Их встреча произошла случайно.
Однажды он ходил по болотам, отыскивая одно редкое растение и увидел девушку, прислонившуюся к кочке и поглощенную чтением лежавшей на коленях книги. Викарий знал, кто эта девушка. Все на болотах знали о пришедших в дом сэра Джошуа детях-беженцах, как знали и об их сомнительном прошлом. Живя в поместье, семья посещала по воскресеньям церковь в Лидде, и вследствие отчужденности, ставшей принципиальной, – что было достойно сожаления – Гильберт Холланд мало общался с ними, правда, его сестра иногда пила чай с миссис Бедфорд.
Бет, будучи не злой собакой, встрепенулась и коротко тявкнула, когда подошел Гильберт. Изабелла подняла глаза от книги и вскочила на ноги.
– Не убегай, дитя, – мягко произнес викарий. – Скажи мне, что ты так увлеченно читала? – Он взял книгу, которую девушка неохотно выпустила из рук. – Боже мой, оды Горация! Ты умеешь читать по-латыни?
– Немного, не очень хорошо. Во Франции к нам домой приходил учитель.
– Понимаю.
– Я нашла это в дядиной библиотеке, но книга очень трудная.
– Вряд ли нашлось бы что-нибудь более трудное, – сухо заметил мистер Холланд.
– Я не хочу забывать то, чему научилась, – с вызовом ответила девушка.
– А ты хотела бы узнать больше?
Он сам не понимал, что побудило его произнести эти слова, ведь, как многие настоящие ученые, он терпеть не мог учить, и те несколько занятий, которые он был вынужден как-то однажды провести, оставили у него ужасные впечатления. Но что-то в этой французской девушке тронуло его сердце.
Изабелла смотрела на него с сияющим лицом.
– О да, больше всего на свете.
Он нахмурился, вспомнив давнишнюю неприязнь.
– А сэр Джошуа позволит тебе брать у меня уроки?
– Не думаю, что моего дядю волнует, чем я занимаюсь, лишь бы это не стоило ему ни гроша, – откровенно сказала она и сделала паузу. – Но может быть вы…
– Нет, нет, нет, – поспешил он заверить. – Мне не нужно платы. Для меня это будет удовольствием.
– Тогда я могла бы спросить у миссис Бедфорд.
– Спроси и дай мне знать.
Вот так все и началось. В Хай-Уиллоуз об этом не было известно, хотя миссис Бедфорд иногда приходилось нелегко, и занятия Изабеллы стали их общей тайной радостью. Дважды в неделю она бежала через поля и проводила там час, а то и два, в обществе культурного образованного человека. Они занимались латынью и многими другими предметами. Викарий давал ей книги и подготовил ее ум для восприятия истории, поэзии и музыки. А его сестра, считавшая девушку слишком худенькой, кормила ее сытными пирогами с мясом, масляными лепешками и другой домашней стряпней.
Холланды жили в старом деревянном доме позади церкви. Дом находился в низине, и здесь всегда было сыро. Зимой, когда валил снег, они сидели в кухне, самой теплой комнате в доме, поставив ноги на каминную полку. Вокруг были разложены книги.
Клонился к закату день – день ее рождения. Проникавшее в открытую дверь и окно солнце безжалостно высвечивало жалкую мебель и облезлые стены. И все-таки Изабелле нравилось здесь. Дом напоминал ей запахи детства: старой кожи в отцовском кабинете, цветов в саду, мяты, растущей под окном. Только здесь Изабелла чувствовала себя как дома, чего не скажешь о Хай-Уиллоуз.
Сегодня она была менее внимательна, чем обычно. Раза два мистеру Холланду пришлось напоминать ей строки стихотворения, которое они читали.
– Извините, что-то сегодня я не могу сосредоточиться, – просительным тоном сказала Изабелла. Старик удивился. Девушка вела уединенную жизнь, ни с кем не встречалась, ей не позволяли даже участвовать в сельских праздниках. Неоднократно она рассказывала ему, что сэр Джошуа дал ясно понять – очень скоро ей придется уйти и самой зарабатывать себе на жизнь. – Я должна учиться и учиться, – продолжала она, – ведь если я смогу учить других, то буду иметь возможность содержать брата и себя.
Жалость переполняла викария: тяжелая жизнь у девушки, лишенной любви близких, которая в более счастливые времена могла бы стать украшением высшего общества.
Обычно в этот час викарий баловал себя чашкой чая, и очень часто Изабелла пила чай вместе с ним, но на этот раз она не осталась.
– Я должна торопиться. Я нужна дома.
– Как жаль, – сказала сестра викария, входя с наполненным подносом. – А я как раз испекла все, что ты любишь.
Изабелла нерешительно произнесла:
– А нельзя ли… не покажусь ли я нескромной, если попрошу у вас разрешения взять с собой один пирожок?
– Возьми сколько хочешь, моя дорогая, – воскликнула Харриет, подумав, что подтверждались ее худшие опасения: наверное, этот старый скряга, сэр Джошуа, держал их на голодном пайке, пока его собственная семья находилась в Лондоне. Она завернула в белую салфетку два пирога с мясом и несколько лепешек. – Возьми полакомиться.
– Спасибо, спасибо, тысячу раз спасибо, – сказала Изабелла и наклонилась, чтобы поцеловать Харриет. – Вы так добры ко мне. – Пока у нее нет возможности воспользоваться расположением к ней Гвенни и запасами кухни в Хай-Уиллоуз, это пригодится незнакомцу.
И она ушла легким шагом, с оживленным лицом, тая в себе какую-то радость. Шестидесятилетний мистер Холланд почувствовал зависть. Неужели она нашла кого-то моложе, чем он, с кем она будет смеяться, радоваться невинным удовольствиям? Старик надеялся, что этот человек не причинит зла девушке.
Он отвернулся от ворот, снова принялся за чай и увидел, что сестра пытается незаметно от него открыть нечто, напоминавшее бочонок с бренди. В их экономном хозяйстве бочонок бренди мог появиться только из одного источника, и викарий был глубоко потрясен своей догадкой.
– Что это у тебя, дорогая моя? – воскликнул он.
Харриет виновато взглянула на брата, но потом храбро вздернула подбородок. Ничего не поделаешь, придется отвечать:
– А на что это похоже, по-твоему? – не растерялась она.
– Харриет, ты прекрасно знаешь, как я отношусь к таким вещам. Разве не говорил я об этом сотни раз? Я не хочу иметь никаких дел с контрабандистами. Это противозаконно.
– Ладно, но тогда ты должен запретить им пользоваться разрушенной часовней, которую они приспособили под перевалочный склад для своих контрабандных товаров, – резко сказала Харриет.
– Харриет, ты сама не понимаешь, что говоришь. Это неправда. Я не верю.
– Конечно, это правда. С тех пор, как эту часть часовни пришлось закрыть для прихожан из-за того, что грозил обвалиться потолок, они использовали ее для разгрузки товара. И если бы ты не был слеп, как летучая мышь, и не сидел бы вечно, уткнувшись в книгу, а прошелся бы в этой части кладбища, то сам увидел бы отпечатки копыт пони и отличный новенький замок на боковой дверце часовни.
Викарий в ужасе посмотрел на сестру.
– И давно тебе это известно? – строго спросил он.
– Уже, наверное, больше года, – легкомысленно заявила она. – Окно моей спальни выходит на ту сторону. Однажды ночью я проснулась и услышала шорох, осторожные шаги. Я испугалась: вдруг это грабители? Встала и подошла к окну, вот все и увидела.
– Боже мой, а они тебя заметили?
– Не думаю. Они были слишком заняты, но вскоре после того случая я нашла в дровяном сарае бочонок с бренди.
– И сколько же раз с тех пор мы принимаем их дары? – с сарказмом спросил он.
– Точно не знаю, это случается не регулярно, – уклончиво ответила Харриет. – Не понимаю, что в этом такого? Ты так радуешься пуншу в холодные зимние вечера. И как нужен бывает глоток спиртного, когда случается, что у тебя садится голос. А как ты полагаешь, я могла бы все это добывать?
– Хорошо, если мы не можем позволить себе такие вещи, то следует обходиться без них. Это бесчестно. Я немедленно должен сообщить в таможенное управление.
– И послать больше десятка человек в тюрьму или на виселицу, а их жен и детей оставить умирать с голоду или отправить просить подаяние на паперти. И за что? За жалкие крохи налогов, которые теряет правительство? И это ты называешь христианским поступком? Предупреждаю тебя, Гильберт, если ты это сделаешь, меня тоже арестуют, потому что я скажу, что все происходило с моего ведома, а ты ничего не знал.
Взгляд викария упал на чайницу и чайник.
– Догадываюсь, что это тоже часть подношений, – горько произнес он.
Она кивнула.
– Неслыханно! Тут творятся такие дела, которые я порицаю в проповедях. Мы должны отказаться раз и навсегда от нечестивых подношений.
Но Харриет знала, что он сомневается, и села рядом, положив ладонь на его руку.
– Мне невыносимо видеть, что ты лишен столь малых радостей, – вкрадчиво начала она. – Тебе платят так мало, а тут еще я для тебя обуза. Несправедливо заставлять тебя трудиться за такое пустяковое жалованье. Но если ты действительно хочешь, в следующий раз я оставлю записку, что нам ничего больше не нужно от них… Только это может их обидеть… и потом, дорогой, ты всех их так хорошо знаешь. Ты их женишь, хоронишь, крестишь их детей. – Это было верно. Его сопротивление ослабело, и Харриет поняла, что победила. Она была практична за двоих, и если правительство в Лондоне установило несправедливые пошлины, то умная женщина не упустила возможности извлечь из этого пользу. Она похлопала брата по руке. – Вот твой чай, дорогой. Потом ты все как следует обдумаешь и поймешь.
Харриет не сказала, что однажды, подглядывая из своего окна за разгрузкой, она узнала одного из контрабандистов. Но лучше об этом молчать, ведь совесть ее была неспокойна.
– Верни любимого ты мне, о, ветер с моря, – тихонько пела Изабелла, торопливо шагая по тропе, а Бет весело бежала впереди. С самого момента своего пробуждения она знала, что это будет особенный день, так и получилось. Настоящее приключение, вроде тех, что они с Ги придумывали, оставаясь вдвоем, вошло в ее серую монотонную жизнь, и она почувствовала себя по-детски счастливой.
Раскрасневшаяся и взволнованная, девушка подбежала к лачуге, гадая, там ли еще незнакомец или исчез, как те сны, что кажутся реальными, но сразу улетучиваются, когда проснешься. Дневная жара спала, и берег моря был залит золотым светом наступающего вечера. Она задержалась на пороге, чтобы отдышаться, собака остановилась рядом с нею. Ее волосы развевал ветер, отбрасывая пряди на прелестное лицо. Изабелла не представляла, какое впечатление она производит в своем выцветшем ситцевом розовом платье, отделанном кружевом, споротым с одного из старых платьев, найденных на чердаке.
Молодой человек, прислонившись к задней стене лачуги, удивленно и зачарованно смотрел на нее. Она увидела, что он надел рубашку. Темные волосы ниспадали на повязку, которую она сделала утром. Глаза у юноши были не черными, как ей показалось раньше, а бархатисто-карими. Несколько секунд они молча рассматривали друг друга, потом Бет коротко гавкнула, и они вышли из оцепенения.
Молодой человек наклонился вперед.
– Кто вы, черт побери? – спросил он на хорошем английском языке.
Изабелла ступила в лачугу.
– А вы не помните? Это я привела вас сюда сегодня утром.
– Не может быть, чтобы это были вы. Я, конечно, был едва жив, но отчетливо помню, что это был мальчик, парнишка-рыбак, который говорил со мной по-французски.
Изабелла очаровательно засмеялась своим заразительным смехом.
– Я француженка. И этим парнишкой тоже была я.
– Так это вы оставили мне молоко и хлеб, перевязали голову и накрыли этим пледом?
– Да, – она слегка покраснела при воспоминании о стройном обнаженном теле под пледом.
– Господи! Мой добрый ангел, и прекрасный ангел к тому же!
– Далеко не ангел, – сухо заметила она и подошла поближе. – Я смотрю, вы снова оделись. Высохла ваша одежда?
– Вполне высохла. – Он нахмурился. – Что вы здесь делаете, если вы француженка?
– Это длинная история. Как вы себя сейчас чувствуете? – Изабелла опустилась на колени рядом с молодым человеком, положив свой узелок, развернула салфетку. – Я принесла вам немного поесть. Лучше я ничего не могла найти, но все испечено сегодня, – с беспокойством сказала девушка.
– Выглядит соблазнительно, а пахнет еще более соблазнительно. Вы это украли для меня?
– Не совсем так. У меня есть друзья. Дайте мне сначала посмотреть вашу рану на голове. Я волновалась за вас утром.
– С раной дело обстоит неплохо. Немного болит, когда резко двигаю головой. – Он откусил большой кусок пирога с мясом. – Вот нога меня беспокоит. Я пытался пройтись, но смог сделать только несколько шагов. Боюсь, придется мне остаться на вашем попечении еще несколько дней. Безопасное ли это место?
Изабелла была в нерешительности. Она не подумала о том, что будет, если его здесь обнаружат. Ведь путники и бродяги иногда находили себе пристанище в этих заброшенных хижинах.
– Сюда мало кто ходит, разве только рыбаки. – Она села и серьезно спросила: – А что с вами случилось? Вы бежали из Франции?
– Похоже что так, верно, – грустно ответил он. – И в большой спешке. Видите ли, у меня не было никакого желания записываться в армию Бонапарта, но избежать этого очень трудно. В Кале я нашел капитана, который за плату согласился переправить меня на своем судне в Англию, но посреди пролива у нас возникли трудности…
– Вероятно, из-за таможенных судов в поисках добычи. А потом они забрали ваши деньги и бросили вас за борт?
– Откуда вы знаете?
– Догадываюсь. Это и раньше случалось. Закон очень суров к тем, кто пытается нелегально проникнуть в страну, и к тем, кто им помогает.
– А теперь, если меня поймают, то как только я открою рот, меня арестуют как шпиона и отправят в тюрьму.
– Возможно. Сейчас в Дуврской тюрьме таких много.
– Брр! – содрогнулся юноша. – Лучше уж пусть сразу ставят к стенке и расстреливают.
– О нет. Это было бы ужасно!
– У меня есть друзья в Лондоне, но как до них добраться? Вот в чем проблема.
– Я уверена, вы найдете выход. Можете остаться здесь на несколько дней, – горячо продолжала она. – Я могла бы приносить вам еду, а когда вы поправитесь…
– То смогу отправиться в дорогу. – Он мило улыбнулся ей. – В тот же момент, как я увидел вас, я понял, что вы будете моим ангелом-хранителем.
Он взял руку девушки и поцеловал, и тут Бет, терпеливо ожидавшая хозяйку у порога, вскочила и зарычала.
– Кажется, вашей собаке я не нравлюсь, – сказал он, улыбаясь.
– О, Бет очень дружелюбная собака, но немного ревнива. – Изабелла протянула руку. – Пойди сюда, глупая. Иди познакомься.
Однако Бет, готовая любить всех подряд, упрямо стояла на месте, отказываясь подойти к незнакомцу и не принимая кусочка лепешки, которую тот ей протянул.
– Она хочет сказать вам, что мне нельзя доверять, – произнес юноша. – Je suis d?sol?.
– Вовсе нет. Она дает понять, что пришло время ужина, и она права. – Изабелла встала. – Я не должна задерживаться. Если я опоздаю, то начнутся вопросы. Но я приду завтра рано утром и принесу компресс из настоя трав для вашей ноги.
– Вы еще и лекарь? Как мне повезло. – Он поймал ее руку, когда она собиралась уходить. – Как зовут мою спасительницу?
– Изабелла, – робко ответила девушка. – А вас?
– Моя мать звала меня Люсьеном. Какое-то мгновение она не могла сдвинуться с места, захваченная в плен чарующим взглядом, потом резко вырвала свою руку.
– Я должна бежать. До свидания, до завтра.
– До завтра, Изабелла. Ma belle.
Она ушла, а юноша со вздохом облегчения откинулся назад. Весь день он горевал по поводу своих безнадежно рухнувших планов, но теперь передышка обеспечена, причем самым приятным образом. Конечно, девушка могла бы предать его, но он ей доверял. Трудная жизнь с раннего детства научила его разбираться в людях, к тому же он вполне осознавал свои способности очаровывать. В запасе было несколько дней, чтобы подумать о будущем.
Когда Изабелла вернулась домой, шел уже восьмой час. Она поспешно поднялась в свою комнату, вымыла руки и привела себя в порядок, прежде чем пойти ужинать с миссис Бедфорд. Когда дядина семья жила в Лондоне, они с Ги обычно ужинали в комнате экономки.
– Сегодня ты припозднилась, дорогая, – мягко сказала миссис Бедфорд. – Неужели ты так долго была у мистера Холланда?
– Нет, но вечер был изумительный, и я пошла с Бет к морю. Там так прохладно, а это так приятно после дневной жары, и я зашла дальше, чем намеревалась.
– Ты не должна ходить туда по вечерам. Мало ли кого можно встретить.
– Обычно там бывают только рыбаки и дети. Многие из них мне знакомы.
Миссис Бедфорд нахмурилась.
– Твой брат был с тобой?
– Сегодня нет. Наверное, мистер Форест задержал его.
– Хорошо, не будем ждать его. Позвони, пожалуйста, в колокольчик, милая.
Ужин подали, а Ги так и не пришел. Потом Изабелла уединилась в своей комнате. Было жарко и душно, она пошире раскрыла окна и достала книги. Ей нужно было перевести латинский стих к следующему занятию с мистером Холландом, но как она ни старалась, мысли ее были далеко от изящных стихов Горация.
Quis multa gracilia te puer in rosa
perfumis liquidis urget odoribus…
«Что за юноша с волосами, умащенными благоуханными маслами, ласкает тебя, Пирра, в гроте, убранном розами…»
Нет, это грубо и нескладно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Однажды он ходил по болотам, отыскивая одно редкое растение и увидел девушку, прислонившуюся к кочке и поглощенную чтением лежавшей на коленях книги. Викарий знал, кто эта девушка. Все на болотах знали о пришедших в дом сэра Джошуа детях-беженцах, как знали и об их сомнительном прошлом. Живя в поместье, семья посещала по воскресеньям церковь в Лидде, и вследствие отчужденности, ставшей принципиальной, – что было достойно сожаления – Гильберт Холланд мало общался с ними, правда, его сестра иногда пила чай с миссис Бедфорд.
Бет, будучи не злой собакой, встрепенулась и коротко тявкнула, когда подошел Гильберт. Изабелла подняла глаза от книги и вскочила на ноги.
– Не убегай, дитя, – мягко произнес викарий. – Скажи мне, что ты так увлеченно читала? – Он взял книгу, которую девушка неохотно выпустила из рук. – Боже мой, оды Горация! Ты умеешь читать по-латыни?
– Немного, не очень хорошо. Во Франции к нам домой приходил учитель.
– Понимаю.
– Я нашла это в дядиной библиотеке, но книга очень трудная.
– Вряд ли нашлось бы что-нибудь более трудное, – сухо заметил мистер Холланд.
– Я не хочу забывать то, чему научилась, – с вызовом ответила девушка.
– А ты хотела бы узнать больше?
Он сам не понимал, что побудило его произнести эти слова, ведь, как многие настоящие ученые, он терпеть не мог учить, и те несколько занятий, которые он был вынужден как-то однажды провести, оставили у него ужасные впечатления. Но что-то в этой французской девушке тронуло его сердце.
Изабелла смотрела на него с сияющим лицом.
– О да, больше всего на свете.
Он нахмурился, вспомнив давнишнюю неприязнь.
– А сэр Джошуа позволит тебе брать у меня уроки?
– Не думаю, что моего дядю волнует, чем я занимаюсь, лишь бы это не стоило ему ни гроша, – откровенно сказала она и сделала паузу. – Но может быть вы…
– Нет, нет, нет, – поспешил он заверить. – Мне не нужно платы. Для меня это будет удовольствием.
– Тогда я могла бы спросить у миссис Бедфорд.
– Спроси и дай мне знать.
Вот так все и началось. В Хай-Уиллоуз об этом не было известно, хотя миссис Бедфорд иногда приходилось нелегко, и занятия Изабеллы стали их общей тайной радостью. Дважды в неделю она бежала через поля и проводила там час, а то и два, в обществе культурного образованного человека. Они занимались латынью и многими другими предметами. Викарий давал ей книги и подготовил ее ум для восприятия истории, поэзии и музыки. А его сестра, считавшая девушку слишком худенькой, кормила ее сытными пирогами с мясом, масляными лепешками и другой домашней стряпней.
Холланды жили в старом деревянном доме позади церкви. Дом находился в низине, и здесь всегда было сыро. Зимой, когда валил снег, они сидели в кухне, самой теплой комнате в доме, поставив ноги на каминную полку. Вокруг были разложены книги.
Клонился к закату день – день ее рождения. Проникавшее в открытую дверь и окно солнце безжалостно высвечивало жалкую мебель и облезлые стены. И все-таки Изабелле нравилось здесь. Дом напоминал ей запахи детства: старой кожи в отцовском кабинете, цветов в саду, мяты, растущей под окном. Только здесь Изабелла чувствовала себя как дома, чего не скажешь о Хай-Уиллоуз.
Сегодня она была менее внимательна, чем обычно. Раза два мистеру Холланду пришлось напоминать ей строки стихотворения, которое они читали.
– Извините, что-то сегодня я не могу сосредоточиться, – просительным тоном сказала Изабелла. Старик удивился. Девушка вела уединенную жизнь, ни с кем не встречалась, ей не позволяли даже участвовать в сельских праздниках. Неоднократно она рассказывала ему, что сэр Джошуа дал ясно понять – очень скоро ей придется уйти и самой зарабатывать себе на жизнь. – Я должна учиться и учиться, – продолжала она, – ведь если я смогу учить других, то буду иметь возможность содержать брата и себя.
Жалость переполняла викария: тяжелая жизнь у девушки, лишенной любви близких, которая в более счастливые времена могла бы стать украшением высшего общества.
Обычно в этот час викарий баловал себя чашкой чая, и очень часто Изабелла пила чай вместе с ним, но на этот раз она не осталась.
– Я должна торопиться. Я нужна дома.
– Как жаль, – сказала сестра викария, входя с наполненным подносом. – А я как раз испекла все, что ты любишь.
Изабелла нерешительно произнесла:
– А нельзя ли… не покажусь ли я нескромной, если попрошу у вас разрешения взять с собой один пирожок?
– Возьми сколько хочешь, моя дорогая, – воскликнула Харриет, подумав, что подтверждались ее худшие опасения: наверное, этот старый скряга, сэр Джошуа, держал их на голодном пайке, пока его собственная семья находилась в Лондоне. Она завернула в белую салфетку два пирога с мясом и несколько лепешек. – Возьми полакомиться.
– Спасибо, спасибо, тысячу раз спасибо, – сказала Изабелла и наклонилась, чтобы поцеловать Харриет. – Вы так добры ко мне. – Пока у нее нет возможности воспользоваться расположением к ней Гвенни и запасами кухни в Хай-Уиллоуз, это пригодится незнакомцу.
И она ушла легким шагом, с оживленным лицом, тая в себе какую-то радость. Шестидесятилетний мистер Холланд почувствовал зависть. Неужели она нашла кого-то моложе, чем он, с кем она будет смеяться, радоваться невинным удовольствиям? Старик надеялся, что этот человек не причинит зла девушке.
Он отвернулся от ворот, снова принялся за чай и увидел, что сестра пытается незаметно от него открыть нечто, напоминавшее бочонок с бренди. В их экономном хозяйстве бочонок бренди мог появиться только из одного источника, и викарий был глубоко потрясен своей догадкой.
– Что это у тебя, дорогая моя? – воскликнул он.
Харриет виновато взглянула на брата, но потом храбро вздернула подбородок. Ничего не поделаешь, придется отвечать:
– А на что это похоже, по-твоему? – не растерялась она.
– Харриет, ты прекрасно знаешь, как я отношусь к таким вещам. Разве не говорил я об этом сотни раз? Я не хочу иметь никаких дел с контрабандистами. Это противозаконно.
– Ладно, но тогда ты должен запретить им пользоваться разрушенной часовней, которую они приспособили под перевалочный склад для своих контрабандных товаров, – резко сказала Харриет.
– Харриет, ты сама не понимаешь, что говоришь. Это неправда. Я не верю.
– Конечно, это правда. С тех пор, как эту часть часовни пришлось закрыть для прихожан из-за того, что грозил обвалиться потолок, они использовали ее для разгрузки товара. И если бы ты не был слеп, как летучая мышь, и не сидел бы вечно, уткнувшись в книгу, а прошелся бы в этой части кладбища, то сам увидел бы отпечатки копыт пони и отличный новенький замок на боковой дверце часовни.
Викарий в ужасе посмотрел на сестру.
– И давно тебе это известно? – строго спросил он.
– Уже, наверное, больше года, – легкомысленно заявила она. – Окно моей спальни выходит на ту сторону. Однажды ночью я проснулась и услышала шорох, осторожные шаги. Я испугалась: вдруг это грабители? Встала и подошла к окну, вот все и увидела.
– Боже мой, а они тебя заметили?
– Не думаю. Они были слишком заняты, но вскоре после того случая я нашла в дровяном сарае бочонок с бренди.
– И сколько же раз с тех пор мы принимаем их дары? – с сарказмом спросил он.
– Точно не знаю, это случается не регулярно, – уклончиво ответила Харриет. – Не понимаю, что в этом такого? Ты так радуешься пуншу в холодные зимние вечера. И как нужен бывает глоток спиртного, когда случается, что у тебя садится голос. А как ты полагаешь, я могла бы все это добывать?
– Хорошо, если мы не можем позволить себе такие вещи, то следует обходиться без них. Это бесчестно. Я немедленно должен сообщить в таможенное управление.
– И послать больше десятка человек в тюрьму или на виселицу, а их жен и детей оставить умирать с голоду или отправить просить подаяние на паперти. И за что? За жалкие крохи налогов, которые теряет правительство? И это ты называешь христианским поступком? Предупреждаю тебя, Гильберт, если ты это сделаешь, меня тоже арестуют, потому что я скажу, что все происходило с моего ведома, а ты ничего не знал.
Взгляд викария упал на чайницу и чайник.
– Догадываюсь, что это тоже часть подношений, – горько произнес он.
Она кивнула.
– Неслыханно! Тут творятся такие дела, которые я порицаю в проповедях. Мы должны отказаться раз и навсегда от нечестивых подношений.
Но Харриет знала, что он сомневается, и села рядом, положив ладонь на его руку.
– Мне невыносимо видеть, что ты лишен столь малых радостей, – вкрадчиво начала она. – Тебе платят так мало, а тут еще я для тебя обуза. Несправедливо заставлять тебя трудиться за такое пустяковое жалованье. Но если ты действительно хочешь, в следующий раз я оставлю записку, что нам ничего больше не нужно от них… Только это может их обидеть… и потом, дорогой, ты всех их так хорошо знаешь. Ты их женишь, хоронишь, крестишь их детей. – Это было верно. Его сопротивление ослабело, и Харриет поняла, что победила. Она была практична за двоих, и если правительство в Лондоне установило несправедливые пошлины, то умная женщина не упустила возможности извлечь из этого пользу. Она похлопала брата по руке. – Вот твой чай, дорогой. Потом ты все как следует обдумаешь и поймешь.
Харриет не сказала, что однажды, подглядывая из своего окна за разгрузкой, она узнала одного из контрабандистов. Но лучше об этом молчать, ведь совесть ее была неспокойна.
– Верни любимого ты мне, о, ветер с моря, – тихонько пела Изабелла, торопливо шагая по тропе, а Бет весело бежала впереди. С самого момента своего пробуждения она знала, что это будет особенный день, так и получилось. Настоящее приключение, вроде тех, что они с Ги придумывали, оставаясь вдвоем, вошло в ее серую монотонную жизнь, и она почувствовала себя по-детски счастливой.
Раскрасневшаяся и взволнованная, девушка подбежала к лачуге, гадая, там ли еще незнакомец или исчез, как те сны, что кажутся реальными, но сразу улетучиваются, когда проснешься. Дневная жара спала, и берег моря был залит золотым светом наступающего вечера. Она задержалась на пороге, чтобы отдышаться, собака остановилась рядом с нею. Ее волосы развевал ветер, отбрасывая пряди на прелестное лицо. Изабелла не представляла, какое впечатление она производит в своем выцветшем ситцевом розовом платье, отделанном кружевом, споротым с одного из старых платьев, найденных на чердаке.
Молодой человек, прислонившись к задней стене лачуги, удивленно и зачарованно смотрел на нее. Она увидела, что он надел рубашку. Темные волосы ниспадали на повязку, которую она сделала утром. Глаза у юноши были не черными, как ей показалось раньше, а бархатисто-карими. Несколько секунд они молча рассматривали друг друга, потом Бет коротко гавкнула, и они вышли из оцепенения.
Молодой человек наклонился вперед.
– Кто вы, черт побери? – спросил он на хорошем английском языке.
Изабелла ступила в лачугу.
– А вы не помните? Это я привела вас сюда сегодня утром.
– Не может быть, чтобы это были вы. Я, конечно, был едва жив, но отчетливо помню, что это был мальчик, парнишка-рыбак, который говорил со мной по-французски.
Изабелла очаровательно засмеялась своим заразительным смехом.
– Я француженка. И этим парнишкой тоже была я.
– Так это вы оставили мне молоко и хлеб, перевязали голову и накрыли этим пледом?
– Да, – она слегка покраснела при воспоминании о стройном обнаженном теле под пледом.
– Господи! Мой добрый ангел, и прекрасный ангел к тому же!
– Далеко не ангел, – сухо заметила она и подошла поближе. – Я смотрю, вы снова оделись. Высохла ваша одежда?
– Вполне высохла. – Он нахмурился. – Что вы здесь делаете, если вы француженка?
– Это длинная история. Как вы себя сейчас чувствуете? – Изабелла опустилась на колени рядом с молодым человеком, положив свой узелок, развернула салфетку. – Я принесла вам немного поесть. Лучше я ничего не могла найти, но все испечено сегодня, – с беспокойством сказала девушка.
– Выглядит соблазнительно, а пахнет еще более соблазнительно. Вы это украли для меня?
– Не совсем так. У меня есть друзья. Дайте мне сначала посмотреть вашу рану на голове. Я волновалась за вас утром.
– С раной дело обстоит неплохо. Немного болит, когда резко двигаю головой. – Он откусил большой кусок пирога с мясом. – Вот нога меня беспокоит. Я пытался пройтись, но смог сделать только несколько шагов. Боюсь, придется мне остаться на вашем попечении еще несколько дней. Безопасное ли это место?
Изабелла была в нерешительности. Она не подумала о том, что будет, если его здесь обнаружат. Ведь путники и бродяги иногда находили себе пристанище в этих заброшенных хижинах.
– Сюда мало кто ходит, разве только рыбаки. – Она села и серьезно спросила: – А что с вами случилось? Вы бежали из Франции?
– Похоже что так, верно, – грустно ответил он. – И в большой спешке. Видите ли, у меня не было никакого желания записываться в армию Бонапарта, но избежать этого очень трудно. В Кале я нашел капитана, который за плату согласился переправить меня на своем судне в Англию, но посреди пролива у нас возникли трудности…
– Вероятно, из-за таможенных судов в поисках добычи. А потом они забрали ваши деньги и бросили вас за борт?
– Откуда вы знаете?
– Догадываюсь. Это и раньше случалось. Закон очень суров к тем, кто пытается нелегально проникнуть в страну, и к тем, кто им помогает.
– А теперь, если меня поймают, то как только я открою рот, меня арестуют как шпиона и отправят в тюрьму.
– Возможно. Сейчас в Дуврской тюрьме таких много.
– Брр! – содрогнулся юноша. – Лучше уж пусть сразу ставят к стенке и расстреливают.
– О нет. Это было бы ужасно!
– У меня есть друзья в Лондоне, но как до них добраться? Вот в чем проблема.
– Я уверена, вы найдете выход. Можете остаться здесь на несколько дней, – горячо продолжала она. – Я могла бы приносить вам еду, а когда вы поправитесь…
– То смогу отправиться в дорогу. – Он мило улыбнулся ей. – В тот же момент, как я увидел вас, я понял, что вы будете моим ангелом-хранителем.
Он взял руку девушки и поцеловал, и тут Бет, терпеливо ожидавшая хозяйку у порога, вскочила и зарычала.
– Кажется, вашей собаке я не нравлюсь, – сказал он, улыбаясь.
– О, Бет очень дружелюбная собака, но немного ревнива. – Изабелла протянула руку. – Пойди сюда, глупая. Иди познакомься.
Однако Бет, готовая любить всех подряд, упрямо стояла на месте, отказываясь подойти к незнакомцу и не принимая кусочка лепешки, которую тот ей протянул.
– Она хочет сказать вам, что мне нельзя доверять, – произнес юноша. – Je suis d?sol?.
– Вовсе нет. Она дает понять, что пришло время ужина, и она права. – Изабелла встала. – Я не должна задерживаться. Если я опоздаю, то начнутся вопросы. Но я приду завтра рано утром и принесу компресс из настоя трав для вашей ноги.
– Вы еще и лекарь? Как мне повезло. – Он поймал ее руку, когда она собиралась уходить. – Как зовут мою спасительницу?
– Изабелла, – робко ответила девушка. – А вас?
– Моя мать звала меня Люсьеном. Какое-то мгновение она не могла сдвинуться с места, захваченная в плен чарующим взглядом, потом резко вырвала свою руку.
– Я должна бежать. До свидания, до завтра.
– До завтра, Изабелла. Ma belle.
Она ушла, а юноша со вздохом облегчения откинулся назад. Весь день он горевал по поводу своих безнадежно рухнувших планов, но теперь передышка обеспечена, причем самым приятным образом. Конечно, девушка могла бы предать его, но он ей доверял. Трудная жизнь с раннего детства научила его разбираться в людях, к тому же он вполне осознавал свои способности очаровывать. В запасе было несколько дней, чтобы подумать о будущем.
Когда Изабелла вернулась домой, шел уже восьмой час. Она поспешно поднялась в свою комнату, вымыла руки и привела себя в порядок, прежде чем пойти ужинать с миссис Бедфорд. Когда дядина семья жила в Лондоне, они с Ги обычно ужинали в комнате экономки.
– Сегодня ты припозднилась, дорогая, – мягко сказала миссис Бедфорд. – Неужели ты так долго была у мистера Холланда?
– Нет, но вечер был изумительный, и я пошла с Бет к морю. Там так прохладно, а это так приятно после дневной жары, и я зашла дальше, чем намеревалась.
– Ты не должна ходить туда по вечерам. Мало ли кого можно встретить.
– Обычно там бывают только рыбаки и дети. Многие из них мне знакомы.
Миссис Бедфорд нахмурилась.
– Твой брат был с тобой?
– Сегодня нет. Наверное, мистер Форест задержал его.
– Хорошо, не будем ждать его. Позвони, пожалуйста, в колокольчик, милая.
Ужин подали, а Ги так и не пришел. Потом Изабелла уединилась в своей комнате. Было жарко и душно, она пошире раскрыла окна и достала книги. Ей нужно было перевести латинский стих к следующему занятию с мистером Холландом, но как она ни старалась, мысли ее были далеко от изящных стихов Горация.
Quis multa gracilia te puer in rosa
perfumis liquidis urget odoribus…
«Что за юноша с волосами, умащенными благоуханными маслами, ласкает тебя, Пирра, в гроте, убранном розами…»
Нет, это грубо и нескладно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56