему одному достанутся. Где справедливость?
- А если мы позже подъедем, он что, не вернет нашу часть?
Теперь уже Топор смотрел на свои тапки на чужих ногах и не знал, чем ответить. Он не любил Босса, но не знал, насколько сильно Босс не любит его. И любит ли он вообще кого-нибудь?
- А ты не понтуешь, что с банком верняк? - спросил он у тапок.
- Я, Топор, буквы знаю, - натягивая на худые ноги черные с подваром джинсы, объявил Жора Прокудин. - Все до одной. И теми буквами в книжечке сыщика весь его путь кратенько прописан. А последняя запись такая...
Перед глазами Топора появился развернутый блокнотик в подрагивающих пальцах дружка. Последней на левой страничке виднелась надпись: "Г. - г. Приморск, ул. Пр-я, 17, кв. 64, под фамилией Сергеева. Finita la comedia!".
- Ничего себе комедия! - дважды прочтя написанное, возмутился Топор. А что такое большое "гэ"?
- Гэ с точкой, братан, - это Гвидонов, председатель правления банка "Чага", а точнее говоря, не банка, а финансовой пирамиды, рядом с которой парни из "эмэмэм" кажутся грудничками с сосочками в розовых губках. Гвидонов соорудил не простую пирамиду, а вавилонскую башню...
- Какую? - не понял Топор.
- Крутую - вот какую! Гвидонов не стал ждать, когда на него наедут орлы из налоговой полиции, натравленные вечно голодным совмином. Он сбежал, прихватив денежки с собой. А там было побольше, чем у "МММ" в период расцвета!
Жора Прокудин уже оделся и расхаживал по комнате с видом университетского профессора, читающего любимую лекцию. Его неумытое лицо горело азартом, а руки мельничными крыльями разрезали воздух. Еще секунда и в комнате поднимется вихрь.
- Как ты говорил, банк назывался? - напряг лицо Топор. - "Чага"?
- Да, "Чага"! - не в силах остановиться продолжал свой забег вдоль стены и назад Жора Прокудин. Боксеры с разбитыми носами и скелеты из фильмов ужасов смотрели на него с плакатов, наклеенных на эту стену, с неизгладимым удивлением. - Именно "Чага"! Когда к нему нагрянули, "бабок" уже в офисе не было. Их вывезли в мешках. И наша задача предельно проста: а) найти Гвидонова; б) прижать его к стенке и узнать, где спрятаны мешки и в) добыть их в свое пользование!
- Слушай, а вроде по телеку бубнили, что сначала налоговая
полиция наехала на "Чагу", а уже потом он сбежал, - не ослаблял
напряжения на лице Топор. - Точно - потом сбежал...
- Ты путаешь. То - "МММ". А он успел все "бабки" спрятать. Как
"Властилина". Хозяйку-то "Властилины" поймали, а денежки тю-тю! Лежат, родные, ждут свою хозяйку. Но там - ни концов, ни зацепок, а по "Чаге" спасибо герою сыщику! - вся информэйшн!
- А он не мог еще кому-нибудь того... раззвонить про этого... на "гэ"?
- Не знаю!
Неожиданный вопрос посадил Жору Прокудина на тумбочку. Ноги дергались, будто все еще бежали. Или хотели бежать? Но куда? И зачем?
- В принципе, он мог ляпнуть. Мог, - теперь уже напрягся Жора Прокудин. - Жене... Если она у него, конечно, есть. Еще одному сыщику, если с ним кто-то есть в паре. Вполне мог похвастаться перед теми чайниками, которые заказали ему следствие... Мог, мог... А заказал ему Союз обманутых вкладчиков "Чаги". Это в книжечке записано...
- Так, может, и не надо дрыгаться? - просветлел лицом Топор. - Едем в Нью-Йорк - и все!
- Нью-Йорк?.. У нас еще есть день. Целый день! - вскочил Жора Прокудин. - За день можно землю уничтожить и опять создать... Хотя нет! Создать только за семь дней можно...
- Почему за семь? - не понял Топор.
- Я полетел! К вечеру все будет ясно! - хватая на бегу спортивную сумку, прокричал Жора Прокудин. - Я тебе позвоню. Если заявится Босс, ты меня не видел!
- А пожрать? Сейчас Жанетка придет!
- Жрать будем в Ницце, на моей вилле!
- Чего-чего? - не запомнил названия города Топор.
- На Лазурном берегу! На вилле, которую я куплю после того, как мы вытрясем из этого "гэ" его мелкую банковскую душонку!
Под хлопок двери, закрывшейся за Жорой Прокудиным, Топор тут же забыл, о чем хотел спросить. И оттого, что он чаще всего забывал о самом главном, ему стало грустно. И еще он подумал, что принимать физиономией удары мячиками гораздо легче, чем гоняться за каким-то Гвидоновым.
Глава седьмая
ЗАГОВОР ЛЫСЫХ
Коммерческий директор Барташевский не любил лысых. Ему всегда казалось, что мужики, потерявшие волосы на голове, завидуют его шикарной смоляной шевелюре. Из фирмы Рыкова, когда он по старому, еще министерскому знакомству, принял его на работу, он за пару месяцев уволил всех лысых, лысеющих или хоть немного подающих признаки процесса потери волос, по-научному прозываемому алопецией. Рыков даже не сопротивлялся. Он плохо разбирался в подчиненных и решения Барташевского не оспаривал. Тем более, что продажа жилья в фирме пошла повеселее. В бытность работы в министерстве Рыков сидел в одном кабинете с Барташевским. Главное, что было у него, это прямоугольный штамп, лежащий в сейфе. Все остальное - бланки, справки, планы, донесения - не имело никакой ценности. Штамп давал разрешение на лицензию, и каждое его прижатие означало падение в карман толстой пачки долларов. Но все было не так механически просто. Рыков ставил штамп, а деньги брал Барташевский. После этого Рыков как начальник получал восемьдесят процентов от взятки, а Барташевский, соответственно, двадцать. Когда первоначальный капитал был Рыковым набран, а по телевизору стали говорить о борьбе с коррупцией и о том, что брать взятки вроде бы плохо и даже безнравственно, он ушел, оставив штамп Барташевскому. Но в министерстве подули новые ветры, и штамп у него забрали, отдав толстому лысому мужику из соседнего отдела. Живительный ручеек перекрыли, и Барташевский, остро ощутивший свою неполноценность после того, как его месячный доход составил всего миллион четыреста сорок три тысячи девятнадцать копеек, то есть родной министерский оклад без премий и надбавок, хлопнул дверью и стал безработным. За восемь месяцев свободного полета он встретил столько разных людей и столько всего наворотил, но всегда только лысые доставляли ему хлопоты и неудобства. Они словно составляли одну мощную организацию, поставившую себе целью существования извести со света всех волосатых и в том числе Барташевского.
Вот и сейчас в крохотном кабинетике напротив него сидел молодой,
но уже до зеркальности лысый парень в синем халате с пластиковой
визиткой на груди и неспешно листал накладные. На визитке было
написано "Коммерческий директор", и ненависть от этого становилась
еще сильнее, как будто парень на время отобрал у Барташевского его должность и теперь демонстративно подавал вперед левое плечо, показывая украденное.
- Вот ваши накладные, - прекратил листать скоросшиватель парень и близоруко сощурился. - Вот чеки с росписями. На них - оттиски с кредитных карточек. Все абсолютно законно. Господин Рыков закупил оптом видеомаг...
- Где его роспись? - оборвал его мягкую, липкую речь Барташевский.
- Вот. Убедитесь.
Бумаги совершили разворот на сто восемьдесят градусов. Глаза Барташевского без труда отыскали на чеке размашистую роспись Рыкова. На следующем она была воспроизведена с каллиграфической точностью. И на третьем, и на четвертом, и на пятом. На шестом стояла уже его собственная подпись.
- "Си-ди плейеры", - прочел он на накладной, пришпиленной скрепкой к чеку. - Вы что, меня за идиота принимаете?
Лысина парня из розовой сразу стала красной. Он выпрямился на стуле и пальцами левой руки зашарил под плахой стола. Кнопка вызова охранника почему-то никак не отыскивалась.
- Я похож на человека, который закупит сразу, в одну покупку, си-ди плейеров на двадцать три тысячи долларов? - нервно дергая бровью, спросил Барташевский.
- Извините, я вас не понимаю. Вы попросили показать вам вами подписанные чеки. Я, в принципе, не имею на это права, поскольку у нас филиал, а не основной магазин фирмы. Эти накладные и чеки мы завтра будем обязаны отвезти в главный офис, а вы...
Предательская кнопка наконец-то нашлась. Он надавил на нее с такой силой, будто хотел оторвать кусок стола.
- Ни я, ни мой шеф Рыков никогда и ничего у вас не покупали, - еле сдерживал себя Барташевский. - Понимаете: ни-че-го!
- Но чеки... Росписи...
- Это не моя роспись! У меня нет такого нажима! И этого крючка влево я не делаю! И у шефа тоже... Я, конечно, могу ошибаться, но у него угол наклона буквы "эр" не так крут. Понимаете, не так?!
- А я-то при чем?... Все по закону. Деньги перешли с ваших счетов на счет фирмы. Товар был вывезен.
- Кем?! - вскочил Барташевский.
В ту же секунду рядом с ним вырос квадратный парень в синем халате с бронежилетом на груди. Он был на голову ниже Барташевского, лет на пять моложе, но с крупным блюдцем плеши на рыжей голове.
- В чем дело? - обернулся к нему Барташевский.
Глядя сверху вниз на розовую промоину в медной шевелюре охранника, он просто нутром ощутил, что организация лысых действительно существует на свете.
- Если вы и дальше будете хамить, я вызову наряд милиции, - объявил успокоившийся коммерческий директор.
- Уберите охранника! - потребовал Барташевский. - Я пришел к вам как интеллигентный человек к интеллигентному человеку. Через ваш магазин меня и моего шефа кто-то нагрел на двести тысяч долларов с лишним. Только у меня лично украли двадцать три тысячи долларов. И я должен с этим разобраться...
- Вот как! - наконец-то понял коммерческий директор. - А я-то думал... Впрочем, ладно... Значит, вы уверяете, что не закупали у нас товар?
- Нет!
- Но вы же его вывезли.
- Кто из ваших людей видел, как проходила погрузка и вывоз?
- Надо посмотреть, что за день был, - снова зашелестел он бумагами. Да вы присядьте, не стойте. А ты это... выйди пока, - кивнул он на дверь охраннику.
- Есть, - по-военному ответил тот, развернулся на месте в строгом соответствии со строевым уставом и вымаршировал из кабинета.
- А он не видел? - кивнул на его скрывшуюся за дверью спину Барташевский.
- Вот, нашел, - обрадованно сообщил коммерческий директор. - Товар отпускал не я. Меня в этот день не было!
Его глаза и лысина сияли неизбывным счастьем.
- А кто отпускал?
- Мой зам. Это было на той неделе. Я как раз...
- Извините, - все-таки присел на краешек стула Барташевский, - но я вас не понимаю. Идет вывоз такой большой партии товара, а вас нет на работе...
- Почему это большой? - не теряя счастья с лица, удивился коммерческий директор. - Оптовики из провинции вывозят и гораздо большие партии...
- А эти... жулики... откуда?
- Сейчас посмотрю... А-а, вот!.. Из Красноярска...
- Я так и знал! - закачался на краешке стула Барташевский. Красноярск! Тьмутаракань! Полдня на самолете лететь... А они во что грузили?
- В каком смысле?
- В машины или в железнодорожные контейнеры?
Повторное нажатие на кнопку возродило в дверях отягощенную бронежилетом фигуру охранника. Впрочем, службистской прыти на его рябом лице уже не было. На нервно раскачивавшегося Барташевского он уже смотрел как на старого знакомого.
- Вызови Олега! - приказал коммерческий директор. - Он на складе...
- Я так и думал - гастролеры, - себе под нос пробубнил Барташевский. Надо же! Красноярск!
- А вы в милицию заявили?
- Нет! - нервно дернувшись, перестал раскачиваться Барташевский. Сегодня заявим.
Уверенности в его голосе не было. Рыков упрямо не хотел связываться с милицией. Менты, конечно, не парни из налоговой полиции, но могли начаться глупые вопросы о происхождении столь крупных сумм, отыскалось бы несовпадение с отчетной документацией фирмы, потом бы кому-нибудь хватило ума поинтересоваться, откуда у Рыкова такая могучая семикомнатная квартира в центре, какое волшебство расставило по ней мебель иноземно-крутого производства. Барташевский был совсем не уверен в своих словах. Рыков упрямо боялся любых людей в форме.
- Олег, заходи, - позвал коммерческий директор, и в кабинет, пыхтя и постанывая, вкатился настоящий пивной бочонок: метра полтора в талии, метра полтора ростом, детские розовые щеки, три подбородка, волнами стекающие к груди и... лысина.
Барташевский поневоле встал. Ему захотелось побыстрее уйти отсюда. В царстве лысых он ощущал себя волком, обвешкованным умелыми охотниками.
- Олег, тут вот товарищ интересуется партией товара, которую ты в среду на той неделе отпускал покупателям, - не вставая, объяснил коммерческий директор.
- А в чем дело? - попытался он сложить ручки на животе, но не смог. Все отпущено точно по накладной. Если...
- Они грузили в машины или в контейнеры?
- В машины. В трейлеры. Там еще что-то лежало. Я так понял, они еще какой-то товар в Москве закупили.
- Значит, еще кого-нибудь обокрали, - кинул Барташевский.
- Что? - напрягся Олег.
Розовыми стали не только щечки, но и лоб, нос и верхний из бесчисленных подбородков.
- Кого обокрали? Нас? - не унимался он.
- Ты их сможешь описать? - заботливо спросил коммерческий директор.
- Ну, вообще-то я не особо того... запоминал...
- А сколько их было?
- Четверо. Старшенький такой щупленький. Молодой, но уже с лысиной...
Барташевский, не стесняясь, громко застонал. Союз лысых уничтожал его по частям.
- Значит, трейлеры, - вслух подумал он, стараясь забыть лысого красноярца. - А номера вы записали?
- А как же! - гордо сообщил Олег. - У нас все как положено!..
По номерах их и найдете.
Глава восьмая
НЕ ИМЕЙ СТО РУБЛЕЙ
Вдоль убогих пятиэтажек Измайлова рывками, будто надышавшийся травилкой таракан, двигалась "восьмерка". Маслянистый свет фонарей испуганно подрагивал от вида этих судорог и стал литься ровнее и без миганий только тогда, когда машина погрузилась в темноту. Но именно здесь, у двух крайних подъездов дома, где уже три месяца не горели фонари, "восьмерка" пошла ровнее и легче. Темнота словно придавила ее, и машине под такой неимоверной тяжестью уже не хватало сил на рывки.
- Пр-риехали! - объявил остановку Жора Прокудин, нащупал в кармане "мобилу" и попытался достать его наружу.
Трубка не поддавалась. Под пальцами она ощущалась мокрым куском мыла. Тогда он ухватил ее за усик антеннки и все-таки вытащил.
- Что, братан, не хо-очешь мне слу-ужить? - спросил Жора у трубки.
Она не ответила.
- Ща мы тебя раз... заз... раз-с-збудим, - пообещал он ей, повернулся к еле ощутимому справа свету лужи и начал тыкать в клавиши.
Предательский палец бил по тройке вместо четверки и по двойке вместо единицы. Включить свет в салоне Жора Прокудин не догадался. Впрочем, здесь, на крошечном черном пятачке залитой светом ночной Москвы, он никогда не делал этого. В это время он всегда берег ночь внутри машины. На всякий случай.
- Ну, ни-ичего! Дома ты у меня проснешься, зар-раза! - пообещал он трубке и выскребся из машины.
Мир качался, но еще не падал. Мир еще казался неплохим местом для жизни.
Спотыкаясь и оцарапывая левую ладонь о стену подъезда, оцарапывая, но ничего не чувствуя, он все-таки поднялся на третий этаж, довольно быстро, всего за десять минут с небольшим, открыл дверь, втолкнул себя в вонючую квартиру и каблуком, по-лошадиному, захлопнул дверь.
Щелчок выключателя залил узкий коридор ровным светом. Вусмерть пьяный мужик никогда не смог бы упасть в этом коридоре. Стены не дали бы. Квартира была однокомнатной, а значит, унылой и убогой, но у нее имелась масса преимуществ, самым большим из которых было не то, что прописанный в ней хроник-пьяница сдал ее за пятьдесят долларов в месяц, а то, что Босс не знал о ее существовании. Впрочем, о ней не знал даже Топор. Не существуют на свете такие друзья, от которых нет секретов.
Все богатство квартиры составлял вечно разложенный диван-полуторка и телевизор "Электроника" с крошечным черно-белым экранчиком на подоконнике. Отклеившиеся по периметру комнаты зеленые обои висели пальмовыми листьями. Казалось, что под ними есть бананы. Нужно только залезть на стул и приподнять поникшую зеленую полосу. Но в квартире не было ни одного стула. Даже на кухне. Жора Прокудин ни на йоту не изменил дизайн, доставшийся ему от хозяина квартиры. Нельзя сказать, чтобы он всей душой проникся его философским отношением к жизни, где все временно и всякое богатство имеет лишь иллюзорную ценность, поскольку на небеса его с собой не взять. Просто Жора всегда находился в готовности к бегству. И этот день все-таки наступил.
- За-автра... За-автра, - под пение упал он спиной на диван.
Диван огрызнулся острыми шипами пружин. Диван не знал, что сегодня Жорик не чувствует ничего.
А временно ничего не чувствующий Прокудин невидяще посмотрел на серый, в струпьях старой эмульсионки потолок и только сейчас заметил, что держит нечто чужое в правой руке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Тяжелым каторжным вздохом Топор не согласился с переиначенной пословицей.
- Я Жанетке еще ничего не говорил. Она, конечно, девка классная. Молчать будет как могила. Но все ж таки...
- А ты пока и не говори.
- Ну да! Она, можно сказать, полдела всего сделала. Без нее разве сорвали бы мы куш? Ну вот скажи, сорвали бы?!
- Нет, не сорвали бы, - на этот раз согласился Жора Прокудин.
- Ну вот! А он, в смысле, Босс, уедет сам, и "бабки" все ему одному достанутся. Где справедливость?
- А если мы позже подъедем, он что, не вернет нашу часть?
Теперь уже Топор смотрел на свои тапки на чужих ногах и не знал, чем ответить. Он не любил Босса, но не знал, насколько сильно Босс не любит его. И любит ли он вообще кого-нибудь?
- А ты не понтуешь, что с банком верняк? - спросил он у тапок.
- Я, Топор, буквы знаю, - натягивая на худые ноги черные с подваром джинсы, объявил Жора Прокудин. - Все до одной. И теми буквами в книжечке сыщика весь его путь кратенько прописан. А последняя запись такая...
Перед глазами Топора появился развернутый блокнотик в подрагивающих пальцах дружка. Последней на левой страничке виднелась надпись: "Г. - г. Приморск, ул. Пр-я, 17, кв. 64, под фамилией Сергеева. Finita la comedia!".
- Ничего себе комедия! - дважды прочтя написанное, возмутился Топор. А что такое большое "гэ"?
- Гэ с точкой, братан, - это Гвидонов, председатель правления банка "Чага", а точнее говоря, не банка, а финансовой пирамиды, рядом с которой парни из "эмэмэм" кажутся грудничками с сосочками в розовых губках. Гвидонов соорудил не простую пирамиду, а вавилонскую башню...
- Какую? - не понял Топор.
- Крутую - вот какую! Гвидонов не стал ждать, когда на него наедут орлы из налоговой полиции, натравленные вечно голодным совмином. Он сбежал, прихватив денежки с собой. А там было побольше, чем у "МММ" в период расцвета!
Жора Прокудин уже оделся и расхаживал по комнате с видом университетского профессора, читающего любимую лекцию. Его неумытое лицо горело азартом, а руки мельничными крыльями разрезали воздух. Еще секунда и в комнате поднимется вихрь.
- Как ты говорил, банк назывался? - напряг лицо Топор. - "Чага"?
- Да, "Чага"! - не в силах остановиться продолжал свой забег вдоль стены и назад Жора Прокудин. Боксеры с разбитыми носами и скелеты из фильмов ужасов смотрели на него с плакатов, наклеенных на эту стену, с неизгладимым удивлением. - Именно "Чага"! Когда к нему нагрянули, "бабок" уже в офисе не было. Их вывезли в мешках. И наша задача предельно проста: а) найти Гвидонова; б) прижать его к стенке и узнать, где спрятаны мешки и в) добыть их в свое пользование!
- Слушай, а вроде по телеку бубнили, что сначала налоговая
полиция наехала на "Чагу", а уже потом он сбежал, - не ослаблял
напряжения на лице Топор. - Точно - потом сбежал...
- Ты путаешь. То - "МММ". А он успел все "бабки" спрятать. Как
"Властилина". Хозяйку-то "Властилины" поймали, а денежки тю-тю! Лежат, родные, ждут свою хозяйку. Но там - ни концов, ни зацепок, а по "Чаге" спасибо герою сыщику! - вся информэйшн!
- А он не мог еще кому-нибудь того... раззвонить про этого... на "гэ"?
- Не знаю!
Неожиданный вопрос посадил Жору Прокудина на тумбочку. Ноги дергались, будто все еще бежали. Или хотели бежать? Но куда? И зачем?
- В принципе, он мог ляпнуть. Мог, - теперь уже напрягся Жора Прокудин. - Жене... Если она у него, конечно, есть. Еще одному сыщику, если с ним кто-то есть в паре. Вполне мог похвастаться перед теми чайниками, которые заказали ему следствие... Мог, мог... А заказал ему Союз обманутых вкладчиков "Чаги". Это в книжечке записано...
- Так, может, и не надо дрыгаться? - просветлел лицом Топор. - Едем в Нью-Йорк - и все!
- Нью-Йорк?.. У нас еще есть день. Целый день! - вскочил Жора Прокудин. - За день можно землю уничтожить и опять создать... Хотя нет! Создать только за семь дней можно...
- Почему за семь? - не понял Топор.
- Я полетел! К вечеру все будет ясно! - хватая на бегу спортивную сумку, прокричал Жора Прокудин. - Я тебе позвоню. Если заявится Босс, ты меня не видел!
- А пожрать? Сейчас Жанетка придет!
- Жрать будем в Ницце, на моей вилле!
- Чего-чего? - не запомнил названия города Топор.
- На Лазурном берегу! На вилле, которую я куплю после того, как мы вытрясем из этого "гэ" его мелкую банковскую душонку!
Под хлопок двери, закрывшейся за Жорой Прокудиным, Топор тут же забыл, о чем хотел спросить. И оттого, что он чаще всего забывал о самом главном, ему стало грустно. И еще он подумал, что принимать физиономией удары мячиками гораздо легче, чем гоняться за каким-то Гвидоновым.
Глава седьмая
ЗАГОВОР ЛЫСЫХ
Коммерческий директор Барташевский не любил лысых. Ему всегда казалось, что мужики, потерявшие волосы на голове, завидуют его шикарной смоляной шевелюре. Из фирмы Рыкова, когда он по старому, еще министерскому знакомству, принял его на работу, он за пару месяцев уволил всех лысых, лысеющих или хоть немного подающих признаки процесса потери волос, по-научному прозываемому алопецией. Рыков даже не сопротивлялся. Он плохо разбирался в подчиненных и решения Барташевского не оспаривал. Тем более, что продажа жилья в фирме пошла повеселее. В бытность работы в министерстве Рыков сидел в одном кабинете с Барташевским. Главное, что было у него, это прямоугольный штамп, лежащий в сейфе. Все остальное - бланки, справки, планы, донесения - не имело никакой ценности. Штамп давал разрешение на лицензию, и каждое его прижатие означало падение в карман толстой пачки долларов. Но все было не так механически просто. Рыков ставил штамп, а деньги брал Барташевский. После этого Рыков как начальник получал восемьдесят процентов от взятки, а Барташевский, соответственно, двадцать. Когда первоначальный капитал был Рыковым набран, а по телевизору стали говорить о борьбе с коррупцией и о том, что брать взятки вроде бы плохо и даже безнравственно, он ушел, оставив штамп Барташевскому. Но в министерстве подули новые ветры, и штамп у него забрали, отдав толстому лысому мужику из соседнего отдела. Живительный ручеек перекрыли, и Барташевский, остро ощутивший свою неполноценность после того, как его месячный доход составил всего миллион четыреста сорок три тысячи девятнадцать копеек, то есть родной министерский оклад без премий и надбавок, хлопнул дверью и стал безработным. За восемь месяцев свободного полета он встретил столько разных людей и столько всего наворотил, но всегда только лысые доставляли ему хлопоты и неудобства. Они словно составляли одну мощную организацию, поставившую себе целью существования извести со света всех волосатых и в том числе Барташевского.
Вот и сейчас в крохотном кабинетике напротив него сидел молодой,
но уже до зеркальности лысый парень в синем халате с пластиковой
визиткой на груди и неспешно листал накладные. На визитке было
написано "Коммерческий директор", и ненависть от этого становилась
еще сильнее, как будто парень на время отобрал у Барташевского его должность и теперь демонстративно подавал вперед левое плечо, показывая украденное.
- Вот ваши накладные, - прекратил листать скоросшиватель парень и близоруко сощурился. - Вот чеки с росписями. На них - оттиски с кредитных карточек. Все абсолютно законно. Господин Рыков закупил оптом видеомаг...
- Где его роспись? - оборвал его мягкую, липкую речь Барташевский.
- Вот. Убедитесь.
Бумаги совершили разворот на сто восемьдесят градусов. Глаза Барташевского без труда отыскали на чеке размашистую роспись Рыкова. На следующем она была воспроизведена с каллиграфической точностью. И на третьем, и на четвертом, и на пятом. На шестом стояла уже его собственная подпись.
- "Си-ди плейеры", - прочел он на накладной, пришпиленной скрепкой к чеку. - Вы что, меня за идиота принимаете?
Лысина парня из розовой сразу стала красной. Он выпрямился на стуле и пальцами левой руки зашарил под плахой стола. Кнопка вызова охранника почему-то никак не отыскивалась.
- Я похож на человека, который закупит сразу, в одну покупку, си-ди плейеров на двадцать три тысячи долларов? - нервно дергая бровью, спросил Барташевский.
- Извините, я вас не понимаю. Вы попросили показать вам вами подписанные чеки. Я, в принципе, не имею на это права, поскольку у нас филиал, а не основной магазин фирмы. Эти накладные и чеки мы завтра будем обязаны отвезти в главный офис, а вы...
Предательская кнопка наконец-то нашлась. Он надавил на нее с такой силой, будто хотел оторвать кусок стола.
- Ни я, ни мой шеф Рыков никогда и ничего у вас не покупали, - еле сдерживал себя Барташевский. - Понимаете: ни-че-го!
- Но чеки... Росписи...
- Это не моя роспись! У меня нет такого нажима! И этого крючка влево я не делаю! И у шефа тоже... Я, конечно, могу ошибаться, но у него угол наклона буквы "эр" не так крут. Понимаете, не так?!
- А я-то при чем?... Все по закону. Деньги перешли с ваших счетов на счет фирмы. Товар был вывезен.
- Кем?! - вскочил Барташевский.
В ту же секунду рядом с ним вырос квадратный парень в синем халате с бронежилетом на груди. Он был на голову ниже Барташевского, лет на пять моложе, но с крупным блюдцем плеши на рыжей голове.
- В чем дело? - обернулся к нему Барташевский.
Глядя сверху вниз на розовую промоину в медной шевелюре охранника, он просто нутром ощутил, что организация лысых действительно существует на свете.
- Если вы и дальше будете хамить, я вызову наряд милиции, - объявил успокоившийся коммерческий директор.
- Уберите охранника! - потребовал Барташевский. - Я пришел к вам как интеллигентный человек к интеллигентному человеку. Через ваш магазин меня и моего шефа кто-то нагрел на двести тысяч долларов с лишним. Только у меня лично украли двадцать три тысячи долларов. И я должен с этим разобраться...
- Вот как! - наконец-то понял коммерческий директор. - А я-то думал... Впрочем, ладно... Значит, вы уверяете, что не закупали у нас товар?
- Нет!
- Но вы же его вывезли.
- Кто из ваших людей видел, как проходила погрузка и вывоз?
- Надо посмотреть, что за день был, - снова зашелестел он бумагами. Да вы присядьте, не стойте. А ты это... выйди пока, - кивнул он на дверь охраннику.
- Есть, - по-военному ответил тот, развернулся на месте в строгом соответствии со строевым уставом и вымаршировал из кабинета.
- А он не видел? - кивнул на его скрывшуюся за дверью спину Барташевский.
- Вот, нашел, - обрадованно сообщил коммерческий директор. - Товар отпускал не я. Меня в этот день не было!
Его глаза и лысина сияли неизбывным счастьем.
- А кто отпускал?
- Мой зам. Это было на той неделе. Я как раз...
- Извините, - все-таки присел на краешек стула Барташевский, - но я вас не понимаю. Идет вывоз такой большой партии товара, а вас нет на работе...
- Почему это большой? - не теряя счастья с лица, удивился коммерческий директор. - Оптовики из провинции вывозят и гораздо большие партии...
- А эти... жулики... откуда?
- Сейчас посмотрю... А-а, вот!.. Из Красноярска...
- Я так и знал! - закачался на краешке стула Барташевский. Красноярск! Тьмутаракань! Полдня на самолете лететь... А они во что грузили?
- В каком смысле?
- В машины или в железнодорожные контейнеры?
Повторное нажатие на кнопку возродило в дверях отягощенную бронежилетом фигуру охранника. Впрочем, службистской прыти на его рябом лице уже не было. На нервно раскачивавшегося Барташевского он уже смотрел как на старого знакомого.
- Вызови Олега! - приказал коммерческий директор. - Он на складе...
- Я так и думал - гастролеры, - себе под нос пробубнил Барташевский. Надо же! Красноярск!
- А вы в милицию заявили?
- Нет! - нервно дернувшись, перестал раскачиваться Барташевский. Сегодня заявим.
Уверенности в его голосе не было. Рыков упрямо не хотел связываться с милицией. Менты, конечно, не парни из налоговой полиции, но могли начаться глупые вопросы о происхождении столь крупных сумм, отыскалось бы несовпадение с отчетной документацией фирмы, потом бы кому-нибудь хватило ума поинтересоваться, откуда у Рыкова такая могучая семикомнатная квартира в центре, какое волшебство расставило по ней мебель иноземно-крутого производства. Барташевский был совсем не уверен в своих словах. Рыков упрямо боялся любых людей в форме.
- Олег, заходи, - позвал коммерческий директор, и в кабинет, пыхтя и постанывая, вкатился настоящий пивной бочонок: метра полтора в талии, метра полтора ростом, детские розовые щеки, три подбородка, волнами стекающие к груди и... лысина.
Барташевский поневоле встал. Ему захотелось побыстрее уйти отсюда. В царстве лысых он ощущал себя волком, обвешкованным умелыми охотниками.
- Олег, тут вот товарищ интересуется партией товара, которую ты в среду на той неделе отпускал покупателям, - не вставая, объяснил коммерческий директор.
- А в чем дело? - попытался он сложить ручки на животе, но не смог. Все отпущено точно по накладной. Если...
- Они грузили в машины или в контейнеры?
- В машины. В трейлеры. Там еще что-то лежало. Я так понял, они еще какой-то товар в Москве закупили.
- Значит, еще кого-нибудь обокрали, - кинул Барташевский.
- Что? - напрягся Олег.
Розовыми стали не только щечки, но и лоб, нос и верхний из бесчисленных подбородков.
- Кого обокрали? Нас? - не унимался он.
- Ты их сможешь описать? - заботливо спросил коммерческий директор.
- Ну, вообще-то я не особо того... запоминал...
- А сколько их было?
- Четверо. Старшенький такой щупленький. Молодой, но уже с лысиной...
Барташевский, не стесняясь, громко застонал. Союз лысых уничтожал его по частям.
- Значит, трейлеры, - вслух подумал он, стараясь забыть лысого красноярца. - А номера вы записали?
- А как же! - гордо сообщил Олег. - У нас все как положено!..
По номерах их и найдете.
Глава восьмая
НЕ ИМЕЙ СТО РУБЛЕЙ
Вдоль убогих пятиэтажек Измайлова рывками, будто надышавшийся травилкой таракан, двигалась "восьмерка". Маслянистый свет фонарей испуганно подрагивал от вида этих судорог и стал литься ровнее и без миганий только тогда, когда машина погрузилась в темноту. Но именно здесь, у двух крайних подъездов дома, где уже три месяца не горели фонари, "восьмерка" пошла ровнее и легче. Темнота словно придавила ее, и машине под такой неимоверной тяжестью уже не хватало сил на рывки.
- Пр-риехали! - объявил остановку Жора Прокудин, нащупал в кармане "мобилу" и попытался достать его наружу.
Трубка не поддавалась. Под пальцами она ощущалась мокрым куском мыла. Тогда он ухватил ее за усик антеннки и все-таки вытащил.
- Что, братан, не хо-очешь мне слу-ужить? - спросил Жора у трубки.
Она не ответила.
- Ща мы тебя раз... заз... раз-с-збудим, - пообещал он ей, повернулся к еле ощутимому справа свету лужи и начал тыкать в клавиши.
Предательский палец бил по тройке вместо четверки и по двойке вместо единицы. Включить свет в салоне Жора Прокудин не догадался. Впрочем, здесь, на крошечном черном пятачке залитой светом ночной Москвы, он никогда не делал этого. В это время он всегда берег ночь внутри машины. На всякий случай.
- Ну, ни-ичего! Дома ты у меня проснешься, зар-раза! - пообещал он трубке и выскребся из машины.
Мир качался, но еще не падал. Мир еще казался неплохим местом для жизни.
Спотыкаясь и оцарапывая левую ладонь о стену подъезда, оцарапывая, но ничего не чувствуя, он все-таки поднялся на третий этаж, довольно быстро, всего за десять минут с небольшим, открыл дверь, втолкнул себя в вонючую квартиру и каблуком, по-лошадиному, захлопнул дверь.
Щелчок выключателя залил узкий коридор ровным светом. Вусмерть пьяный мужик никогда не смог бы упасть в этом коридоре. Стены не дали бы. Квартира была однокомнатной, а значит, унылой и убогой, но у нее имелась масса преимуществ, самым большим из которых было не то, что прописанный в ней хроник-пьяница сдал ее за пятьдесят долларов в месяц, а то, что Босс не знал о ее существовании. Впрочем, о ней не знал даже Топор. Не существуют на свете такие друзья, от которых нет секретов.
Все богатство квартиры составлял вечно разложенный диван-полуторка и телевизор "Электроника" с крошечным черно-белым экранчиком на подоконнике. Отклеившиеся по периметру комнаты зеленые обои висели пальмовыми листьями. Казалось, что под ними есть бананы. Нужно только залезть на стул и приподнять поникшую зеленую полосу. Но в квартире не было ни одного стула. Даже на кухне. Жора Прокудин ни на йоту не изменил дизайн, доставшийся ему от хозяина квартиры. Нельзя сказать, чтобы он всей душой проникся его философским отношением к жизни, где все временно и всякое богатство имеет лишь иллюзорную ценность, поскольку на небеса его с собой не взять. Просто Жора всегда находился в готовности к бегству. И этот день все-таки наступил.
- За-автра... За-автра, - под пение упал он спиной на диван.
Диван огрызнулся острыми шипами пружин. Диван не знал, что сегодня Жорик не чувствует ничего.
А временно ничего не чувствующий Прокудин невидяще посмотрел на серый, в струпьях старой эмульсионки потолок и только сейчас заметил, что держит нечто чужое в правой руке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47