- Витька, ты сумасшедший! Боже мой!
Мэг замерла. Она просто не верила своим ушам!
Ей было видно все сквозь небольшую щелку, оставленную не до конца закрытой дверью. Как они - Витька и Юлечка - тут оказались? Их что, тоже пригласил Огнев?
Ее муж целовал в шею свою любовницу. Обвив его руками, она запрокинула голову и смеялась - все разрумянившаяся, тихая и счастливая.
- О, бэйби, бэйби...
Витька так называл и Мэг.
Юлечкина ладошка - узенькая, белая, с красивыми ухоженными ноготками скользила по его спине.
Онемев, Мэг сползла по стенке душевой кабинки. Села на корточки, уронила голову в коленки, зажала уши ладонями, чтобы не слышать чужих стонов... Внутри ее все кричало: "Хватит! Прекратите немедленно! Перестаньте!"
Тонкие вскрики Юлечки затихли, до слуха Мэг донеслась какая-то возня... Прищурившись, она смотрела на пол душевой. Белая неровная поверхность с каким-то ребристым узором... И тут волна ярости - тяжелой, бессмысленной, - вспыхнула в ней как пламя, заставляя забыть обо всем на свете. Эта последняя капля переполнила чашу.
"Ты дура совсем, да?! Ты здесь будешь рыдать в три ручья, а эта сучка будет трахаться с твоим мужем у тебя на глазах?!" Откуда-то из глубин памяти всплыла хлесткая фраза, сказанная Матвеевым: "неудачница, пытающаяся корчить из себя бог весть что".
Ничего больше не соображая, Мэг выхватила из сумочки шприц и, распахнув дверцу душевой, выбралась наружу. В ванной уже никого не было: видимо, Витька и Юлечка только что вышли... Дико озираясь, Мэг выскочила в коридор, пробежала в заполненный народом холл. Здесь уже вовсю шли танцы. Пьяные гости рьяно отплясывали, сверху сыпали конфетти, под ногами путались белые и синие воздушные шары...
Полуослепшая, полуоглохшая, Мэг пыталась найти этих двоих. Они оказались совсем рядом: просто стояли, тесно прижавшись друг к другу, и смотрели глаза в глаза... Для них здесь звучала другая музыка, и это ясно читалась по их лицам. Они были молоды, красивы, счастливы и влюблены как глупые подростки.
Мэг разом обессилела от острой ревности, зависти и какого-то животного ужаса. Два шага вперед... Как в замедленной съемке. Пальцы холоднее льда... Ни Витька, ни его сучка не видели своей смерти.
В этот момент зажигательная попса сменилась какой-то красивой печальной песней. Гости тут же поделились на пары, часть побежала наверх к фуршетным столам...
Всего несколько метров отделяло Мэг от Юлечкиной спины. Она уже представила себе, как всадит свой шприц между ее острыми лопатками, проглядывающими сквозь шелк черного вечернего платьица...
И в этот момент кто-то толкнул Мэг под локоть... Шприц выскользнул из ее ладони и с едва различимым звоном ударился об пол. Она упала на колени, пытаясь найти его среди непрестанно двигающихся туфель и ботинок... Тяжелый каблук опустился на тонкостенный корпус, он треснул, и тут же чужие ноги расшвыряли в стороны его мелкие осколки и растерли по паркету крохотную лужицу.
Чья-то рука потянула Мэг наверх. Разумеется, это был Волков.
- Вставайте, - произнес он сочувственно. - Вы разрешите пригласить вас на прощальный танец?
Все еще находясь во власти своего гнева и отчаяния, она вскинула на него опустошенный взгляд.
- Что?
- Я стоял вон там, на верхней ступеньке, и наблюдал за вами, - ласково произнес Волков и притянул ее к себе. - Что было в вашем шприце? Какой-нибудь нервно-паралитический яд?
Мэг попыталась вырваться из его объятий, но Волков не дал ей ускользнуть. Он двигался очень хорошо, невольно подчиняя и Мэг глухому ритму музыки. Сознание постепенно начало возвращаться к ней.
- Отпустите меня. Мне надо домой... - простонала она.
- Не спешите, - безмятежно отозвался Волков. - Скорее всего, вам еще очень не скоро придется танцевать. Ловите момент и наслаждайтесь тем, что дарит вам судьба.
- Вы что же хотите обвинить меня в покушении на убийство? ошеломленно проговорила она. - Я лучше покончу с собой, чем сяду в тюрьму!
Волков прижал ее к себе еще крепче.
- У вас не будет в этом нужды, - шепнул он, целуя ее в висок. - Боюсь, вы не принадлежите этому миру... Ох, Мэг, как же мне будет вас не хватать! Видит бог, я хотел поговорить с вами, предупредить... Но у вас такое сильное отторжение, что мне с ним не справиться. Я не могу держать вас под контролем и потому вынужден вас изолировать. Иначе вы принесете неисчислимые беды не только мне, но и себе.
Внезапно он увидел что-то за ее спиной, кому-то кивнул...
- Пойдемте, пришло ваше время.
Взяв ее за плечи, он повел ее к выходу. Мэг не сопротивлялась.
Кто-то подал ей пальто, Волков предупредительно открыл перед ней входную дверь.
На улице шел слабый снег.
Их сопровождали незнакомые мужчины в кожаных куртках: ни одного из них Мэг не знала. Волков подвел ее к какой-то машине-фургону, распахнул заднюю дверцу. Сначала внутрь забрался один из сопровождающих. Следом Волков пригласил Мэг.
- Забирайтесь. Сейчас вас отвезут.
Она послушно села на длинное сидение, тянущееся вдоль стенки, Волков опустился напротив.
- Дайте сюда ваши руки!
Голос его звучал мягко, но в любом случае Мэг не могла противиться. Она послушно протянула ему ладони, и Волков ловко нацепил на ее запястья наручники.
- Извините, это так, на всякий случай.
И только в этот момент чувство самосохранения наконец-то пробудилось в ней. Она дернулась, но сидящие по бокам мужчины, тут же сжали ее локти.
Волков нежно коснулся ее щеки.
- Я буду всегда помнить о вас, - прошептал он едва слышно. - Вы исключительная женщина! Только вам надо немного отдохнуть и привести себя в порядок.
Поцеловав ее в щеку, он поднялся.
- Прощайте.
Спрыгнув в снег, махнул рукой водителю.
- Заводи.
Мэг рванулась было следом.
- Что это значит?! Куда вы меня везете?!
Взгляд Волкова был грустен.
- Вы ведь все равно собирались попасть на прием к психиатру? Я облегчу вам эту задачу...
Дверцы машины захлопнулись и стало темно.
* * *
Белый кабинет, стеклянный шкафчик, клеенчатая кушетка. Прямо напротив - стол, за ним - врач. Такие считаются роковыми красавцами: черные волосы, гладко выбритое мужественное лицо, сине-зеленые прозрачные глаза, в которых можно утонуть. Единственное, что портило красавца - его верхние веки едва доставали до края радужной оболочки, и от этого взгляд казался слегка безумным...
Мэг - в смирительной рубашке, запеленатая как младенец - сидела перед ним.
Это был дурдом, психушка. Ее привезли сюда как больную. Ох, господи! Это не укладывалось в голове!
...Ее только что раздели догола, отобрали все вещи, осмотрели... И все это проделывалось так, как будто она не была человеком, как будто трое здоровых санитаров и медсестра с толстым, пыльным от пудры лицом всего лишь играли с ней, словно с куклой.
Как только с нее сняли наручники, она попыталась было вырваться, убежать... Ловко заехала одному из санитаров в красную раскормленную рожу, врезала другому... Но вскоре в приемный покой прибыли еще санитары с серыми шерстяными одеялами в руках. Загнав ее в угол, они накинулись на нее, и через несколько секунд ее уже поставили на ноги - бледную, испуганную, с туго прикрученными к телу руками, - и доставили в этот кабинет.
Мэг чувствовала себя пойманным животным. Злость сотрясала все ее тело, и одновременно дикий страх леденил душу: как так - она попала в психиатрическую лечебницу? Она - умница-красавица Маргарита? Та, которая нравилась столь многим мужчинам, чьи мозги работали лучше многих и многих...
- Ну что, вы немного успокоились? - тихо осведомился доктор и, не дождавшись ответа, сказал: - Тогда давайте знакомиться. Я - главный врач этой больницы, Наветный Валентин Валерьевич. А вас как зовут?
- Вы что, не понимаете, что я абсолютно нормальна?! - прошипела Мэг сквозь зубы. - Почему меня привезли сюда?! Неужели слова Волкова достаточно, чтобы упечь здорового человека в дурдом?!
Валентин Валерьевич вздохнул.
- А вы не находите, что здоровые люди обычно отвечают на вопросы? Хотя бы просто из вежливости...
"Ох, черт... - Мысли Мэг путались. - Надо и вправду отвечать, а то он подумает бог весть что".
- Меня зовут Маргарита Александровна Науменко. Что еще вы хотите узнать?
Доктор радостно улыбнулся.
- Ну вот и отлично! Вы уже идете на контакт. Что ж, тогда давайте продолжим беседу. Есть ли у вас какие-либо жалобы?
- Если я скажу, что у меня есть жалоба на вас, это поможет?
- Нет, конечно. Тем более, что жалобы такого рода я слышу минимум раз сто на дню. Меня больше интересует ваше здоровье. Мне кажется, вы серьезно сдали за последнее время, Маргарита Александровна. Нервы стали пошаливать, голова разламывается, сон плохой... Разве не так?
Мэг смотрела на него затравлено.
- Это еще не признак душевной болезни!
Но вопреки ее ожиданию Валентин Валерьевич тут же с ней согласился:
- Конечно. Я и не стараюсь подогнать факты под действительность. Мы просто изучаем то, что с вами произошло.
Под его странным, безумным взглядом Мэг невольно вжалась в спинку стула.
- Я не понимаю, о чем вы говорите!
- Серьезно?
Нагнувшись, Валентин Валерьевич выудил из нижнего ящика стола объемную папку. Подшитые бумаги зашелестели под его пальцами...
- Последнее время вы работали в "Промхолдинге" в качестве секретаря-референта, так? Но видимо пребывание в этой компании оказало слишком сильное давление на ваши и без того расшатанные нервы. Вот это досье, - он показал на папку, - передали мне из службы безопасности "Промхолдинга". Они внимательно присматривались к вам и, в конце концов, были вынуждены доставить вас в наше заведение. К сожалению, у вас серьезные проблемы со здоровьем, Маргарита Александровна.
- Какие?! - Мэг уже просто не могла сдерживать себя.
Валентин Валерьевич поднялся со своего места и подошел к ней почти вплотную. У него был особый запах - не поймешь, то ли лекарства, то ли какой-то странной туалетной воды.
- Первейший признак душевного нездоровья - это когда человек отстраняется от общения с себе подобными, - проговорил доктор, глядя ей прямо в глаза. - Больной начинает заниматься самокопанием, ему кажется, что в мире происходят какие-то странные события, которых он не может объяснить...
От его слов у Мэг похолодело в груди.
- Потом он как бы находит объяснение всему происходящему. Он может решить, что он просто гений, или же внутри его развивается какая-то таинственная болезнь, или же у него есть особая миссия на этой земле. Вариаций множество. Кстати, одна из самых любопытных, это когда больной начинает думать, что он является секретным агентом спецслужб... Но это ни что иное, как обыкновенный бред.
- Это не может быть бредом! Я не...
- Зачастую люди даже не подозревают, что они больны, - мягко перебил Мэг доктор. - Например, такое серьезное заболевание как параноидная форма шизофрении вообще отличается высокой структурированностью бреда. Человек ведет себя нормально во всех ситуациях, если они не касаются его больной темы. Бывает и так, что у него имеется целый букет бредовых идей: например, идея ревности, в сочетании с идеей великой миссии и манией величия. При всем при этом больной уже перестает понимать, что является правдой, а что всего лишь пригрезилось ему. У него возникают ложные воспоминания, и он на полном серьезе считает, что с ним происходило то-то и то-то... Но на самом деле не было никаких секретных заданий, не было никаких заказных убийств и расследований... Была тяжелая психическая травма, которая привела к затяжному расстройству, сопровождаемому повышенной агрессивностью, псевдовоспоминаниями и галлюцинациями...
- Вы все это подстроили! - вне себя воскликнула Мэг.
Этого просто не могло быть! Да, она расстроена, да, у нее затяжная депрессия... Но она не сумасшедшая! И ее воспоминания не ложны! Она просто не смогла бы придумать каждый день работы в Структуре!
- Я не знаю, чего вы хотите этим добиться, - проговорила она, тяжело дыша. - Но передайте своему хозяину Волкову, что он меня подобными трюками не запугает. Руки коротки! Он вам платит, за то, чтобы вы убеждали людей в их сумасшествии...
Она рванулась изо всех сил, пытаясь высвободиться из смирительной рубашки...
Валентин Валерьевич покачал головой.
- У вас еще и мания преследования. Совсем плохо. Знаете, чем отличается бред от обыкновенной человеческой ошибки? Здоровому человеку можно объяснить, что он заблуждается. Больной же не слушает никаких убеждений. Он свято верит, что он прав и никакими доказательствами его не проймешь. Но мы попытаемся сделать все, что только можно.
Вернувшись к своему столу, он нажал на кнопку звонка. В дверях тут же появилась давешняя толстая медсестра.
- Марья Ильинична, запишите, пожалуйста... Раствор аминазина внутримышечно...
Та взглянула на Валентина Валерьевича поверх очков.
- По нарастающей?
- Да-да... Постепенно увеличьте дозу до шестисот миллиграмм.
Мэг вскочила на ноги.
- Слушайте, вы... Я не позволю себя колоть!
Но ни тот, ни другая не обратили ни малейшего внимания на ее протест.
- И вызовите санитаров, - добавил доктор, пряча в стол досье на Мэг. Я думаю, пока эту больную надо определить в наблюдательную... В любом случае через несколько дней у нее наступит явное улучшение самочувствия.
ГЛАВА 20
В этой палате никогда не бывало темно. Даже ночью где-то под потолком холодно горела голубоватая лампа. Это делалось для того, чтобы постовая медсестра всегда могла видеть через маленькое окошечко, что здесь происходит.
Койка Мэг - ближе всего к двери. Здесь неудобно, по ногам гуляет сквозняк, прогнутая сетка свешивается чуть ли не до пола, но у нее просто нет сил перебраться на одну из трех пустующих кроватей. В ее теле катается шестьсот миллиграмм аминазина. Это называется "ударная доза".
Сколько дней Мэг лежала на этой койке - пять? десять? Она уже не могла осознать. Все - тело, мозг, душа - были какими-то полумертвыми. Сначала Мэг еще считала сутки по тому, как в наблюдательную палату входила медсестра в сопровождении двух дюжих санитаров. Они приносили с собой шприц и полотенца. Полотенца нужны были, чтобы связывать Мэг.
После этого всегда наступал покой и безмятежность. Сознание плыло словно по волнам, и только где-то далеко, в самой глубине, бился голос: не сметь! не подчиняться! выжить!
Она знала, что именно так во времена Брежнева сводили с ума неугодных людей: постепенно отравляли их мозг различными медикаментами. И после этого те, кому больше всех надо было от жизни, становились тихими и спокойными, и от этого спокойствия уже не было лекарства.
Стискивая зубы и обливаясь холодным потом, Мэг напрягалась изо всех сил, чтобы не дать этим извергам убить себя. Но она уже не могла сопротивляться.
Волков решил не просто ликвидировать ее, а ликвидировать "красиво": он оставлял в живых ее тело и убивал разум, душу, все то, что на самом деле и является Маргаритой Науменко.
Но стоило Мэг подумать об этом, как новые сомнения одолевали ее: а что, если она действительно больна? Что, если Валентин Валерьевич был прав, и она просто не в состоянии различить, что является бредом, а что правдой? Ведь у нее уже было чувство нереальности всего происходящего. Тогда, в библиотеке... Волков появился перед ней как призрак. К тому же он всегда знал то, что знать невозможно... Разве человек может такое проделывать? И та история о старинной книге, от которой люди лишаются рассудка... Может, дело именно в ней?
Или же не было никакой "Vade mecum", и все это - лишь сон? И она действительно сошла с ума от невыносимой любви к своему мужу?
"Витька... Почувствуй, что я попала в беду! Приди! Меня надо спасать, я погибаю..."
Но что он мог почувствовать? Он чувствовал Юлечку. Он счастлив с ней, и если Мэг действительно любит его, то разве она вправе лишать его этого счастья? Ей надо радоваться, что ему хорошо. А себя принести в жертву.
От этих мыслей хотелось призвать к себе смерть.
Единственное, что удерживало ее на плаву, так это мысль о Структуре. Узнав, что задание по ликвидации Огнева не выполнено, Сергей Иванович сразу должен был попытаться разыскать ее. Нужно было перетерпеть еще день, еще два...
- Они все равно сломают вас, - прошептал кто-то рядом с ней. - Как ни трепыхайтесь, как ни буйствуйте. Не жилица вы на этом свете...
Мэг медленно повернула голову на подушке. В палате был кто-то еще. Человеческая тень - маленькая, угловатая, вертлявая, - двигалась от койки к койке, словно ища чего-то. Свет то разгорался, то гас в глазах Мэг, мешая ей разглядеть все как следует.
- Галлюцинация... - мертвенно прошелестела она, чтобы только услышат себя и отпугнуть проклятое видение.
Но тень и не думала исчезать. Более того, она вдруг приобрела форму невысокого худенького дядечки, заросшего черной щетиной, - в обычной больничной пижаме и стоптанных тапках. В руках у него была швабра с намотанной на нее половой тряпкой.
Нервно покосившись на окошко, за которым дремала постовая медсестра, он осторожно положил швабру на пол и чуть ли не на четвереньках подскочил к изголовью Мэг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25